ь в ящике бюро в библиотеке, в кабинете на втором  этаже,  в  ванной
комнате рядом со спальней Лоры и в ночном столике у ее  кровати.  В  спальне
был также спрятан третий ?узи?.
   В изумлении глядя на ?узи?, который Лора извлекла из-под кровати,  Тельма
сказала:
   - Час от часу не легче. Если бы я тебя не знала, Шейн, я бы  решила,  что
ты свихнулась, помешалась на этих штучках. Но я-то тебя знаю:  если  ты  так
напугана, значит, у тебя действительно есть причина. А как к этому относится
Крис?
   - Он усвоил, что их нельзя трогать, и этого достаточно.  Ты  знаешь,  что
почти в каждой швейцарской семье  кто-то  состоит  в  ополчении,  почти  все
граждане мужского пола проходят военную подготовку, и соответственно  у  них
есть оружие в доме, и при этом у них самое низкое в  мире  число  несчастных
случаев из-за неосторожного обращения с  оружием.  И  это  потому,  что  они
научились жить с оружием в  доме.  Детей  с  самого  раннего  возраста  учат
осторожному с ним обращению. Так что не надо беспокоиться о Крисе.
   Лора спрятала ?узи? под кровать, и Тельма спросила:
   - А теперь скажи, как ты находишь подпольных торговцев оружием?
   - Ты забыла, что у меня есть деньги.
   - Значит, за деньги можно купить все, что угодно? Хорошо, пусть это  так.
И все-таки скажи мне, как такая паинька, как ты,  находит  такого  торговца?
Надо  думать,  они  не  дают  рекламу  на  доске  объявлений   в   прачечной
самообслуживания?
   - Я написала не одну книгу, Тельма. А чтобы написать роман, нужно изучить
множество вещей. Поэтому я знаю, куда мне обращаться, если  мне  кто-то  или
что-то понадобится.
   Они вернулись на кухню; Тельма молча раздумывала. Из гостиной,  где  Крис
смотрел  телевизор,  доносилась  бравурная  музыка  фильма  о   приключениях
археолога Джонса из Индианы. Лора  снова  принялась  за  чистку  револьвера,
Тельма налила им еще кофе.
   - А теперь поговорим начистоту, девочка. Если опасность так  велика,  что
нужна куча оружия, то тебе одной явно  не  справиться.  Почему  бы  тебе  не
нанять телохранителей?
   - Я никому не доверяю. Только тебе и Крису, больше  никому.  И  еще  отцу
Данни, но он живет во Флориде.
   - Но ты не можешь так жить, одна, в страхе... Лора чистила  ершиком  дуло
револьвера.
   - Да, я боюсь, и эта вся подготовка меня успокаивает. Всю  жизнь  у  меня
отнимали дорогих мне людей, а я ничем не могла помочь и все терпела.  Теперь
с этим покончено. Теперь я буду защищаться. Пусть только попробуют отнять  у
меня Криса, они будут иметь дело со мной, и это будет им дорого стоить.
   - Лора, я понимаю твое состояние. Послушай, представь себе, что ты пришла
ко мне на психоанализ, и вот что я тебе скажу: тебя меньше  пугает  реальная
угроза, чем твоя беспомощность перед лицом судьбы. Провидение  не  обманешь,
девочка. Ты не можешь тягаться с  самим  Господом  Богом  и  надеяться,  что
выиграешь, потому что у тебя в сумочке револьвер. Ты права, что  Данни  умер
насильственной смертью, и Нина Доквайлер, наверное, была бы  жива,  если  бы
кто-нибудь пристрелил Угря, когда он только начинал  свои  подвиги,  но  это
всего два случая, когда оружие могло спасти дорогих тебе  людей.  Твоя  мать
умерла от родов. Твой отец - от сердечного приступа.  Рут  погибла  в  огне.
Прекрасно, что ты умеешь защищаться с помощью оружия, но  ты  должна  видеть
вещи в их настоящем свете, ты должна помнить, что мы  только  люди,  или  ты
кончишь свои дни в заведении, где обитатели беседуют  со  стенами  и  слышат
неземные голоса. Не дай Бог, конечно, но что,  если  Крис  заболеет  тяжелой
болезнью, например раком? Ты, Лора, готова убить всякого, только  чтобы  его
защитить. Но ты со своим револьвером бессильна перед болезнью,  и  я  боюсь,
случись что-нибудь, с чем ты не можешь справиться, и  тебе  конец.  Я  очень
беспокоюсь о тебе, Лора.
   Лора кивнула, почувствовав прилив благодарности к подруге.
   - Я знаю, Тельма. Но не стоит волноваться. Тридцать три года я терпела, а
теперь я защищаюсь как могу. Напади на меня или  Криса  тяжелая  болезнь,  я
обращусь к самым опытным врачам, использую все лучшие методы лечения.  Ну  а
если ничто не поможет и Крис, например, умрет от рака, я смирюсь. Борьба  не
исключает смирения. Я буду бороться, но,  если  потерплю  поражение,  склоню
голову перед судьбой.
   Тельма долго смотрела на нее. Потом согласно кивнула.
   - Вот такого ответа я и добивалась. Ладно, забудем это. Давай поговорим о
чем-нибудь еще. Ты когда покупаешь танк, Шейн?
   - Его привезут в понедельник.
   - А как насчет гаубиц, гранат, минометов?
   - Жду доставки во вторник. А как у тебя насчет фильма с Эдди Мерфи?
   - Мы договорились обо всем два дня назад.
   - Вот как. Значит, наша Тельма будет звездой в фильме с Эдди Мерфи?
   - Ваша Тельма будет участвовать в фильме с Эдди Мерфи. До звезды мне пока
далеко.
   - Ты играла в картинах со Стивом  Мартином,  Чеви  Чейзом,  пусть  не  на
первых ролях, но на третьих и четвертых. А в этом фильме у тебя вторая роль.
А сколько раз ты была ведущей шоу ?Сегодня вечером?? Раз восемь, не  меньше.
Нет, что бы ты ни говорила, ты звезда.
   - Скорее звездочка. Как это удивительно, Шейн. Подумай, откуда мы с тобой
вышли, из самых низов, из приюта, а добрались до верха. Просто не верится.
   - Чего же тут удивительного,  -  заметила  Лора.  -  Превратности  судьбы
закаляют человека, и он добивается успеха. И выживает.

2

   Штефан покинул снежную ночь в  горах  Сан-Бернардино  и  через  мгновение
оказался внутри  Ворот,  на  другом  конце  Молниеносного  Транзита.  Ворота
представляли  собой  большую  трубу,  внутренняя  поверхность  которой  была
покрыта полированной медью. Труба была длиной в три с половиной и  диаметром
в два с половиной метра, и через несколько шагов Штефан попал из нее прямо в
главную лабораторию Института на первом этаже, где, как он был  уверен,  его
поджидали вооруженные люди.
   В лаборатории никого не было.
   Пораженный, он остановился. Его бушлат все еще был запорошен  снегом.  Не
веря своим глазам, он огляделся вокруг. Три стены зала, размером  девять  на
двенадцать метров были покрыты от пола до потолка различными  механизмами  и
приборами, которые гудели и пощелкивали. Почти все  лампы  на  потолке  были
выключены, и в зале царил мягкий таинственный полумрак.  Все  эти  механизмы
обслуживали Ворота и  состояли  из  десятков  экранов  и  шкал,  светившихся
неярким зеленым и оранжевым светом, так как Ворота, этот транзит во временно
пространство, скачок в любую эпоху, функционировали постоянно;  сам  процесс
пуска Ворот был связан с большими трудностями и огромным  расходом  энергии,
но, раз включенные, они действовали без  особых  усилий  и  затрат.  Теперь,
когда основная исследовательская работа по созданию  Ворот  была  завершена,
сотрудники Института  посещали  зал  только  для  технического  обслуживания
оборудования, а также тогда, когда  совершался  скачок  в  другую  временную
эпоху. Будь условия функционирования Ворот другими, вряд ли Штефан сумел  бы
предпринять столько  тайных  самовольных  путешествий,  чтобы  наблюдать  за
событиями в жизни Лоры, а иногда их даже изменять.
   Строго говоря, не было ничего удивительного  в  том,  что  в  лаборатории
отсутствовали сотрудники, но сейчас это вызывало подозрение:  они  отправили
Кокошку, чтобы остановить  Штефана,  и  теперь  должны  были  с  нетерпением
ожидать его возвращения, чтобы узнать, насколько успешным был  его  визит  в
снежные калифорнийские горы. Они должны были учитывать,  что  Кокошка  может
потерпеть провал, что не он, а  кто-то  другой  вернется  из  1988  года,  и
поэтому Ворота должны были охраняться до полного выяснения  ситуации.  Тогда
где же люди из тайной полиции в черных плащах с  подложенными  плечами?  Где
вооруженные агенты, которые должны его арестовать?
   Он взглянул на большие стенные часы:  они  показывали  одиннадцать  часов
шесть минут по местному времени. Тут все было в порядке. Он совершил  скачок
во времени без пяти одиннадцать,  а  каждое  такое  перемещение  завершалось
ровно через одиннадцать минут после своего начала. Никто не мог дать на  это
ответа, но сколько бы времени путешественник ни провел в  другой  эпохе,  он
всегда укладывался в одиннадцать минут. Штефан пробыл в горах Сан-Бернардино
почти полтора часа,  но  потратил  на  это  всего  одиннадцать  минут  своей
собственной жизни, одиннадцать минут из своей  эпохи.  Проведи  он  с  Лорой
целые месяцы до того, как нажал желтую кнопку  на  своем  поясе  и  запустил
механизм передвижения во времени, он все равно бы вернулся в Институт  всего
через одиннадцать минут, и ни минутой больше, после того как его покинул.
   Так где же, в конце концов, тайная полиция,  где  вооруженные  солдаты  и
возмущенные коллеги? После того как они узнали, что он вмешивается  в  жизнь
Лоры, после того как они послали Кокошку  расправиться  с  ним  и  с  Лорой,
почему они не подождали всего одиннадцать  минут,  чтобы  узнать  об  исходе
поединка?
   Штефан снял с себя теплые сапоги, бушлат и кобуру и положил их подальше в
углу за оборудованием. Он взял оттуда и надел свой белый  халат,  спрятанный
там перед началом путешествия.
   Растерянный, обеспокоенный, хотя и довольный отсутствием встречающих,  он
вышел из лаборатории в коридор на первом этаже и отправился на разведку.

3

   В два тридцать ночи в воскресенье Лора, в  пижаме  и  халате,  сидела  за
компьютером в кабинете рядом со спальней и работала над новой книгой. Свет в
комнате исходил от электронных зеленых букв на экране компьютера и маленькой
настольной лампы, освещавшей распечатку вчерашних страниц.  Револьвер  лежал
на столе рядом с рукописью.
   Дверь в темный коридор была открыта. Лора никогда не закрывала  ни  одной
двери в доме, кроме ванной комнаты, потому что закрытая дверь могла помешать
ей услышать крадущиеся шаги чужака. В доме была установлена сложная охранная
сигнализация, но открытые внутренние двери были дополнительной гарантией.
   Она услышала шаги Тельмы в коридоре и, когда подруга заглянула  в  дверь,
сказала:
   - Прости, я, наверное, тебя разбудила.
   - Да нет. Мы в ночных клубах работаем допоздна. Зато я сплю все  утро.  А
ты как? Ты что, тоже не спишь в это время?
   - Я вообще плохо сплю. Четыре-пять часов - это уже хорошо.  Зачем  лежать
без сна, лучше встать и поработать.
   Тельма пододвинула стул, села и положила ноги на стол. Ее любовь к  яркой
одежде, проявившаяся в юности, стала еще заметней:  на  ней  была  свободная
шелковая пижама с абстрактным рисунком из красных, зеленых, синих  и  желтых
квадратов и кругов.
   - Приятно  видеть,  что  ты  по-прежнему  носишь  шлепанцы  ?зайчики?,  -
заметила Лора. - Это говорит о стабильности твоего характера.
   -  Ты  угадала.  Я  стабильна,  как  скала.  Правда,  я  не  могу  больше
покупать ?зайчики? моего размера, но я нашла  выход  из  положения:  покупаю
взрослые пушистые домашние тапочки, а к ним пару детских, снимаю  с  детских
глазки и ушки и пришиваю к взрослым. Что ты сочиняешь?
   - Роман, где одна сплошная черная желчь.
   -  Одним  словом,  подходящая  книга  для  тех,  кто  хочет  отдохнуть  и
отвлечься.
   Лора вздохнула и откинулась на спинку стула.
   - Эта книга о смерти, о ее несправедливости. Невыполнимая задача,  потому
что я хочу объяснить необъяснимое.  Я  хочу  объяснить,  что  такое  смерть,
идеальному читателю и тогда, может быть, пойму  это  сама.  Я  хочу  понять,
почему мы продолжаем борьбу, почему живем, хотя знаем, что  смертны,  почему
мы сопротивляемся  и  терпим.  Это  унылая,  мрачная,  гнетущая,  суровая  и
жестокая книга.
   - Ты думаешь, на нее найдется покупатель? Лора рассмеялась.
   - Может случиться, что ни одного. Но когда писателем завладевает  идея...
Сначала это внутренний огонь, который  согревает  и  радует  тебя,  а  потом
пожирает и опустошает. От него не избавиться,  он  продолжает  гореть.  Есть
только один способ его потушить -  это  написать  книгу.  А  когда  мне  уже
невмочь, я переключаюсь на милую детскую книжку о сэре Томасе, которую  тоже
пишу.
   - Шейн, ты спятила.
   - Как сказать, интересно, кто из нас, ты или я, носит ?зайчики??
   Они болтали о том о сем с  откровенностью,  подкрепленной  двадцатилетней
дружбой. Может быть, это было чувство одиночества, теперь более острое,  чем
сразу после убийства Данни, или это был страх перед неизведанным, но  только
Лора заговорила о своем личном хранителе. Во всем  мире  одна  Тельма  могла
поверить этой истории. Тельма слушала ее как зачарованная, она сняла ноги со
стола и вся наклонилась вперед, она ни разу не прервала Лору и  не  выразила
сомнения, пока Лора рассказывала обо всем с самого начала, с того дня, когда
хранитель убил наркомана, и до его исчезновения на горной дороге.
   Когда Лора облегчила душу, Тельма спросила:
   - Почему ты мне раньше о нем не рассказывала, еще в прежние  годы,  когда
мы были в приюте?
   - Не знаю почему. Во всем этом было что-то.., нереальное. Что-то такое, о
чем надо было молчать, иначе он больше никогда бы не вернулся. Потом,  когда
мне самой пришлось спасаться от Угря,  когда  он  ничего  не  сделал,  чтобы
спасти Рут, я как-то перестала в него верить. Я никогда не  говорила  о  нем
Данни, потому что, когда мы познакомились, мой хранитель стал для меня такой
же сказкой, как Санта-Клаус. И вот теперь.., он вдруг опять появился.
   - Тогда в горах он пообещал тебе, что скоро вернется и все объяснит?
   - Но я его с тех пор не видела. Я жду уже семь месяцев,  и  мне  кажется,
что если кто и появится, то не он, а еще один Кокошка с автоматом.
   Рассказ взбудоражил Тельму, она не могла спокойно сидеть  на  стуле,  как
если бы через него пропускали электрический ток. Она встала  и  заходила  по
комнате.
   - А как насчет Кокошки? Полиция что-нибудь выяснила?
   - Абсолютно ничего. Начнем не нашли  никаких  документов.  Его  ?Понтиак?
оказался краденой машиной, так же как и  красный  джип.  Они  проверили  всю
картотеку отпечатков пальцев, и никаких  результатов.  А  с  мертвеца  какой
спрос. Они не знают, кто он такой, откуда явился и почему хотел нас убить.
   - Но у тебя самой было достаточно времени, чтобы все это обдумать. Кто он
такой, этот хранитель? Откуда он взялся?
   - Я ничего не знаю. - У Лоры, правда, была идея,  которая  не  давала  ей
покоя, но казалась безумной и беспочвенной. Она не сказала о ней  Тельме  не
потому, что это была сумасшедшая идея, а потому, что она выходила  за  рамки
рационального. - Не знаю, и все тут.
   - А где тот пояс, который он тебе оставил?
   - У меня в сейфе. - Лора кивнула на угол комнаты, где в полу, под ковром,
находился сейф.
   Вместе они приподняли  ковер  и  открыли  небольшой  цилиндрический  сейф
диаметром  в  двенадцать  и  глубиной  шестнадцать  дюймов.   Внутри   лежал
один-единственный предмет, и Лора его вытащила.
   Они вернулись к письменному столу,  чтобы  рассмотреть  загадочную  вещь.
Лора направила на нее пучок света от лампы на гибкой ножке.
   Пояс был шириной в четыре  дюйма,  сделан  из  эластичной  черной  ткани,
похожей на нейлон, и пронизан  замысловатым  и  странным  сплетением  медных
проводов. Из-за большой ширины пояс застегивался не на одну, а на  две  тоже
медных пряжки. Кроме  того,  к  поясу  была  прикреплена  плоская  коробочка
размером со старомодный портсигар - четыре дюйма на три и три четверти дюйма
толщиной, - и она тоже была сделана из меди.  Даже  при  самом  внимательном
изучении  нельзя  было  понять,  как  же  она  открывается;  коробочка  была
совершенно гладкой, за исключением  желтой  кнопки  диаметром  менее  одного
дюйма в ее левом нижнем углу.
   Тельма вертела непонятный предмет в руках.
   - Так что, он сказал, может случиться, если нажать эту желтую кнопку?
   - Он сказал, чтобы я ни за что на нее не нажимала,  а  когда  я  спросила
почему, он сказал:
   "Вы не захотите оказаться там, куда вас эта штука отправит?.
   Они стояли рядом и в свете настольной лампы  разглядывали  пояс,  который
Тельма держала в руках. Было уже четыре часа утра, и дом  в  своем  молчании
был подобен застывшему мертвому кратеру на поверхности Луны.
   Наконец Тельма спросила:
   - И ты никогда не пробовала нажать кнопку?
   - Нет, - без колебания ответила Лора. - Когда он говорил о месте,  где  я
могу оказаться, у него был ужасный взгляд. Я поняла, что он сам возвращается
туда с большой неохотой. Я не знаю, Тельма, откуда он явился, но тот  взгляд
я запомнила хорошо, это, должно быть, кошмарное местечко.

***

   В воскресенье они в шортах и майках расстелили одеяла на лужайке за домом
и устроили себе долгий неторопливый пикник, угощаясь  картофельным  салатом,
холодным мясом, сыром, фруктами, чипсами и булочками с  орехами  и  корицей.
Они играли с Крисом, который был особенно доволен, потому что Тельма смешила
его незамысловатыми шутками  и  выходками,  на  этот  раз  рассчитанными  на
восьмилетнего.
   Когда же Крис приметил на краю лужайки, у опушки леса,  прыгающих  белок,
он решил их покормить. Лора дала ему булочку и посоветовала:
   - Разломи ее на кусочки и  бросай  им.  Они  все  равно  тебя  близко  не
подпустят. И не уходи далеко от нас, слышишь?
   - Да, мама.
   - И не ходи в лес. Понял?
   Он отбежал футов на тридцать от них  и  на  полпути  до  опушки  стал  на
колени. Он крошил булку и бросал  кусочки  белкам,  а  подвижные  осторожные
зверьки с каждой подачкой подходили все ближе.
   - Он славный мальчик, - сказала Тельма.
   - Для меня самый лучший. - Лора пододвинула к себе ?узи?.
   - Крис совсем рядом, - заметила Тельма.
   - Но он ближе к опушке, чем к  нам.  -  Лора  всматривалась  в  тень  под
густыми соснами.
   Тельма взяла несколько чипсов из пакета и сказала:
   - Пикник с автоматом, такого у меня еще не было. Мне это  даже  нравится.
Отпугивает медведей.
   - И прочую мелкую живность.
   Тельма растянулась на одеяле, подперев  голову  рукой,  но  Лора  сидела,
скрестив ноги, в позе индуса. Оранжевые бабочки, яркие, как солнце,  порхали
в теплом августовском воздухе.
   - Крис держится хорошо, - заметила Тельма.
   - Более или менее, - согласилась Лора. - Но был и очень  тяжелый  период.
Он часто плакал, капризничал.  Но  это  прошло.  Они  очень  гибкие  в  этом
возрасте, легко приспосабливаются, примиряются с неизбежным... Боюсь только,
что в нем появилась какая-то грусть и он от нее никогда не избавится.
   - Никогда, - подтвердила Тельма, - это навечно. Грусть на  сердце.  Жизнь
продолжается, он еще будет счастлив и даже временами будет забывать об  этой
грусти, но она у него навсегда.
   Тельма следила, как Крис приманивает белок, а Лора смотрела на Тельму.
   - Ты никак не можешь забыть Рут, правда?
   - Ни на один день все двадцать лет подряд. Разве ты не скучаешь по отцу?
   - Конечно, - сказала Лора. - Только это у  нас  с  тобой  по-разному.  Мы
знаем, что наши  родители  умрут  раньше  нас,  и,  даже  если  они  умирают
преждевременно, мы можем смириться с этим, потому что мы всегда  знали,  что
это должно случиться. Другое дело, когда умирает муж, жена,  ребенок..,  или
сестра. Для нас это неожиданность, особенно если человек умирает молодым.  С
этим трудно примириться. А когда это твоя сестра-двойняшка...
   - Когда у нас случается что-то хорошее,  например  на  работе,  я  всегда
думаю о том, как бы  радовалась  за  меня  Рут.  А  ты  как,  Шейн?  Ты  как
держишься?
   - Я плачу по ночам.
   - Пока это нормально. Через год - другое дело.
   - По ночам я не сплю и слушаю, как бьется мое сердце. Оно такое одинокое.
Хорошо, что у меня есть Крис. А значит, и цель в жизни. И еще ты, Тельма.  У
меня есть ты и Крис, мы как бы семья, верно?
   - Почему ?как бы?, мы и есть семья. Мы с тобой сестры.
   Лора улыбнулась, протянула руку и взлохматила  и  без  того  растрепанные
волосы Тельмы.
   - Хотя  мы  и  сестры,  -  п