было проиграно, и его личная  судьба уже  не имела ни малейшего значения. Он
согласился ехать в Шлюссельбург.
     Американцы повели генерала и его офицеров к грузовикам. На  улице толпа
восторженных   чехов   бурно   приветствовала  спасителя  их  любимой  Праги
радостными  криками,  Власову бросали цветы, но он,  не  обращая ни  на  что
внимания,  равнодушно глядя  прямо  перед  собой, сел  в машину,  и  колонна
двинулась в путь.  Под вечер они прибыли в  Шлюссельбург, в замок на окраине
города, где стоял американский гарнизон. Здесь их встретил комендант города,
капитан Донахью. С интересом  посмотрев на Власова, До-нахью спросил, почему
тот  решил воевать против своей страны.  Когда  переводчик  перевел  вопрос,
Власов  бесстрастно  заметил,  что  не  видит  смысла отвечать. Но  Донахью,
выказывавший явную симпатию и интерес к русскому генералу, настаивал.  Он не
собирался  осуждать  Власова;  ему  просто  хотелось  понять,  что заставило
генерала выступить  против Сталина. Наверное, искренность американца тронула
Власова,  и  он  разразился  взволнованной  речью.  Он  говорил  о  терроре,
развязанном  в стране, о ведущейся вот  уже  четверть  столетия войне против
простого народа, с одной
     338


     стороны, и высших идеалов цивилизации и культуры -- с другой, о рабском
труде и пытках, ставших основными институтами государства, о провале Красной
армии  в 1941  году как  следствии предательской политики правительства.  Он
говорил  долго  и  горячо, и  когда он кончил, во взгляде Донахью  светилось
нескрываемое восхищение.
     -- Благодарю вас, генерал,-- сказал он.-- Я сделаю для вас
     все, что могу.
     На следующий день,  11 мая, Власов узнал, что 1-я дивизия стоит лагерем
в  нескольких километрах от города.  По распоряжению американцев, она  сдала
оружие,  но  в   войсках  сохранялся  образцовый  военный  порядок.  Донахью
объяснил,  что  его войска завтра должны покинуть этот район и пройти назад,
за демаркационную  линию, о которой договорились Эйзенхауэр и Жуков. Никаких
инструкций по поводу  сдавшихся русских  он  не получил.  Донахью  предложил
Власову самостоятельно пробраться к англичанам и попробовать вступить с ними
в переговоры (ему и в голову не пришло, что это означало прыгнуть из огня да
в полымя). Власов  испытывал  сильное искушение согласиться. В Шлюссельбурге
уже начали появляться  советские офицеры и чешские партизанские вожди, и  он
понимал,  что  промедление смерти подобно.  Приехав в штаб  к Буняченко,  он
разъяснил положение  и предложил дивизии  разделиться на небольшие  группы и
отойти назад вместе  с американцами  (как  дивизию, американцы их  бы в свою
зону не пустили). Когда Власов вернулся в замок, Донахью сообщил ему, что из
генерального штаба пришел запрос о местонахождении Власова.
     -- Так вы здесь или нет? -- многозначительно спросил аме
     риканец.
     Вполне оценив его намек, Власов равнодушно ответил:
     -- Я здесь.
     В тот вечер, в семь часов, жители города услышали, как  советские танки
продвигаются  через  мелколесье.  Буняченко,  не  мешкая,  приказал уйти  из
деревни  Гвоздяны,  где расположилась  дивизия, в  окрестные леса. Советская
танковая бригада остановилась всего в трех километрах от  американской линии
фронта, дорога была каждая минута. Сев в свой штабной автомобиль,  Буняченко
с  дикой  скоростью понесся  по  дорогам  с  американскими  противотанковыми
заграждениями.  В  Шлюссельбурге он попросил разрешения  увести свою дивизию
вместе с уходящими американцами. Но  капитан Донахью, как и  всякий  союзный
командир, не знал, что делать в  такой ситуации, и был вынужден обратиться к
начальству. Буняченко  предложили придти за решением наутро в  10 часов. Тот
вернулся  в штаб в ужасной  тревоге. Если  американцы на час-другой  затянут
переговоры  или  Красная армия раньше  времени  начнет продвигаться  вперед,
тысячи
     339


     власовцев, зажатые в  трехкилометровом пространстве, погибнут. Счет шел
на минуты.
     Все решил удивительный случай. В тот вечер полковник Артемьев, командир
2-го полка, отправился к  Буняченко выяснить его планы. В  лесу он наткнулся
на  красноармейского  офицера.  Тот  сразу  увидел  знаки  различия  РОА, но
Артемьев  сделал  вид,   что  его   как   раз  послали   разыскать  местного
красноармейского командира и вступить в переговоры о  сдаче 1-й дивизии РОА.
Советский офицер,  обрадовавшись, что  первым  принесет  начальству  хорошие
вести,  повел  Артемьева  к  полковнику  Мищенко.  Тот   встретил   гостя  с
распростертыми объятиями и  тут  же  заявил,  что,  конечно,  дивизия должна
сдаться ему. На каких условиях? Ну, о чем  разговор, стоит власовцам сложить
оружие  --  и  советский  командир  примет их, как  отец  --  блудного сына.
Артемьев объяснил, что  должен проконсультироваться  с  Буняченко, и Мищенко
отпустил нежданного гостя с самыми добрыми напутствиями.
     Явившись в  штаб дивизии, Артемьев рассказал встревоженному Буняченко о
любезном  приглашении  советского полковника.  Поскольку  встреча генерала с
американцем была назначена только на 10  часов утра, важно было предупредить
какое бы то ни было продвижение Мищенко до этого времени. Буняченко приказал
Артемьеву  вернуться в Гвоздяны и  сообщить советскому офицеру, что  сдача в
плен  произойдет  в 11 утра.  Артемьев  так  и сделал  и даже  --  для пущей
убедительности -- потребовал у  Мищенко письменной гарантии безопасности для
дивизии.  Мищенко подписал гарантию на клочке  бумаги  и пригласил Артемьева
отобедать.  За столом, разгоряченный  изрядной порцией  спиртного, советский
полковник пустился в разглагольствования насчет замечательной жизни  в СССР.
Хитро  поглядывая  на  Артемьева,  он  предложил,  чтобы  тот, не  дожидаясь
Буняченко, привел свой полк ночью, заверяя, что Артемьев не только  не будет
наказан, но  ему даже  сохранят его армейское звание. Кое-как отговорившись,
Артемьев на  рассвете  пустился в  путь, заручившись  обещанием  Мищенко  не
предпринимать никаких действий до 11 часов.
     К   счастью,    Донахью   ночью   получил   от   высшего   командования
радиотелеграмму с  разрешением  для 1-й дивизии РОА  перейти в  американскую
зону  оккупации. Однако, по мнению Донахью, несмотря на разрешение, разумнее
было бы  переходить небольшими  группами.  Прибыв  в 10 часов  на совещание,
Буняченко  обнаружил  там Власова,  который все  это  ему передал. Буняченко
помчался  назад в  Гвоздяны  --  отдать последний приказ.  Он  объявил,  что
солдаты освобождаются  от воинской присяги и всем следует срочно отходить  в
южном направлении. В  дивизии  началась паника.  Солдаты принялись  поспешно
уничтожать документы, знаки
     340



     различия и  другие свидетельства  их  службы  в  РОА, толпились  вокруг
бывших офицеров,  спрашивая,  куда идти.  Те отвечали, что на юг,  но тут же
возникали  сомнения,  не  выдадут  ли их американ-.  цы  Советам. Многие, до
предела вымотанные  испытаниями  последних  месяцев,  решили  сразу  сдаться
советским войскам. Ведь из лагеря, в  конце концов, может и удастся выйти...
Этот  путь  избрали около  10 тысяч человек. В течение многих  недель  после
этого отряды Красной армии и чешские партизаны вылавливали в лесах беглецов,
и вряд  ли  кому-то  удалось  уйти  от  пули или  этапа за Арктический круг.
Остальные  перешли  в американскую зону, но большинство  было  вскоре выдано
советским  властям.  Так закончила свои дни единственная  уцелевшая  дивизия
РОА.
     Из  всей  власовской армии  остались  только Власов,  Бунячен-ко  и еще
несколько офицеров. В  тот  же  день -- 12 мая -- в 2  часа дня от  замка  в
Шлюссельбурге  отъехало   несколько  машин.  Дона-хью  тепло  распрощался  с
Власовым, открыто  посетовав,  что тот  не воспользовался  предложенной  ему
возможностью   скрыться.  В  колонне  было  8   грузовиков,  ее  сопровождал
американский автомобиль. Но ехали  они недолго. Километра через полтора путь
им преградила замаскированная машина. Пленники увидели, что во главе колонны
пристроился  мрачный  грузовик  с   красной  звездой  на  борту.  Из  кузова
выпрыгнули  двое  --  батальонный комиссар  Красной  армии Якушев  и  бывший
капитан  РОА  Кучинский, которого угрозами заставили  опознать своих  бывших
командиров. Подойдя  к  первому  грузовику,  заглянули внутрь --  там  сидел
Буня-ченко.  Якушев приказал  ему  выйти, но  тот  заявил,  что  он  пленник
американцев и  едет к их высшему  командованию, а потому выйти отказывается.
Якушев,  понимая, что американцы  следят  за ним, проворчал  что-то и  пошел
дальше, тем  более что  Кучинский не  опознал  бывшего командира 1-й дивизии
РОА. Они продолжали обход, заглядывая по  очереди  во все грузовики. Генерал
Власов сидел в последнем -- Якушев узнал бы его даже без помощи Ку-чинского.
Оружия у  руководителей РОА не было,  так  что сопротивляться они не  могли.
Власов, сопровождаемый лейтенантом Ресслером, вместе с Якушевым и  Кучинским
дошел  до  машины, в  которой  сидел американский  офицер.  Ресслер  немного
говорил  по-английски,  и  Власов потребовал  через  него,  чтобы  ему,  как
пленнику   американцев,  позволили  проехать  беспрепятственно.   Американец
безучастно выслушал переводчика и ничего не ответил:  то ли не понял,  то ли
сделал вид, что не понял.
     Оценив  ситуацию,  комиссар  Якушев  вытащил пистолет.  Власов  тут  же
распахнул  шинель  и предложил  комиссару  застрелить  его,  на  что  Якушев
ответил: "Тебя не я буду судить,  а товарищ Сталин!" В этот  момент на одном
из американских грузовиков
     341


     заработал  двигатель,  машина  резко  развернулась и с  дикой скоростью
помчалась  назад  по дороге. Много лет  спустя  Ресслер  вспоминал, как в ту
минуту  у  него мелькнула  надежда,  что  этот  грузовик успеет  доехать  до
Шлюссельбурга и  обратно и привезет на  выручку капитана Донахью.  Но в  мае
1945 надежды быстро вспыхивали и так  же быстро гасли -- Якушеву удалось без
всяких  помех усадить  Власова  и Ресслера в  грузовик,  и  их повезли  мимо
Шлюссельбурга, вдоль полей, где братались советские и американские  солдаты,
и  высадили  в штабе корпуса  советских  войск,  где за  праздничным  столом
союзники праздновали победу над нацизмом.
     Якушев  отправился  в штаб  и  вскоре  вернулся с  сияющим  от  радости
советским полковником, который  потребовал от Власова  подписать официальный
документ о сдаче РОА в плен. Власов отказался,  объяснив, что РОА  больше не
существует.
     Дальнейшая судьба этого человека, с которым были связаны надежды многих
русских,  долгое время оставалась тайной. Капитан Донахью, узнав о похищении
Власова в лесу, выслал несколько поисковых партий в  разных направлениях, но
все  было  напрасно21.  Даже  месяц  спустя  представители  ВКЭСС
докладывали,     что      "местонахождение      Власова     и      Жиленкова
неизвестно"22,  а государственный секретарь США Грю заявил, что в
случае, если они будут пойманы, их следует выдать Советам23. Лишь
через год американцы сообщили, что Власов был передан Красной армии. Но даже
это  сообщение,  умышленно или  нет,  было  неточным. В  нем говорилось, что
Власов "был передан Советам чехословацкими  властями после  ареста в Праге 5
мая 1945 года"24.
     Впоследствии было установлено,  что  после ареста Власова доставили  во
фронтовую штаб-квартиру  СМЕРШа  около  Дрездена,  там его допросили и затем
самолетом  отвезли  в  Москву25. 12 августа  1946 года московское
радио передало сообщение, в котором впервые после ареста Власова упоминалось
его имя:
     На  днях Военная  Коллегия Верховного  Суда  СССР  рассмотрела  дело по
обвинению Власова А. А.,  Малышкина В.  Ф., Жиленкова Г. Н.,  Трухина Ф. И.,
Закутного Д. Б., Благовещенского И. А.,  Меандрова  В. И., Буняченко  С. К.,
Зверева  Г. А.,  Корбукова В. Д. и Шатова Н. И. в измене Родине и в том, что
они,    будучи   агентами   германской    разведки,    проводили    активную
шпионско-диверсионную  и  террористическую  деятельность  против  Советского
Союза, т. е. в преступлениях, предусмотренных  ст. ст. 58-1 "Б", 58-8, 58-9,
58-10   и  58-11  УК   РСФСР.  Все  обвиняемые  признали  себя  виновными  в
предъявленных им обвинениях.
     342


     В соответствии с  пунктом  1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от
19  апреля  1943  года,  Военная Коллегия Верховного  Суда СССР  приговорила
обвиняемых    Власова,    Ма-лышкина,    Жиленкова,   Трухина,    Закутного,
Благовещенского,  Меандрова,   Буняченко,  Зверева,  Корбукова  и  Шатова  к
смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение.
     Все  названные в  этом  сообщении,  за  исключением  Трухина,  Зверева,
Благовещенского  и  Власова,  были  переданы Сталину американскими  военными
властями  при обстоятельствах, которые  в некоторых случаях  так и  остались
тайной.  В  частности, непонятно, почему  репатриация ряда  важных  лиц была
отложена  более  чем на  год26.  Так,  по утверждению  профессора
Оберлендера,  Мальцева  до  передачи  советским  властям  в  мае  1946  года
перевезли сначала в Бельгию,  а затем -- в США. Относительно Мальцева имелся
специальный  приказ  за подписью генерала  Паттона (американцев интересовала
военная информация, которой располагал бывший советский офицер). Кроме того,
в  пленных могла быть  заинтересована американская разведка. По крайней мере
один русский  генерал,  избежавший репатриации,  рассказал  мне,  что  после
интернирования в нейтральном Лихтенштейне его навещал не кто иной, как Аллен
Даллес, работавший тогда в Швейцарии27.
     Цитированное выше коммюнике в  течение 27 лет оставалось единственным в
СССР  и за  его  пределами источником  информации о судьбе Власова. В начале
1973  года в советском юридическом журнале  "Советское государство и  право"
впервые появился отчет о суде над Власовым -- возможно, вследствие того, что
именно  в  это  время КГБ обнаружил  существование  "Архипелага  ГУЛага"  А.
Солженицына,  в  котором  сочувственно  говорится  о  судьбе Власова  и  его
последователей. Главная цель статьи, написанной  в очень  резком  тоне, была
убедить читателя, что  Власов несомненно был  предателем и врагом советского
народа28. Она начинается  с утверждения, что  Власов отказался от
реальной возможности  спасти  свою 2-ю ударную армию  на Волховском фронте в
июне 1942 года и умышленно выбрал плен. Здесь  не место подробно опровергать
это  обвинение, но  во всех авторитетных  источниках неизменно говорится  об
отважном  и упорном сопротивлении Власова.  Он попал в  окружение вследствие
ошибок  Сталина при планировании наступления под Харьковом и при создавшихся
обстоятельствах не мог спасти свою армию29.
     Основная часть  статьи состоит из  ожесточенных  нападок  на РОА  и  ее
руководителей, которыми, как утверждает автор, двигали  исключительно  самые
низкие мотивы. Он, впрочем, признает:
     343


     На  следствии и  в  ходе  судебного  процесса  Власов упорно отрицал  и
всячески  уходил  от  ответственности  за организацию  шпионажа, диверсий  и
террористических  актов  в  тылу  советской  армии,  а  также  отрицал  свое
непосредственное   участие   в   расправе  над   антифашистами   в   лагерях
военнопленных и в частях "РОА".  Тут его приходилось  изобличать показаниями
других   обвиняемых,   свидетелей,   очными   ставками    и    вещественными
доказательствами.
     Эти сведения о судебных заседаниях представляют несомненный  интерес. В
другом месте мы читаем:
     Заявляя... о своих переговорах с Крегером и  Радецким, Власов вставал в
позу  "крупного  политического  деятеля":  да, я,  дескать, вел  вооруженную
борьбу с советской  властью и призывал  к повстанческой деятельности в  тылу
советской  армии.  Я  хотел  использовать  помощь  СС  и  СД для  подготовки
организаторов   вооруженной  борьбы  с   Советами  на  территории  СССР,  но
подготовкой шпионов и диверсантов для гитлеровцев я не занимался.
     Не знаю,--  говорил Власов,--  может  быть,  мои подчиненные  и  делали
что-нибудь в этом направлении, но без моего ведома30.
     Наконец, удалив явно  появившиеся  при  "редактуре" резкие  инвективы в
адрес   членов  КОНР,  мы  получим,   быть  может,   подлинный  отрывок   из
заключительного слова Власова:
     Я успел сформировать...  армию  для борьбы с советским  государством. Я
сражался  с  Красной армией.  Безусловно,  я  вел самую  активную  борьбу  с
советской властью и несу за это полную ответственность.
     С последней фразой согласится, пожалуй, всякий русский -- каковы  бы ни
были его убеждения. Со времени окончания гражданской войны и до сегодняшнего
дня Андрей Власов -- единственный русский, который вел открытую политическую
и военную борьбу на русской земле против советского режима. Оценка роли  РОА
грядущими поколениями будет зависеть от судьбы самой России.


ПРИМЕЧАНИЯ
     Рассказ о конце РОА основан на книгах Рейтлингера, Торвальда, Даллина,
     Фишера и Стеенберга. Люди, имевшие к РОА отношение и упоминаемые в
     этой главе,  помогли  мне дополнить и  исправить опубликованные на  эту
тему
     работы Профессор Джон Эриксон снабдил меня фотокопией имеющейся у
     него   рукописи   283-страничного   отчета   о   власовском   движении,
составленного
     высокопоставленным немецким офицером ("Die Behandlung des russischen
     Problems w hrend der Zeit des NS Regimes in Deutschland").
     О последовавшей затем встрече Власова с Геббельсом см.: В. Штрик-Штрик-
     фельдт. Против  Сталина и  Гитлера. --  Посев, 1981, с.  173;  Louis P.
Lochner
     ( d.). The Qoebbels  Diaries 1942-1943.  --  New York, 1948,  pp.  330,
347--348.
     3 Там же, pp. 341--348.
     Рассказ о встрече основан на воспоминаниях участника событий, доктора
     Эрхарда Крегера. Он считает неверным утверждение Рейтлингера, что встре
     ча  была  назначена на  19 июля (Gerald  Reitlinger. The House Built on
Sand --
     London, 1960, p 360).
     См.: В. Штрик-Штрикфедьдт, указ. соч., с. 327--330.
     Там  же,  с.  342--344.  The  Times от 11.10.1944 отметил  эту перемену
позиции
     Гиммлера.
     Сочувственный рассказ о Власове  и его окружении  в Далеме  приведен  в
кн.:
     Vladimir Petrov. It Happens in Russia. -- London, 1951, pp. 435--439.
     "Voinov" Outlaw: The Autobiography of a Soviet Waif. -- London, 1955,
     pp. 230--231; Архив министерства иностранных дел Великобритании,
     371/66343.
     H.  Краснов.  Незабываемое.  -- Сан-Франциско,  1957,  с  229;  Bernard
Roeder.
     Katorga: An Aspect of Modem  Slavery. --  London, 1958, p 156;  Дмитрий
Панин.
     Записки Сологдина. -- Посев, 1973, с. 380.  О Пражской конференции см :
David
     Littlejohn. The Patriotic Traitors  -- London, 1960, pp. 309, 323--325;
George Fischer.
     Soviet Opposition to  Stalin.--  Harvard,  1952, pp.  88--89, 194--200.
Краткое сооб
     щение  появилось в The Times 15.11.1944.  Позже, 8.4.1945, The Observer
напеча
     тала большую подробную статью о генерале Власове и его пути.

     См.: John A.Armstrong. Ukrainian Nationalism: 1939-1945.-- New York,
     1955, pp. 179--185.
     Подробнее см.:  George  Fischer,  указ соч.,  pp.  94--104;  см.  также
сообщение в
     The Times, 6.12.1944.
     Доктор Крегер допрашивал некоторых дезертиров на другой день после их
     сдачи в плен (см.: Sven Steenberg.  Wlassov: Verr ter oder Patriot?  --
K ln,
     1968, SS. 186--187; Gerald Reitlinger, указ. соч., pp. 367--377).
     МИД получил сообщение об этом походе от бежавшего английского военно
     пленного (см.: Архив министерства иностранных дел Великобритании,
     371/47955).
     345


     Я благодарен профессору Оберлендеру за приводимый рассказ. Имена и даты
     он  проверил  по своему  дневнику.  Благодаря этому  удалось  исправить
неточно
     сти в  версиях Рейтлингера (см.: Gerald Reitlinger, указ. соч., р. 386)
и Стеен-