сколько отрезвил толпу. Пленные принялись укладывать свои вещи
     238


     в повозки. Через полчаса мы  наконец выгнали их с повозками на дорогу и
тронулись в путь.
     Эти  люди провели  ночь  в  охраняемом  помещении  для арестованных  на
железнодорожной станции и назавтра их без всяких осложнений посадили в поезд
вместе с другими группами пленных. С  кабардинцами были отправлены также 169
кавказцев,    которые    действительно    просили    о    возвращении     на
родину12.
     У  кабардинцев  были  веские  причины  отказываться от репатриации. Они
бежали из  СССР  в  1942  году,  оставив за собой поистине  ужасную картину.
Виктор Кравченко в своей книге пишет:
     В  крошечной  Кабардино-Балкарской советской  автономной республике  на
Кавказе,  около города Нальчика, находился молибденовый комбинат, на котором
работали  заключенные. Во время отступления Красной армии заключенных --  их
было несколько  сотен  --  не  успели  вывезти  за  недостатком  транспорта.
Директор комбината по приказу комиссара  Кабардино-Балкарского НКВД товарища
Анохова расстрелял из  пулеметов  всех оставшихся. После освобождения района
от немцев  Анохов, как образцовый исполнитель,  занял высшую  официальную  в
автономной республике должность -- председателя ее Совнаркома13.
     Так  что  если  бы  какому-нибудь   кабардинцу  повезло  и  он   вместо
воркутинских шахт попал  в  свои края --  его ждал бы там "теплый" прием  со
стороны наркома Анохова.
     31 мая -- 1 июня в  Юденбург были отправлены три поезда с кавказцами --
всего 3161 человек, мужчин,  женщин и детей. Мужчин запихнули  в вагоны,  по
тридцать шесть  в каждый.  Женщин  и детей  с  вещами  погрузили в  багажное
отделение14. Дальнейшая их судьба неизвестна.
     Тем временем казаки  получили отсрочку  еще  на сутки. В  эти последние
часы  родные  прощались  друг с  другом  (по советским правилам, семьи перед
отправкой  в  ГУЛаг непременно  разделяли)15.  Многие  с  грустью
смотрели  на  своих престарелых бабушек и дедушек, проделавших сотни верст с
Кубани в Польшу, из Польши -- в Италию и Австрию. Сколько суждено им прожить
в Караганде  или на Печоре? Десять дней? Две недели? А ведь были еще и жены,
и дети... Всякому  было ясно, что ждет женщину в  ГУЛАГе, особенно  если она
молода  и  привлекательна.  Однако,  как  подчеркивал   Идеи,  англичане  не
позволяли себе считаться с "сантиментами".
     Были  и другие, не менее горькие расставания. В тот  четверг казаки, не
скрывая слез, прощались со своими верными конями,
     239


     друзьями по трудному пути, ласково шептали им что-то, гладили по холке,
закармливали сахаром.  Кое-кто  вел  коня под деревья и там, пряча  глаза, в
смятении разряжал в него пистолет, чтобы конь не достался чужакам. Профессор
Вербицкий присутствовал при том, как  старый казак подарил австрийской семье
свою невзрачную, но горячо любимую корову. Семья была счастлива столь щедрым
подарком,  а   казак  радовался,   что   его  любимица   попала   в  хорошие
руки16.
     Рассвет 1  июня застал казаков  в разгар приготовлений  к  их крестному
пути:  майор  Дэвис  должен  был  прибыть  в   лагерь  в  7  утра  и  начать
погрузку17.  Узнав  об  этом,  священник  донских  казаков,  отец
Василий  Григорьев, велел  за час до приезда Дэвиса  собрать всех казаков по
станицам на службу  на лагерной площади18; только Бога оставалось
им  просить о  помощи. Один казак, живший в австрийской  семье,  сказал в то
утро  хозяйке: "Не давай мне сегодня с собой хлеб, сестрица.  Сегодня все мы
умрем"19. Но казаки не собирались умирать без сопротивления. Хотя
майор Дэвис и попросил их всячески способствовать англичанам,  они не хотели
возвращаться в СССР добровольно. И англичанам, предавшим их, не смыть с себя
этого позора.
     Там, где  репатриированные  не оказывали сопротивления,  как  это было,
например,  в лагерях  на территории Англии, официальные  лица, утаивая часть
данных,  имели хоть какие-то основания утверждать впоследствии,  что русские
возвращались по  доброй  воле.  Поэтому ужасные  события 1  июня  ярче всего
осветили  трагедию русских  пленных, хотя  30 тысяч казаков были  всего лишь
каплей   в  море  несчастных  жертв,  насильственно   возвращенных   Сталину
союзниками.
     ...Перед  импровизированным  алтарем,  на  лагерной   площади,  казачьи
священники,  в  полном  облачении,  с  иконами  в  руках,  начали  литургию.
Многотысячная  толпа  подхватила пение. Святая  православная вера спасла  их
предков от  мрака  татаро-монгольского ига, и кто знает --  может,  Бог и на
сей, раз не бросит в беде своих верных детей?
     Ольга Ротова стояла  в толпе, поддерживая больную жену (быть может, уже
вдову)  полковника,  уехавшего  на  "конференцию"  в  Шпиттале.  Всей  душой
отдаваясь  пению,  она  все  же  краем  уха прислушивалась,  ожидая  вот-вот
услышать совсем  другой  звук.  И  действительно, вскоре до  нее донесся шум
машины  --  в лагерь въехал  майор Дэвис  на  своем джипе. Около  него сидел
подхорунжий Кузьма Полунин (без  всяких оснований Дэвис  рассчитывал на  его
помощь в погрузке казаков).
     Дэвис  приехал  в  7.15.  Он сразу понял обстановку. На  площади  перед
бараками стояло около 4 тысяч человек, и ехать они явно
     240


     никуда  не  собирались.  Солдаты,  соскочив с  грузовиков, стали позади
Дэвиса, который несколько минут наблюдал за службой, надеясь,  вероятно, что
она  вот-вот  закончится.  Затем он приказал  своему  переводчику,  молодому
офицеру из  дивизионного  штаба, сообщить через микрофон, что казакам дается
десять минут на окончание службы.  Десять  минут прошли -- он дал еще  пять.
Тысячи  казаков,  побледнев от волнения, следили за каждым его движением, но
пение продолжалось.
     Появившийся  тем  временем полковник Малколм  приказал  Дэ-вису  начать
посадку  в  стоявшие  тут  же  грузовики.  Майор  приказал   взводу   солдат
действовать, но  казаков трудно было  застать врасплох. Толпа пятилась назад
под  натиском  англичан, причем  ее наружный круг образовали молодые сильные
мужчины,  а женщины,  дети  и  старики теснились сзади. По  мере продвижения
англичан  ближайшие к ним казаки опускались на колени или садились на землю,
взявшись  за  руки, так  что невозможно было  выдернуть  кого-либо из толпы.
Столкнувшись  с пассивным  сопротивлением,  солдаты обратились  к Дэвису  за
приказами. Майор понимал, что продолжать такое наступление --  бесполезно, а
пустить  в ход  оружие  опасно:  это  означало  бы  массовое  кровопролитие.
Конечно, больше  всего его заботила судьба собственных людей, но он искренне
стремился выполнить приказ,  не  причинив вреда  казакам. В Аргильском полку
многим  не нравилась возложенная на  них  задача,  но  перед этой безоружной
толпой, в которой было  множество  женщин и детей, даже  самые  бессердечные
почувствовали,  что  дело  неладно.  Батальонный  капеллан   Кеннет   Тайсон
рассказывал мне: "Они не  могли Поверить, что воевали именно за это. Все это
дело вызвало в них глубокое отвращение".
     Но Дэвис должен был  выполнить приказ и,  хотя всячески старался свести
насилие  до  минимума,  собирался  довести дело  до  конца.  Следуя  обычной
процедуре в  обращении с толпой, он выслал вперед взвод, поставив  перед ним
задачу внедриться в толпу и отрезать часть ее. Взвод, вооруженный  ружьями и
саперными палками, образовал клин и  успешно  пробился  через толпу, отрезав
около  200  казаков,  продолжавших  держаться  вместе.  Когда  между  ними и
остальными  образовался зазор, Дэвис запустил  туда еще  два взвода -- чтобы
помешать этим двум  частям толпы соединиться. Затем первый взвод двинулся на
отделенную группу,  чтобы  загнать их  в  грузовики.  Последовавшие  события
описаны Дэвисом в рапорте:
     Как только взвод приблизился вплотную к казакам, чтобы начать погрузку,
люди сбились в единую массу, встав на колени и обхватив руками соседа. Когда
стоявших с краю
     241


     оттащили  в  сторону,  остальные сгрудились  еще  теснее и,  охваченные
паникой,  начали  карабкаться друг через друга,  пытаясь  уйти  подальше  от
солдат.  В  результате образовалась груда  истерически  вопящих  тел, причем
многие оказались  в самом низу.  Отчаянно пытаясь разделить эту массу, чтобы
спасти несчастных, солдаты пустили в ход приклады  и палки. Когда,  наконец,
мы расчистили завал, выяснилось, что двое -- мужчина и женщина -- задавлены.
Всю эту группу пришлось по одному силой тащить на грузовики20.
     Заполненные грузовики ехали на ближайшую железнодорожную станцию, и там
пленных пересаживали в поезд для перевозки скота, из 50 вагонов, с решетками
на  окнах.  В  середине  на  открытой платформе сидело  несколько  солдат  с
пулеметом. В  каждый  вагон  загружали по 36  человек,  затем  двери наглухо
закрывали,  и  только  иногда можно  было  уловить в окне  прощальный  взмах
руки21.  Теперь майору  Дэвису предстояло  посадить  в  грузовики
вторую  группу.  Тщетно  прося  отца  Василия  призвать  казаков  Прекратить
сопротивление, он вновь  приказал своим людям наступать на толпу. Солдаты  с
ружьями наизготовку двинулись вперед,  к тесно  сбитой массе  казаков, снова
пытаясь пробиться через толпу и отделить от нее  еще одну  группу.  Но толпа
была уже  не  та,  что вначале.  Солдаты  жестоко расправились  с предыдущей
группой. Казаки воочию убедились в том, что во исполнение приказа английские
солдаты готовы  на все, даже на самое жестокое насилие. Когда первые солдаты
начали пробиваться  через плотную  толпу, дикий страх охватил людей. Молодая
мать писала позже в своих воспоминаниях:
     Толпа сжалась и заметалась, были раздавленные, я сама стояла на чьем-то
теле и только старалась не стать на его  лицо. Солдаты выхватывали отдельных
людей и бросали в грузовики,  которые тут же  отъезжали  полунаполненные. Со
всех  сторон в  толпе  слышались  крики: "Сгинь,  сатана!  Христос Воскресе!
Господи, помилуй!"
     Те,  которых  хватали, отчаянно сопротивлялись, и их избивали.  Я  сама
видела, как английский солдат выхватил у матери ребенка и хотел  бросить его
в автомобиль. Мать уцепилась  за ногу дитяти, и они так и тянули его: один в
одну,  а  другая  в другую сторону.  Потом  я видела, что мать  не  удержала
ребенка и дитя ударилось о край машины. Что было дальше, не знаю.
     Перевернутый престол, порванные ризы  духовенства... Толпа  сдавила нас
так, что мама,  у  которой висела  на груди икона  Казанской Божьей  Матери,
посинела и стала задыхаться.
     242


     -- Господи,-- молилась  я,--  как  я смела иметь в такое время ребенка?
Господи!  Что мне  делать?  Святой Феодосии Черниговский, спаси мою девочку!
Если я сохраню  ее хотя бы  только в эту ужасную пятницу, я обещаю всю жизнь
поститься по пятницам строгим постом, чтобы никогда этого не забыть!
     И вот  свершилось чудо: та же самая толпа,  которая только что угрожала
нас раздавить, теперь стала постепенно  вытеснять нас, неудержимо вытеснять.
И  вытеснила...  Но не  на  цепь солдат, а  в  противоположную сторону таким
образом, что теперь перед нами открывалась прямая дорога на мост, через реку
и в лес.
     С юга лагерь огибала  река  Драва, и  через  нее был  перекинут мостик.
Течение  Дравы даже  летом  отличается невероятной быстротой.  Когда пленные
ринулись на  мост, одна женщина бросилась с ребенком  в  бурную  воду. Семья
молодой  казачки, о которой мы рассказываем, уцелела: ей удалось  скрыться в
горах; и с тех пор она свято соблюдала свой обет, по  пятницам ограничиваясь
хлебом и водой22.
     Казакам показалось, что английских солдат  охватило  какое-то  безумие.
Размахивая палками и  прикладами,  они  обрушивали  удары куда попало  -- на
мужчин и женщин, малых и старых.  Священника и его сослужителей  повалили, а
потом  унесли, их  облачения и  иконы втоптали  в землю. Немолодого  казака,
который во время службы  держал  икону,  избили так, что кровь текла по  его
лицу, рукам, рубашке и  по  самой  иконе. Восемь лет спустя другой кубанский
казак писал:
     В  моей  памяти запечатлелся  следующий  случай.  Солдат  конвоировал к
автомашинам молодую казачку с годовалым ребенком на руках. Рука ребенка была
легко   ранена   --    возможно,   оцарапана.   "Сердобольный"   джентльмен,
остановившись метрах в 10-ти  от окруженной толпы, перевязал походным бинтом
руку ребенка, напоил его водой из своей фляжки, а потом, несмотря на просьбы
матери, повел ее к автомашинам23.
     В самый разгар событий в лагерь прибыл  батальонный  врач Джон Пинчинг.
Он  вспоминает, что оказал помощь примерно 12  пострадавшим, людям  среднего
возраста, у большинства были  раны на голове.  В некоторых случаях он тут же
на  месте  накладывал  швы,  двух-трех  контуженных  пришлось   отправить  в
госпиталь в Лиенц.  Ольга  Ротова  вспоминает:  "Доктор высказывал  мне свое
негодование по поводу применения к невооруженным людям холодного оружия:
     243


     -- Это бесчеловечно,-- говорил он со слезами на глазах24.
     Священник Тимофей Соин рассказывает, как толпа разделила его с женой, и
ее  бросило  на  землю.  К  счастью, кто-то помог ей подняться. Когда  толпа
немного  расступилась, она увидела на земле  мать и ребенка -- их  затоптали
насмерть. Плачущие дети метались в поисках родителей, а родители, сдавленные
толпой, бессильно высматривали детишек. Англичане хватали детей и швыряли их
в грузовики  -- отчасти ради  безопасности самих детей, но еще и потому, что
часто родители все же вырывались из  толпы, бросались  к  детям, и тогда  их
тоже  удавалось  загнать  в  грузовик.  Но несмотря  на  отчаянные  старания
родителей и декларированное стремление майора Дэви-са не разделять семьи, из
этого мало что вышло.
     Охваченная паникой толпа  пришла  в  движение.  Некоторые,  вырвавшись,
бросились  к  мосту через Драву,  остальные, все еще держась  вместе, начали
вслепую, наугад пятиться от  англичан, отрезавших от толпы очередную  группу
для  погрузки на грузовик. Казачьи  вожаки,  перекрывая шум, кричали  людям,
чтобы они  держались. Это отвечало заранее согласованному плану, "что только
так  и  можно  избежать  дробления  на  отдельные  группы.   Наконец,  толпа
перепуганных  кричащих казаков наткнулась  на изгородь, окружавшую  лагерь с
востока.  Какое-то мгновение  казалось,  что  люди  будут задавлены  в  этом
отчаянном противоборстве  с изгородью. Но забор рухнул,  и толпа вырвалась в
поле.   Казаки  начали  искать  друзей  и  родных,  священники   возобновили
прерванную службу. Измученные люди постепенно приходили в себя. Те, кто  был
ближе всего к  забору,  в  страхе  смотрели назад, ожидая,  что  через  дыру
вот-вот прорвутся  английские  солдаты, но  хотя  по  полю  были расставлены
кордоны, казаков никто не тронул25.
     Однако  и  в самом лагере в  распоряжении  майора Дэвиса  осталось  еще
немало казаков. Как писал он в рапорте,
     многие добровольно вышли из  толпы, чтобы отыскать родных или разделить
судьбу  детей  и  близких, уже  находящихся на  грузовиках.  Благодаря этому
постепенному притоку "добровольцев" мы заполнили первый поезд.
     В действительности народу было явно недостаточно, но полковник Малколм,
опасаясь новых осложнений,  решил на  сегодня ограничиться  этим числом. Как
говорится в его рапорте, он приказал майору Дэвису
     прекратить силой  собирать  людей  и начать очищать жилища от  тех, кто
туда вернулся. В результате в 11.30 на  поезд  было погружено 1252 человека.
Цифра полной загруженно-
     244


     сти  --  1750,  но  я  решил  временно  воздержаться  от насильственных
методов, опасаясь неизбежных ранений26.
     Список  раненых  был действительно внушительный: помимо большого  числа
людей,  раненных  солдатами  либо  раздавленных  толпой,  многие  погибли  в
результате проделанной  английскими  солдатами "работы".  Полковник  Малколм
пишет, что, когда казаки цеплялись друг за друга,
     их  приходилось  бить,  чтобы  заставить   идти,  а  многих   тащили  к
грузовикам.  При этом возникали мелкие стычки, в  ходе которых многие казаки
получили  ранения,  в  том  числе  резаные. Мои  солдаты  орудовали палками,
лопатками  и  прикладами, но  штыки  были примкнуты, и  некоторые  раны были
нанесены неумышленно... Четверо, очевидно, были сбиты с ног в толпе и убиты,
возможно, задавлены толпой.
     А Дэвис  пишет  о  том, как "один  из стоявших  в  толпе  схватился  за
винтовку солдата  и нажал курок,  пытаясь застрелиться, однако пуля поразила
юношу рядом.  Тогда же толпа  затоптала еще одного человека".  В  "Дневнике"
Аргильского  полка зафиксировано: "Пятеро убиты; трое отправлены в госпиталь
со  стреляными  ранениями;  семеро  --   с   ранениями  головы;  двое  --  в
бессознательном состоянии; в том числе женщин и детей -- двое"27.
     За пределами лагеря тоже погибло немало народу. Еще до начала выдач два
офицера, очевидно, не  веря в посулы англичан, застрелились в лесу. Во время
самой  операции солдаты постоянно  стреляли в беглецов, особенно  в тех, кто
пытался перейти через  мост. Кубанский казак Даниил Коломейц бежал с другом.
Коло-мейцу  удалось скрыться в  горах, друга  застрелили28.  Одну
казачку, притаившуюся в кустах, выдал лай собаки, женщину прошила автоматная
очередь.  Человек  20-30  утонули  в  Драве.  Врач Прасковья  Воскобоиникова
бросилась туда  со  всей  семьей:  детьми, матерью  и  сестрой29.
Очевидцы  вспоминают множество  таких  случаев.  Иногда  матери  в  отчаянии
бросали  детей в воду,  чтобы  избавить их  от  лагерных  мук и ГУЛаговского
"воспитания"30. Один  казак привязался к седлу лошади  и вместе с
ней  прыгнул  в  бурную  Драву31.  В госпитале больной казак,  за
которым явились англичане, выбросился из окна32.
     Эти свидетельства крайнего отчаяния ужасали английских офицеров. Кеннет
Тайсон вспоминает, что  видел тело, висевшее на дереве возле железнодорожной
станции Дельшах.  Дэвис  в тот день  видел нескольких  повесившихся.  Обходя
окрестный  лес после утренней  операции,  Дэвис и его солдаты  наткнулись на
целую
     245


     семью: мать и трое детей, младшей девочке всего год. Все они были убиты
выстрелом в  затылок.  Чуть поодаль  лежал труп мужчины: около него  валялся
револьвер, из  которого он застрелил по очереди всю свою семью и  покончил с
собой33. Тут-то до нашего  Дэвиса, видимо, наконец дошло, что для
казаков насильственное  выдворение в  СССР смерти  подобно, иначе зачем было
одному из них убивать всю семью -- и себя самого?
     В   тот   вечер   лагерь  в   Пеггеце  напоминал  пейзаж  после  битвы.
Окровавленные люди бродили по лагерю в поисках пропавших родных. Осиротевшие
лошади блуждали по полю, и к их тоскливому ржанию примешивались резкие крики
казацких верблюдов. Кое-кто ушел в горы, другие, наоборот, вернулись из леса
в притихший лагерь34. И повсюду лежали раненые и убитые.
     Сколько всего  погибло в  тот день  -- покончило с собой или было убито
англичанами?  Английские  источники  приводят  явно заниженную цифру  --  12
человек. Ольга Ротова, на добросовестность которой можно положиться, пишет о
700 задавленных,  убитых, утонувших  и покончивших с собой35. Эта
цифра представляется все же несколько завышенной, хотя в  лесах были убитые,
оставшиеся неучтенными. Житель соседней деревни Бартоломеус Плауц до сих пор
не может без содрогания вспоминать 1 июня  1945  года, когда он  с приятелем
собирал возле своего  дома тела казаков, чтобы похоронить их. В полях лежали
трупы женщин, в обнимку с  детьми,  с перерезанным горлом. Узнать можно было
лишь немногих36.
     Возле того места, где находился лагерь Пеггец, есть небольшое кладбище:
там похоронены некоторые из жертв 1  июня. Каждый  год русские со всего мира
приезжают сюда помолиться за упокой души усопших.  Есть в Лиенце и маленькая
православная  церковь. Кладбище  и  церковь обхаживает одноглазый казак Иван
Гордиенко, которому удалось  спастись  от  репатриации. Он  и пров