всех их сейчас  отправят  в
Россию. Выхватив из кармана ржавый  нож, он попытался перерезать себе горло.
Когда  ему не удалось перерезать  яремную  вену,  он зажал пальцем  трахею и
попытался  сломать  ее,  но его  остановили. На борт  судна  втащили уже  не
человека, а  какое-то кровавое месиво. Мои друзья отнесли его в лазарет. Это
зрелище не вызвало ни малейшего сочувствия у советских солдат на судне, один
из них сказал: "Собаке собачья смерть". Это  мне рассказали  люди, которым я
абсолютно верю и которые вернулись с корабля совершенно больными.
     Льюис  добавил,  что  нести  русского  в  лазарет  пришлось  английским
солдатам,  потому  что  советские офицеры  просто  бросили его  валяться  на
палубе39.
     Но у Коркина, Чернышука и  их сотоварищей не  было времени задумываться
над тем, что они видели. Заподозрив, что их везут на корабль, отправляющийся
в  СССР,  они  отказались  надеть  выданную  им  форму.  Английские  офицеры
предложили передать советским коллегами недостающие  предметы одежды, но "те
не проявили особого интереса". В английском отчете говорится:
     Пленные были  доставлены  к месту  назначения без  всяких осложнений  и
приняты на борт в 22.00. Пятеро зачинщиков были помещены в камеры, остальные
--  на  небольшой  палубе под советской охраной. Перед  отходом судна к  ним
обратился с речью генерал Ратов. Он выразил сожаление по поводу их поведения
и сказал,  что все их страхи лишены оснований и по возвращении на родину они
все получат прощение40.
     Леонид  Ливен,  находившийся  на  борту  "Герцогини  Бедфордской", живо
запомнил все подробности путешествия. Один из  пяти зачинщиков, очевидно, не
убежденный  посулами  генерала  Ратова, бритвой  разрезал  себе  живот:  ему
недавно удалили аппендикс. Имя этого несчастного неизвестно.
     Конвой  прибыл  в  Одессу  в  начале марта  1945  года. Не успели  суда
пришвартоваться, как на борту  появились сотрудники  НКВД. Им  были  вручены
списки пленных и рапорта советских офицеров, находившихся  на  судах,  и они
немедля приступили к работе. Пленных построили на палубе, офицер выкликал по
списку фамилии, мертвенно-бледные  люди выходили из  строя. После  короткого
до-
     154


     проса пленных, в сопровождении сотрудников  НКВД с автоматами, группами
уводили с корабля. Покончив со  специальными списками, приступили к выгрузке
оставшихся.
     Английские  моряки равнодушно  наблюдали  за  происходящим с палубы. Во
всех портах, в которые они заходили, толпились солдаты, громоздилось военное
оборудование, гудели сирены кораблей, кричали люди, в небе кружили чайки. От
Неаполя  и Констанцы  Одесса отличалась  разве что  количеством  разрушенных
бомбежкой зданий.
     Вдруг  глубокое  гудение  разрезало  воздух,  в  небе   появились   два
бомбардировщика и начали кружить  над  бухтой.  Моряки  инстинктивно втянули
головы в плечи, потом выпрямились, завидев на крыльях красные звезды. Тем не
менее  самолеты  вели  себя  как-то странно.  Примерно  с четверть часа  они
кружили над портом, и  стоило  морякам притерпеться к их гудению, как к нему
добавился  пронзительный  механический  визг:  это  запустили  лесопилку  на
набережной. В  режущем слух  вое пилы и гуле самолетов  потонули  все прочие
звуки.  Англичане  машинально  заткнули  пальцами   уши.  Этот  адский   шум
продолжался минут двадцать.
     Юный  князь  Ливен,  сообразив,  что  происходит, в  ужасе  помчался  к
полковнику Дэшвуду, которому  предстояло принять  на  борт возвращающихся на
том  же  судне   английских  военнопленных,  освобожденных  Красной  армией.
Бледное, перекошенное ужасом лицо князя потрясло полковника:
     В чем дело, мой мальчик?
     Сэр, они убивают пленных! -- заикаясь от волнения выда
     вил Ливен.
     Этого не может быть! -- прокричал в ответ полковник.
     Ливен стал  было  настаивать, но быстро сообразил, что протестовать все
равно бесполезно -- чем мог тут помочь полковник Дэшвуд?
     Через  несколько  минут  шум прекратился,  бомбардировщики  скрылись за
крышами; пила, выполнив, вероятно, свою утреннюю норму, остановилась, и порт
снова зажил  привычной жизнью.  Выгрузка  пленных  с судна продолжалась  без
инцидентов, и  только Ливен не мог отделаться от мысли о том, что в недавнем
грохоте потонули стаккато автоматных очередей, крики и стоны жертв.
     Догадка князя Ливена представляется вполне правдоподобной. Бывший узник
Лефортово, финн, рассказывает, что возле тюрьмы,
     наверное, находилась мастерская по ремонту самолетных  двигателей, и мы
денно и нощно слушали гул запускаемых  двигателей... Но вечерами и ночью эти
звуки часто перекрыва-
     155


     лись доносившимися до нас криками из следственного отдела, хотя он  был
от нас довольно далеко41.
     О  "работе"  палачей-расстрелыциков  пишет  и  А.  И.  Солженицын: "Под
какой-нибудь  сопроводительный  машинный грохот неслышно освобождая  пули из
пистолета в затылки..."42
     Эти  методы, которым  обучали  в  школе НКВД  в  Бабушкине, применялись
повсеместно43.  Так  что  вряд  ли  можно  серьезно  воспринимать
заключительные  строки   статьи   в  лондонской  "Тайме",  посвященной  этой
репатриации,  в  которых  автор пишет о "трогательных сценах,  разыгравшихся
после того, как русские вступили на свою родную землю"44.
     На  этом,  насколько  мы можем  судить, закончилась история  несчастных
русских пленных,  которые  всего за  несколько  недель  до  того  сидели  за
рождественским обедом в уютном доме Бэксхо-лов. Эта страшная участь постигла
их  лишь по  одной-единствен-ной  причине:  английские  власти сочли  нужным
сообщить генералу Ратову  о петиции,  написанной в  Бексхиллском лагере. Как
месяцем раньше заметил Джон Голсуорси: "Нам кажется, что  они не заслуживают
сочувствия..."
     Остальным пленным, выгруженным в Одессе, но  не расстрелянным тут же на
набережной, предстояло  пройти еще  некоторые  формальности перед  тем,  как
отправиться   "в  неизвестном   направлении".   Напомним,   что   английское
правительство  было  очень  озабочено  тем,   чтобы   полностью  экипировать
репатриируемых   новым    зимним    обмундированием.    Самое    горячее   и
заинтересованное участие в  этом  деле принял глава советской миссии генерал
Васильев. 20 октября 1944 года на совещании отдела по делам военнопленных он
жаловался начальнику отдела  генералу Геппу, что  "некоторым пленным  выдали
новую  форму, а  другим  --  старую  и  рваную".  Генерал  Гепп  обещал  это
проверить45. Уже  на следующий  день  была издана соответствующая
директива.  Тем не  менее  советские власти  продолжали  настаивать на своих
требованиях   от    имени   "советских   военнопленных   и   граждан   СССР,
депортированных немецкими захватчиками  в  фашистские лагеря и освобожденных
союзными войсками"46. 21 декабря 1944 года штаб ВКЭСС сообщил:
     Советские  представители на этом  театре военных действии информировали
нас, что  они рассчитывают  получить  от союзников новое обмундирование  для
всех своих пленных... Речь идет о следующих вещах.
     Одежда:  по куртке  военной на каждого, подшлемник,  шинель,  шерстяной
свитер, пара ботинок, шерстяные перчатки,
     156


     брюки военные. По паре шерстяных кальсон, нательных рубашек, носков.
     Снаряжение:  по  одеялу  на  каждого,  кисточку  для  бритья, расческу,
рюкзак, бритву, жестяную миску, мыло, бутылку для воды, зубную щетку, вилку,
нож, ложку, полотенце47.
     Незадолго до описанного выше  путешествия Васильев в письменном запросе
осведомился  о готовности  обмундирования  и  его соответствии самым высоким
стандартам48.  Через  два  дня,  7 февраля 1945  года,  в  письме
генералу Геппу он выразил недовольство тем, что
     репатриируемым выдается всего лишь по паре нижнего белья на человека...
Советская   военная  миссия   просит  принять  во   внимание   климатические
особенности Советского Союза  зимой и  учесть, что  репатриируемым предстоит
покрыть значительные расстояния.  Поэтому  мы  считаем, что  в добавление  к
другим предметам одежды следует выдавать  по крайней мере по  два  комплекта
нижнего белья на человека49.
     Обмундирование, которого столь настойчиво добивалась советская  сторона
и которое столь любезно было предоставлено англичанами, сопровождало пленных
в  их  долгом морском  путешествии  до  самой  Одессы. Но  там  им  пришлось
расстаться со своими вещами. Мы располагаем пятью разными свидетельствами, в
которых  описана  любопытная церемония, имевшая место всякий раз по прибытии
советских граждан  на родину.  Приведем  одно из  них -- Дж. К.  Гамильтона,
освобожденного  Красной армией  из  немецкого плена и проделавшего вместе  с
товарищами опасное путешествие  через Польшу и Украину в Одессу,  откуда  их
должны были отправить на родину на тех же судах,  на которых были доставлены
русские пленные. Вот что он пишет:
     Я имел несчастье попасть  в руки к Советам в 1945 году, и  мне довелось
собственными  глазами   увидеть,  что  сталось  с   советскими   гражданами,
репатриированными  из  восточной  Германии.  Наша  группа бывших  английских
военнопленных  прибыла  в  Одессу 8 марта  1945 года.  Отсюда нам предстояло
отплыть  на судне "Принцесса гор", прибывшем в Одессу с большим  количеством
бывших  русских военнопленных, попавших в  руки  к союзникам  во Франции. По
словам  корабельной  команды,  этим  пленным  была   выдана   полная   смена
обмундирования, и они вышли на берег в английской форме. Будучи в казармах в
Одессе, мы видели, как группу этих
     157


     людей  вели  к  вокзалу, чтобы отправить  на восток: они  были одеты  в
лохмотья,  а на  ногах у них было  нечто  и вовсе невообразимое...  Прочитав
"Архипелаг  ГУЛаг" А. Солженицына, я понял, что он описывает именно то,  что
мы  наблюдали  в Одессе. Правда, мы  не были  непосредственными  свидетелями
того, как у них отбирали английское обмундирование и белье, ботинки, носки и
т.  д. --  все это  происходило в  помещении  склада. В двери склада входили
хорошо  одетые люди -- а выходили оборванцы  в некоем подобии  обуви,  столь
живо описанном А. Солженицыным...50
     О  том же рассказала мне и другая  моя  соотечественница, свидетельница
событий. В  ту пору  она  была юной девушкой (как и  английских пленных,  ее
освободила Красная армия)51.  Подтверждают  это  и  свидетельства
трех    английских   офицеров    связи,    сопровождавших    транспорты    с
репатриированными  и  не  раз  присутствовавших  при   подобных  жестоких  и
унизительных сценах52.
     Стоит   задаться   вопросом,   почему   советское   правительство   так
злоупотребило  доверием  своего союзника.  Очевидно,  одежда  сама  по  себе
представляла  в  то  время   действительно   некую  ценность:   в  СССР   ее
катастрофически не хватало53. И все же  --  абсурдные  требования
лишней пары  кальсон в  сочетании с полным  отсутствием каких бы то  ни было
попыток скрыть последующую конфискацию вещей выглядят довольно странно.
     Впрочем, не  менее  странно  и  другое противоречие.  С  одной стороны,
многие  англичане имели  возможность наблюдать  за  тем,  что происходит,  и
докладывать об этом  английским властям.  С  другой, советские власти  порой
доходили  буквально  до абсурда в  попытках скрыть что-либо от  иностранного
наблюдателя.  Приведем всего  лишь один  пример:  вице-президент  США  Генри
Уоллес во время визита в СССР побывал на Колыме. Чтобы создать благоприятное
впечатление у простодушного визитера,  НКВД за одну  ночь  снесло деревянные
наблюдательные вышки  вдоль дорог к  Магадану, построенному  зэками.  Тысячи
заключенных были на три дня  заперты в бараках. Иностранного гостя отвезли в
образцовый колхоз, где в роли свинарок выступали "секретарши" офицеров НКВД.
В  магаданском театре ему показали спектакль,  в котором играли заключенные,
привезенные  в  театр   на   грузовиках  и   сразу  же  после  представления
отправленные назад. В магазины завезли товары,  которых никто из  русских  в
тех  краях, исключая чекистов, не  видел уже много лет54. Поэтому
нам кажется  вполне  вероятным,  что советские власти старались  -- и не без
успеха -- утереть союзникам нос. Да и  в самом деле -- кто  бы мог подумать,
что удастся с такой легкостью заставить англичан репатриировать
     158



     тысячи пленных и  что  они  беспрекословно  будут сносить  нескончаемый
поток  советских оскорблений! А  коли так -- то почему  бы не заставить этих
английских задавак поплясать под советскую дудку: пусть потратятся на одежку
для  приносимых  в  жертву  русских.  А  если  потом они  обнаружат, что  их
надули,-- так  поделом  им.  Сталин сам ведь сказал  однажды  про  Черчилля:
"...Он  такой,  что  если  не побережешься,  он  у тебя  копейку  из кармана
утянет"55. Легко  представить  себе,  как в  маленькой комнате  в
Кремле, где  по  ночам  горел свет,  он и  Берия  потешались над  Черчиллем,
карманы которого они так ловко обчистили...
     На   протяжении  первых  шести  месяцев  1945  года  английские  конвои
регулярно  отправлялись из Англии  в СССР.  На  одном  из  судов приключился
забавный случай, о котором рассказал мне Че-слав  Йесман. 27 марта из Глазго
в  Одессу вышло судно "Альман-зора"; на борту, кроме советских военнопленных
из лагерей в Йоркшире,  находились  также  члены  чешского  правительства  в
изгнании, отправленные вперед для установления контроля над страной сразу же
после освобождения. (Доктора Бенеша,  будущего президента страны, еще раньше
вывезли самолетом.)
     Маршрут "Альмазоры" пролегал через  Средиземное  море  и Дарданеллы.  В
Константинополе судно подобрало трех-четырех русских, бежавших с предыдущего
корабля. Советский консул  доставил  их  на  судно  и  передал офицеру НКВД,
майору  Шершуну, находившемуся на борту, а тот,  в свою очередь,  передал их
своему одесскому начальству.
     Чешские  министры  должны  были сойти  на берег  в  черноморском  порту
Констанца. Перед этим советские офицеры  устроили в их честь  прием. Все шло
как положено: произносились торжественные речи, провозглашались тосты, и вот
один  чешский  министр  поднялся,  чтобы поблагодарить  хозяев. Сказав о тех
дружеских чувствах, которые связывают их с русскими, он под конец  пригласил
офицеров в  ближайшем  будущем  наведаться в Прагу.  Лейтенант  Иесман  ясно
слышал, как один из сидящих  поблизости от  него  саркастически пробормотал:
"Очень нам нужно ваше приглашение -- мы и так там будем".
     18 апреля  1945 года "Альманзора" пришвартовалась в одесском  порту.  О
том,  что  случилось дальше, лейтенант Йесман  писал бригадиру Файербрейсу в
донесении, переданном затем заведующему Северным отделом МИДа:
     Во время выгрузки советских граждан в одесском порту из-за  строений на
пирсе донеслись две автоматных очереди. Позже  охранник сказал мне, что двое
из прибывших были расстреляны на месте. По его словам, это были "плохие лю-
     159


     ди",   которые  "продались  капиталистам".  Охранник  был  узбеком  или
туркменом,   и  я   завоевал  его  расположение,  произнеся  несколько  слов
по-узбекски и  подарив ему пачку  сигарет. Об  инциденте я сразу  же сообщил
полковнику Бойлу и капитану корабля Баннистеру56.
     Позже, проезжая в джипе по  разрушенному городу,  Йесман  наткнулся  на
место,  где  как  раз готовились  расстрелять человек десять.  Его советский
спутник  лаконично  поведал ему,  что  это  "предатели".  На  улицах повсюду
валялись трупы. "А  что  ожидает тех, кого  оставили в  живых? Майор  Шершун
честно  признался, что их пошлют, как он выразился, в исправительно-трудовые
лагеря и лишь немногим разрешат служить в армии"57.
     МИД в  это время столкнулся с  новой проблемой: что  делать с теми, кто
отказался  признать себя советским гражданином?  В Ялтинском соглашении речь
шла о "советских гражданах", и вопроса о насильственном возвращении тех, кто
таковым-не  был, МИД не рассматривал.  Поначалу  было решено дать  советским
представителям  возможность самим  определять  принадлежность  к  советскому
гражданству58.   Однако   уже   в  октябре   1944  года   военное
министерство  получило  сообщения  о  том,  что  среди  пленных,  отобранных
Васильевым  для  репатриации,  были  люди, назвавшиеся  поляками,  латышами,
немцами  или  имеющие нансеновские  паспорта59, а  некий  Антонас
Вацискас заявил, что  является гражданином США. Патрик Дин заметил по  этому
поводу:  "В  довершение  всего  нам  только не  хватает получить  жалобу  от
правительства  США,  что  мы отослали  в  СССР американского гражданина,-- в
особенности, если его там расстреляют"60.
     Дело было чревато неприятностями, и  МИД решил проявить твердость -- во
всяком случае, на  данном отрезке времени.  Советскому послу сообщили, что в
тех  случаях, когда военнопленный не считает себя советским гражданином, его
заявления  о гражданстве будут проверены, и,  если они подтвердятся,  он  не
будет  отослан   в  СССР61.  При  этом  было  использовано  такое
определение:  "Советскими гражданами  считаются все лица, жившие  в пределах
границ Советского Союза, установленных до начала войны"62.
     Разумеется,  советская сторона тут же обрушила на  несчастный МИД поток
обвинений.   Главное  состояло   в  том,  что  "английские  военные   власти
произвольно и  без  всяких  причин вывезли советских  граждан  из  некоторых
лагерей" (а англичане еще не  решили,  считать  ли им этих  людей советскими
гражданами).  В  другой  жалобе  говорилось,  что какой-то английский офицер
сказал  военнопленным,  находившимся  в лагере, будто из  10  тысяч пленных,
вернувшихся в СССР, половину расстреляли. Были и доволь-
     160


     но  нелепые  обвинения: некая  англичанка,  секретарь  общества "Друзья
Советского  Союза"  в  Нормантоне, посетив лагерь,  в  котором работал Гарри
Льюис,  якобы   назвалась  участницей   нелегальной   антиимпериалистической
организации  и  попросила одного пленного  помочь  практическими  советами в
налаживании  подпольной  борьбы против помещиков  и  капиталистов. В жалобе,
впрочем,   не   объяснялось,   что   вызвало   тут    возражения   советских
представителей.
     Вокруг   лагерей,  где  содержались   военнопленные,  вели   "подрывную
деятельность"  и  другие  женщины,  проникавшие,  по  утверждениям  генерала
Васильева,  в  лагеря единственно для того, чтобы  "бесконтрольно вести  там
антисоветскую   пропаганду  неприкрыто  враждебного  характера".  Английский
генерал, отвечавший на эту жалобу, заметил:
     У  коменданта есть основания подозревать, что обитатели лагеря иногда в
нарушение правил проводят к себе тайком местных  женщин. Однако он полагает,
что эти женщины приходят вовсе не ради пропаганды.
     В  другой  жалобе  майор  Флетчер,  служивший  в  лагере  Хаттон  Гейт,
обвинялся  в том, что  высказывал  русским  пленным  замечания такого  рода:
"Русский офицер -- не  хорошо,  русский офицер  --  дети,  русский офицер --
пьяница, русский офицер  --  как  свинья". Сотрудники  военного министерства
немало    повеселились   над    этой    якобы   буквальной    записью   слов
англичанина63.
     Но вернемся к  вопросу о спорном гражданстве. Тем, кто выдавал себя  за
граждан другого государства,  приходилось это доказывать, в противном случае
их  отправляли в Советский Союз. Мне известен только  один  случай, когда от
этого правила отступили. Рассказал о нем бригадир Файербрейс:
     Я играл в  эту  игру  по всем правилам и исключение  сделал только  для
одного  человека, поразившего  меня своей  смелостью.  Он  прекрасно говорил
по-русски, но я тем не  менее сказал, что он поляк.  Он  бросил нам  прямо в
лицо:  "Вернуться в эту страну? Но  там  убили моего отца, изнасиловали  мою
сестру.  Лучше смерть, чем  возвращение". Вытянувшись передо мной по  стойке
смирно, он  сказал  мне: "Лучше  застрелите меня  на  месте, но не отсылайте
назад".  И  я взял  грех  на душу,  сказал,  что  он поля