аза сузились, и не потому,  что  он  подозревал
Штефана,  а  потому,  что  он  внезапно  заподозрил  всех  тех   сотрудников
Института, которые его убеждали, что  в  самые  ближайшие  дни  он  совершит
роковые военные ошибки. Штефан же твердил о его  непогрешимости,  и  безумец
был готов вновь поверить в свой гений.
   - Немного изменить мою стратегию? - переспросил Гитлер. - Каким образом?
   Штефан быстро перечислил шесть изменений в военной стратегии, которые, по
его утверждению, явятся решающими в будущих главных сражениях; на  деле  они
ничего не меняли в исходе сражений, о которых он  говорил,  да  и  сами  эти
сражения никак не определяли последние этапы войны.
   Но фюрер жаждал верить, что он ближе к победе, чем к полному поражению, и
он с готовностью ухватился за совет Штефана, так как план  Штефана  немногим
отличался от того, какой предложил бы сам фюрер.
   - В самых первых докладах, которые мне представил Институт, я заметил это
искажение будущего. Как могло случиться, что до этого я  блестяще  руководил
военными действиями и вдруг стал допускать одну за другой подобные серьезные
ошибки?  Да,  сейчас  мы  переживаем  трудный  период,  но  это   не   может
продолжаться вечно. Высадка союзников в Европе, на которую возлагаются такие
надежды, обречена на провал; мы сбросим  их  в  море.  -  Он  говорил  почти
шепотом, с гипнотизирующей  страстностью,  знакомой  по  его  многочисленным
выступлениям. - На эту неудачную высадку они потратят  большую  часть  своих
резервов, им придется  отступить  по  всему  фронту,  им  потребуется  много
месяцев, чтобы восстановить свои силы и начать новый штурм. За это время  мы
укрепим свои позиции в Европе, нанесем поражение русским варварам  и  станем
абсолютно непобедимыми!
   Он перестал шагать по комнате,  моргнул,  как  бы  выходя  из  транса,  и
сказал:
   - Так на чем я  остановился?  Да,  день  высадки  в  Европе.  В  докладах
Института говорится, что союзники высадятся в Нормандии.
   - Это ложь, - сказал Штефан. Наконец они дошли до  того  самого  вопроса,
ради которого Штефан совершил свое путешествие в  бункер  в  эту  мартовскую
ночь. Институт сообщил Гитлеру, что местом высадки станут пляжи Нормандии. В
том будущем, которое судьба  уготовила  для  него,  фюрер  допустит  ошибку,
считая, что высадка произойдет в другом месте, и не укрепит должным  образом
район Нормандии. Надо всячески поощрять его  придерживаться  той  стратегии,
которой он следовал бы, не существуй на свете Института. Он должен проиграть
войну, как это  запланировала  для  него  судьба,  и  задачей  Штефана  было
подорвать его веру в Институт и таким образом обеспечить успех  вторжения  в
Нормандии.

22

   Клитман сумел преодолеть еще несколько ярдов, обходя ?Бьюик?  и  женщину.
Он распластался за  небольшим  возвышением  из  белого  камня,  пронизанного
жилами бледно-голубого кварца, в ожидании, когда Губач совершит свой  бросок
с юга. Это отвлечет женщину, и Клитман выскочит из укрытия и бросится к ней,
на бегу стреляя из ?узи?. Он буквально разрежет ее на куски, прежде чем  она
успеет обернуться и увидеть лицо своего убийцы.
   "Давай, сержант, чего прячешься, как трусливый еврей, - в ярости  твердил
себе Клитман. - Покажись. Вызови огонь на себя?.
   Буквально через секунду Губач выскочил из укрытия, и женщина увидела его.
Все ее внимание было сосредоточено  на  Губаче,  и  Клитман  поднялся  из-за
камней.

23

   Сидя в кожаном кресле и наклонившись вперед, Штефан продолжал:
   - Все это ложь, мой фюрер,  все  это  ложь.  Это  попытка  ввести  вас  в
заблуждение, чтобы вы поверили в высадку в Нормандии.  Это  основная  задача
заговора подрывных элементов в Институте. Они хотят заставить вас  совершить
кардинальный просчет, который не уготован вам будущим. Они хотят,  чтобы  вы
все свое внимание сосредоточили на  Нормандии,  в  то  время  как  настоящая
высадка состоится...
   - В Кале, - закончил Гитлер.
   - Совершенно верно.
   - Я всегда считал, что это будет  район  Кале,  севернее  Нормандии.  Они
пересекут Па-де-Кале в самом узком месте.
   - Вы совершенно правы, мой фюрер, - подтвердил Штефан.  -  Тем  не  менее
войска все же высадятся в Нормандии седьмого июня...
   В действительности это произойдет шестого июня, но  погода  в  этот  день
будет настолько плохой, что немецкое верховное командование не поверит,  что
союзники решатся на проведение операций при таком бурном море.
   - Но это будут незначительные силы, чтобы привлечь ваши элитные  танковые
дивизии на побережье Нормандии, в то время как настоящий фронт будет  открыт
позже в районе Кале.
   Эта информация пришлась по вкусу диктатору, который имел свое  предвзятое
мнение и твердо верил в свою непогрешимость. Он снова сел в кресло и стукнул
кулаком по столу.
   - Вот это действительно похоже на правду, Штефан. Но я  видел  документы,
отдельные страницы истории войны, привезенные из будущего...
   - Подделка, - ответил Штефан, рассчитывая, что параноик проглотит ложь. -
Вместо подлинных документов они вам предъявили подделку, чтобы сбить  вас  с
толку.
   Если повезет, то обещанная Черчиллем  бомбардировка  состоится  завтра  и
уничтожит Ворота, всех тех, кто может их  воссоздать,  и  все  документы  до
единого, которые были привезены из будущего.  А  фюрер  будет  лишен  всякой
возможности провести глубокое расследование для выяснения  правдивости  слов
Штефана С минуту Гитлер молча сидел, глядя на ?люгер? на столе и  напряженно
думая. Наверху возобновилась бомбардировка, и картины запрыгали на стенах, а
карандаши в медном стакане.
   Штефан с нетерпением ждал реакции фюрера.
   - Как вы сюда попали? - спросил Гитлер. - Как вам удалось воспользоваться
Воротами? После побега Кокошки и тех пятерых они усиленно охраняются.
   - Я не пользовался Воротами, - сказал Штефан. - Я явился к вам  прямо  из
будущего, использовав пояс для передвижения во временном пространстве.
   Это была самая смелая ложь, так как пояс не являлся  машиной  времени,  а
только механизмом для возвращения и имел одну-единственную функцию:  вернуть
его владельца в Институт. Штефан рассчитывал на  невежество  политиков:  они
знали обо всем происходящем понемногу, но  никогда  не  изучали  глубоко  ни
одного вопроса. Гитлер знал, что такое Ворота и  что  такое  путешествие  во
времени, но, конечно, лишь в  общих  чертах;  он  не  знал  подробностей,  к
примеру, таких, как назначение поясов.
   Если бы Гитлер понял, что  Штефан  прибыл  к  нему  после  возвращения  в
Институт с помощью пояса Кокошки, он бы догадался, что Штефан расправился  с
Кокошкой и пятерыми другими и что они вовсе не дезертиры, и тогда рухнул  бы
весь сложный вымысел о заговоре в Институте. А Штефану пришел бы конец.
   Нахмурившись, диктатор спросил:
   - Вы пользовались поясом без Ворот? Разве такое возможно?
   У Штефана пересохло во рту, но он старался говорить убедительно - Да, мой
фюрер, это совсем просто. Можно так настроить пояс, что он не  только  будет
устанавливать  связи  с  Воротами  для  возвращения  домой,  но  и  позволит
перемещаться во времени в соответствии с нашими желаниями. Хорошо,  что  это
так, потому что, если бы я вернулся к Воротам, чтобы потом отправиться сюда,
меня бы схватили евреи, которые сейчас их контролируют.
   - Евреи? - Гитлер был поражен.
   - Да, мой фюрер. Насколько я понимаю, заговор  в  Институте  организовали
сотрудники, которые имеют еврейскую кровь, но скрыли этот факт.
   Лицо безумца исказилось от внезапной ярости.
   - Евреи. Всюду, везде. А теперь вот в Институте.
   Услышав эти слова, Штефан понял, что  повернул  ход  истории  на  прежний
путь.
   Судьба стремится восстановись предопределенный ход событий.

24

   Лора сказала:
   - Крис, тебе лучше спрятаться под машиной.
   Пока она говорила, человек на юго-западном фланге поднялся из-за  укрытия
и помчался вдоль края сухого русла по  направлению  к  ней  и  к  небольшому
песчаному наносу, за которым можно было спрятаться.
   Лора вскочила на ноги,  зная,  что  ?Бьюик?  защитит  ее  от  стрелка  за
?Тойотой?, и открыла огонь. Первые пули взвихрили песок  и  выщербили  камни
под ногами бегущего человека, но следующая очередь пришлась ему по ногам.  С
криком  он  упал  на  землю,  где  его  снова  настигли  пули.   Он   дважды
перевернулся, перевалился через край сухого русла глубиной тридцать футов  и
полетел вниз на дно Как раз в то мгновение, когда  раненый  исчез  за  краем
обрыва, Лора услышала стрельбу, но не из-за ?Тойоты?, а позади,  за  спиной.
Она не успела обернуться, несколько пуль ударили ей в  спину,  и  она  упала
лицом вниз на каменистую почву пустыни.

25

   - Опять эти евреи, - со злобой повторил Гитлер. - А как  насчет  ядерного
оружия, которое, как они утверждают, может выиграть для нас войну?
   - Еще одна ложь, мой фюрер.  В  будущем  была  сделана  не  одна  попытка
создать  такое  оружие,  и  все  они  оказались  неудачными.   Это   выдумки
заговорщиков, чтобы растратить ресурсы и силы рейха.
   Послышался гул и грохот взрывов.
   Тяжелые рамы картин стучали по бетонным стенам.
   Карандаши подпрыгивали в медном стакане.
   Гитлер смотрел прямо в глаза Штефану, пристально изучая его.
   - Все-таки если бы вы были изменником, то явились бы  сюда  с  оружием  и
убили бы меня на месте.
   Штефан подумывал именно об этом, потому что, только убив Адольфа Гитлера,
он смыл хотя бы часть пятна со своей совести. Но  это  было  бы  проявлением
эгоизма, потому что, убив Гитлера, он круто изменил бы ход истории и подверг
огромному риску то будущее, которое уже существовало. Он не мог  забывать  о
том, что его будущее  было  одновременно  и  прошлым  Лоры;  если  он  будет
вмешиваться, чтобы изменить ход событий,  установленный  судьбой,  он  может
изменить мир к худшему вообще и для Лоры в частности. Что, если он  убил  бы
Гитлера сейчас и, вернувшись в 1989 год, обнаружил совершенно  иной  мир,  в
котором по каким-то причинам Лора вообще не появилась на свет?
   Он мог бы уничтожить  этого  преступника,  но  тогда  на  него  легла  бы
ответственность за тот мир, который возникнет после этого поступка.  Здравый
смысл говорил, что мир от этого станет только лучше, но он твердо знал,  что
здравый смысл и судьба - это два взаимоисключающих понятия.
   - Да, мой фюрер, - сказал Штефан, - будь  я  изменником,  я  бы  поступил
именно так. И меня беспокоит, что настоящие изменники в Институте могут рано
или поздно додуматься именно до такого способа покушения.
   Гитлер побледнел.
   - Завтра я закрою Институт. Ворота не будут функционировать,  пока  я  не
очищу весь Институт от предателей.
   "Надо надеяться, что бомбардировщики Черчилля тебя опередят?,  -  подумал
Штефан.
   - Мы одержим победу, Штефан, и в этом нам поможет  твердая  вера  в  наше
великое предназначение, а не какая-нибудь гадалка. Мы  победим,  потому  что
это наша судьба.
   - Да, это наша судьба, - согласился Штефан. - Правда на нашей стороне.
   На  лице  безумца  появилась  улыбка.  Под  внезапным  наплывом   чувств,
неожиданным по контрасту с прежним настроением,  Гитлер  заговорил  об  отце
Штефана Франце и днях их молодости в Мюнхене: тайные  собрания  на  квартире
Антона Дрекслера, встречи в пивных ?Хофбройхаус? и ?Эберлброй?.
   Некоторое время Штефан слушал, изображая  глубокое  внимание,  но,  когда
Гитлер заявил о своей постоянной и неизменной вере в  сына  Франца  Кригера,
Штефан поспешил воспользоваться этим моментом.
   - Моя вера в вас, мой фюрер, непоколебима, а преданность не имеет границ.
   Он поднялся, вытянул руку в приветствии, а другой нащупал кнопку на поясе
под рубашкой и объявил:
   - Теперь мне  надо  возвращаться  в  будущее,  мне  еще  немало  придется
подтрудиться для вашего блага.
   - Как, вы уходите? - удивился Гитлер, поднимаясь с кресла. - Разве вы  не
останетесь в вашей собственной эпохе? Почему  вы  хотите  отправиться  туда,
когда вы сняли с себя подозрения?
   - Кажется, я догадываюсь, где прячется этот предатель Кокошка.  Его  надо
отыскать и доставить обратно, потому что,  наверное,  только  Кокошка  знает
имена предателей в Институте и может их открыть.
   Он быстро отсалютовал, нажал кнопку на поясе и покинул бункер прежде, чем
Гитлер успел что-либо сказать.
   Он возвратился в Институт вечером шестнадцатого марта, в тот самый  день,
когда Кокошка отправился за  ним  в  погоню  в  горы  Сан-Бернардино,  чтобы
никогда не вернуться обратно. Штефан сделал все, что было в  его  силах:  он
договорился об уничтожении Института и посеял в Гитлере  недоверие  к  любой
информации, исходившей оттуда. Он мог бы ликовать, если бы не терзавшая  его
мысль об отряде СС, который преследовал Лору в 1989 году.
   Он ввел в пульт  программирования  Ворот  данные,  полученные  с  помощью
компьютера,  для  своего  последнего  скачка  в   пустыню   в   окрестностях
Палм-Спрингс, где Лора и Крис ждали его утром двадцать  пятого  января  1989
года.

26

   Падая на землю, Лора уже знала, что  пуля  повредила  или  раздробила  ей
позвоночник; она не ощущала никакой боли  и  вообще  не  чувствовала  своего
тела.
   Судьба стремится восстановить предопределенный ход событий.
   Стрельба прекратилась.
   Она могла повернуть голову, и то немного, и когда  она  это  сделала,  то
увидела Криса, который стоял у ?Бьюика?, словно парализованный  ужасом,  как
она была парализована пулей, раздробившей ей позвоночник. За  спиной  Криса,
на расстоянии всего пятнадцати ярдов, она увидела человека, который бежал  к
ним с северного фланга; он был  в  темных  очках,  белой  рубашке  и  черных
брюках, в руках у него был автомат.
   - Крис, - хрипло сказала Лора. - Беги!
   Беги, я тебе говорю!
   Его лицо исказила гримаса горя, он знал, что оставляет ее умирать.  Потом
он изо всех сил пустился бегом, так  быстро,  как  только  его  могли  нести
детские ноги, на восток, в  пустыню;  при  этом  он  метался  из  стороны  в
сторону, чтобы в него было труднее попасть.
   Лора увидела, как приближавшийся убийца поднял автомат.

***

   В главной лаборатории Штефан открыл  панель,  закрывавшую  автоматический
регистратор путешествий во времени.
   Катушка с бумажной лентой шириной  в  два  дюйма  показала,  что  сегодня
вечером с помощью Ворот был совершен скачок в десятое января 1988 года;  это
было путешествие, которое Генрих Кокошка предпринял в  горы  Сан-Бернардино,
когда он убил Дании Паккарда. Кроме того, были зарегистрированы  еще  восемь
путешествий в будущее, в год через шесть миллиардов лет: пять человек и  три
узла с подопытными животными. Были также отмечены и скачки самого Штефана: в
двадцатое марта 1944 года, с указанием координат около парка  Сент-Джеймс  в
Лондоне; в двадцать первое марта 1944 года, с точными  координатами  бункера
Гитлера; и пункт назначения скачка, который он только что  запрограммировал,
но еще не совершил: Палм-Спрингс, двадцать пятое января  1989  года.  Штефан
оторвал кусок ленты с данными и протянул чистую ленту. Он уже установил часы
на пульте таким образом, чтобы они сбросили все сведения и  начали  с  нуля,
как только он минует Ворота.  Конечно,  сотрудники  Института  заметят,  что
кто-то трогал записи, но подумают, что это Кокошка и пятеро других  беглецов
заметали свои следы.
   Он закрыл панель регистратора и  надел  рюкзак  с  книгами  Черчилля.  Он
закинул на плечо ?узи? и взял со стола пистолет с глушителем.
   Быстрым взглядом окинул лабораторию, проверяя, не оставил ли чего-нибудь,
что может выдать его присутствие здесь сегодня утром.  Компьютерные  расчеты
он вновь спрятал в карман джинсов. Баллон из-под ?вексона? был давно отослан
в эпоху потухающего или уже потухшего солнца.
   Он вошел в туннель Ворот и в приподнятом настроении - чего не случалось с
ним уже многие годы - приблизился к точке отправления. Путем  манипуляций  в
духе Макиавелли он запланировал разрушение Института и поражение  нацистской
Германии, так  что  наверняка  им  с  Лорой  удастся  справиться  с  отрядом
эсэсовских убийц, отправившихся в Палм-Спрингс в 1989 год.

***

   - Нет! - закричала Лора, которая, недвижимая, парализованная,  лежала  на
каменистой земле. Вместо крика раздался шепот, потому что у нее не было сил,
чтобы набрать в легкие 1 побольше воздуха.
   Человек опять начал стрелять из автомата, и на мгновение  ей  показалось,
что Крис сумеет уйти от  пуль,  что,  конечно,  было  несбыточной  надеждой,
потому что он был всего-навсего  маленьким  мальчиком,  очень  маленьким,  и
детские ноги не могли унести его достаточно далеко; пули легко его настигли,
прошив линию поперек узкой спины, он упал лицом в песок и лежал  неподвижно,
а вокруг расползалась лужа крови.
   Вся боль,  которая  жила  в  ее  изуродованном  теле  и  которую  она  не
чувствовала, была не более чем булавочным уколом по сравнению с  невыносимой
мукой, охватившей ее при виде безжизненного тела сына. Никогда за  всю  свою
жизнь, в самых тяжелых испытаниях, она не знала такой боли. Как если бы  все
потери, выпавшие на ее долю, - смерть матери, которую она никогда не  знала,
доброго, ласкового отца, Нины Доквайлер, кроткой Рут и  Дании,  за  которого
она отдала бы собственную жизнь, - сосредоточились в этой новой,  навязанной
судьбой жестокости; она испытывала  ужасные  страдания  от  смерти  Криса  и
одновременно переживала заново глубокую муку  всех  предыдущих  потерь.  Она
была недвижима, парализована, но ее сердце разрывалось  от  горя,  от  новых
пыток на ненавистном колесе судьбы; она потеряла мужество и не могла  больше
надеяться или любить. Ее мальчик мертв. Она не сумела его спасти, и вместе с
ним умерли все надежды на жизнь и радость. Она  была  совершенно  одинока  в
холодном враждебном мире и призывала к себе смерть, а вместе с нею  забытье,
пустоту, покой, конец страданиям и потерям.
   Она увидела, что к ней приближается убийца.
   Она сказала:
   - Убейте меня, прошу вас, прикончите меня.
   Ее голос был столь слаб, что он вряд ли ее услышал.
   В чем смысл жизни? Во имя чего она перенесла все многочисленные трагедии?
Зачем она страдала и продолжала жить, если впереди ее ждал такой конец?  Что
за жестокое начало распоряжается Вселенной,  начало,  которое  заставило  ее
пройти через тяжкие испытания, не имевшие, как оказалось, понятной цели  или
смысла?
   Кристофер Робин был мертв.
   Она почувствовала, как слезы текут по  ее  лицу,  но  это  все,  что  она
чувствовала физически: горячие слезы и твердый: камень под правой щекой.
   Через секунду убийца был рядом, остановился над ней, пнул ногой в  ребро.
Она знала, что он ее ударил, потому что смотрела на свое неподвижное тело  и
видела, как  он  толкнул  ее  ногой  в  бок,  но  она  абсолютно  ничего  не
почувствовала.
   - Убейте меня, - прошептала она. Она вдруг страшно испугалась, что судьба
постарается слишком точно восстановить ход событий, и тогда она будет жить в
инвалидном кресле, от  которого  ее  спас  Штефан  при  рождении.  Крис  был
ребенком,  не  предусмотренным  судьбой,  и   теперь   он   прекратил   свое
существование. Но она - другой случай, потому что судьба  предопределила  ей
жизнь инвалида. Она представила себе свое будущее: живая, но  полностью  или
частично парализованная, обреченная  на  инвалидное  кресло,  обреченная  на
нечто более ужасное - на жизнь-трагедию, жизнь, полную горьких воспоминаний,
непрерывных страданий, невыносимой тоски по сыну, мужу и всем  другим,  кого
она лишилась.
   - Господи, прошу тебя, убей  меня.  Стоя  над  ней,  убийца  улыбнулся  и
сказал:
   - Должно быть, я и есть посланец Божий. - Он неприятно расхохотался. - Во
всяком случае, твоя мольба не останется безответной.
   Сверкнула молния, и раскаты грома обрушились на пустыню.

***

   Благодаря вычислениям, сделанным на компьютере, Штефан возвратился  в  то
самое место в пустыне, откуда стартовал в 1944 год, и ровно чер