редств. Мы уже указали, что
бомбами, изготовленными  в лабораториях БЦ, была взорвана дача Столыпина (25
августа 1906 г. ), они же сыграли решающую роль и в знаменитой экспроприации
в  Фонарном переулке в Петербурге (27 октября 1906 г. ). Оба эти предприятия
были   организованы   эсерами-максималистами.   Устное   предание,    прочно
державшееся  в социал-демократических кругах  дореволюционных лет, говорило,
что именно поэтому значительная часть денежных сумм, захваченных в  Фонарном
переулке,  попала в руки  БЦ, как  попала туда  же часть  денег,  похищенных
эсерами-оппозиционерами в  банке  Московского  Общества взаимного  кредита в
Москве (апрель
     1906 г. ).
     Дело этим не ограничилось. Известно,  что в 1906--1907 гг. большевики в
Петербурге и Москве серьезно разрабатывали план  выпуска  фальшивых денег. К
этому плану Красин вернулся в
     1907 г.  и заказал в Германии бумагу  с водяными знаками  для печатания
фальшивых трехрублевок47.
     * * *
     Основная  тройка  БЦ  --  его  "финансовая  группа" в  составе  Ленина,
Богданова  и  Красина  --  в  1906--1907  гг.  была  талантливо  построенным
аппаратом  для  "принудительного отчуждения" в пользу большевистской фракции
не  только  правительственных   средств,  но  и  сумм,  предназначенных  для
общепартийной  кассы. В выборе  методов не стеснялись: лишь  был  бы крупный
доход. Никаких признаков,  которые давали бы основание  говорить  о  наличии
каких бы то ни было разногласий по этим вопросам внутри "финансовой группы",
найти не удается не только для  периода до Лондонского съезда, но и для того
полугодия  после  этого  съезда,, когда  политические лидеры  БЦ  продолжали
оставаться  в России. Но отсутствие разногласий  внутри  "финансовой группы"
отнюдь не следует принимать за доказательство отсутствия разногласий  внутри
фракции  большевиков  вообще.  Наоборот, можно доказатьг что разногласия  по
этому вопросу среди  большевиков существовали, и притом весьма значительные.
Разложение, которое  экспроприации вносили в народные массы вообще, а в ряды
рабочих


     организаций в  особенности, было  настолько  велико,  что отрицательное
отношение  к  ним  проникало  и  в среду  большевиков.  Строгая  фракционная
дисциплина,  которая этими последними была установлена, не  позволяла  этому
отрицательному   отношению  вырываться   наружу.  Но  на  Лондонском  съезде
вскрылись его размеры
     Основная борьба по  этому вопросу  на  съезде  велась  не  на пленарных
заседаниях,  а в  комиссиях,  материалов о работе  которых  не  сохранилось.
Ничего не говорят о ней и мемуаристы, так как авторы-большевики  (едва ли не
единственные,  кто  имел  возможность  печатать  свои воспоминания  об  этом
съезде)  предпочитают  обходить  этот  вопрос  молчанием.  Но  по  рассказам
немногих из участников съезда,  доживших до наших дней, мы можем установить,
что в  комиссии  съезда, которая обсуждала этот вопрос,  выяснилось  наличие
существенных расхождений внутри большевиков. Целый ряд видных большевиков во
время закулисных переговоров  заявляли, что они не могут открыто выступить с
осуждением той практики, которая до тех пор применялась их лидерами, так как
многие из них разделяют  ответственность за  это прошлое,  но что  они будут
бороться против ее применения в будущем, настаивая лишь на предании забвению
того,  что  было  в прошлом, так  как  постановка вопроса  о прошлом  только
обострит отношения.
     Положение  осложнялось  тем  фактом,  что   вопрос  об  экспро-приациях
ставился как  частный случай большого вопроса о "партизанских формах борьбы"
против  террористических мероприятий правительства, а  практика партизанских
нападений  на  карательные   полицейские  отряды,  которые  расправлялись  с
населением  в  периоды  народных волнений, была широко развита  не  только в
Прибалтийском крае (движение "лесных  братьев"), но и на Кавказе, особенно в
Грузии.  И.  Г. Церетели  вспоминает, что Ленин тогда  в  частном  разговоре
поставил перед Н. Н. Жордания  вопрос, согласится ли он исключить из партии,
как   того  требовала  резолюция  меньшевиков,  тех  гурийских  крестьян  --
социал-демократов,  которые нападут на  казаков, насильничающих в  их родных
деревнях48.  В результате комиссия, по существу одобрявшая мысли,
положенные в основу меньшевистского проекта резолюции, приняла ряд поправок,
существенно  смягчавших  его  формулировки.  И  этот  смягченный  проект был
предложен  съезду  от  имени  четырех  из пяти  основных  группировок (кроме
большевиков).
     Эти воспоминания о тогдашних спорах в комиссии  и за кулисами полностью
подтверждаются  анализом  данных,  закрепленных  в   официальных  протоколах
съезда. Проект резолюции, предложенный комиссией  от имени четырех делегаций
(меньшевики, польские социал-демократы, Бунд и латыши), на заседании 1 июня



     1907  г.  был  принят  большинством  в  170  голосов  против  35  и  52
воздержавшихся.  Для  общего  настроения  съезда  характерно не  только  это
огромное  большинство (66 %) высказавшихся против  партизанских выступлений;
едва ли не еще более показательно, что  лишь  совсем  ничтожное  меньшинство
(всего  13,  6  %)  открыто проголосовало  против резолюции, т. е.  защищало
практику партизанских нападений.
     Так  как  голосование было  поименным,  то  имеется  возможность  более
детально  разобраться  в настроениях делегатов-большевиков.  Из 35  человек,
голосовавших против резолюции,  большую половину составили  социал-демократы
Латышского  края  (18   делегатов),   где  была   особенно   широко  развита
партизанская борьба против карательных отрядов. Российских большевиков среди
противников резолюции оказалось всего 17 человек, что составляет  только 16,
2  %  общего  состава большевистской  фракции  съезда  (на  съезде было  105
большевиков).
     Для  понимания общего настроения большевистской фракции едва  ли не еще
более характерен другой факт: несмотря на строгую дисциплину, которая царила
среди большевиков  на съезде,  нашлось  шесть делегатов-большевиков, которые
подали свои голоса  за резолюцию, т. е. за запрещение экспроприации,  причем
все эти делегаты были из центрального промышленного района (трое из Москвы).
В подавляющей массе делегаты-большевики при голосовании воздержались, причем
среди воздержавшихся были такие видные представители большевистской фракции,
как А. П. Смирнов, тогда один из лидеров Петербургской  организации;  С.  Г.
Шаумян,  известный  тогда лидер  большевиков  Закавказья;  Н. Н.  Накоряков,
который тогда  был представителем Уральского областного комитета большевиков
для  политического"  руководства  теми  боевыми  дружинами,  о которых  было
рассказано выше49. Отметим, попутно, что среди воздержавшихся был
также  К.  Е.   Ворошилов,  тогда   делегат  от   Луганска,  и  ряд   других
провинциальных большевиков. Настроение  на съезде было таково, что многие из
недавних  сторонников  "партизанских  выступлений"  в  дни  съезда  начинали
пересматривать свое отношение к вопросу.
     Это общее настроение большевистской фракции съезда, конечно, нашло свое
отражение также в голосовании и членов самого БЦ, который  как  раз в те дни
был избран в новом расширенном составе. Среди них не нашлось голосовавших за
резолюцию комиссии,  но зато  против  резолюции, т. е. в защиту партизанских
выступлений, проголосовало всего только три члена БЦ: Ленин, Дубровинский  и
Каменев.  Полезно  здесь  же  отметить,  что  среди  остальных  большевиков,
проголосовавших тогда  вместе с Лениным, было  очень мало людей,  оставивших
какой-либо след  в истории большевистского движения.  Таковыми можно считать
лишь



     М. Н. Лядова,  М. Томского  и Ем.  Ярославского. Среди  остальных  было
несколько второстепенных деятелей  боевых  организаций, например Н. Скворцов
из Златоуста50, Э. Лугановский из Нижнего Тагила и др.  -- сплошь
рядовые провинциальные работники, не  игравшие никакой мало-мальски заметной
роли.
     Это  была  изоляция Ленина по данному  вопросу  внутри его  собственной
фракции,  изоляция  тем  более подчеркнутая, что  по  случайным причинам оба
остальных  члена "финансовой группы" в списках голосовавших не фигурировали:
Богданов  был на  съезде с совещательным голосом,  а Красин, арестованный  в
Москве,  вообще  отсутствовал. Но  и  при  учете  этой  случайности  наличие
расхождения  между позицией  Ленина и позицией  большинства членов  БЦ  было
весьма  заметным.  Из   15  членов  БЦ  на   съезде  с  решающими   голосами
присутствовало 11 (кроме Красина арестованы были Рыков и Шанцер), из которых
5  воздержалось  при голосовании (Гольденберг-Мешковский,  Зиновьев, Рожков,
Тара-тута и Теодорович), а трое вообще  не занесены в список участвовавших в
голосовании  (Линдов,  Ногин  и  М.  Н.  Покровский).  Объяснение  этому  их
отсутствию может  быть, по-видимому,  только  одно: они не  хотели, чтобы их
имена  стояли  в  списке  хотя  бы  только  воздержавшихся  при  голосовании
резолюции с осуждением экспроприации, к которым они (относительно Линдова  и
Ногина это известно) относились резко отрицательно, но в то же время считали
невозможным  и  голосовать  за  резолюцию осуждения,  так  как  это  слишком
подчеркивало  бы  наличие  глубокой  трещины  внутри БЦ  по  столь  больному
вопросу. Именно  поэтому они  покинули  заседание51 перед началом
голосования: это был обычный тогда прием.
     Таким образом,  внутри БЦ  определенных  защитников экспроприации  было
всего 5 человек (Ленин, Богданов, Дубровинский, Каменев и  Красин), а людей,
которые или колебались  в  этом вопросе,  или  относились к экспроприациям с
большею или меньшею долей осуждения,  было  не  меньше  8 (позиция Рыкова  и
Шанцера в точности неизвестна).
     Конечно, на отношение к данному вопросу порою влияли факторы случайного
характера.  Известную  роль  играли,  например,  местные   конфликты  вокруг
экспроприации  (по-видимому,  именно  в  этом  направлении  следует   искать
объяснения позиции Шаумяна, который принадлежал к последовательным ленинцам,
но  был вынужден  вести борьбу  с бандитизмом  и  вымогательствами,  которые
Сталин насаждал в Баку). Но к этим случайным факторам  очень хорошо подходит
старая  истина  о  наличии  своей  закономерности  даже  и  в  случайностях.
Первопричиной  их всех  было разлагающее  влияние  экспроприации  на  судьбы
рабочего движения;  и те  элементы  большевистской  фракции, которые  больше
других были склонны считаться с интересами этого движения, пер-




     выми начинали  рвать  с  экспроприаторской практикой БЦ  1906--1907 гг.
Совсем не случайно  среди  воздержавшихся или уклонившихся от голосования за
резолюцию  с  осуждением экспроприации было так много большевиков, которые в
последующие   годы   принадлежали   к    лагерю   "большевиков-примиренцев":
Меш-ковский, Ногин, Линдов, Теодорович, Рожков.
     * * *
     Именно  эти  будущие  "примиренцы" во  время закулисных  переговоров  в
Лондоне  давали  обещания положить конец практике экспроприации,  но это все
были обещания, данные без  хозяина. Ни с "большевиками-соглашателями", ни  с
официальными решениями съезда "финансовая группа" считаться не собиралась, а
она и  при новом  составе  БЦ держала в своих руках  и весь аппарат БЦ, и  в
особенности все  нити  его  конспиративных  предприятий. В  этом  вскоре все
убедились на примере большой экспроприации  на Эриванской  площади в Тифлисе
(25 июня  1907  г.  ),  которая была  проведена группою Камо с благословения
"финансовой группы". Благословение было выдано уже после Лондонского съезда;
тем  более  после съезда "финансовая группа" приняла  от  Камо  "имущество",
захваченное на Эриванской площади, и подписала договор с группой Камо об его
реализации.
     Ленин  во  всех  этих переговорах принимал  личное участие,  и Крупская
совсем  не  случайно,  каждый раз,  когда упоминает о Камо, перечисляет всех
членов "финансовой группы"; подчеркивая,  что  Камо "страстно был привязан к
Ильичу,  Красину,  Богданову"52  --  ко  всем  троим. "Финансовая
группа"   свои   предприятия  конспирировала  не   только   от   официальных
общепартийных центров,  но  и от  пленума самого БЦ: только так  можно  было
толковать  данное  Камо  ("кавказской  группой")  обязательство  "финансовой
группе" ("коллегии трех")  "ни при каких условиях" не нарушать общую тайну и
не переносить "обсуждение дела о порученном  имуществе в какую бы то ни было
партийную организацию,  не  допускать  такого обсуждения,  не участвовать  в
нем".
     Формулировки этого договора не оставляют места для сомнений в том,  что
запрет  этот касался и пленума БЦ -- его, по-видимому, даже больше и  прежде
всего,  а  юридическая  точность  формулировок  заставляет  думать,  что  их
авторство  принадлежит  не  Камо,  а  вернее всего  Ленину,  который  один в
"финансовой  группе" прошел школу  юридических наук  и  в  то  же время имел
огромный опыт в практике внутрипартийных споров, лучше других предусматривал
возможные в этой области осложнения.
     Политические  разногласия,   которые  вскоре   после   разгона   Второй
государственной  думы  (3 июня по ст.  ст. 1907 г. )  легли между  Лениным и
Богдановым, ни в коей мере не мешали их дружному


     сотрудничеству  по   делам,  касавшимся  "финансовой   группы"  Никаких
указаний на расхождения в этой последней плоскости мы не имеем, и совместная
работа  их  жен по зашиванию  тифлисских пятисотрублевок  в  старую  жилетку
Лядова с полным основанием может быть рассматриваема как своеобразный символ
прочности этой  их  кооперации.  Более  важно, что  это была  жилетка именно
Лядова,  того самого,  чье имя  в  протоколах  Лондонского съезда  в  списке
защитников права на  "эксы" стояло рядом с именем Ленина; равно как не менее
важен  и  другой  факт,  что  непосредственно  после  Лондонского  съезда  в
центральном  аппарате  БЦ появился Дубровинский, который в  Лондоне по этому
вопросу об "эксах" голосовал тоже вместе с Лениным.
     Это были, конечно, детали, но они  крайне характерны  и  для тогдашнего
настроения Ленина,  и для общей атмосферы  в  БЦ  после Лондонского  съезда.
Крупская   сближение   Ленина   с   Дуб-ровинским   объясняет   "беззаветною
преданностью Инокентия делу" и его "решительностью в борьбе",  напоминая при
этом и об  его личном участии  в московском  восстании декабря 1905 г., и об
его  роли  в  кронштадтском  восстании  июля   1906  г.   53  Эти
биографические справки верны; Дубровинский действительно отличался и большим
личным мужеством, и преданностью делу. Но не следует забывать, что в аппарат
БЦ Ленин его взял не после декабря 1905 г.  и не после июля 1906  г., хотя и
тогда  он  уже знал Дубровинского лично,  а  только с июня-  1907  г., после
Лондонского  съезда, на котором Дубровинский доказал не  личное  мужество, а
свою готовность вместе с Лениным идти даже на защиту "эксов".
     Ленин, конечно, ценил  и  "беззаветную преданность  делу  революции"  и
"решительность в борьбе", но  с его точки зрения не это было главным: своими
ближайшими  сотрудниками  он  делал  все  же только  тех, кто показывал свою
способность стать его верным оруженосцем, и  в  мае 1907  г.  мерилом  такой
верности он был склонен  брать готовность идти с ним  до конца  в вопросе об
эксп-роприациях. Даже близость по большим  политическим  вопросам  имела для
него   в  это   время  меньшее  значение.  Так,   например,  Меш-ковский   и
Рожков54  в июле  1907 г. были ему политически много  ближе,  чем
Каменев, который как раз  в  это время  выступил в печати главным оппонентом
Ленина по вопросу об участии в Третьей государственной думе55, но
своим помощником по редактированию "Пролетария" Ленин все же выбрал не их, а
Каменева, который хотя и занимал  другую  позицию по  вопросу о выборах, но,
как мы видели на Лондонском съезде,  тоже голосовал вместе  с Лениным против
резолюции о запрещении партизанских выступлений.
     В  период,  непосредственно  следовавший  за  Лондонским  съездом,  при
подборе ближайших сотрудников для работы в цент-


     ральном  аппарате  БЦ  для  Ленина  решающую  роль играли  соображения,
связанные с интересами  "финансовой группы". Личные отношения между  членами
этой последней и их ближайшими сотрудниками были, казалось, самыми  лучшими.
Во всяком  случае,  между Лениным и Богдановым, которые жили на  одной общей
даче "Ваза" в Куоккала. После Лондонского съезда  вместе с ними  поселился и
Дубровинский, и "Ваза" окончательно стала штаб-квартирой БЦ.
     Был  только один  пункт,  который  заставляет думать, что  уже тогда  в
отношениях между членами  "финансовой группы"  намечалась некая трещина. Это
было появление В. К. Таратуты ("Виктора") на руководящей работе в БЦ.
     Вокруг этого "Виктора", начиная с 1906  г., накопилось много неприятных
разговоров и обвинений. Не  только Землячка (Р. С.  Залкинд), которая  среди
большевиков с давних пор была известна как крайне неуживчивый человек, почти
склочница  по  натуре, но и  такие  уравновешенные люди,  как И.  А.  Саммер
("Лю-бич") и ряд  других  (позднее, с 1908  г., среди  них видную роль  стал
играть  Богданов),   были  убеждены,   что  Таратута   является  полицейским
агентом-провокатором. Это обвинение  было  неправильным, и мы  теперь знаем,
что  именно  придавало  внешнюю  убедительность  некоторым  из  улик  против
Таратуты:  среди  ближайших   сотрудников  Ленина  в  те  годы  за  границей
действительно был провокатор -- доктор Житомирский -- "Отцов", который и был
виновен в выдачах, приписанных в свое  время Таратуте56. Но в  те
годы  Житомирского  никто  не  подозревал,  а  скандальные  истории  личного
характера, которых было много в биографии Тара-туты,  делали правдоподобными
и обвинения в предательстве.
     Этого  Таратуту  Ленин  взял  под свое  особое  покровительство с  того
момента, когда выяснилось,  что Таратута сможет  сыграть большую роль в деле
получения  наследства Шмита,  и  на Лондонском съезде  именно  Ленин  провел
Таратуту в члены БЦ и в кандидаты в общепартийный  ЦК. В истории партии это.
был  вообще единственный  случай, когда  в  центральное учреждение  избирали
человека, против которого несколько раз возбуждалось обвинение в его связи с
полицией; поэтому вполне естественно, что его кандидатура вызывала серьезные
возражения особенно среди большевиков,  которые лучше других  были знакомы с
биографией  Таратуты. Но  Ленин  бросил на  чашу весов весь свой авторитет и
настоял на  избрании. Приблизительно  к  этому  времени  относится  разговор
Ленина с  Н.  А.  Рожковым,  который крайне важен  для понимания  не  только
Таратуты, но и Ленина. На  основании сведений, которые он имел о Таратуте по
Москве, Рожков охарактеризовал последнего, как "прожженного негодяя".  Ленин
не оспаривал  характеристики, но настаивал,  что именно поэтому  Таратута  и
является особенно "незаменимым человеком" для большевиков.



     "Тем-то  он  и  хорош,  --  говорил  Ленин,  -- что  ни  перед  чем  не
остановится. Вот, вы, скажите прямо, могли бы за деньги поит на содержание к
богатой  купчихе? Нет? И я  не пошел бы, не мог бы себя пересилить. А Виктор
пошел... Это человек незаменимый".
     Для  Ленина  такой подход  к вопросам  элементарной  морали  был вообще
характерен. Он при всяком удобном и  неудобном случае старался внушать своим
последователям, особенно из молодежи, что "партия не пансион для благородных
девиц" и что "иной мерзавец может быть для нас именно  тем и полезен, что он
-- мерзавец"57.
     Конечно,  далеко  не всякого  "мерзавца"  Ленин брал  под свое  высокое
покровительство, а тем более далеко не каждого из них он  проводил в  состав
центральных  партийных органов. Моральные качества  партийного  работника  с
точки зрения Ленина не должны  были  служить непреодолимым  препятствием при
его продвижении на высокие посты в  партии. Но выдвигал на такие посты Ленин
вс