Там внутри картофельный салат для церковного обеда, - сказала женщина в
желтом.
   Феликс Губач  уже  открыл  заднюю  дверь  с  левой  стороны  и  обнаружил
картофельный салат. Он вытащил его из машины и  поставил  у  ног  женщины  в
голубом.
   Клитман сел в машину, закрыл дверь, услышал, как  Губач  захлопнул  дверь
позади, нашел ключи в замке зажигания, завел  мотор  и  выехал  с  церковной
стоянки. При повороте на улицу он взглянул в зеркало: пожилые леди стояли на
том же месте, держа в руках кастрюли, и смотрели им вслед.

10

   День за днем они уточняли свои расчеты, а Штефан также  тренировал  левую
руку и плечо, чтобы по мере заживления  раны  она  восстановила  гибкость  и
мускулатуру. Они уже провели в  Палм-Спрингс  почти  неделю,  и  в  субботу,
двадцать первого января, завершили вычисления и определили точные  временные
и пространственные  координаты,  необходимые  для  скачков,  которые  Штефан
совершит, вернувшись в 1944 год.
   - Теперь мне надо еще немного времени, чтобы совсем зажила рана, - сказал
он, поднимаясь со стула у компьютера и  делая  вращательные  движения  левой
рукой.
   Лора сказала:
   - Прошло одиннадцать дней после ранения. Вы все еще чувствуете боль?
   - Да. Но не такую сильную, а глухую. И не всегда. Я еще не  владею  рукой
полностью. Надо подождать  еще  несколько  дней.  Если  к  следующей  среде,
двадцать пятого, все будет в порядке, я вернусь в Институт. Можно и  раньше,
если дела пойдут лучше, но не позднее двадцать пятого.
   Этой ночью Лора пробудилась от кошмара. Ей приснилось, что она  прикована
к инвалидному креслу, а судьба, человек в черной одежде и без лица,  стирает
имя Криса в Книге Жизни, будто это не более чем рисунок мелом на  грифельной
доске. Вся в поту, она села на кровати, прислушиваясь к звукам в доме, но не
слышала ничего, кроме ровного спокойного дыхания сына рядом с ней.
   Позже, когда она не могла уснуть, она думала о Штефане  Кригере.  Он  был
загадочным  человеком,  до  крайности  замкнутым,  о  котором  было   трудно
составить ясное представление.
   С той самой среды на прошлой неделе,  когда  он  объяснил,  что  стал  ее
хранителем из любви к ней и решил переделать ту жизнь, которую ей  уготовила
судьба, он больше  не  говорил  о  своем  чувстве.  Он  не  повторял  своего
признания, не бросал на нее многозначительных взглядов  и  не  изображал  из
себя страдающего поклонника. Он открыл ей  свою  душу  и  теперь  готов  был
ждать, чтобы она  его  ближе  узнала  и  все  обдумала,  прежде  чем  примет
окончательное решение. Она подозревала, что, если потребуется, он готов  без
звука ждать, ждать целый год. Он  был  закален  в  борьбе  с  превратностями
судьбы, и отсюда происходило его великое терпение;  Лора  понимала  подобные
вещи.
   Он был молчалив,  очень  часто  задумчив,  а  иногда  печален,  что  Лора
относила на счет тех ужасов, свидетелем которых он был в  далекой  Германии.
Возможно, причиной этой грусти были его собственные поступки, о  которых  он
теперь сожалел и которые он никогда не сумеет загладить. Ведь он сказал, что
ему уже приготовлено место в аду. После того разговора  с  нею  и  Крисом  в
мотеле десять дней назад он больше не упоминал о своем прошлом. Однако  Лора
чувствовала, что он готов был рассказать ей все - и плохое, и  хорошее;  что
он не хочет ничего скрывать,  а  просто  ждет,  когда  она  вызовет  его  на
откровенность.
   Несмотря на свою печаль, глубокую и непреодолимую,  он  обладал  чувством
юмора. Он хорошо относился к Крису и мог заставить его  смеяться,  что  Лора
также засчитывала ему в актив. У него была добрая, сердечная улыбка.
   Но она не любила его и считала, что никогда не  полюбит.  Она  спрашивала
себя, почему она так в этом уверена. Часа два она раздумывала над  этим  без
сна в темной спальне и наконец нашла причину: она  не  может  его  полюбить,
потому что он не Дании. Дании был единственным, и с ним она узнала идеальную
любовь, какая только возможна в  этом  несовершенном  мире.  И  вот  теперь,
добиваясь взаимности, Штефан Кригер вступил в вечный поединок с призраком.
   Она понимала всю сложность ситуации и с грустью сознавала,  что  обрекает
себя на одиночество. В глубине сердца она желала быть любимой и отвечать  на
любовь, но что касается ее отношений со Штефаном, то он не мог  рассчитывать
на взаимность, а она - на осуществление своих надежд.
   Рядом с ней Крис бормотал и вздыхал во сне. ?Как я люблю тебя,  малыш,  -
думала Лора, - как сильно я тебя люблю'"
   Ее сын, ее единственный ребенок, другого уже не будет, был для  нее  всем
на свете и на все времена, единственной целью, ради которой стоит жить, Лора
знала, что,  если  что-нибудь  случится  с  Крисом,  она  не  найдет  больше
успокоения в этом мире, где трагическое и смешное существуют бок о бок;  мир
станет для нее слишком суровым и мрачным, а потому невыносимым.

11

   Проехав три квартала, Эрих Клитман остановил белую ?Тойоту? на  одной  из
боковых  улиц  в  главном  торговом  районе  Палм-Спрингс.  Множество  людей
прохаживалось по тротуарам, разглядывая витрины магазинов. Некоторые молодые
женщины были в шортах и очень открытых блузках, под которыми  явно  не  было
лифчиков, и Клитман находил подобную демонстрацию женского тела,  невиданную
в его эпоху, возмутительной и  неприличной.  Национал-социалистская  рабочая
партия  фюрера  с  ее  железной  властью  никогда  не  допустила  бы  такого
скандального поведения; в случае победы Гитлера мир станет совершенно  иным,
где воцарятся строгая нравственность и мораль, которые будут  неукоснительно
соблюдаться, и где под страхом тюрьмы и  принудительного  перевоспитания  не
станут больше разгуливать женщины без лифчиков и с голыми руками  и  ногами,
где просто не потерпят этих падших существ.  Он  наблюдал,  как  под  узкими
шортами двигались и покачивались  бедра,  видел,  как  колыхались  ничем  не
стесненные груди под тонкими майками, и испытывал жгучее желание  немедленно
обладать  каждой  из  этих   женщин,   несмотря   на   то   что   это   были
представительницы низшей расы, которую Гитлер обрек на уничтожение.
   Рядом с Клитманом капрал Руди фон Манштейн  развернул  на  коленях  карту
Палм-Спрингс, которую им предоставила  группа  поиска,  нашедшая  женщину  и
мальчика. Он спросил:
   - Где будет проходить операция? Из внутреннего  кармана  пиджака  Клитман
вытащил сложенный  лист  бумаги,  полученный  в  лаборатории  от  профессора
Ютнера. Он развернул его и прочитал вслух:
   -  В  одиннадцать  двадцать,  в  среду  утром  двадцать  пятого   января,
полицейский службы  дорожного  патрулирования  штата  Калифорния  произведет
арест женщины на шоссе ј111, примерно в шести  милях  к  северу  от  границы
города Палм-Спрингс. Она будет ехать на черном ?Бьюике?. Мальчик едет с  ней
и будет задержан для обеспечения его безопасности. Видимо,  их  сопровождает
Кригер,  но  мы  в  этом  не  уверены;  он  каким-то  образом  скроется   от
полицейского, но мы не знаем как.
   Фон Манштейн уже проложил на карте путь из Палм-Спрингс до шоссе ј111.
   - У нас осталась всего тридцать одна минута, - объявил Клитман,  взглянув
на часы на доске приборов.
   - Этого вполне достаточно, - успокоил фон Манштейн. - Туда езды не  более
пятнадцати минут.
   - Если мы  приедем  туда  пораньше,  -  продолжал  Клитман,  -  мы  можем
прикончить Кригера еще до того, как он скроется от полицейского.  Во  всяком
случае, нам надо быть там до ареста женщины и ребенка, потому что нам трудно
будет до них добраться в тюрьме.
   Он обернулся, чтобы посмотреть на Брахера и Губача на заднем сиденье:
   - Задача ясна?
   Оба кивнули, но сержант Губач вдруг похлопал себя  по  карману  на  груди
пиджака - А что делать с этими очками?
   - Как, что делать? - недовольно спросил Клитман.
   - Может, нам их сейчас надеть? Может, с очками мы будем меньше выделяться
из толпы? Я приглядывался к людям на улице, очень многие носят темные очки.
   Клитман  посмотрел  на  прохожих,  стараясь  не  обращать   внимания   на
полуобнаженных женщин, и увидел, что Губач был абсолютно прав.  Кроме  того,
он заметил, что ни единый мужчина  в  пределах  видимости  не  был  одет  по
моде ?властный облик?, которой  отдают  предпочтение  в  Калифорнии  молодые
деловые люди. Возможно, в этот час все молодые  дельцы  находились  в  своих
конторах. Какова бы ни была причина отсутствия на улице  темных  костюмов  и
черных мокасин, Клитман почувствовал, что он и его  люди  обращают  на  себя
внимание, хотя они и сидели в машине. Так как многие прохожие были в  темных
очках, Клитман решил надеть свои собственные,  чтобы  иметь  хотя  бы  нечто
общее с местными жителями.
   Лейтенант надел очки, и его примеру  тут  же  последовали  фон  Манштейн,
Брахер и Губач.
   - Все в порядке, а теперь в путь, - сказал Клитман.
   Но, прежде чем он успел снять  машину  с  тормоза  и  включить  скорость,
кто-то постучал в окно рядом с ним. Это был полицейский города Палм-Спрингс.
12

   Лора понимала, что так или иначе  их  испытания  подходят  к  концу.  Они
уничтожат Институт или погибнут сами при попытке его уничтожить;  она  почти
достигла того предела, когда желанно любое освобождение от состояния страха,
в котором она пребывала.
   В среду утром, двадцать пятого января, Штефан все еще ощущал боль в плече
и руке, но она уже не была такой острой. Он не чувствовал больше онемения, и
это означало, что пуля не затронула никаких нервов.  Он  осторожно  упражнял
левую руку каждый день, и теперь она работала у  него  вполсилы,  чего  было
достаточно, как он считал, для осуществления плана. Но Лора видела,  что  он
боится предстоящего путешествия.
   Он надел на себя пояс возвращения, принадлежавший Кокошке, тот, что  Лора
захватила с собой из сейфа в тот момент, когда раненый  Штефан  появился  на
веранде ее дома. Его страх  по-прежнему  был  заметен,  но,  как  только  он
застегнул  пояс,  он  обрел  твердую  решимость,  которая  взяла  верх   над
беспокойством.
   В десять часов на кухне они все, включая Криса, проглотили по две капсулы
для защиты от воздействия газа ?вексон? и запили капсулы апельсиновым соком,
обогащенным витамином С Они погрузили в  багажник  машины  три  ?узи?,  один
?смитт-вессон?,  один  ?кольт-супер?,  снабженный  глушителем,  и  небольшой
нейлоновый рюкзак, наполненный книгами.
   Два стальных баллона со сжатым газом  ?век-сон?  уже  лежали  там.  После
изучения  руководства  Штефан  решил,  что  ему  будет   достаточно   одного
баллона.  ?Вексон?  был  газом,  предназначенным,  в  первую  очередь,   для
использования в помещении, а именно для уничтожения противника  в  казармах,
убежищах и глубоких бункерах, а не в полевых условиях. На  открытом  воздухе
газ рассеивался слишком быстро, распадался под воздействуем солнечного света
и был эффективен в радиусе  не  более  двухсот  ярдов.  Однако  в  замкнутом
пространстве при полностью открытом клапане один  баллон  мог  за  несколько
минут заполнить помещение площадью в пятьдесят тысяч квадратных  футов,  что
было вполне достаточно для осуществления плана.
   В десять тридцать  пять  они  сели  в  машину  и  покинули  дом  Гейнсов,
направляясь к шоссе ј111 на границе пустыни, к северу от Палм-Спрингс.  Лора
проверила, застегнул ли Крис ремень безопасности, и мальчик сказал:
   - Хорошо бы этот ?Бьюик? был машиной времени, тогда бы  мы  с  удобствами
въехали в 1944 год.
   Однажды ночью они уже ездили в пустыню, чтобы выбрать  место  для  старта
Штефана. Для расчетов им необходимо было  заранее  знать  точные  координаты
этого места, чтобы Штефан мог благополучно вернуться к ним после  выполнения
своего плана в 1944 году.
   Штефан предполагал открыть клапан на баллоне с ?вексоном? перед тем,  как
нажмет кнопку на поясе, таким образом, газ будет рассеиваться в  момент  его
возвращения  в  Институт,  убивая  всех,  кто  будет  находиться  на   конце
Молниеносного Транзита в 1944  году.  Но  он  выпустит  какое-то  количество
отравляющего вещества и в точке своего старта, поэтому было разумнее избрать
для этого изолированное место. Улица перед особняком Гейнсов  находилась  на
расстоянии менее двухсот ярдов, и Штефан не собирался лишать жизни случайных
прохожих.
   Кроме того, хотя предположительно газ действовал от сорока до шестидесяти
минут, Лора  опасалась,  что  продукты  распада  могут  сохранять  пусть  не
смертельные, но долговременные токсические свойства. Она не хотела отравлять
подобными веществами дом Тельмы и Джейсона.
   День был солнечным, безветренным; небо чистым и голубым.
   Они проехали всего несколько кварталов и спускались в низину  по  дороге,
обсаженной высокими финиковыми пальмами,  когда  Лоре  показалось,  что  она
увидела странную вспышку света в кусочке неба, отраженном в зеркале  заднего
вида. Интересно, как выглядит молния в ясном безоблачном небе? Наверное, она
менее заметна, чем при тяжелых облаках, потому что она соревнуется  с  ярким
сиянием  солнца.  Значит,  именно  так  она  и  должна  выглядеть:   краткая
непонятная вспышка света.
   Лора затормозила, но ?Бьюик? уже спустился в низину,  и  Лора  больше  не
видела неба в зеркале, а только холм позади. Ей показалось,  что  она  также
слышит отдаленный гул, подобный раскатам грома, но и тут она сомневалась, ей
мешал шум кондиционера внутри  машины.  Она  быстро  съехала  на  обочину  и
выключила кондиционер.
   - Что случилось? - спросил Крис, когда Лора остановила  ?Бьюик?,  открыла
дверь и вышла наружу.
   Штефан открыл заднюю дверь и последовал за ней.
   - Лора, что случилось?
   Лора вглядывалась в кусок неба  между  пальмами,  прикрываясь  от  солнца
рукой.
   - Вы  слышите,  Штефан?  В  теплом  сухом  воздухе  пустыни  замер  вдали
негромкий рокот. Он сказал:
   - Наверное, это реактивный самолет.
   - Нет. Прошлый раз, когда я подумала, что  это  реактивный  самолет,  это
оказались они.
   Еще одна последняя вспышка.  Лора  не  видела  самой  молнии,  не  видела
ветвистого разряда, прорезавшего небо, но  только  его  отражение  где-то  в
высоте, слабую волну света внутри голубого купола.
   - Это они, - повторила Лора.
   - Они, - согласился Штефан.
   - Где-то на пути к шоссе ј 111 нас остановит, возможно, полицейский,  или
мы попадем в аварию, а это значит, что появится письменное свидетельство,  а
с ним и они сами. Штефан, нам надо поворачивать и возвращаться к Гейнсам.
   - Бесполезно, - ответил он.
   Крис вышел из машины с другой стороны.
   - Штефан прав, мама. Не имеет значения, что мы теперь будем  делать.  Они
прибыли сюда, потому что уже успели заглянуть в будущее  и  знают,  где  нас
искать, положим, через полчаса, а может быть, и через десять минут. Не имеет
значения, вернемся ли мы к Гейнсам или поедем дальше;  они  уже  где-то  нас
видели, может, даже когда мы еще были в доме.  Как  бы  мы  ни  меняли  наши
планы, все равно наши , пути пересекутся. Рука Судьбы.
   - Пропади все пропадом! - закричала Лора и пнула  ногой  автомобиль,  что
было совершенно бесполезно и не принесло ей никакого облегчения.  -  Что  же
теперь делать? Как бороться с этими проклятыми  путешественниками?  Это  все
равно что играть с чертом в карты, когда у него все козыри.
   В небесах царил полный покой: никаких молний.
   Лора продолжала:
   - Если хорошенько подумать, то вся жизнь - это карточная игра,  разве  не
так? Значит, нечего жаловаться. Садись в машину, Крис. Едем дальше.
   Вся в напряжении, Лора ехала через пригороды Палм-Спрингс, и ей казалось,
что ее душит гаротта. В любую секунду она ждала нападения, хотя  знала,  что
беда придет, когда она будет меньше всего этого ожидать.
   Без происшествий они доехали до шоссе ј111. Далее путь лежал через  почти
голую пустыню, до пересечения шоссе ј111 с шоссе ј10.

13

   В надежде избежать полного  провала  лейтенант  Клитман  опустил  окно  и
улыбнулся полицейскому, который  постучал  по  стеклу,  чтобы  привлечь  его
внимание, и теперь, согнувшись, заглядывал в машину.
   - В чем дело?
   - Разве вы не заметили красную полосу на  краю  тротуара,  когда  ставили
машину?
   - Красную полосу? - удивился Клитман, ломая голову, что бы это значило.
   - Уж не хотите ли вы сказать,  сэр,  -  продолжал  полицейский  наигранно
шутливым тоном, - что вы не видели красной полосы?
   - Нет, сэр, конечно, я ее видел.
   - Я так и думал, что вы не способны на ложь, -  сказал  полицейский,  как
если бы он хорошо знал Клитмана и не ставил под сомнение его честность,  что
очень удивило лейтенанта. - Но если вы видели красную полосу, сэр, то  зачем
вы тут остановились?
   - А, вот в чем дело, -  сказал  Клитман,  -  останавливаться  разрешается
только у тротуара без красной полосы. Ну конечно.
   Полицейский в изумлении  смотрел  на  Клитмана.  Затем  он  перенес  свое
внимание на фон Манштейна, который сидел рядом, затем на Брахера и Губача на
заднем сиденье, улыбнулся и кивнул им головой.
   Клитману не надо было оборачиваться, чтобы  понять,  что  его  команда  с
трудом сдерживает волнение. Атмосфера накалялась.
   Полицейский  наконец  опять  перевел  взгляд  на  Клитмана,  улыбнулся  и
неуверенно спросил:
   - Если я не ошибаюсь, ребята, вы проповедники?
   - Проповедники? - повторил Клитман в растерянности.
   -  У  меня  дедуктивное  мышление,  -  сказал  полицейский,   по-прежнему
улыбаясь. - Я не Шерлок Холмс. Но у вас на бампере наклейки ?Я люблю Иисуса?
и ?Христос воскрес?. В городе как раз проходит конференция баптистов,  а  вы
все в темных костюмах.
   Вот почему он решил, что Клитман не способен на ложь:  он  их  принял  за
баптистских пасторов.
   - Совершенно верно, - немедленно подтвердил  Клитман.  -  Мы  прибыли  на
конференцию, сержант. Извините, что мы нарушили правила.  У  нас  не  бывает
красной полосы на тротуаре. Если вы...
   - А откуда вы? - спросил полицейский без подозрения, а наоборот  стараясь
быть дружелюбным.
   Клитман многое знал об Америке, но такого рода  разговоры  могли  завести
его в тупик. Он припомнил, что баптисты вроде бы происходят с юга страны; он
не был уверен, что они есть  на  севере,  западе  или  востоке,  поэтому  он
попытался припомнить какой-нибудь южный штат. Он сказал:
   - Я из Джорджии.
   И тут же сообразил, сколь не правдоподобно такое заявление, произнесенное
с немецким акцентом.
   Улыбка на лице полицейского сменилась выражением недоумения. Он посмотрел
на фон Манштейна и спросил:
   - А вы откуда, сэр?
   Следуя примеру своего лейтенанта, но с еще  более  сильным  акцентом  фон
Манштейн объявил:
   - Из Джорджии.
   С заднего сиденья, не дожидаясь вопроса, Губач и Брахер  хором  ответили,
как если бы  это  были  магические  слова,  способные  усыпить  бдительность
полицейского:
   - Из Джорджии,  мы  из  Джорджии.  Улыбка  окончательно  исчезла  с  лица
сержанта. Он нахмурился и сказал, обращаясь к Эриху Клитману:
   - Прошу вас, сэр, выйти на минутку из машины.
   - Конечно, сержант, - согласился Клитман, открывая дверь  и  заметив  при
этом, что полицейский отступил назад  и  положил  правую  руку  на  рукоятку
револьвера в кобуре. - Но мы опаздываем на молитвенное собрание...
   На заднем сиденье Губач стремительно открыл кейс и выхватил оттуда ?узи?,
соперничая  в  быстроте  с  телохранителями  президента.  Ему  некогда  было
опускать окно, он прижал дуло к стеклу и открыл огонь  по  полицейскому,  не
дав ему времени вытащить револьвер. Стекло вылетело под ударами пуль.  Более
тридцати пуль попало в полицейского с близкого расстояния, и он упал  назад,
на спину, на проезжую часть дороги. Завизжали  тормоза  автомобиля,  который
остановился в последнее мгновение, чтобы не наехать на  тело,  а  на  другой
стороне улицы  от  выстрелов  разлетелись  стекла  витрин  магазина  мужской
одежды.
   Сохраняя полное хладнокровие и мгновенно оценив обстановку - именно этими
качествами солдат СС особенн