что
ему нужна только я. Наверное, у него что-то не в порядке с  головой,  но  из
разговора с ним ты об этом  не  догадаешься,  он  прикидывается  нормальным.
Говорит, что любит меня, потому что у меня есть мозги...
   - А он знает, что они у тебя тоже не в порядке?
   - Ты опять за прежнее, Шейн? Он  говорит,  что  ему  нравится  мой  ум  и
чувство юмора, и он даже в восторге от моего тела, ну а если он  обманывает,
то он первый мужчина на земле, который умеет имитировать эрекцию.
   - У тебя прелестное тело.
   - Я тоже начинаю думать, что я  не  такая  уж  уродина,  как  мне  раньше
казалось. Если, конечно, считать худобу каноном женской  красоты.  Я  теперь
могу без отвращения смотреть на свое тело в зеркале,  но  у  меня  есть  мое
личико, от него никуда не денешься.
   - У тебя прелестное лицо,  особенно  теперь,  без  зеленых  и  фиолетовых
кудрей.
   -  Тебе  легко  говорить,  Шейн,  у  тебя  другое  лицо.   Я,   наверное,
сумасшедшая, что приглашаю тебя. Джейсон только на тебя взглянет  и  тут  же
выставит меня за дверь. А все-таки? Вы приедете?  Съемки  идут  в  городе  и
поблизости, и десятого декабря мы закончим основную работу. Потом у Джейсона
будет куча  дел,  он  должен  монтировать  и  прочее,  но  на  Рождество  мы
устраиваем себе каникулы. Мы вас очень ждем. Пожалуйста, приезжайте.
   - Мне бы очень хотелось познакомиться с человеком, который по достоинству
оценил тебя, Тельма, но  я  не  знаю.  Здесь..,  здесь  я  чувствую  себя  в
безопасности.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, что ты нас боишься?
   - Ты знаешь, что я хочу сказать.
   - Ты можешь взять с собой ?узи?.
   - А что подумает Джейсон?
   - Я скажу ему, что ты из левых  радикалов  или  из  тех,  кто  печется  о
спасении китов, борется с консервантами в продуктах и без конца  выкрикивает
лозунги, и что ты повсюду  возишь  с  собой  ?узи?  на  случай,  если  вдруг
вспыхнет революция. Он поверит. Мы ведь  живем  в  Голливуде,  девочка.  Что
касается политики, то он встречал среди актеров еще не таких психов.
   Через открытую дверь Лора видела Криса,  который  свернулся  в  кресле  с
книгой в руках.
   Она вздохнула.
   - Может, нам действительно надо иногда бывать на людях. Нам будет  тяжело
вдвоем на Рождество без Данни. Но у меня есть сомнения.
   - Прошло уже девять месяцев, - мягко сказала Тельма.
   - Я должна быть начеку.
   - Согласна. Я не шучу насчет ?узи?. Если считаешь нужным, возьми с  собой
весь твой арсенал. Но обязательно приезжай.
   - Хорошо.., приеду.
   - Вот это здорово! Мне не терпится познакомить тебя с Джейсоном.
   - Если  я  не  ошибаюсь,  ты  отвечаешь  взаимностью  этому  сумасшедшему
голливудскому соблазнителю?
   - Я от него без ума, - призналась Тельма.
   - Я рада за тебя, Тельма. Ты меня не видишь, но я сижу тут и улыбаюсь  от
счастья, давно мне не было так хорошо.
   Лора не обманывала. Но когда повесила трубку, тоска по Дании стала совсем
невыносимой.

8

   Пустив часовой механизм за шкафом, Штефан покинул комнату и отправился  в
главную лабораторию  на  первом  этаже.  Часы  показывали  двенадцать  часов
четырнадцать минут, и, так как плановое путешествие должно было состояться в
два часа, в лаборатории никого не было. Окна были закрыты, и почти все лампы
на потолке погашены, как час назад, когда  он  вернулся  из  Сан-Бернардино.
Многочисленные измерительные приборы  и  освещенные  экраны  вспомогательных
механизмов сияли зеленым и оранжевым светом. В  полутьме  блестели  металлом
Ворота.
   Четыре минуты до взрыва.
   Он направился прямо к главному пульту программного управления и установил
в нужном положении ручки, переключатели и рычаги, определяя  маршрут:  Южная
Калифорния, хребет Биг-Бэр, восемь часов вечера, 10 января 1988 года,  всего
несколько часов спустя после убийства Дании Паккарда.  Штефан  давно  сделал
необходимые вычисления и записал их на листке бумаги, с которым сверялся при
установке механизмов, что  позволило  сократить  время  программирования  до
одной  минуты,  Если  бы  он  мог  отправиться  в  десятое  января  еще   до
столкновения с грузовиком на шоссе и до перестрелки с Ко кошкой, он  бы  это
сделал в надежде спасти Данни. Однако опыт показывал, что путешественник  во
времени не мог вновь посетить одно и то же место,  если  его  второй  скачок
близко   по   времени   предшествовал   первому;   тут   срабатывал    закон
последовательного хода событий, который предотвращал возможность  встречи  с
самим собой в первом путешествии. Штефан мог  вернуться  к  массиву  Биг-Бэр
после того, как он расстался с Лорой в ту январскую ночь; в этом  случае  он
не рисковал встретиться с самим  собой.  При  программировании  Ворот,  если
возникала  возможность  подобной   встречи,   путешественник   автоматически
возвращался  в  Институт,  не  сделав  и  шага  вперед.  Это  была  одна  из
таинственных загадок передвижения во  временном  пространстве,  которую  они
открыли и пытались разгадать, но пока безуспешно.
   Закончив программирование механизма Ворот, Штефан посмотрел на  индикатор
широты и долготы, чтобы убедиться, что он прибудет именно в  район  Биг-Бэр.
Затем посмотрел на часы, где было зафиксировано  время  его  прибытия,  и  с
ужасом увидел, что они показывают восемь вечера десятого  января  1989  года
вместо 1988-го. Теперь Ворота доставят его  в  Биг-Бэр  не  через  несколько
часов после смерти Данни, а целый год спустя.
   До сих пор он был уверен, что не сделал ошибки в расчетах;  у  него  было
достаточно времени для работы над вычислениями и перепроверки их в последние
две недели. Ему придется исправить ошибку.
   До взрыва оставалось менее трех минут.
   Он вытер потный лоб и посмотрел на  цифры  на  листе  бумаги  -  конечный
результат долгих вычислений. Он потянулся к контрольной ручке, чтобы стереть
настоящую программу и ввести цифры новой, когда  в  коридоре  нижнего  этажа
раздались встревоженные крики. Похоже, они доносились со стороны справочной.
   Кто-то обнаружил тела Янушского и Волкова.
   Снова крики. Топот бегущих ног.
   Он  взглянул  на  закрытую  дверь  зала,  у  него  не  было  времени  для
перепрограммирования. Ему придется вернуться  к  Лоре  через  год  после  их
последней встречи.
   С ?кольтом? в правой руке, Штефан вскочил с сиденья у пульта и бросился к
Воротам - трубе из полированной стали диаметром в два с половиной и длиной в
три с половиной метра, которая покоилась на медных  блоках  в  полуметре  от
земли. У него не было времени, чтобы схватить свой бушлат  в  углу,  где  он
спрятал его час тому назад.
   Переполох в коридоре усиливался.
   Когда всего несколько шагов отделяли его от входа в  Ворота,  дверь  зала
распахнулась с такой силой, что с грохотом ударила о стену.
   - Стой, ни с места!
   Штефан узнал голос, он не мог поверить своим ушам. Он повернулся лицом  к
преследователю, направив пистолет на человека, ворвавшегося  в  лабораторию.
Это был Кокошка.
   Это невозможно. Кокошка был мертв. Кокошка последовал  за  ним  к  хребту
Биг-Бэр вечером десятого января 1988 года, и он убил Кокошку на  заснеженном
шоссе.
   В полной растерянности Штефан сделал два выстрела, оба мимо.
   Кокошка ответил на огонь. Одна пуля попала Штефану в  плечо  и  отбросила
его к Воротам, гак что он ударился о край трубы. Он  удержался  на  ногах  и
сделал еще три выстрела в Кокотку, который в поисках укрытия упал на  пол  и
закатился под стол-До взрыва оставалось менее двух минут.
   В состоянии шока Штефан не чувствовал боли, но его левая рука повисла как
плеть. Черная, непроницаемая мгла стала заволакивать глаза.
   Неожиданно потухли те несколько ламп на потолке, которые  еще  горели,  и
теперь зал был освещен призрачным светом многочисленных шкал и  экранов.  На
мгновение Штефану почудилось, что это результат его слабеющего сознания, его
собственная  реакция,  но  вскоре  понял,  что  опять  прекратилась   подача
городской электроэнергии; видимо, по вине саботажников, потому что сирены не
возвестили о начале воздушного налета.
   Кокошка  дважды  выстрелил  из  темноты,  и  вспышка  огня   выдала   его
местонахождение; в ответ Штефан выпустил последние три пули, хотя знал,  что
не  сможет  достать  Кокошку  через  мраморный  верх  лабораторного   стола.
Благодаря небо за то, что  Ворота  получают  электроэнергию  от  автономного
генератора, Штефан отбросил в сторону пистолет и здоровой рукой ухватился за
край трубы. Он подтянулся, оказался внутри и изо  всех  сил  пополз  вперед,
чтобы преодолеть расстояние до той точки, где можно пересечь  энергетическое
поле и отправиться к месту назначения,  в  Биг-Бэр,  в  1989  год.  Пока  он
продвигался на коленях, опираясь на одну  руку,  в  сумеречном  пространстве
трубы, его вдруг осеняло, что часовой механизм, соединенный  с  детонатором,
работает от городской электросети. Механизм остановился, когда погас свет.
   С отчаянием он понял, почему Кокошка не был убит на шоссе  в  1988  году.
Кокошка еще не совершил этого путешествия. Кокошка только  сейчас  узнал  об
измене  Штефана,  когда  обнаружил  тела  Янушского  и   Волкова.   Еще   до
возобновления подачи электричества Кокошка обыщет комнату Штефана, обнаружит
часовой механизм и обезвредит его. Институт не будет взорван.
   Штефан задержался, раздумывая, не вернуться ли ему назад.
   Позади он услыхал голоса: на подмогу Кокошке в лабораторию прибыли агенты
службы безопасности. Штефан пополз вперед.
   А  что  же  Кокошка?  Начальнику  службы   безопасности   еще   предстоит
путешествие  на  шоссе  ј330  10  января  1988  года,  где   он   попытается
расправиться со Штефаном. Но, прежде чем погибнет он сам, ему удастся  убить
лишь одного Дании. Штефан был абсолютно  уверен,  что  непреклонной  судьбой
Кокошке уготована смерть; но надо было  хорошенько  обдумать  все  парадоксы
машины времени и выяснить, не может ли Кокошка каким-то образом спастись  от
пули, хотя Штефан уже видел его мертвым.
   Сложность и запутанность перемещения во временном пространстве  следовало
обдумывать на свежую голову. А он был ранен, почти терял сознание и в  таком
состоянии не мог ясно мыслить. Потом. Он разберется во всем этом потом.
   Кто-то позади в темной лаборатории начал стрелять внутрь трубы в  надежде
его убить до того, как он достигнет точки отправления. Он прополз  последние
сантиметры. Вперед, к Лоре. К новой жизни в неведомом  времени.  А  ведь  он
надеялся навсегда закрыть мост между эрой, которую он сейчас покидал, и эрой
будущего. Ворота будут  продолжать  функционировать.  И  его  преследователи
смогут преодолеть время и явиться в будущее, чтобы убить его, Штефана. Убить
Лору? Лора и Крис провели Рождество с  Тельмой  в  доме  Джейсона  Гейнса  в
Беверли-Хиллз. В особняке в стиле Тюдоров было двадцать две  комнаты,  и  он
стоял на участке в шесть огороженных стеной акров,  что  было  невиданным  в
этом районе, где каждый акр давно стоил фантастические  суммы.  В  сороковые
годы, когда дом строил продюсер легких комедий и фильмов  на  военные  темы,
все делалось на совесть, и каждая комната отличалась прекрасной и тщательной
отделкой, о чем теперь нельзя было  даже  мечтать,  заплатив  за  это  какие
угодно деньги. Дубовые потолки были украшены замысловатой резьбой; стекла  в
окнах со свинцовыми переплетами были цветными или с рисунком, стены особняка
толстыми, как  в  старом,  замке,  и  на  широких  подоконниках  можно  было
устроиться, как на скамейке; панели над дверями и окнами были также украшены
резьбой: виноградные лозы  и  розовые  кусты,  херувимы,  знамена,  скачущие
олени, птицы с ленточками  в  клювах;  снаружи  наличники  были  сделаны  из
гранита, а два окна украшены яркими  майоликовыми  фруктами  в  стиле  делла
Роббиа. Дом окружал содержавшийся в  идеальном  порядке  парк  с  множеством
извилистых, мощенных камнем дорожек среди  тропического  пейзажа  из  пальм,
фикусовых деревьев, усыпанных  ярко-красными  цветами  азалий,  бальзаминов,
папоротников, райских птиц и  такого  разнообразия  цветов,  что  Лоре  была
знакома лишь половина из них.
   Лора и Крис приехали в субботу, за день  до  Рождества,  и  Тельма  сразу
повела их показывать дом и парк, после чего  они  пили  какао  с  крошечными
пирожными, испеченными поваром и поданными горничной на просторной  веранде,
выходящей к плавательному бассейну.
   - Мне кажется, что я во сне, Шейн. Неужели я та  самая  девочка,  которая
целых десять лет провела в  паршивых  приютах,  а  теперь  живу  здесь,  как
принцесса?
   Дом производил внушительное впечатление, и  невольно  казалось,  что  его
хозяин должен держаться самодовольно и с сознанием  собственной  значимости.
Но когда в четыре часа Джейсон Гейне вернулся домой, он оказался скромным  и
без претензий, что было удивительно для человека, который уже семнадцать лет
занимал видное положение в мире кино. Ему было тридцать восемь,  он  был  на
пять лет старше Тельмы,  очень  похож  на  молодого  Роберта  Вона  и  очень
симпатичный, так что слова Тельмы, что у него  ?приличная  внешность?,  были
явным преуменьшением. Не прошло и часа, как они с Крисом уединились в  одной
из комнат, чтобы поиграть в электрическую железную дорогу, которая вместе  с
макетами игрушечных деревень, полей, лесов, водопадов, мельниц,  туннелей  и
мостов занимала площадь размером пятнадцать на двадцать футов.
   Вечером, когда Крис уже спал в соседней  комнате,  Тельма  нанесла  визит
Лоре. В пижамах они уселись на кровати,  скрестив  ноги,  будто  снова  были
девочками, но на этот раз вместо молока с печеньем они ели жареные  фисташки
и пили шампанское.
   - Самое  удивительное,  Шейн,  что,  несмотря  на  мое  происхождение,  я
чувствую себя здесь как дома. Я тут своя.
   Она и выглядела как своя. Хотя в ней вполне можно  было  признать  Тельму
Аккерсон, она сильно изменилась за последние  месяцы.  У  нее  была  хорошая
стрижка и прическа;  впервые  в  жизни  Лора  видела  ее  загорелой,  и  она
держалась как женщина, а не как клоун, который хочет вызвать смех, а значит,
и одобрение каждым своим забавным жестом и гримасой. На ней была менее яркая
и более женственная пижама:  мягкий  струящийся  розовый  шелк  без  всякого
рисунка. Однако она по-прежнему носила домашние туфли-?зайчики".
   - ?Зайчики?, - сказала она, - напоминают мне, кто я такая на самом  деле.
Носи такие тапочки, и ты не будешь о себе  много  воображать.  Ты  сохранишь
здравый взгляд на вещи и не будешь строить из себя звезду или богачку, а все
оттого, что на тебе эти тапочки. К тому же с ними я чувствую себя уверенней,
они  такие  веселые,  самостоятельные,  и  знаешь,  что  они  говорят?   Они
говорят: ?Что бы с нами ни случилось, мы не пропадем?. Если я умру и окажусь
в аду, то все вытерплю, если на мне будут ?зайчики?.
   Рождественский день прошел как чудесная сказка.  Джейсон  оказался  очень
сентиментальным человеком и к тому же настоящим выдумщиком, не хуже ребенка.
Он настоял, чтобы все собрались под елкой в пижамах и  халатах,  все  вместе
открывали подарки, развязывая ленты и разрывая шуршащую бумагу с  возгласами
удивления и восторга, все вместе спели рождественские  песни  и,  позабыв  о
здоровом и полезном каждодневном завтраке, ели печенье, конфеты, орехи, кекс
с цукатами и воздушную кукурузу в сахаре. Оказалось, что он  был  не  просто
любезным хозяином, когда весь  вечер  накануне  провел  с  Крисом,  играя  в
поезда, но что он действительно любит и  понимает  детей,  потому  что  весь
следующий день он занимал мальчика играми то дома,  то  на  улице.  За  один
только день Крис смеялся больше, чем за все предыдущие одиннадцать месяцев.
   Вечером, когда Лора укладывала его спать, он сказал:
   - Здорово мы провели день, правда, мама?
   - Очень здорово, - согласилась Лора.
   - Хорошо было бы, если бы с нами был папочка, - сказал Крис, погружаясь в
сон, - мы бы играли (жесте.
   - Я тоже этого хочу, милый.
   - И все-таки он был с нами, потому что я о нем вспоминал. Как ты думаешь,
мама, я всегда буду помнить, каким он был,  даже  если  пройдет  много-много
лет?
   - Я тебе помогу его не забыть, маленький.
   - Потому что я уже кое-что забыл. Приходится долго вспоминать. Я не  хочу
забывать, ведь он был моим отцом.
   Когда он заснул, Лора вернулась к себе в комнату. Она очень обрадовалась,
когда через несколько минут к ней для душевного разговора пришла Тельма; без
нее она провела бы несколько тяжелых часов без сна.
   - Если бы у меня были дети, Шейн, - сказала Тельма, забираясь в кровать к
Лоре, - как ты думаешь, им разрешили бы жить в обществе или их отправили  бы
в колонию для детей-уродов, что-нибудь вроде колонии для прокаженных?
   - Не говори глупостей.
   - Конечно, у меня есть деньги, чтобы сделать им радикальную  пластическую
операцию. Одним словом, если они окажутся не совсем той породы, у меня  есть
деньги, чтобы их очеловечить.
   - Иногда твое самоуничижение злит.
   - Извини. Отнеси это на счет того, что у меня в детстве не было  опоры  в
лице папы или мамы. Я, как все сироты, и  сильная  и  слабая  сразу.  -  Она
помолчала, потом рассмеялась и сказала:
   - Хочу тебя удивить. Знаешь, Джейсон хочет на  мне  жениться.  Сначала  я
подумала, что у него не все дома и что он заговаривается, но он уверяет, что
ему не нужен психиатр, хотя у меня есть сомнения на  этот  счет.  А  ты  что
скажешь?
   - Ты хочешь знать мое мнение? О чем тут вообще говорить? Он  удивительный
человек, вот тебе мое мнение. Надеюсь, ты его не упустишь?
   - Боюсь, я ему не пара.
   - Наоборот, это для тебя все не пара. Выходи за него замуж.
   - Если у нас ничего не получится, я этого не перенесу.
   - Если ты не попробуешь, - сказала Лора, -  то  это  будет  для  тебя  не
только удар, а трагедия одиночества.

10

   Как всегда, Штефан испытывал неприятную дрожь, сопровождавшую  скачок  во
времени, непонятную вибрацию, которая пронизывала до мозга костей. Со звуком
пробки, вылетевшей из бутылки с шампанским, он оставил позади Ворота и в  то
же мгновение оказался на крутом  покрытом  снегом  склоне  в  калифорнийских
горах, вечером десятого января 1989 года.
   Он не удержался на ногах, упал на раненый бок, покатился  вниз  до  конца
склона, где и за-, держался у гнилого, лежавшего на  земле  дерева.  Впервые
после ранения его пронзила острая боль. Он вскрикнул и повернулся на  спину,
кусая язык, чтобы не потерять сознание, вглядываясь в беспокойную тьму.
   Молния зигзагами рассекала небо, и казалось, что свет исходит  из  рваной
раны.  В  призрачном  сиянии  снегов  и  яростных  вспышках  молнии   Штефан
разглядел, что находится на лесной поляне. Черные деревья протягивали  голые
ветви к  бушующему  небу,  словно  фанатики-идолопоклонники  к  беспощадному
божеству. Запорошенные снегом сосны в своем торжественном величии напоминали
жрецов, шествующих к алтарю.
   Прибытие  в  другую  временную  эпоху  всегда  сопровождалось  нарушением
равновесия природных сил и высвобождением огромной энергии. Вне  зависимости
от погоды в месте прибытия нарушенное равновесие восстанавливалось с помощью
грандиозных ударов молнии, отчего воображаемый  путь,  который  в  один  миг
преодолевали путешественники  во  времени,  и  носил  название  Молниеносный
Транзит. По причинам, которые никто не мог понять, возвращение в Институт, в
собственную эпоху, не сопровождалось небесной пиротехникой.
   Постепенно,  как  обычно,   мощные   вспышки,   достойные   Апокалипсиса,
превратились в отдельные слабые отблески.  Через  мгновение  тишина  и  тьма
воцарились в ночи.
   По мере отдаления молний у Штефана возрастала боль в плече. Словно все те
силы, которые только что разрывали небо, теперь  терзали  его  грудь,  левое
плечо и руку; страдания становились невыносимыми.
   Штефан встал на колени, затем, шатаясь, поднялся на ноги,  сознавая,  как
мало у него шансов выбраться живым из леса. Кругом  лежала  мрачная  чернота
беззвез