был французский ресторан, и он  выглядел  менее  привлекательно,  чем
тот, прежний, итальянский. Их провели через весь зал к столу в уголке  рядом
с кухней, и намокшие ботинки Даниеля громко скрипели и хлюпали.
   - Вы схватите воспаление легких, - забеспокоилась Лора, когда они сели  и
заказали два сухих мартини.
   - Только не я. У меня хороший иммунитет. Я никогда не  болею.  Как-то  во
Вьетнаме во время боя меня отрезали от своих, и я целую неделю просидел один
в джунглях под дождем, я отощал, но ни разу даже не чихнул.
   Пока  они  пили  мартини,  изучали  меню  и  делали  заказ,  он   наконец
расслабился и проявил себя  как  рассудительный,  приятный  и  даже  веселый
собеседник. Но, когда была подана закуска - семга под  укропным  соусом  для
Лоры и устрицы в тесте для него, - стало ясно, что готовят здесь плохо, хотя
цены были вдвое выше, чем в итальянском  ресторане,  и,  по  мере  того  как
подавали  блюда,  он  все  более  смущался  и  почти  перестал  поддерживать
разговор. Лора расхваливала все подряд и съедала все до крошки, но ее усилия
были напрасны, его нельзя было обмануть.
   К тому же ни повара на кухне, ни официант не  торопились.  Когда  Даниель
наконец расплатился и довел ее до машины, как и прежде, перенеся через лужу,
как маленького ребенка, они на полчаса опоздали на сеанс в кино.
   - Ничего страшного,  -  успокаивала  Лора,  -  давайте  пойдем,  а  потом
задержимся на следующий сеанс, чтобы посмотреть начало.
   - Ни в коем случае, - отверг он  ее  предложение.  -  Разве  так  смотрят
фильм? Вы не получите от него никакого удовольствия. А я  хотел,  чтобы  это
был идеальный вечер.
   - Успокойтесь, - сказала Лора. - Я просто в восторге от всего.
   Он недоверчиво на нее посмотрел, она улыбнулась, и он вымученно улыбнулся
в ответ.
   - Ничего страшного, если вы не хотите идти в кино, - сказала Лора. - Куда
хотите, туда и пойдем.
   Он кивнул, завел машину  и  тронулся  с  места.  Они  проехали  некоторое
расстояние, прежде чем она поняла, что он везет ее обратно домой.
   Провожая ее до дверей, он извинился за испорченный вечер, а  она  уверяла
его, что наслаждалась каждой его минутой. Не  успела  она  вставить  ключ  в
замок, как он помчался  вниз  по  лестнице  без  прощального  поцелуя  и  не
дожидаясь ее приглашения войти.
   С площадки она видела, как он выбежал на улицу  и  порыв  ветра  вывернул
наизнанку его зонт. Он вступил с ним в неравную борьбу и пару  раз  чуть  не
упал. Уже у машины он наконец овладел ситуацией, но ветер  немедленно  опять
вывернул зонт. В отчаянии он зашвырнул зонт в ближайшие кусты, поднял голову
и посмотрел на Лору. К этому времени он вымок с головы до ног, и  в  бледном
свете фонаря Лора видела, что костюм на нем повис, как тряпка. Он был  такой
огромный, сильный, настоящий Геркулес, но отступил перед пустяком -  порывом
ветра, водой в лужах, - и это было очень смешно. Лора понимала,  что  нельзя
смеяться, она запретила себе смеяться, но не могла удержаться от смеха.
   - Вам легко смеяться, Лора Шейн, вы такая красивая! - закричал он  снизу.
- Да, красивая, Бог тому свидетель. - После этого  его  машина  стремительно
исчезла в ночи.
   Телефон зазвонил в девять тридцать. Он спросил:
   - Мы еще когда-нибудь встретимся?
   - Я уж думала, что вы никогда больше не позвоните.
   - Так, значит, встретимся?
   - Ну конечно.
   - Пообедаем, а потом в кино?
   - Отличное предложение.
   - Мы больше не пойдем в этот ужасный французский  ресторан.  Мне  стыдно,
очень стыдно.
   - Мне все равно, куда мы пойдем, - сказала Лора, - только  обещайте,  что
мы не станем бегать из одного ресторана в другой.
   - Кое в чем я твердолобый. Я вам уже говорил.., не умею  я  обращаться  с
красивыми женщинами.
   - Ив этом виновата ваша мать?
   - Точно. Она меня отвергла. И отца тоже. Всегда была  холодной  как  лед.
Бросила нас с отцом, когда мне было одиннадцать.
   - Должно быть, это было тяжелое испытание.
   - А вы еще красивей, и я до смерти вас боюсь.
   - Принимаю как комплимент.
   - Простите, но я и хотел сделать комплимент. Вся беда в том, что вы очень
хороши, но ваш талант еще лучше, и это пугает меня еще больше.  Разве  может
такая одаренная личность, как вы, обратить внимание  на  такое  ничтожество,
разве только ради смеха?
   - Позвольте задать вам один вопрос, Даниель.
   - Называйте меня Дании.
   - Всего один вопрос, Дании. Какой из вас, к черту, биржевой маклер? У вас
что-нибудь получается?
   - Я первоклассный специалист, - отозвался он с такой искренней гордостью,
что Лора поняла: он говорит правду. - Мои клиенты полностью доверяют мне,  а
мой собственный портфель ценных бумаг вот уже три года повышается в цене  на
рынке. А что касается моей работы в качестве биржевого аналитика, маклера  и
консультанта по инвестициям, то тут я не позволю  никакому  ветру  вывернуть
наизнанку мой зонтик.

2

   На следующий день после установки  зарядов  в  подвале  Института  Штефан
предпринял  последнее,  по  его  расчетам,  путешествие  через  Молниеносный
Транзит. Это была нелегальная  поездка  в  десятое  января  1988  года,  вне
утвержденного плана и втайне от коллег.
   Когда он прибыл туда, в горах Сан-Бернардино шел слабый снег,  но  Штефан
был по погоде в  теплых  резиновых  сапогах,  кожаных  перчатках  и  морском
бушлате. Он  укрылся  в  густых  зарослях  елей,  ожидая,  когда  перестанет
вспыхивать ослепительно яркая молния.
   При очередной вспышке он  посмотрел  на  наручные  часы  и  встревожился,
обнаружив, что сильно запаздывает. В  его  распоряжении  было  менее  сорока
минут, чтобы добраться до Лоры, прежде чем она погибнет. Если он  задержится
и прибудет слишком поздно, то уже не сможет никогда и ничего изменить.
   И хотя последние блестящие молнии продолжали рассекать облачное  небо,  а
оглушительные раскаты грома  все  еще  отдавались  многократным  эхом  среди
далеких вершин и хребтов, он вышел из укрытия и  поспешил  вниз  по  склону,
покрытому глубокими сугробами, где ноги увязали по колено. Снег  был  покрыт
ледяной коркой, пробиваемой с каждым шагом, что замедляло ход, как будто  он
брел по глубокой воде. Дважды он падал, и  снег  набился  ему  в  сапоги,  а
яростный ветер валил с ног, словно разумное существо, которое решило  с  ним
покончить. К тому времени, как он дошел до конца  поля  и  перебрался  через
снежный вал на обочине асфальтированного  шоссе  с  двухполосным  движением,
ведущего в одну сторону к Эрроухед, а в другую в Биг-Бэр, его бушлат и брюки
покрылись мерзлым снегом, а ноги заледенели. Он потерял целых пять минут.
   Недавно прошел снегоочиститель, и шоссе  было  чистым,  если  не  считать
вихрящихся легких снежинок, которые изменчивый ветер крутил над асфальтом то
в одну, то в другую сторону. Но чувствовалось, что близится пурга.  Снежинки
уменьшились в размерах и посыпались гуще. Скоро дорога  станет  опасной  для
движения.
   Штефан заметил на обочине доску: ?Озеро Эрроухед, одна миля? и со страхом
обнаружил, что находится от Лоры куда дальше, чем предполагал.
   Прищурившись от ветра, он посмотрел на север и разглядел в  мрачной  мгле
теплое сияние электрических фонарей:  одноэтажное  здание  со  стоянкой  для
автомобилей находилось  от  него  справа,  примерно  в  трехстах  ярдах.  Он
двинулся в этом направлении, опустив голову, спасая лицо от порывов ледяного
ветра.
   Ему нужна была машина. Лоре оставалось жить всего полчаса, и до нее  было
десять миль.

3

   В субботу шестнадцатого июля 1977  года,  через  пять  месяцев  после  их
первого свидания и через полтора месяца после окончания колледжа, Лора вышла
замуж за Дании Паккарда. Гражданское бракосочетание  состоялось  в  кабинете
местного судьи. Гостей, они же и свидетели, было только двое: отец Данни Сэм
Паккард и Тельма Аккерсон.
   Сэм был представительным седым мужчиной ростом около шести  футов,  но  в
присутствии  сына  он  выглядел  низкорослым.  Всю  короткую  церемонию   он
проплакал, и Дании без конца поворачивался и спрашивал:
   - Как ты там, папа? - Сэм кивал головой, сморкался и говорил,  чтобы  они
продолжали, но через секунду снова начинал плакать,  и  Дании  снова  о  нем
беспокоился, а Сэм громогласно,  как  иерихонская  труба,  сморкался.  Судья
сказал:
   - Послушайте, молодой человек, ваш отец плачет от  радости,  так  что  не
будем задерживаться, меня еще три пары ждут.
   Но даже если бы  отец  жениха  не  заливался  слезами,  а  жених  не  был
великаном с добрым сердцем младенца, то все равно это была  бы  незабываемая
свадебная церемония из-за присутствия Тельмы.  У  Тельмы  была  удивительная
прическа, волосы выстрижены клоками, торчавшими в разные стороны, а пряди на
лбу покрашены в лиловый цвет. В самый разгар лета, да еще  на  свадьбу,  она
надела красные лодочки на высоком каблуке, черные брюки в обтяжку  и  черную
блузку, специально разодранную во многих местах, а вместо пояса подхваченную
стальной цепью. Вокруг глаз были густо наложены фиолетовые  тени,  на  губах
кроваво-красная помада, в одном ухе серьга, похожая на рыболовный крючок.
   После церемонии, когда Дании  о  чем-то  договаривался  с  отцом,  Тельма
уединилась с Лорой в уголке вестибюля здания суда и объяснила свой  странный
вид:
   - Это значит одеться под панка, в Англии это  сейчас  самое-самое.  Здесь
еще никто этого не носит, но через пару лет все будут одеты по этой моде.  А
потом это здорово подходит для моего номера. Я выгляжу пугалом, и стоит  мне
только появиться на сцене, как публика уже падает от смеха. И мне  это  тоже
очень на руку. Будем говорить прямо, Шейн, годы  меня  не  красят.  Господи,
если бы уродство считалось болезнью, то я была бы  среди  первых  пациентов.
Что касается стиля панк,  то  у  него  есть  свои  преимущества:  с  помощью
косметики поярче и прически почудней можно совершенно  преобразить  себя,  и
никто не заметит, какая ты невзрачная,  нужно  только,  чтобы  ты  выглядела
фантастично. Господи, Шейн, какой же он большой, этот твой Данни.  Ты  много
рассказывала о нем по телефону, но никогда  не  обмолвилась,  что  он  такой
огромный. Обряди его в костюм гориллы и дай погулять  по  Нью-Йорку,  снимай
все на пленку, и вот тебе готовый фильм  ужасов,  и  не  надо  тратиться  на
постройку миниатюрных декораций. Так, значит, ты его любишь?
   - Я его обожаю, - ответила Лора. - Он не только  большой,  но  и  добрый,
может, из-за всех жестокостей, что он видел во Вьетнаме, да и сам принимал в
них участие, а может быть, потому, что у него всегда было доброе сердце.  Он
очень ласковый, Тельма, очень внимательный, и потом он считает меня одним из
лучших авторов на свете.
   - А помнишь, когда он одаривал тебя жабами, ты считала его психопатом.
   - Небольшая ошибка в суждении.
   Двое полицейских провели через вестибюль молодого мужчину в наручниках по
пути в один из судейских залов. Арестованный внимательно  оглядел  Тельму  и
сказал:
   - Эй, детка, может, займемся?
   - Вот оно, неотразимое обаяние  Аккерсонов,  -  сказала  Тельма.  -  Тебе
достался одновременно греческий бог, милый плюшевый мишка и верный раб, а  я
получаю  гнусные  предложения  от  подонков  общества.  Но  если  хорошенько
подумать, то у меня вообще не было никаких  предложений,  так  что  все  еще
впереди!
   - Не надо принижать себя, Тельма. Не преувеличивай. Обязательно  найдется
хороший человек, который поймет, какое ты сокровище.
   -  Это  наверняка  будет  Чарльз  Мэнсон,  если,  конечно,  его  досрочно
выпустят.
   - Да нет же. Вот увидишь,  ты  будешь  такой  же  счастливой.  Я  в  этом
уверена. Это твоя судьба, Тельма.
   - Господи, Шейн, ты становишься неизлечимой оптимисткой. А как насчет той
молнии? А все те глубокомысленные разговоры, которые мы вели на  полу  нашей
комнаты в приюте, помнишь? Мы тогда решили, что жизнь - это комедия  абсурда
и что время от времени, для равновесия, она  внезапно  нарушается  моментами
трагедии, чтобы по контрасту сделать смешное еще более смешным.
   - Может быть, это была последняя такая молния в  моей  жизни,  -  сказала
Лора. Тельма внимательно посмотрела на нее.
   - Я тебя знаю, Шейн, надеюсь, что этот настрой на  счастье  не  обернется
для тебя разочарованием. Надеюсь, ты забыла о прошлом, девочка, да я в  этом
и не сомневаюсь. Пожелаю только, чтобы в твоей жизни  не  было  больше  этих
самых молний, - Спасибо тебе, Тельма.
   - И еще скажу тебе,  что  твой  Дании  -  редкостный  человек,  настоящее
сокровище. Будь здесь Рут, ей он бы тоже понравился, она была бы от  него  в
восторге.
   Они обняли друг друга и на мгновение превратились в храбрых  и  в  то  же
время слабых девочек, внешнесамоуверенных, а в душе испуганных  перед  лицом
слепой судьбы, от капризов которой зависела вся их вместе прожитая юность.

***

   В воскресенье, двадцать четвертого июля,  Лора  и  Дании  возвращались  в
квартиру в Тастине из Санта-Барбары, где провели  неделю  после  свадьбы,  и
сразу же отправились в магазин, чтобы  купить  что-нибудь  поесть,  а  потом
вместе приготовили обед: хлеб из  муки  грубого  помола,  мясные  тефтели  в
микроволновой  печке  и  спагетти.  Лора  отказалась  от  своей  квартиры  и
переехала к Дании за несколько дней до свадьбы. По совместно  разработанному
плану они должны были прожить в этой квартире два-три года. Они так долго  и
подробно обсуждали свое будущее, что теперь оно  представлялось  им  в  виде
одного слова с большой буквы:
   "План?, как если бы это было специально разработанное где-то  на  небесах
руководство для их семейного союза, в котором точно предусмотрены все детали
их совместной жизни. План предусматривал, что только через два-три года  они
сделают первый взнос  для  оплаты  собственного  дома,  -  это  позволит  им
сохранить в неприкосновенности надежные ценные бумаги, скопленные Дании, - и
только тогда они покинут эту квартиру.
   Они обедали на кухне, откуда открывался  вид  на  королевские  пальмы  во
дворе, залитом золотистым предзакатным солнцем, и обсуждали основу Плана,  а
именно: Дании работает, а Лора сидит дома и пишет свою первую книгу.
   - Когда  ты  станешь  страшно  богатой  и  знаменитой,  -  сказал  Дании,
накручивая  спагетти  на  вилку,  -  я  брошу  работу  на  бирже   и   стану
распоряжаться нашими финансами.
   - А что, если я никогда не стану богатой и знаменитой?
   - Наверняка станешь.
   - А если меня никогда не напечатают?
   - Тогда я с тобой разведусь.
   Лора бросила в него кусочком хлеба.
   - Злодей.
   - Мегера.
   - Хочешь еще тефтелей?
   - Хочу, если не будешь ими бросаться.
   - Я уже смягчилась. Правда, у меня вкусные тефтели?
   - Очень вкусные, - согласился он.
   - Твоя жена - искусная кулинарка, и это надо отпраздновать.
   - Полностью поддерживаю предложение.
   - Давай займемся любовью. Данни поинтересовался:
   - Прямо тут, за обедом?
   - Нет, в кровати. - Она отодвинула стул и встала.  -  Идем.  Обед  всегда
можно разогреть.
   В первый год они часто занимались любовными играми, и Лора находила в  их
близости  нечто  большее,  чем  сексуальное  удовлетворение,  нечто  гораздо
большее, чем она когда-либо ожидала.  Сжимая  друг  друга  в  объятиях,  они
становились единым целым, одним человеком, у них было одно тело, одни мысли,
одна душа, одна мечта. Да, она любила  его  всем  сердцем,  но  это  чувство
единения было больше, чем любовь, или, по крайней мере, отличалось от любви.
А когда наступило их первое Рождество вместе, она поняла,  что  это  чувство
было чувством принадлежности, чувством семьи, которого она не  знала  долгие
годы; он был ее мужем, а она его женой, и когда-нибудь, через  два  или  три
года, в соответствии с Планом, у них родятся дети.  Теперь  она  знала,  что
ничто на свете несравнимо с умиротворением, которое дает семья.
   Можно было подумать, что это непрерывное каждодневное счастье, гармония и
покой приведут к умственной лени; что для творчества и остроты восприятия ей
необходимо равновесие между безоблачными днями и днями тоски и страданий. Но
идея, что  страдания  способствуют  успеху  творчества,  -  это  заблуждение
молодых и неопытных душ. Чем счастливей она становилась, тем успешней шла ее
работа.
   За полтора месяца до первой годовщины  их  свадьбы  Лора  закончила  свой
первый роман ?Ночи Иерихона? и  отослала  рукопись  литературному  агенту  в
Нью-Йорке Спенсеру Кину, с которым связалась месяц назад. Через  две  недели
Кин позвонил и  сообщил,  что  будет  предлагать  ее  книгу  издателям,  что
рассчитывает на быструю продажу рукописи и что Лору  как  писательницу  ждет
блестящее будущее. С быстротой, которая удивила даже агента, за скромный, но
приличный аванс в  пятнадцать  тысяч  долларов  книгу  приобрело  первое  же
издательство, которому он ее предложил, - издательство ?Викинг?. Договор был
подписан в пятницу, четырнадцатого июля 1978 года, за два дня  до  годовщины
свадьбы Лоры и Данни.

4

   Строение,  которое  Штефан  увидел  с  дороги,  оказалось  рестораном   с
маленькой  гостиницей,  стоявшим  в  тени  высокоствольных  сосен.   Деревья
достигали двухсот футов в высоту и были увешаны гроздьями крупных  шишек,  а
кора рассечена глубокими извилистыми бороздами; ветви гнулись  под  тяжестью
выпавшего снега.
   Одноэтажный дом был построен из бревен, сосны плотно окружали его с  трех
сторон, и вся крыша была засыпана толстым слоем иголок.
   Окна  запотели  или  замерзли,  и  свет  изнутри  плохо  проникал   через
замутненное стекло.
   На стоянке у ресторана Штефан обнаружил два джипа, два пикапа  и  ?Форд?.
Успокоившись, что никто не увидит его из окон, он направился прямо к  одному
из джипов, попробовал дверь, которая оказалась незапертой, и сел за руль.
   Он вытащил ?вальтер? из кобуры, которую носил под бушлатом, и положил его
на сиденье рядом.
   Ноги ломило от холода, надо было бы вытряхнуть снег из сапог. Но  он  уже
опаздывал, к тому же все было с самого начала запланировано в обрез,  он  не
мог терять ни минуты. Если он чувствовал ступни, значит, они не  обморожены;
эта опасность пока ему не угрожала.
   Он не нашел  ключей  в  замке  зажигания.  Он  отодвинул  назад  сиденье,
нагнулся, пошарил под доской приборов, нащупал  провода  зажигания  и  через
минуту запустил мотор.
   Он как раз разгибался, когда владелец джипа, дыша пивом, распахнул дверь.
   - Эй, парень, что ты тут делаешь? На покрытой снегом стоянке не  было  ни
души. Они были одни.
   Через двадцать пять минут Лора будет  мертва.  Владелец  джипа  попытался
вытащить его из машины, и  Штефан  без  сопротивления  подчинился,  по  пути
схватив с сиденья  пистолет;  затем  всей  тяжестью  тела  он  навалился  на
противника, и человек стал падать на спину, поскользнувшись  на  обледенелом
асфальте. Они вместе рухнули на землю. Штефан оказался  сверху  и  приставил
дуло к горлу владельца машины.
   - Ради Бога, мистер! Не убивайте меня!
   - Вставай. Поосторожней, черт возьми, никаких резких движений.
   Теперь, когда они были на ногах, Штефан зашел ему за спину  и  достаточно
сильно ударил его  рукояткой  пистолета  по  голове,  так  что  тот  потерял
сознание, обмяк, упал на землю и больше не двигался.
   Штефан взглянул на дверь ресторана.  Никого.  На  шоссе  не  было  слышно
автомобилей, но, возможно, завывание ветра заглушало шум мотора.
   Снег усилился; Штефан  спрятал  пистолет  в  глубокий  карман  бушлата  и
подтащил человека, который не приходил в  сознание,  к  ?Форду?  поблизости.
?Форд? не был заперт, и Штефан втащил его на заднее сиденье, закрыл дверь  и
поспешил обратно к джипу.
   Мотор заглох. Он снова соединил провода и запустил его.
   Он включил скорость и повернул к  шоссе;  порыв  ветра  ударил  в  стекла
машины. Снег падал сплошной пеленой, начиналась вьюга. Ветер вздымал с земли
вихри снега, и они искрились в свете фар. Гигантские темные сосны  сгибались
и вздрагивали под напором ураг