ва71.  Александер   считал
Базилова возмутителем спокойствия -- МИДу же, в свою очередь, страшно надоел
сам   фельдмаршал.  Джон  Гол-суорси   считал   "недопустимым",  что  четкое
распоряжение министра иностранных  дел  больше месяца провалялось  в военном
министерстве. К тому же МИД уже заверил советского посла, что все в порядке,
и  эта  непредвиденная  задержка  поставила  мидовских  служащих  в дурацкое
положение.  Больше того -- на  предстоящей встрече министров иностранных дел
советская делегация могла бы поднять этот вопрос  и одержать дипломатическую
победу.
     Престиж Александера  был настолько  высок, что  его  протест вполне мог
затянуть обструкцию, устроенную  военным  министерством;  и  это  беспокоило
Голсуорси, который,  впрочем, нашел выход, предложив, чтобы советские власти
предоставили  "охранников" для  черной работы. Менять политику  министерства
иностранных дел  он считал  делом слишком хлопотным.  "Во всяком  случае, мы
давно уже решили, что не можем пытаться  спасти русских от их правительства,
сколь бы мы ни желали этого из чисто гуманных соображений"72.
     Для  эффективного   давления   на   Александера  следовало   заручиться
поддержкой  американцев.  Ведь английский фельдмаршал был  главнокомандующим
союзных сил, и,  строго говоря, всякий шаг  на  итальянском  театре требовал
объединенного решения обеих держав. МИД начал действовать. Бевин послал ноту
Бирнсу  (оба были в  тот момент в Лондоне  на  встрече министров иностранных
дел)73.   Затем   от  британской  миссии  Объединенных  штабов  в
Вашингтоне потребовали,  чтобы  она убедила  начальников Объединенных штабов
дать  четкие инструкции. В  ответ миссия сообщила, что американцы  могут  не
согласиться с британским  определением "советского гражданина"74,
но в остальном все как будто в порядке. Лорд Галифакс сообщал из Вашингтона,
что  американцы,  кажется,  отказались  от  своих прежних  возражений против
насильственной  репатриации;   и   Джон   Голсуорси  выразил  надежду,   что
"фельдмаршал Александер наконец-то получит инструкции..."75
     Дела  понемногу продвигались,  хотя и не  так  быстро, как хотелось  бы
англичанам. На записку Бевина Бирнс ответил, что кон-
     393


     сультируется  с  Госдепартаментом. Он  послал  телеграмму  исполняющему
обязанности государственного секретаря Дину Ачесону,  в которой  указал, что
Бевин  особенно  жаждет вернуть  советским  властям  500 пленных  казаков, и
добавил:  "Бевин указывает, что  репатриация этой  группы  может потребовать
применения  силы.  Я бы, конечно, не решился  на  это так  сразу". В  ответе
Ачесон,  подробно описав ситуацию, указывал, что все это дело сейчас  попало
на  рассмотрение в Государственный  координационный  военно-морской комитет.
Ачесон считал вполне возможным, что Ялтинское соглашение  не предусматривает
применения силы. С другой стороны, Комитет может решить, что
     такая   интерпретация  соглашения  не  распространяется   на  советских
граждан,   которые  присоединились  к  вражеской  армии   и,  следовательно,
считаются изменниками и подлежат возвращению в свою страну как предатели, по
отношению  к  которым  может  быть при необходимости применена  сила. Другие
категории советских граждан не будут репатриированы против их воли.
     500  казаков попадали в  категорию "предателей" и  поэтому  должны были
вернуться в СССР  -- особенно  в связи с недавними  американскими акциями  в
отношении пленных Форта Дике76. '
     Бевин  был недоволен этой задержкой: он надеялся в самом скором времени
дать Молотову удовлетворительный ответ. Сотрудники МИДа то  и дело  торопили
английское  посольство в  Вашингтоне,  но лорд Галифакс лишь  повторял,  что
решения  пока нет. Американцы,  вероятно,  достаточно быстро  уступили бы  в
отношении  500 "изменников", но не решались дать санкцию на  применение силы
против 55 штатских лиц. Для  МИДа же это  могло обернуться катастрофой, и он
настаивал  на  том, что "среди  штатских могут быть  люди, поведение которых
было  ничуть не лучше  -- если не  хуже,-- чем поведение казаков". В  данных
обстоятельствах  англичане считали  вполне  разумным  принять  на вооружение
презумпцию  виновности,   но   американцы,   похоже,   исходили   из   прямо
противоположных рассуждений. Госдепартамент предвидел, что,
     если правительство Соединенных Штатов применит силу, чтобы заставить...
[гражданских  лиц] вернуться на родину помимо их желания, этот  антигуманный
акт  и нарушение традиционной  американской  точки зрения на  предоставление
убежища   вызовет    резкую    критику    со    стороны   общественности   и
Конгресса77.
     394


     А  поскольку  все  это оттягивание  было результатом  задержки  военным
министерством инструкций Александеру, то МИД  полагал, что "армия вела себя,
мягко выражаясь, недостойно"78.
     Между тем  в английских  оккупационных  зонах Австрии и  Германии можно
было выдавать Советам кого угодно  -- по крайней  мере, согласия американцев
на это  не требовалось.  Но даже и тут  скромные надежды  МИДа  почему-то не
оправдывались. Гром грянул 5 октября, когда Джон Голсуорси  раскрыл утренний
выпуск "Тайме" и в глаза ему бросилась небольшая заметка  под названием "Они
отказываются  возвращаться в  СССР".  Первая  же  фраза  неприятно  поразила
мидовского чиновника:
     По приказу  генерала Эйзенхауэра, применение силы  к русским гражданам,
репатриируемым   в   СССР  из  американской  оккупационной  зоны   Германии,
приостановлено  до специального  приказа  правительства Соединенных  Штатов,
оговаривающего участие американских войск в этом деле.
     В  сообщении  говорилось, что  благодаря  этому  постановлению  26  400
советских граждан в лагерях  для перемещенных  лиц  получат по  крайней мере
временную отсрочку. Автор заметки писал:
     Одного  офицера спросили, верны ли слухи о  солдатах, стрелявших поверх
голов русских  граждан  или под  ноги  им, чтобы  заставить сесть в  поезда,
идущие в СССР. Он ответил: "Возможно, что  какое-то  время некоторых из  них
заставляли садиться в поезда, но теперь все это в прошлом"79.
     Как  и  Александер, Эйзенхауэр  давно  уже  испытывал отвращение  к той
недостойной  солдата задаче,  которая  была  ему  поручена.  4  сентября  он
запросил  Объединенный  комитет  начальников  штабов  насчет  окончательного
решения, а вслед за тем временно  заморозил  операции.  Таким образом,  он и
Александер переложили  бремя ответственности  на  Объединенный комитет и,  в
конечном итоге, на соответствующие правительства.
     На  совещании  в Берлине  29  октября представители  британской военной
администрации "отметили, что  главнокомандующий  не готов применить силу для
репатриации     советских     граждан.     Это    решение     не    подлежит
разглашению"80. Фельдмаршала Монтгомери часто изображают жестоким
и  бессердечным  человеком, но, когда  встал вопрос  о русских беженцах,  он
отказался  выполнять  бесчеловечные  приказы  не менее  решительно,  чем его
коллеги  генералы  Эйзенхауэр  и  Александер.  Несомненно,  на него  оказала
влияние акция Эйзенхауэра в американской зоне, но ясно, что он
     395


     и сам считал воину  против  военнопленных, штатских, женщин и  детей --
занятием, недостойным солдата, и твердо решил не допускать этого  хотя бы  в
подконтрольном ему районе.
     В МИДе своевольство  Монтгомери вызвало негодование. Ни МИД, ни военное
министерство не  допускали никаких изменений в  проводимой политике, считая,
что  служителям короны,  будь  они  хоть семи пядей во  лбу,  не дано  права
самостоятельно  принимать  такие  решения.  Из министерства потоком  хлынули
служебные записки, составленные Браймлоу и Голсуорси, которые были "удивлены
и встревожены" заявлением Монтгомери, "полностью противоречащим политике его
величества", и указывали, что принятое
     решение  вызывает   крайнее  беспокойство.  Наше   правительство  ведет
политику репатриации всех советских граждан... независимо от их желаний  и с
применением в случае необходимости силы.
     В такой ситуации жалоба советского генерала Соколовского, что англичане
задерживают  беженцев,  получала  основания,  и  это,  вероятно, было  самым
скверным. В  военное министерство была  отослана сердитая  нота с поручением
расследовать   дело   и   обеспечить   проведение   в   дальнейшем    верной
линии81.
     Совершенно ясно, что в английских и американских войсках почти  не было
солдат, которые  одобряли насильственную репатриацию. Как раз в это время  в
Нюрнберге  начинался   суд   над   немецкими   генералами,   обвиняемыми   в
преступлениях против человечности. Суд исходил из  положения,  что "действие
подсудимого  согласно  приказам  своего  правительства  или  начальства   не
освобождает его от ответственности. Подлинной проверкой является не  наличие
приказа, а возможность  нравственного выбора". Конечно, такой подход не  был
новым. Еще  в средневековье солдаты  знали,  что нельзя дурно  обращаться  с
военнопленными  или  женщинами и  детьми. И  за  сто лет до  первой Гаагской
конвенции    адмирал   Сидней    Смит    ссылался    на   "священные   права
военнопленных"82.
     На   конференции   29  октября,  которая  покончила   с  насильственной
репатриацией  в   английской  оккупационной   зоне  Германии,  присутствовал
генерал-майор Алек Бишоп.  Он  прекрасно  помнит, как  разнились между собой
взгляды военных и дипломатов.
     Напряженность  возникла между армией и членами военной администрации (в
большинстве  своем -- армейскими офицерами), с одной стороны, и гражданскими
представителями  МИДа,  с другой, при  обсуждении  вопроса  о насильственной
репатриации. Представителям армии крайне не нравилась возложенная
     396


     на них  задача репатриировать русских солдат  или  граждан любой другой
национальности  против  их  воли  и  с  применением  силы;  и  они   открыто
возмущались тем, что  вынуждены проводить такие  акции. Представители  МИДа,
которым,   разумеется,  не  доводилось   лично  принимать   участие  в  этой
отвратительной  операции, считали, что  по  политическим причинам следует  и
дальше продолжать ту же линию83.
     Несомненно,  память не  подводит Алека Бишопа. Эйзенхауэр и  Монтгомери
просто  отказались   осуществлять  политику  насильственной  репатриации,  а
Александер  привел   тактические  обоснования   этого  отказа.  Американские
генералы  Беделл  Смит  и Пэтч поддержали  Эйзенхауэра84, и  ни в
одном отчете мы  не найдем  упоминания  о том, что хоть  один  представитель
союзных армий высказался за применение силы.
     Как  справедливо указывает  генерал  Бишоп,  неприязнь  к политике МИДа
отнюдь не ограничивалась офицерами в генеральском  чине. К октябрю 1945 года
поток вьщач превратился  в  тоненькую  струйку85. Полковник Дэвид
Рук в  то время командовал  британским полком,  дислоцированным  в  Зольтау,
южнее  Гамбурга.  Перед одним  из  его  батальонов  была  поставлена  задача
помогать  советской группе  связи в сборе советских  граждан,  вывезенных на
принудительные  работы,  и расселении их в огромном лагере для  перемещенных
лиц  в Мюнстере.  В конце концов полковник Рук получил  приказ посадить всех
русских на грузовики для перевозки в советскую зону. Война кончилась полгода
назад,  солдаты всеми своими помыслами были уже дома, и полковник решил, что
русские, наверное, тоже придут в восторг от перспективы возвращения.
     Как же он был поражен, обнаружив, что вся группа -- а в ней было больше
тысячи мужчин, женщин и детей -- выслушала эту новость с отчаянием и ужасом.
Многие стали молить  о пощаде,  а одна женщина, бросившись перед полковником
на  снег и обхватив его сапоги, умоляла не  посылать ее  назад.  Ему  все же
удалось как-то посадить всех этих несчастных на грузовики. Сопротивления они
не оказали, так что обошлось без насилия.
     Солдатам очень  не  нравилась поставленная перед ними задача. Полковник
Рук,  докладывая  о  выполнении задания  бригадиру  Обри Коуду, вежливо,  но
твердо выразил надежду, что  ему больше не  поручат подобной работы. Если же
это все же случится -- то ему придется отказаться выполнять приказ, поставив
под удар свою  военную  карьеру. Бригадир Коуд был немногословен, но  по его
лицу  было  видно,  что  он  вполне  понимает  и  разделяет  взгляды  своего
подчиненного. Действительно, больше Рук  репатриацией  русских не занимался,
но даже этот опыт оставил неизгладимый
     397


     след в его памяти.  Сразу же после  операции он спросил офицера СМЕРШа,
что  ждет этих людей.  Ответ  был исчерпывающе точен. Смершевец сказал, что,
поскольку они работали на немцев, женщин и детей сошлют  в Сибирь, а мужчин,
скорее  всего, расстреляют. Полковник многое повидал на своем веку, сражался
в Нормандии и в Северной Германии, но ему почему-то особенно запомнились два
эпизода: посещение, вскоре после освобождения союзными войсками, нацистского
лагеря уничтожения  Берген-Бельзен  -- и  насильственное возвращение русских
Советам86.
     К  сопротивлению  внутри  армии   постепенно  добавлялось  политическое
давление.  Члены  парламента, представители лейбористской  и  консервативной
партий, задавали вопросы  о политике насильственной репатриации  вообще и ее
возможном применении к украинцам87. Ввиду надвигающейся опасности
МИДу оставалось лишь постараться отправить назад как можно больше русских. В
частности,  следовало  быстренько организовать  выдачу  55  штатских  и  500
казаков, находившихся под  опекой штаба союзных  сил в Италии. Но для  этого
требовалось  решение  американцев,  а  они  вовсе  не  торопились.  Судя  по
полученной информации, Госдепартамент рассматривал этот вопрос с  величайшей
осторожностью, опасаясь протестов  влиятельных кругов  общественного  мнения
страны    против    преследования    беженцев.    Это   уже   имело   место.
Конгрессмен-республиканец Клейр Бут Люс 17 ноября выразила публичный протест
против планируемой депортации  трех  русских  юношей,  не пожелавших идти "в
тюрьму    или    на   смертную    казнь".   Они   содержались   на   острове
Эллис-Айленд88.
     По этим причинам  новость о том, что английские военные власти в Италии
неожиданно  провели  репатриацию 55  штатских,  явилась  для  МИДа  приятным
сюрпризом. Очевидно, кто-то уступил под непрекращающимся нажимом; и этот уже
свершившийся факт мог ускорить решение американцев, так как они упорствовали
именно  в отношении репатриации  этих штатских и вряд ли стали бы  поднимать
шум  из-за  "предателей"-казаков89.  А пока  что  следовало  дать
инструкции  командующим  английскими  оккупационными  зонами  в  Германии  и
Австрии   о   возобновлении  насильственной   репатриации.   Здесь  согласия
американцев  не  требовалось  --  в  отличие  от Италии,  где осуществлялось
совместное командование. Военное министерство,  под  нажимом  МИДа, сообщило
фельдмаршалу  Монтгомери, что в Германии  невозможно отказаться  от политики
Ялты90. В то же  самое  время генерал Мак-Крири в Австрии получил
инструкцию  передать  советским  властям   около  1300  советских   граждан,
находящихся в Австрии, а также 1500-1800 человек, которые, предположительно,
были рассеяны по всей стране. В Австрии после крупной выдачи казаков
     398


     в начале лета  других выдач  не  производилось, так  как,  находясь под
командованием штаба союзных сил, Австрия подпадала под приказ Александера от
31  августа  об  отмене насильственной репатриации.  Но  сейчас страна  была
разделена  на  отдельные оккупационные  зоны,  и Мак-Крири  мог  действовать
независимо от штаба в Италии.
     Мак-Крири  немедленно по  получении инструкций заявил  резкий  протест.
Ему, как и Александеру, было не по душе разрешать войскам СМЕРШа действовать
в английской  зоне и использовать английские войска для запугивания женщин и
детей. К тому же он утверждал, что у него недостаточно людей, чтобы выловить
пребывавших  в  Австрии на  свободе советских  граждан,  и  поэтому  попытки
ускорить  репатриацию  могут  только  увеличить  число  побегов  и  вынудить
беглецов   к  бандитизму.  Так,  совсем   недавно,  после  визита  советской
репатриационной миссии, 400 человек бежали в горы.
     Джон Голсуорси счел эти аргументы "надуманными и путаными". Бевин в  то
время был в Москве  на конференции, и Молотов мог призвать его к ответу. МИД
поэтому лез вон из кожи, чтобы доказать, что в Австрии с репатриациями все в
порядке.  В   Вену  полетели   три  экземпляра  Ялтинского   соглашения.  Их
сопровождало  письмо   Томаса  Браймлоу,   в   котором  объяснялось,  почему
соглашение, ни  словом  не  упоминающее  о  применении силы,  тем  не  менее
подразумевает насилие91.



ПРИМЕЧАНИЯ
     Foreign  Relations  of  the  United  States.   Diplomatic  Papers.  The
Conference of
     Berlin (The Potsdam Conference) 1945.-- Washington, 1960 (в дальнейшем:
     The Potsdam Conference), I, pp. 800--801.
     См.  кн.:  Malcolm Proudfoot. European Refugees.--  London,  1957,  pp.
460--462.
     См.  также:  Julius  Epstein.  Forced  Repatriation:  Some   Unanswered
Questions.--
     Russian Review, 1970, XXIX, pp. 209--210.
     Цит.  по кн.: Julius  Epstein. Operation  Keelhaul: The Story of Forced
Repatriation
     from  1944  to  the  Present.-- Old  Greenwich,  Connecticut, 1973, pp.
100--101.
     Foreign Relations of the United States. Diplomatic Papers 1945. Europe,
V.--
     Washington, 1967 (в дальнейшем: FRUS 1945), pp. 1097--1098.
     Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47902, 26. Уже 8
     июля американские военные власти предоставили русским свободу выбора
     (см. там же, 27--28).
     См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 168А. Вероят
     но, русских пленных просветил какой-нибудь осведомленный немец (см. там
     же, 204/897, 145А).
     См. там же, 32/11119, 297 А--В.
     См.: FRUS 1945, pp. 1094--1095.
     9. См. там же, pp. 1095--1096.
     10. Там же, pp. 1069, 1084.
     11  Русские пленные содержались  в Форте Дике  с октября [см.:  Foreign
Relations of  the United States.  Diplomatic Papers. 1944, IV,-- Washington,
1966  (в  дальнейшем:  FRUS 1944), p. 1260]. Среди  них уже  выделили группу
"заявивших   о   советском   гражданстве"   (Архив   военного   министерства
Великобритании,  204/897,  23А).  Решение  репатриировать  118  человек было
принято Объединенным комитетом начальников штабов 8 июля (см.: FRUS 1945, р.
1103).
     См.: The New York Times, 30.6.1945; New York Herald Tribune, 30.6.1945;
     Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47905, 52--55.
     The  New  York  Times,  1.7.1945;  New York  Herald Tribune,  1.7.1945.
Профессор
     Эпштейн утверждает, что пленные поднялись на борт "Монтичелло", но там
     вырвались из-под охраны и повредили судовой двигатель, так что судно не
могло
     выйти  в море.  Однако  скорее  всего Эпштейн ошибается: такой инцидент
имел
     место  несколько  раньше,  в  Сиэтле.  И  вполне  возможно,  что  планы
изменились по
     распоряжению Госдепартамента. Профессор Эпштейн упоминает о письме  Грю
к
     нему,  которое  "подтверждает  тот  факт,  что  Грю, исполнявший  тогда
обязанности
     государственного секретаря,  отозвал судно с полпути, узнав  о  случаях
самоубий
     ства среди репатриируемых" (Julius Epstein. Operation Keelhaul, p. 46).
Профес
     сор Эпштейн  отсылает  читателя к "Приложению", где текст письма  якобы
приве
     ден  полностью;  однако на самом деле  текст  почему-то отсутствует.  К
сожалению,
     профессор вскоре умер, так что я не смог прояснить это недоразумение.
     400


     Голубев  подчеркнул,  что  ничего  другого  и  не приходится  ждать  от
американ
     ских властей, злонамеренно, из чистейшего вероломства пытавшихся отра
     вить беззащитных пленных. Поразмыслив над этой загадочной фразой, амери
     канцы сообразили, что имен