рое всю жизнь, сколько она  себя  помнила,  было  ее
домом.
   Присев отдохнуть на край смятой постели, она вспоминала, какой  спокойной
и счастливой она была в этой комнате всего несколько дней  назад.  Множество
книг в мягких обложках, большинство о собаках и лошадях, стояло на  полке  в
углу комнаты. Пятьдесят стеклянных, медных, фарфоровых и  оловянных  фигурок
собак и кошек разместились на полках над изголовьем кровати.
   У нее не было домашних животных, потому что санитарные правила  запрещали
держать животных в квартире над  продовольственным  магазином.  Она  мечтала
когда-нибудь завести собаку, а может быть, даже лошадь. Но больше всего  она
мечтала стать ветеринаром и лечить больных и раненых животных.
   Отец говорил ей, что она может стать кем угодно: ветеринаром, адвокатом и
даже кинозвездой.
   - Ты можешь стать погонщиком оленей или танцовщицей на проволоке. Выбирай
что хочешь.
   Лора улыбнулась, вспоминая, как отец изображал танцовщицу. Но  она  также
вспомнила, что его больше нет, и ее сердце сжалось от страшного одиночества.
   Она вытащила все вещи из  стенного  шкафа,  аккуратно  сложила  одежду  и
наполнила два вместительных чемодана. В сундук она  сложила  любимые  книги,
игры и игрушечного медведя.
   Кора и Том Ланс составляли опись вещей в небольшой квартире и  товаров  в
бакалейной лавке. Лора должна была переехать к ним, хотя еще не было решено,
постоянно или временно.
   Она нервничала и беспокоилась при мысли о своем  неопределенном  будущем,
но продолжала собирать вещи. Она открыла ящик ночного столика и  застыла  на
месте при виде миниатюрных сапог, крошечного  зонтика  и  кукольного  шарфа,
которые приобрел  отец  как  доказательство,  что  сэр  Томми  действительно
снимает у них квартиру. , Он упросил своего друга, умелого сапожника,  сшить
просторные и по  ноге  сапоги  для  перепончатых  лап.  Он  купил  зонтик  в
магазине, торгующем миниатюрными  игрушками,  а  клетчатый  зеленый  шарф  с
аккуратной бахромой на концах старательно сделал сам.  Когда  она  вернулась
домой из школы в день своего девятилетия, сапоги и зонтик стояли в  прихожей
у двери, а шарф висел на вешалке.
   - Тише, тише, - прошептал отец, прикладывая палец к губам,  -  сэр  Томми
только что вернулся из тяжелого путешествия в Эквадор по поручению  Королевы
- у нее там алмазные копи, и  очень  устал.  Наверное,  будет  спать  целыми
днями. Наверное, его теперь не добудишься. Но  он  тебя  не  забыл,  сказал,
чтобы я пожелал тебе счастливого дня рождения, и  даже  подарок  оставил  во
дворе. - Подарком оказался новый велосипед марки ?Щвинн?.
   Теперь, глядя на эти три предмета, Лора поняла, что умер не только  отец.
Вместе с ним ушли сэр Томми и многие другие вымышленные персонажи и  смешные
занимательные выдумки, которыми он ее развлекал. Широкие  сапоги,  крошечный
зонтик и кукольный шарф выглядели  так  трогательно,  что  она  была  готова
поверить, что сэр Томми действительно существовал и что  теперь  он  ушел  в
свой собственный лучший мир. Страдальческий стон вырвался у  нее  из  груди.
Она  упала  на  кровать  и  зарылась  лицом  в  подушку,  заглушая   громкие
всхлипывания: впервые после смерти отца она дала волю своему горю.
   Она не хотела жить без отца, но должна  была  не  только  жить,  но  жить
достойно, потому что каждый ее день будет продолжением его жизни. И хотя она
была совсем юной, сознавала,  что  если  она  останется  добрым,  порядочным
человеком и будет вести честную жизнь, то частица отца будет жить  вместе  с
нею.
   Лора понимала, как  трудно  обрести  счастье  и  смотреть  на  будущее  с
оптимизмом. Теперь она  знала,  как  много  в  жизни  внезапных  трагедий  и
перемен. Жизнь может быть то безоблачной и радостной, то  вдруг  холодной  и
полной невзгод, и не угадать, когда судьба нанесет удар  любимому  человеку.
Ничто не вечно. А жизнь словно свеча на ветру.  Это  был  тяжелый  урок  для
девочки ее возраста, и она чувствовала себя старой, умудренной.
   Когда поток теплых слез иссяк, она собралась с силами,  ей  не  хотелось,
чтобы Кора и Том заметили, что она плакала. Если мир вокруг суров, жесток  и
непредсказуем, то нельзя проявлять ни малейшей слабости.
   Лора бережно завернула сапоги, зонтик и шарф в тонкую бумагу  и  спрятала
пакет в сундук.
   Разобрав содержимое двух ночных столиков по бокам кровати,  она  занялась
письменным столом и  обнаружила  на  сукне  сложенный  лист  из  блокнота  с
посланием для нее, написанным ясными, красивыми, почти печатными буквами.

   "Дорогая Лора!
   Некоторые вещи в жизни предопределены судьбой, и  никто  не  в  силах  их
предотвратить.
   Даже твой собственный ангел-хранитель. Будь довольна тем, что  твой  отец
любил тебя всей душой и всем своим  сердцем,  что  редко  выпадает  на  долю
большинства людей. И  хотя  ты  считаешь,  что  никогда  больше  не  узнаешь
счастья, ты ошибаешься. Придет время, и счастье вернется к тебе.  И  это  не
пустое обещание. Это факт?.

   Записка была без подписи, но Лора знала, кто ее написал: тот  человек  на
кладбище, который разглядывал ее из проезжавшей машины и который  много  лет
назад спас ее с отцом от пули убийцы. Никто другой не мог называть  себя  ее
личным хранителем. Она вздрогнула, но не от страха, а потому что необычность
и загадочность ее хранителя вызывали в ней изумление и любопытство.
   Она поспешила к окну  спальни  и  отдернула  прозрачную  занавеску  между
тяжелыми портьерами, уверенная, что увидит его  у  магазина  внизу,  но  там
никого не было.
   Не было там и человека в черной одежде, но она и не ожидала его  увидеть.
Она почти  убедила  себя,  что  второй  незнакомец  никак  не  связан  с  ее
хранителем, что другая причина заставила его явиться  на  кладбище.  Тем  не
менее он знал ее имя...Но, может быть, он  слышал,  как  Кора  звала  ее  со
склона холма. Она постаралась выбросить его из головы, потому что не хотела,
чтобы он вошел в  ее  жизнь,  как  она  того  страстно  желала  в  отношении
ангела-хранителя.
   Она снова перечитала послание.
   Хотя она не понимала, кто этот  светловолосый  человек  и  почему  он  ею
заинтересовался, записка  успокоила  Лору.  Совсем  необязательно  понимать,
достаточно верить.

5

   На следующую ночь после того, как  он  разместил  взрывчатку  на  чердаке
Института, Штефан, ссылаясь на бессонницу, вновь явился с уем же  чемоданом.
В ожидании полночного визита Виктор принес ему в  подарок  половину  пирога,
испеченного его женой.
   Штефан откусывал от пирога по кусочку, пока прятал  взрывчатку.  Огромный
подвал был разделен на две половины, и, не в пример чердаку, в нем ежедневно
бывали служащие Института. Нужно было  изрядно  потрудиться,  чтобы  надежно
укрыть заряды и провода.
   В одной половине находились шкафы с научными документами  и  результатами
исследований и два длинных дубовых рабочих стола. Шкафы высотою в два  метра
стояли вдоль двух стен Он спрятал взрывчатку на шкафах, задвинув  поближе  к
стене, где даже самый высокий из сотрудников не мог ее заметить. Он протянул
провода за шкафами, хотя ему пришлось пробить небольшое отверстие  в  стене,
чтобы провести детонационный  провод  в  другую  комнату  Он  сделал  это  в
незаметном месте, так что была видна лишь его небольшая часть.
   Вторая  комната  служила  для  хранения   канцелярских   и   лабораторных
принадлежностей, в ней также стояли  клетки,  в  которых  держали  животных:
хомяков, белых  крыс,  двух  собак  и  весьма  подвижную  обезьяну,  которую
использовали в первых научных экспериментах и которая  осталась  жива.  Хотя
животные были уже не нужны, их держали, чтобы выяснить, не  проявятся  ли  у
них с течением времени непредвиденные осложнения в результате проведенных на
них необычных опытов.
   Штефан прилепил мощные заряды в пустых проемах за сложенными коробками  и
протянул все провода к решетке вентиляционного колодца, в который он прошлой
ночью спустил провода с чердака; работая, он чувствовал на себе  напряженное
внимание животных, словно они  догадывались,  что  им  осталось  жить  всего
двадцать четыре часа. Он покраснел от сознания вины, чего, как ни странно, я
случилось с ним, когда он планировал гибель сотруднике Института,  возможно,
потому, что животные были невинными тварями, а этого нельзя было  сказать  о
людях.
   К четырем часам утра Штефан закончил подготовку взрыва в подвале  и  свою
работу в бюро на третьем этаже. Перед уходом он зашел в главную  лабораторию
на первом этаже и с минуту созерцал Ворота.
   Самое главное. Ворота.
   Множество шкал, манометров и экранов светились мягким оранжевым, желтым и
зеленым светом, так  как  электропитание  никогда  не  отключалось  от  узла
управления. Сами цилиндрические Ворота, длиной в три с половиной и диаметром
в два с половиной метра, еле виднелись в полумраке, лишь освещенные  приборы
бросали неясные блики на их внешнюю полированную стальную облицовку.
   Он пользовался Воротами множество раз, но все еще  испытывал  перед  ними
страх; не столько потому, что они олицетворяли выдающееся научное  открытие,
сколько  потому,  что  их  потенциальные  возможности  нанести   вред   были
безграничными.
   В руках опасных людей это были настоящие Врата Ада.
   Поблагодарив Виктора за пирог и объявив, что он съел все до крошки  -  на
самом деле он большую часть скормил  животным,  -  Штефан  вернулся  к  себе
домой.
   Вторую ночь подряд бушевала буря.  Северо-восточный  ветер  нес  с  собой
дождь. Вода вырывалась из водосточных труб и,  пенясь,  исчезала  в  стоках,
водопадами обрушивалась с крыш, образовывала озера на улицах  и  переполняла
канавы, и оттого, что город  лежал  почти  в  полной  тьме,  потоки  и  лужи
казались  маслянисто-тяжелыми,  как  нефть.  На  улицах  встречались  редкие
военные патрули; в своих черных блестящих плащах  они  казались  загадочными
существами, которые  сошли  со  страниц  старого  готического  романа  Брэма
Стокера.
   Штефан   проехал   напрямик   домой,   не    объезжая    известные    ему
контрольно-пропускные пункты. Документы у него были  в  порядке,  он  совсем
недавно получил новое разрешение на  передвижение  во  время  комендантского
часа, к тому же с ним не было нелегально добытой взрывчатки.
   Дома он поставил будильник у кровати и мгновенно заснул. Он действительно
нуждался в отдыхе, так  как  днем  ему  предстояли  две  трудные  поездки  и
стрельба, много стрельбы. А без ясной головы легко самому получить пулю.
   Ему приснилась Лора, и он счел это добрым предзнаменованием.

Глава вторая

НЕУГАСАЮЩЕЕ ПЛАМЯ

1

   Судьба Лоры Шейн с двенадцати  до  семнадцати  лет  была  подобна  судьбе
перекати-поля под  ветром  калифорнийской  пустыни:  то  оно  задержится  на
короткий отдых в минуты затишья, то снова помчится, когда буря сорвет его  с
места.
   У нее не было родственников, и она не могла жить  у  лучших  друзей  отца
Тома и Коры Ланс. Тому было шестьдесят два, а Коре пятьдесят семь, хотя  они
жили вместе уже тридцать пять лет, у них не было детей, и  они  не  решались
взять на себя ответственность за воспитание молодой девушки.
   Лора их понимала и не сердилась.  В  тот  августовский  день,  когда  она
покидала дом Лан-сов в сопровождении сотрудницы Общества попечения  о  детях
округа Оранж, она расцеловала Кору и  Тома  и  объявила,  что  все  будет  в
порядке. Она весело махала Коре и Тому из машины в надежде, что для  них  ее
отъезд будет ?абсолюцией?.
   "Абсолюция? - это слово недавно пополнило ее  словарь.  Абсолюция  -  это
освобождение от ответственности, это прощение грехов,  это  освобождение  от
обязательств. Она хотела получить абсолюцию от обязательства пробивать  себе
дорогу в этом мире без помощи любящего отца, абсолюцию от  обязанности  жить
дальше во имя его памяти.

***

   Из дома Лансов ее привезли в детский  приют  Макилрой,  который  оказался
старым   хаотичным   особняком   в   двадцать   семь   комнат,   построенным
сельскохозяйственным магнатом в дни процветания этой отрасли в округе Оранж.
Позже здесь устроили общежитие для взятых под опеку детей, где они  временно
находились до отправки в приемную семью.
   Это учреждение мало походило на те, что  описывают  в  книгах.  Начать  с
того, что здесь не было добрых монахинь в длинных черных одеждах.
   И потом здесь был Вилли Шинер.
   Лора впервые заметила его вскоре после приезда в приют, когда  социальный
работник миссис Боумен повела  ее  в  комнату,  где  ей  предстояло  жить  с
сестрами-близнецами Аккерсон и  девочкой  по  имени  Тамми.  Шинер  подметал
кафельный пол коридора.
   Это был крепкий жилистый мужчина  лет  тридцати,  с  бледным  веснушчатым
лицом, зелеными глазами и  ярко-рыжей,  как  медь,  шевелюрой.  Работая,  он
улыбался и насвистывал.
   - Как поживаете, миссис Боумен?
   - Прекрасно, Вилли,  прекрасно.  -  Миссис  Боумен  явно  симпатизировала
Шинеру. - Это Лора Шейц, нашла новая воспитанница. Лора, это мистер Шинер.
   От взгляда Шинера  у  Лоры  пошли  мурашки  по  коже.  Когда  он  наконец
заговорил, то произнес охрипшим голосом и запинаясь:
   - Кхе-кхе... Добро пожаловать в наш приют. Следуя да миссис Боумен,  Лора
оглянулась назад на Шинера. Без свидетелей Шинер положил руку на  ширинку  и
демонстративно почесался. Лора больше  не  оглядывалась.  Позже,  когда  она
раскладывала свои жалкие пожитки, стараясь  придать  уют  своей  четвертушке
комнаты, она, обернувшись, вдруг увидела на пороге Шинера.  Она  была  одна,
все другие дети играли во дворе или  в  комнате  для  игр.  Хищная,  злобная
улыбка на его лице сильно отличалась от той, какой он одарил миссис  Боумен.
В свете, падавшем из небольшого окна, его зеленые глаза стали грязно-серыми,
будто затянутые катарактой глаза покойника.
   Слова застряли у Лоры в горле. Она пятилась, пока не наткнулась на  стену
рядом с кроватью.
   Шинер стоял неподвижно, опустив руки по швам, сжав кулаки.
   В приюте не было кондиционеров. Несмотря на распахнутые окна,  в  комнате
стояла тропическая жара. Но Лора не ощущала духоты, пока не увидела  Шинера.
Теперь майка на ней взмокла от пота.
   За окнами раздавались смех и крики играющих детей.  Они  были  рядом,  но
звуки долетали до Лоры как бы издалека. Тяжелое равномерное  дыхание  Шинера
становилось все громче, постепенно заглушая детские голоса.
   Они долго стояли молча и неподвижно. Потом он резко повернулся и вышел из
комнаты.
   Вся в поту, Лора подошла к кровати и села на край:  у  нее  подкашивались
ноги. Изношенная сетка провисла, заскрипели пружины.
   Постепенно сердце перестало бешено колотиться в груди, Лора оглядела свое
новое мрачное жилище и ужаснулась. По четырем  углам  комнаты  стояли  узкие
железные кровати, покрытые изношенными до дыр покрывалами,  с  бесформенными
плоскими подушками в изголовье. У каждой кровати размещалась исцарапанная, с
пластиковым верхом тумбочка, а на каждой тумбочке лампа с железным абажуром.
Лоре принадлежали два из восьми ящиков в  старом  комоде.  Она  также  могла
распоряжаться половиной одного из двух стенных шкафов. Изодранные полинявшие
занавески бесформенными засаленными тряпками свисали с ржавых карнизов. Весь
дом дышал плесенью и запустением; сам воздух  в  нем  пах  чем-то  неуловимо
неприятным, а по комнатам и коридорам бродил Вилли Шинер, словно злой дух  в
ожидании полнолуния и кровавого шабаша с его участием.

***

   В тот вечер после ужина близнецы Аккерсон закрыли дверь и пригласили Лору
сесть вместе с ними в кружок на потертом коричневом ковре, чтобы  поделиться
секретами.
   Четвертая соседка по  комнате  -  странная,  тихая,  как  мышка,  хрупкая
блондинка по имени Тамми  -  не  присоединилась  к  ним.  Положив  за  спину
подушку, она сидя читала в кровати и непрерывно грызла ногти.
   Лоре с первого взгляда понравились Тельма  и  Рут  Аккерсон.  Им  недавно
исполнилось двенадцать, и они были немного младше Лоры, но  казались  старше
своего возраста. Они остались сиротами в девять лет  и  жили  в  приюте  уже
почти три года. Найти приемных родителей для детей их возраста было  трудно,
особенно для близнецов, которые не хотели расставаться.
   Их никак нельзя было назвать хорошенькими, и они были удивительно схожи в
своей некрасивости: каштановые волосы без блеска,  близорукие  карие  глаза,
широкие лица, грубоватые черты, большие рты. И хотя им не  хватало  красоты,
они возмещали это своим острым умом, энергией и добрым характером.
   Рут была в голубой пижаме с темно-зеленой отделкой на рукавах и воротнике
и в голубых домашних туфлях, а волосы собраны в лошадиный хвост. Тельма была
одета в ярко-красную пижаму и пушистые желтые тапочки, на  каждой  туфле  по
две пуговицы, как два глаза, а волосы распущены по плечам.
   С наступлением вечера невыносимая дневная  жара  спала.  До  океана  было
всего десять миль, и легкий бриз приносил прохладу для ночного  отдыха.  Его
слабое свежее дуновение Шевелило старые занавески и проникало в комнату.
   - Летом здесь скучно, - объявила Рут, когда они уселись в кружок на полу.
- Нам запрещено уходить с участка, а он маленький.  И  еще  летом  все  наши
благодетели заняты своим собственным отдыхом, ездят на пляж  купаться  и  не
вспоминают о нас.
   - Вот Рождество - это другое дело, - сказала Тельма.
   - Весь ноябрь и декабрь - это просто чудо, - сказала Рут.
   - Верно, - подтвердила Тельма. - Праздники - хорошее  время,  благодетели
вспоминают, что у них всего навалом, а мы, бедные, нищие, бездомные сиротки,
носим пальто на рыбьем меху, туфли на картонной подошве и питаемся вчерашней
кашей. Вот тогда они присылают кучу всяких вкусных вещей, водят  в  магазины
за покупками и в кино, правда, всегда на дрянные фильмы.
   - Не такие уж и дрянные, - поправила Рут.
   - Знаешь, такие фильмы, где никто никогда не напивается. Ну а  чтобы  там
какие-нибудь чувства, так это ни-ни. И чтобы какой-нибудь тип лапал девушку,
это тоже исключено. Семейные фильмы. Да от них сдохнешь.
   -  Не  обращай  внимания  на  мою  сестру,  -  посоветовала  Рут.  -  Она
воображает, что находится в периоде полового созревания.
   - Так оно и есть! Меня душит желание! - Тельма худенькой рукой схватилась
за горло, показывая, как оно ее душит.
   Рут продолжала:
   - Отсутствие родительского надзора тяжело сказалось на ней.  Она  до  сих
пор не свыклась со своим положением сироты.
   - Не обращай внимания на мою сестру, - посоветовала на этот раз Тельма. -
Она  решила  пропустить  период  половой  зрелости  и   прямо   из   девочки
превратиться в старуху.
   Лора спросила:
   - А кто такой Вилли Шинер?
   Близнецы  Аккерсон  обменялись  понимающими   взглядами   и   хором   без
промедления дали ему характеристику.
   - У него не все дома, - сказала Рут, а Тельма добавила:
   - Это подонок.
   - Его надо лечить, - сказала Рут, а Тельма добавила:
   - Его надо пару раз хорошенько огреть по голове палкой и еще добавить,  а
потом навсегда запереть в психушку, Лора поведала им о посещении Шинера.
   - И он ничего не сказал? - спросила Рут. - Странно.  Обычно  он  говорит:
?Какая ты хорошенькая маленькая девочка? или...
   - Или угощает конфетами. - Тельма скорчила гримасу. - Представляешь себе?
Конфеты! У него нет ни капли  воображения!  Можно  подумать,  что  этот  гад
учится на брошюрках, которые раздает детям полиция,  чтобы  предупредить  об
извращенцах.
   -  Нет,  конфет  не  предлагал.  -  Лора   вздрогнула,   вспомнив   вдруг
изменившийся цвет глаз Шинера и его тяжелое равномерное дыхание.
   Тельма наклонилась вперед и театральным шепотом спросила:
   - Похоже, что Бледный Угорь проглотил язык, так зажегся, что позабыл свой
репертуар. Может, у него к тебе особая страсть?
   - Бледный Угорь?
   - Вот именно, - подтвердила Рут. - А для краткости просто Угорь.
   - Это прозвище ему подходит, он такой  бледный  и  скользкий,  -  сказала
Тельма. - Могу поклясться, у него к тебе