учено  привести  колонну  из  всех  имевшихся  в
батальоне  грузовиков  с целью  собрать  русских военнопленных  из  немецких
лагерей для  интернированных  и  доставить  их  советским  представителям  в
Хемнице. Около двух недель,  днем и ночью, я  вел колонну  из  17 грузовиков
через  всю Германию и Францию. По дорогам шли тысячи других грузовиков с той
же миссией. Мы  скоро выяснили, что многие русские не желают возвращаться, а
затем  узнали   и  о  причинах  этого   нежелания.  Они  считали,   что  все
офицеры-военнопленные  будут немедленно по прибытии  [в СССР] расстреляны, а
прочих  отправят в лагеря в Сибирь. В результате  нам  пришлось  угрожать им
оружием,  а  наш  приказ предписывал стрелять  при попытке к побегу.  Однако
многие русские все же шли на риск и пытались бежать3.
     Госдепартамент  отчасти  разделял недовольство  солдат, которым  выпало
проводить  в  жизнь  эту  жестокую  политику.  По  просьбе  государственного
секретаря Стеттиниуса, посол США в  СССР Гарриман представил 11 июня отчет о
том, как обращаются в СССР с вернувшимися пленными.
     Хотя  посольство  не располагает  фактами,  подтверждающими сообщения о
жестоких расправах с советскими  гражданами, репатриированными  из  районов,
занятых союзниками, было  бы  неразумно утверждать, что оснований для  таких
сообщений нет. Советское правительство и военные власти
     370


     всегда достаточно ясно выражали презрение к своим солдатам, попавшим  в
плен.  Советское  правительство  не  подписало  Женевскую   конвенцию  и  на
протяжении  войны не  раз  отклоняло  всякие  попытки  воюющих с  ним  стран
заключить  соглашение  о  военнопленных, которое  могло бы  облегчить судьбу
советских пленных  в  Германии...  Хотя репатриация освобожденных [из плена]
советских  граждан  ведется уже в  течение  нескольких  месяцев,  посольству
известен только один случай, когда репатриированный военнопленный вернулся в
Москву, к  семье и к прежней работе. Этот человек болен  туберкулезом, и его
освободили, продержав четыре месяца  в лагере  под Москвой. Известно,  что в
портах прибытия репатриируемых встречают милиция и охранники, которые уводят
репатриантов  в  неизвестном  направлении. Товарные  поезда  с репатриантами
проходят  через  Москву  в  восточном  направлении,  во  время   стоянки  на
московских  вокзалах  пассажиров не  выпускают  из вагонов и общение  с ними
невозможно. Несмотря на недостаток  информации, мы полагаем, что репатрианты
первым  делом  подвергаются  интенсивным   допросам  со  стороны  работников
милицейской службы...  Вполне  возможно,  что  лиц, признанных  виновными  в
намеренном  дезертирстве  из  армии  либо  антигосударственной деятельности,
расстреливают, а  тех, у кого хороший послужной  список  и кто попал в  плен
раненым  (или в  аналогичных обстоятельствах)  и отказался служить у немцев,
могут отпустить домой. Однако большинство репатриируемых, вероятно, попадают
в строительные батальоны и используются на строительстве на Урале, в Средней
Азии, Сибири и на Дальнем Севере под наблюдением охраны.
     Этот безусловно честный  отчет невольно создает  впечатление о  грубом,
несовершенном,  но  все  же  --  правосудии.  Госдепартамент  не  располагал
свидетельствами  очевидцев о  чудовищных  расправах и  жестоком  обращении с
репатриантами  в  Одессе и Мурманске -- свидетельствами, которые  британское
министерство иностранных дел спокойно отправило в  свои архивы. Тем не менее
11  августа Госдепартамент вновь  запросил посольство в Москве, не принимало
ли  советское  правительство  во  время  войны указов о лишении  гражданства
советских подданных,  попавших  в  плен.  Американские  власти  явно  искали
юридическую  лазейку,  чтобы  иметь  возможность  оправдать  свой  отказ  от
политики  насильственной  репатриации.  Но  ответ посольства  от 16  августа
гласил,   что  о  таких   указах  ничего  не  известно4;  поэтому
Стеттиниус решил, что ему остается лишь по-прежнему подчиняться советским
     371


     требованиям. Кроме того, от  американцев пока не поступали  сообщения о
преступлениях советских  властей, подобных  тем, что были совершены в Одессе
18 апреля и  10 июня на  глазах  у  англичан, а американским солдатам еще не
пришлось участвовать  в таких  душераздирающих событиях, какие разыгрались в
Лиенце 1 июня. И хотя вынужденное участие в насильственной репатриации  было
американцам не  по  душе,  они  не располагали достаточными основаниями  для
того, чтобы отказать СССР в его требованиях.
     Как следует из документа, датированного 14 июля, в английском  МИДе все
еще полагали, что
     американцы  всегда спрашивают  советских граждан, взятых ими  в плен  в
немецкой форме, согласны ли они  вернуться в СССР. Если  эти люди  заявляют,
что  находятся под  протекцией Женевской  конвенции, им разрешается остаться
как немецким военнопленным5.
     Но к тому  времени  позиция США в  этом  вопросе  уже коренным  образом
изменилась;  и отход  от  прежней,  достойной  и  безупречной, политики  был
провозглашен  Джозефом  К.  Грю, человеком, до  тех  пор  рьяно отстаивавшим
примат    принципа   над    целесообразностью.    Исполняющий    обязанности
государственного  секретаря,   Грю  долго  и  упорно  заявлял,  что  подпись
Соединенных Штатов под Женевской конвенцией 1929 года обязывает считать всех
пленных, захваченных  в немецкой  форме, немецкими солдатами.  США  добились
того   же  для  своих  солдат  --  японцы,  итальянцы,  немцы,  служившие  в
американской  армии,  считались американцами,-- поэтому, как  доказывал  Грю
советскому поверенному  в делах Николаю Новикову, американское правительство
должно не менее скрупулезно, нежели  немецкое, соблюдать свои обязательства,
обусловленные  международным правом. Однако к лету 1945 года в этой политике
произошел резкий перелом.
     В течение зимы 1944-45 советские власти требовали возвращения небольшой
группы  власовцев,  упорно сопротивлявшихся репатриации и  с  самого  начала
понявших, что они имеют право считаться немецкими военнопленными. Вообще  из
бывших  советских граждан,  отправленных  с немецкими  военнопленными  в США
вскоре после высадки  в  Нормандии,  возвращаться  в СССР  не  желали  очень
многие6,  но  большинство не сумело отстоять свои  права, и около
4300  были  отправлены  во  Владивосток.  118  человек  заявили  о том,  что
находятся  под  защитой  Женевской конвенции7,  и уже  5  мая Грю
сообщил Новикову, что Соединенные Штаты обеспечат репатриацию всех советских
граждан, за исключением этой группы8.
     372


     Три дня спустя война  закончилась, а еще  через  четыре дня Грю написал
письмо министру военно-морского флота  Форресто-лу. Изложив историю этих 118
русских,  попавших   в  особую  категорию,  и  упомянув  об  упорном  отказе
Госдепартамента передать их советским властям, Грю продолжал:
     Я полагаю,  что теперь, когда  Германия безоговорочно капитулировала  и
все американские военнопленные в немецком плену освобождены, отпадает всякая
опасность  того, что  немецкие власти предпримут  какие  бы то  ни было меры
против  американских  военнопленных.  Поэтому я считаю,  что было бы разумно
передать эту группу из 118 человек советским властям с  целью их последующей
репатриации в СССР, а также  выдать Советам  любых других  лиц  аналогичного
статуса,  которые могут  быть обнаружены  под опекой  Соединенных  Штатов  в
будущем.
     Подробности   обсуждения  этой  записки   нам  неизвестны,  но  18  мая
Государственный  координационный  комитет   военно-морского  флота   одобрил
предложение   Грю   и    23   мая   известил    об   этом   государственного
секретаря9.
     Вот  так,  без  долгих  раздумий,  Соединенные  Штаты  заявили о  своей
готовности  совершить то, что сам  Грю  ранее  назвал "нарушением самой сути
Конвенции", в частности, следующего пункта:
     Военнопленные  имеют право,  чтобы с ними  обращались, исходя  из того,
какая форма была  на них  в момент сдачи в  плен,  и пленившая их страна  не
должна без их согласия  определять их  гражданство или национальность иначе,
как на основании их военной формы10.
     Столь  резкое   изменение  американской  позиции  было  вызвано  весьма
малодостойной  логикой:   раз   Соединенные   Штаты  больше   не  используют
преимуществ,  предоставляемых  им  Конвенцией,  они  могут  позволить   себе
отказать в этих преимуществах солдатам Германии.
     Во   исполнение   решения  государственного   секретаря,  118  русских,
претендовавших на немецкое гражданство, и еще 36 человек, находившихся в том
же положении, были собраны в обнесенном проволокой лагере в Форте Дике, штат
Нью-Джерси". Здесь им сообщили, что 29  июня их посадят на пароход, идущий в
СССР. Пленные, явно догадывающиеся, зачем их собрали вместе,  и  раньше были
настроены довольно мрачно,  но сообщение коменданта  лагеря подполковника Г.
М. Триша о
     373


     репатриации   толкнуло   их   на   отчаянные   шаги.   Они   сразу   же
забаррикадировались в бараках  и отказались выходить или впускать кого-либо.
Триш,  прибывший  на  место  событий, потребовал,  чтобы  три  командира  --
получивших звание  в немецкой армии -- вышли к нему для переговоров. Ответом
было молчание. Вскоре из окна барака потянулся дым.
     Триш  приказал  забросать барак  слезоточивыми  гранатами,  после  чего
оттуда  посыпались  люди,  размахивающие доморощенным  оружием -- ножами  из
столовых приборов,  ножками от  столов и  стульев. Американские солдаты были
захвачены врасплох.  В  суматохе пленные  захватили  и  ранили  трех солдат,
оказавшихся  впереди,  но  дальше  стояли   боевые  отряды  с  карабинами  и
автоматами, и когда русские бросились вперед,  прозвучала торопливая команда
и раздался залп. Семеро пленных  упали. После получасовой схватки американцы
одолели  оставшихся.  Еще  двое  получили рваные раны,  пытаясь подлезть под
колючую проволоку, чтобы выбраться из лагеря.
     Солдаты ворвались в барак, в котором все еще стоял  запах слезоточивого
газа.   Наверное,   они  выглядели   довольно  устрашающе  в  своих   жутких
противогазах, но  в бараке их глазам предстало зрелище  пострашнее. Три тела
раскачивались  на балках,  еще  пятнадцать петель ждали следующих  жертв. На
допросах  выжившие показали, что  немедленное  применение полковником Тришем
слезоточивого газа предупредило самоубийство всех 154  человек.  Пленных под
усиленной охраной вывели из лагеря и  отвезли в порт.  Этот инцидент получил
широкое освещение  в прессе12. 30 июня пленных привезли в порт на
грузовиках --  в каждом  по  четыре пленных и по  пять  охранников.  Раненых
доставили  в  машинах  скорой помощи,  тоже  под  охраной. Вход в  порт  был
заблокирован отрядом военной полиции из 80 человек с  автоматами. В доке уже
стояло   транспортное  судно   американского  флота  "Мон-тичелло",   бывший
итальянский лайнер  "Конте  Гранде". Через 15  минут  после прибытия пленных
командир  охраны,  полковник Джон Ландерс, неожиданно получил новый  приказ.
Посадка на  судно  отменялась; пленным надлежало вернуться в бараки. В  3.30
150 русских в сопровождении  200  охранников двинулись  назад, в Форт  Дике.
Почему вдруг изменились планы --  никто не объяснил,  но ясно было, что дело
пересматривается.
     По  возвращении  в   лагерь   были   приняты   чрезвычайные   меры   по
предотвращению самоубийств.
     Пленных поселили в бараках, где ничего не  было, кроме  матрасов. У них
отобрали  все предметы  и  вещи,  которые могли бы быть использованы в целях
самоубийства13.
     374



     Весь этот  инцидент  был крайне  неприятен для правительств СССР и США.
Вооруженным  охранникам  в порту  пришлось сдерживать  толпу любопытствующих
нью-йоркцев; газеты широко освещали факты --  первые публичные свидетельства
того,  что  русские  предпочитают  смерть  возвращению на  родину; а генерал
Голубев в заявлении от 3 июля  обвинил Соединенные Штаты в том, что те силой
препятствуют возвращению на  родину  людей, отчаянно рвущихся воссоединиться
со своими соотечественниками.  Его нимало не смутили возражения американцев,
что сотрудникам советской военной миссии  было разрешено посещать пленных  и
что   только  один  из   154  поддался   на  угрозы  и  посулы  и   вызвался
вернуться14.
     Группа русских в составе 151 человека ждала решения Госдепартамента. 11
июля  Грю  писал:  "Мы  рассматриваем  возможность  отправки этой  группы  в
Германию, где они будут  лишены статуса военнопленных и  переданы  советским
властям"15. Разумеется, государственные мужи надеялись с  помощью
этой уловки избежать  обвинений  в нарушении Женевской конвенции,  поскольку
германской армии уже не существовало. Однако, опасаясь  повторения  огласки,
которую  могли бы вызвать  эти поспешные меры, Грю счел нужным прежде  всего
установить, действительно ли все эти люди являются советскими гражданами,  и
распорядился провести дополнительную проверку16.
     Между тем 7  августа  политический советник США  в  Италии Кирк сообщил
государственному секретарю Джеймсу Ф. Бирнсу, сменившему 3 июля Стеттиниуса,
что  118  пленных власовцев обратились к  генералу Маршаллу и Международному
Красному  Кресту  с  просьбой о  предоставлении  им  "во  имя  человечности"
убежища. Кирк, встревоженный доказательствами того, что  США в международных
делах отказываются от своей традиционной гуманной  роли, требовал  задержать
"выдачу до отправки  сообщения в Госдепартамент и получения ответа".  Однако
его  просьба не  возымела действия.  Бирнс  ответил, что  "в соответствии  с
обязательствами, принятыми в Ялте", все члены группы в Форт Дике, являющиеся
советскими   гражданами,  подлежат  репатриации17.   Наконец,  31
августа,  обреченная   группа  была  отправлена  в  Германию  и  в  условиях
строжайшей секретности передана СМЕРШу. Последняя глава этой трагедии, как и
операции  в Лиенце и Обер-драубурге  30  мая -- 1 июня, оказалась скрытой от
глаз  общественности.   Однако  решимость,  проявленная  пленными  29  июня,
потрясла  Госдепартамент и несомненно  повлияла на принятые  летом 1945 года
решения, касающиеся репатриации18.
     Но имелась  группа  людей, прекрасно информированных и о насильственной
репатриации, и о методах ее осуществления: солдаты, которым выпало проводить
репатриацию. Лиенц ужаснул
     375


     большинство  участников  операции,  и  сомнительно,  чтобы  их  удалось
заставить  снова участвовать в таком деле.  Как объяснял впоследствии автору
начальник генштаба фельдмаршала Александера генерал Уильям Морган, сообщения
о трагедии 1 июня привели в ужас даже главнокомандующего, и он твердо решил,
насколько  это в  его власти, не допускать впредь подобных  эпизодов. Недели
через две Александер отправил в военное министерство шифрованную телеграмму:
     55 советских граждан, в том числе 16 женщин и 11 детей,
     большинство из которых утверждает, что они являются по
     литическими беженцами, после проверки, проведенной в со
     ответствии с Ялтинскими соглашениями, отказываются доб
     ровольно вернуться в СССР.
     Советская миссия потребовала их выдачи. Для этого пона
     добится применение силы, в том числе наручников, и пере
     возка пленных под охраной, в запертых вагонах.
     Мы полагаем, что выдача этих лиц почти неминуемо при
     ведет к их гибели.
     Таких случаев, вероятно, много.
     Прошу как можно скорее прислать ваши распоряжения
     относительно этих лиц, так как местная советская миссия
     будет наверняка настаивать на их выдаче.
     Чиновники  британского  МИДа,  подивившись тому,  что  сам  фельдмаршал
заинтересовался этим делом,  разъяснили в  ответе, что лица, о которых  идет
речь,  подлежат  репатриации  в  случае  отсутствия  возражений  со  стороны
американцев.  Томас  Браймлоу  считал,  что  при  наличии  в  группе  детей,
родившихся за пределами СССР, может возникнуть  вопрос  о гражданстве, но во
всем остальном "мы связаны Ялтинским соглашением, и я не думаю, что мы можем
спасти  их  от  их участи". Патрик Дин,  напротив, полагал, что о проблеме с
детьми "думать незачем", а единственным препятствием могут стать  возражения
американцев, если  они проявят  особую  мягкость по  отношению  к "советским
женщинам и детям, которые  не являются  собственно военнопленными". Впрочем,
замечал он,  вряд ли  это может вылиться в постоянное препятствие.  Браймлоу
подытожил, что  в случае  необходимости следует  применять  силу  (он считал
нелишним  попросить   советскую  миссию  прислать  вооруженную  охрану  "для
необходимых мер  предосторожности")  и соблюдать соглашение  с американцами,
если это понадобится19.
     В  это  же   самое  время  военное   министерство  запросило  подробную
информацию относительно этих русских, в частности,
     376


     о месте  их пребывания. Александер ответил,  что  они  были  в немецких
лагерях на юге Германии и в Австрии, а  сейчас находятся в транзитном лагере
в  Риме  (Чинечитта).  В следующей телеграмме он подчеркивал, что вряд  ли в
Западной Европе осталось еще много советских граждан.
     Опасения Александера нашли отклик в военном министерстве. Генерал Гепп,
заведующий  отделом  по  делам  военнопленных,  считал маловероятным,  чтобы
американцы  согласились  на применение силы. (В тот  день  --  2.7.1945 -- в
"Тайме"  появилось  сообщение об  отмене выхода в море  "Монтичелло".)  Гепп
отмечал  также,  что,  по мнению  штаба  союзных сил в  Италии, будет трудно
убедить  английских  солдат  силой  осуществлять  посадку  в  поезда  людей,
"которые не хотят  возвращаться в свою страну и которых по возвращении могут
прикончить"20.
     Кстати, следует заметить, что  55 человек, о  которых  идет  речь, были
последними  советскими  обитателями  транзитного   лагеря  для  беженцев   и
перемещенных  лиц, существовавшего уже довольно  долгое  время на территории
бывшей киностудии Чинечитта,  под Римом. Охранялся лагерь весьма небрежно. В
ноябре 1944 года, например, здесь произошел случай, вызвавший праведный гнев
советской  миссии: сорок  семь русских,  подлежащих  переводу  в  лагерь для
советских граждан, отказались садиться в грузовики и сбежали.  Той  же ночью
они  пробрались назад в лагерь за своими пожитками, погрузились в семитонку,
стоявшую внутри  ограждения, и  укатили  прочь, своротив по  дороге  главные
ворота21.  Прибыв  в  мае  1945  года  в  лагерь,  Деннис  Хиллс,
английский офицер,  говоривший  по-русски,  обнаружил  там всего  около  100
перемещенных  лиц,  и  комендант района вполне  ясно дал  понять Хиллсу, что
проблема побегов его нимало не  заботит --  обитатели лагеря  могли свободно
уходить и возвращаться.  Многим  предоставила  кров  Украинская католическая
община в Риме (Руссикум). Хиллс нисколько не препятствовал исходу из лагеря,
он даже сам ездил в  центр Руссикума, где видел своих подопечных.  Но другие
пленные предпочли остаться  в лагере,  очевидно, рассчитывая  на то, что при
таком  мягком  режиме их  не  выдадут Советам.  (Кстати, ни  Хиллс,  ни  его
полковник понятия не имели, что пленным угрожает такая опасность.) Еда  же в
лагере была лучше и обильнее, чем в Руссикуме. Вот так и образовалась группа
из 55 человек, о которых говорил Александер в своей телеграмме.
     Тут возникла новая сложность. После выдачи домановских казаков в начале
июня  английские   войска,  стоявшие   в  долине   Дравы,  были  посланы  на
прочесывание гор и розыск беглецов, скрывающихся на снежных вершинах. Многим
удалось бежать,  но  других  возвратили  в Пеггец.  В военном дневнике  36-й
пехотной бригады объясняется, почему их не передали Советам:
     377


     При  нормальном  ходе  дел  эти  казаки  были бы  вывезены в  советскую
оккупационную зону, но советские  власти,  вероятно, утолили свои аппетиты и
больше  не  требовали  их  выдачи.  Это означало,  что  на  нашем  попечении
оказалось несколько сотен недовольных казаков22.