нося отчаянные удары. Это сражение  длилось
несколько минут, и отчаянный натиск гладиаторов  быстро  привел  к  разгрому
малочисленных легионеров и капуанской милиции.
   Квинт Волузий, молодой центурион милиции, воодушевлял солдат к сражению и
кричал:
   - Вперед, капуанцы!..  Смелее,  во  имя  Юпитера  Тифатинского!  Меций..,
доблестный Меций, ободряй солдат!
   Меций Либеон, который при  первом  неожиданном  натиске  гладиаторов  был
охвачен неописуемой паникой и укрылся в хвосте небольшого отряда, слыша  как
назойливо призывают его к выполнению долга, начал кричать,  сам  не  понимая
того, что он произносил:
   - Верно,  что..,  конечно...  Капуанцы,  смелее!..  Вперед,  мужественные
капуанцы!.. Я буду направлять.., вы сражайтесь...  Не  бойтесь...  ничего...
Бейте... Убивайте!..
   И при каждом произносимом слове он  делал  шаг  назад.  Но  смелый  Квинт
Волузий  пал,  пронзенный  Спартаком  насквозь  бешеным  ударом  вертела,  и
гладиаторы, прорвавшись, бросились бегом мимо несчастного префекта, который,
съежившись, упал на колени и стал кричать  дрожащим,  прерываемым  рыданиями
голосом:
   - Я человек тоги... Я не сделал.., ничего дурного.., милости , милости, о
доблестные!.. Пощады!..
   Он не мог продолжать своей мольбы, так как Эномай, приблизившись  в  этот
момент, нанес ему ногой жестокий удар в грудь.
   Когда  гладиаторы  пробежали  шагов   триста,   Спартак   остановился   и
задыхающимся голосом сказал Эномаю:
   - Половина из нас должна остаться здесь, задержать  хотя  бы  на  полчаса
наших  преследователей  и  дать  время  другой  половине  перебраться  через
городскую стену.
   - Остаюсь я! - закричал Эномай.
   - Нет, ты поведешь их к Везувию, а я останусь здесь...
   - Ни в коем случае! Если я умру, ты сможешь продолжать войну, а  если  ты
погибнешь, все будет кончено.
   - Беги, беги ты, Спартак,  -  воскликнули  несколько  гладиаторов,  -  мы
останемся здесь с Эномаем!
   Слезы показались на глазах Спартака при  этом  благородном  состязании  в
самоотвержении и любви, и, пожав руку друга, он сказал:
   - Прощайте... Я жду вас на Везувии...
   Сопровождаемый гладиаторами,  он  исчез,  углубившись  в  сеть  тропинок,
ведущих к городской стене, а Эномай приказал оставшимся выбрасывать из  окон
соседних домов скамейки,  кровати  и  другую  мебель,  забаррикадировал  ими
улицу,  подготовляя  таким  образом  длительное  и   упорное   сопротивление
приближающимся римским когортам.

Глава 11

ОТ КАПУИ ДО ВЕЗУВИЯ

   В то самое время как Эномай, укрепившись  за  баррикадами,  сопротивлялся
легионерам Рима, Спартак и его  товарищи  подошли  к  городской  стене.  Под
покровом  темноты,  пользуясь  тремя   захваченными   в   трактире   ручными
лестницами, соединенными вместе веревками, они взобрались на вал, втащили за
собой лестницу и, приставив ее к наружной стороне стены, спустились,  затем,
развязав эти три лестницы, они перекинули их одна на другую, через глубокий,
наполненный водой и илом ров; перейдя его, они  бросили  лестницы  в  ров  и
быстрым маршем отправились через открытое  поле,  следуя  по  прямой  линии,
между двумя  дорогами  -  Агелланской  и  Куманской.  Около  полуночи  отряд
остановился возле виллы  Корнелия  Долабеллы,  расположенной  на  живописном
холме приблизительно в восьми милях от Капуи.
   Дойдя до железной решетки виллы Долабеллы, Спартак несколькими ударами  в
ворота  разбудил  привратника,  старого   фессалийца-раба.   Совсем   сонный
привратник, прикрывая рукой медный фонарь, приблизился к решетке, бормоча на
греческом языке:
   - Пусть  Юпитер  накажет  этого  нахала!..  Кто  это  возвращается  после
полуночи?.. Завтра же я донесу об этом домоуправителю!
   С этими словами старичок подошел к самой решетке, а  за  ним  с  яростным
лаем бежали два бульдога, оскалив зубы.
   - Пусть Юпитер Олимпийский будет к тебе благосклонен и пусть тебе  всегда
помогает Аполлон  Пегасский,  -  сказал  тоже  по-гречески  Спартак,  -  мы,
гладиаторы, греки, такие же несчастные, как и  ты,  и  мы  бежим  из  Капуи.
Открой нам, не вынуждая применить насилие, иначе тебе будет плохо.
   При виде  отряда  измученных  и  странно  вооруженных  людей,  привратник
остолбенел.
   После минутного молчания,  нарушаемого  только  лаем  бульдогов,  Спартак
вывел старика из его неподвижности, закричав грозным голосом:
   - Клянусь всеми вековыми лесами Оссы и Пелиона, решишься ты  открыть  нам
добровольно и заставишь замолчать твоих надоедливых псов или  хочешь,  чтобы
мы взялись за топоры?..
   Эти слова не допускали больше  колебания,  и  привратник  стал  открывать
решетку, покрикивая в то же время:
   - Замолчи, Пирр!.. Тихо, Алкид!.. Да  помогут  вам  боги..,  мужественные
люди... Сейчас открою... Тише, проклятые!.. Располагайтесь  здесь,  как  вам
будет удобно.. Сейчас вы увидите управителя домом., тоже грека...  Достойный
человек... Вы найдете, чем подкрепиться здесь.
   Едва гладиаторы прошли в ворота виллы, Спартак велел  закрыть  решетку  и
оставил здесь на страже пятерых своих людей; затем в сопровождении остальных
дошел до большой площади, окруженной деревьями,  и,  произведя  смотр  сбоим
товарищам по оружию, увидел, что число  их,  включая  и  его  самого,  равно
семидесяти восьми.
   Спартак опустил  голову  и  задумался.  Спустя  несколько  мгновений,  он
вздохнул, поднял  голову  и  сказал  стоявшему  возле  него  молодому  галлу
высокого роста, с  рыжими  волосами,  голубыми  глазами,  полными  отваги  и
энергии:
   - Да, Борторикс!.. Если бы счастье  улыбнулось  нашей  смелости,  то  эта
кучка молодцов сумела  бы  положить  начало  большой  войне  и  благородному
делу!..
   И тотчас же добавил:
   - История, к сожалению, судит о  благородстве  дел  по  их  успешности!..
Однако - кто знает! - не оставлено ли на страницах истории  этим  семидесяти
восьми место рядом с тремястами у Фермопил!.. Кто знает!..
   Прервав свои размышления, он немедленно приказал,  чтобы  у  всех  входов
была поставлена стража; затем, вызвав к  себе  управителя  домом  Долабеллы,
обещал ему, что они возьмут из виллы только пищу, некоторые необходимые  для
них вещи и все оружие, которое здесь найдется, и что ни он, ни его  товарищи
не причинят никакого вреда его хозяину.
   Затем Спартак убедил управителя добровольно снабдить его товарищей  всеми
нужными им предметами, если он хочет избежать насилия.
   Таким  образом,  гладиаторы  очень  быстро  получили  пищу  и  вино   для
подкрепления своих сил и, по приказу Спартака, запаслись продовольствием  на
три дня.
   Оказалось, что среди девяноста рабов, живущих на вилле, был врач, грек по
рождению, Дионисий Эвдней, которому было предписано работать только  по  его
специальности, то есть обслуживать остальных рабов в случае их болезни.
   Этот  врач  очень  заботливо  принялся  лечить  руку  рудиария.   Вправив
вывихнутую кость, он обложил руку лубками, осторожно скрепил их вокруг  руки
особой повязкой и, закончив  все  это,  посоветовал  Спартаку  хоть  немного
подкрепить свои силы сном и отдыхом, предупредив его, что в противном случае
он рискует схватить сильнейшую горячку.
   Спартак, отдавши очень подробные и точные распоряжения Борториксу, улегся
в удобной кровати и приказал галлу разбудить  себя  на  заре.  Последний  по
совету доктора Дионисия Эвднея позволил Спартаку спать до тех пор,  пока  он
не проснется сам.
   Спартак проснулся утром с новым приливом уверенности и  надежды  в  душе.
Солнце уже в течение трех  часов  заливало  светом  очаровательную  виллу  и
окружающие холмы.
   Едва проснувшись, Спартак собрал всех рабов Долабеллы на площади виллы, и
сам,  в  сопровождении  домоправителя  и  тюремщика  направился  к   тюрьме,
являвшейся непременной принадлежностью всех вилл и сельских дворцов  римлян;
в такую тюрьму запирали тех рабов, которые содержались в цепях и должны были
работать с железными кольцами  на  руках  и  на  лодыжках.  Освободив  свыше
двадцати несчастных, запертых  в  этой  тюрьме,  Спартак  присоединил  их  к
собранным на площади. В горячих и понятных словах он  рассказал  этой  толпе
рабов о причинах бегства своего и своих товарищей по несчастью,  и  о  деле,
которое он задумал; в ярких  красках  Спартак  обрисовал  высокие  цели,  за
которые боролись  восставшие,  -  отвоевание  прав  угнетенным,  уничтожение
рабства, освобождение всего человечества.
   - Кто из вас хочет  быть  свободным  и  предпочитает  жалкой  жизни  раба
почетную смерть на поле битвы, с оружием в руках, кто из вас чувствует  себя
смелым, сильным и готовым вынести все тяготы  и  опасности  войны,  поднятой
против угнетателей, кто из вас чувствует весь  позор  ненавистных  цепей,  -
пусть возьмет в руки любое оружие и последует за нами.
   Прочувствованная  убедительная  речь  Спартака  произвела  необыкновенное
впечатление на этих несчастных, еще не совсем  обессиленных  и  отупевших  в
рабстве.  Свыше  восьмидесяти  рабов  Долабеллы  захватили  топоры,  косы  и
трезубцы и вступили тут же в Союз угнетенных.
   Немногими мечами и копьями, найденными  на  вилле,  вооружились  Спартак,
Борторикс и наиболее храбрые из гладиаторов. Фракиец мудро  разместил  рабов
Долабеллы среди гладиаторов для того, чтобы они  влили  в  новичков  силу  и
мужество. Расположив в строгом порядке свою маленькую когорту, насчитывающую
уже свыше ста пятидесяти человек, Спартак за два часа до  полудня  вышел  из
виллы Долабеллы через поля и виноградники по глухим тропинкам, направляясь к
Неаполю.
   После   быстрого   перехода,   не   нарушенного    никакими    особенными
происшествиями, отряд гладиаторов к ночи подошел к  Неаполю,  на  расстоянии
нескольких миль от города, и по  приказу  Спартака  сделал  остановку  возле
виллы одного патриция. Фракиец, строго запретив чинить какие бы то  ни  было
насилия и хищения, отдал приказ запастись продовольствием еще на три  дня  и
унести с собой все оружие, которое они найдут здесь.
   Отсюда он ушел через два часа в  сопровождении  еще  пятидесяти  рабов  и
гладиаторов, которые покинули тюрьму и свои комнатушки  на  вилле  патриция,
для того, чтобы вместе со Спартаком вести благородную борьбу за свободу.
   В течение ночи Спартак продолжал свой поход с ловкостью  и  осторожностью
искуснейшего  полководца,  совершая  его  по   извилистым   дорогам,   через
живописные благоухающие поля и холмы, тянувшиеся между Неаполем  и  Ателлой.
Он останавливался у всех вилл, встречавшихся на пути, лишь столько  времени,
сколько было нужно, чтобы запастись оружием и призвать  рабов  к  восстанию.
Таким образом, он дошел на рассвете к подошве Везувия,  на  дорогу,  которая
вела по краю этой горы от Помпей к дачам и местам развлечений патрициев.
   Приблизительно в двух  милях  от  Помпей  Спартак  остановился  и,  заняв
несколько садов, лежавших по бокам дороги, укрыл за рядами душистых  акаций,
мирт и кустов розмарина своих товарищей, число которых перевалило за триста.
Здесь он решил дождаться восхода солнца.
   Вскоре на вершине горы,  которая,  казалось,  достигала  своей  верхушкой
голубого свода небес и как бы терялась в нем, начали появляться сероватые  и
беловатые тучки; они, постепенно  светлея,  напоминали  легкие  волны  дыма,
носящиеся над пожаром, внезапно возникшим на склонах соседних Апеннин  и  на
другой стороне самого Везувия.
   Тучки из белых стали розовыми, из розовых превратились в пурпурные. Затем
появилась тончайшая пленка сверкающего золота, и на гору,  которая  до  того
представляла собой огромную черную и наводящую ужас массу гранита,  внезапно
пролились потоки  яркого  света,  открывшие  ее  величественные  контуры:  и
вершины, покрытые темными, очень густыми лесами, и мрачные пропасти, зиявшие
меж пластов серовато-пепельной лавы, и освещенные солнцем  цветущие  склоны,
которые, сбегая на много миль кругом, казалось, расстилали у подошвы гордого
гиганта чудесный разноцветный ковер, сотканный из цветов и зелени.
   В то время Везувий имел форму, сильно отличающуюся от  теперешней,  и  не
был, как ныне, бушующим и грозным. Вулканические  извержения  происходили  в
отдаленнейшие времена, но даже и  памяти  о  них  не  сохранилось  в  эпоху,
описываемую в  нашем  рассказе.  О  них  свидетельствовали  только  слоистые
отложения лавы, на  которых  были  построены  города  Стабия,  Геркуланум  и
Помпея.
   С давних времен огонь, клокочущий в жерле вулкана, не  возмущал  райского
блаженства этих чудных мест. Жители этих счастливейших мест были прославлены
поэтами как обитатели преддверия Элизиума. Действительно, ни в каком  другом
месте на земле поэты не могли найти большей прелести и  в  свободном  полете
своей фантазии не могли вообразить более привлекательных и чарующих  картин,
достойных преддверия Элизиума.
   Единственно, что нарушало счастье жителей Кампаньи, - это были  подземные
раскаты и землетрясения, - но эти толчки случались так часто и в то же время
они были настолько безвредны, что к ним здесь привыкли и о них мало  думали.
И вследствие этого вся нижняя часть  Везувия  была  сплошь  покрыта  садами,
виноградниками, рощами, виллами, дворцами, и представляла собой как бы  один
огромный сад, один огромный город.
   Зрелище, которое представляли в это утро под  лучами  восходящего  солнца
Везувий и весь Байский, или Неаполитанский залив, было так великолепно,  что
возгласы восхищения раздались из уст гладиаторов и их вождя; а затем все они
умолкли, созерцая в изумлении  эту  чарующую  панораму.  Они  увидели  точно
погруженную в морские волны  Помпею,  стены  которой,  лишенные  укреплений,
напоминали  об  участии  ее  обитателей  восемнадцать  лет  тому  назад,   в
гражданской войне против римлян:
   Сулла из милосердия разрушил только ее стены.
   Однако  Спартак  очень  скоро   освободился   от   чар   волшебницы-зари,
Рассматривая вершину горы, он старался определить, как далеко мощенная лавой
дорога, на которой он  находился  со  своими  товарищами,  тянется  вверх  и
доходит ли она до самой верхушки горы. Но страшно густые  леса,  покрывавшие
вершину, лишали Спартака всякой возможности удостовериться, где оканчивалась
эта  дорога.  Поэтому,  после  краткого  размышления,  он  решил   отправить
Борторикса с тридцатью наиболее проворными людьми на  разведку  дороги;  сам
он, с главной  частью  отряда,  задумал  обойти  соседние  виллы  и  дворцы,
поискать оружия и освободить рабов.
   Собрав  еще  некоторое  количество   оружия   и   увеличив   свой   отряд
приблизительно двумястами рабов и  гладиаторов  из  соседних  вилл,  Спартак
составил из своих пятисот человек одну когорту в пять манипул. Одну из  этих
манипул,  состоявшую  только  из  восьмидесяти  самых  молодых   и   сильных
гладиаторов, которых он мог вооружить таким же количеством пик и  копий,  он
назвал,  следуя  римскому  строю,  "гастатами",  то  есть  копьеносцами,   и
начальство над ними поручил Борториксу. На каждые десять человек он назначил
декана, а на каждую манипулу - двух центурионов; тех и других он  выбрал  из
семидесяти восьми гладиаторов, бежавших с ним из Капуи, так как он  знал  их
отвагу и мог на них поэтому вполне положиться.
   Из сведений, доставленных Борториксом,  Спартак  узнал,  что  дорога,  на
которой они находились, шла еще приблизительно только на две мили,  а  потом
переходила в обрывистую узенькую тропинку, ведущую  через  леса  к  вершине;
дойдя  до  определенной  высоты,  она  пропадала  совершенно  среди  скал  и
пропастей, благодаря чему доступ к вершине был весьма затруднителен.
   - О, наконец, после  стольких  неудач,  -  воскликнул  Спартак,  сияя  от
радости, - высшие боги начинают помогать нашему делу!  Там,  наверху,  среди
этой лесной глуши, где свивает себе гнездо орел, и где дикие  звери  находят
убежище от преследований людей, - там мы водрузим наше  знамя  освобождения.
Более удобного места судьба не могла нам предоставить. Идем!
   И в то время как когорта гладиаторов двинулась в путь  по  направлению  к
вершине Везувия, Спартак снабдил большими суммами денег  девять  гладиаторов
из школы Лентула и приказал им быстро отправиться в разные стороны по-трое в
Рим, в Равенну и в Капую. Он велел  предупредить  товарищей,  находящихся  в
школах этих трех городов, о том, что Спартак  с  пятью  сотнями  гладиаторов
стоит лагерем на Везувии и чтобы они - в одиночку, манипулами или легионами,
как им удобнее - все явились к нему принять участие в борьбе за свободу.
   Направляя по-трое гонцов в каждый из указанных городов, Спартак рассудил,
что если некоторые из них будут захвачены, то из девяти по крайней мере трое
дойдут  до  назначенного  места.   И   наказав   девяти   гладиаторам   быть
внимательными и осторожными,  Спартак  отпустил  их.  В  то  время  как  они
направились к подошве горы,  он  догнал  передовой  отряд  колонны,  быстрым
маршем поднимавшейся на вершину.
   Очень  скоро  когорта  гладиаторов  оставила  дорогу,  по  бокам  которой
тянулись сады, домики и виноградники, и добралась до  лесистой  части  горы;
чем круче становился  подъем,  тем  уединеннее  становились  места  и  глуше
тишина, царившая в этих лесах. Постепенно, по  мере  подъема,  кустарники  и
низкорослые деревья сменялись терновником, падубами, вязами, вековыми дубами
и высокими тополями.
   В начале подъема гладиаторы  встречали  много  земледельцев  и  крестьян,
доставлявших  на  осликах  зелень  и  фрукты  на  рынки  Помпей,  Неаполя  и
Геркуланума; они с изумлением и страхом смотрели на этот  отряд  вооруженных
людей. Когда же гладиаторы углубились в леса, им  стали  встречаться  только
одинокие пастухи, овцы  да  козы,  которые  паслись  среди  кустарников,  на
скалах; девственное эхо печально повторяло от времени  до  времени  грустное
блеяние этих жалких стад.
   После двух часов тяжелого  подъема,  когорта  Спартака  достигла  широкой
площадки, расположенной на вулканической скале, на несколько сот шагов  ниже
главной вершины Везувия, покрытой точно  огромной  простыней  широким  слоем
вечного снега.
   Здесь Спартак остановил своих солдат и, в  то  время  как  они  отдыхали,
обошел площадку. С одной стороны ее находилась крутая и скалистая  тропинка,
по которой гладиаторы пришли сюда; с другой - высокие и неприступные  скалы;
с третьей - противоположный склон горы. Спуск и подъем с этой  стороны  были
еще круче, чем со стороны Помпей, что делало это место почти недоступным для
какого-либо нападения.
   Наконец, с юга, со стороны  Салернума,  место,  выбранное  Спартаком  для
разбивки лагеря, было безопасно и неприступно. С  южной  стороны  скала,  на
которой находилась  площадка,  оканчивалась  глубокой,  страшной  пропастью,
окруженной почти со всех сторон огромными  обвалами.  Эти  обвалы  придавали
пропасти вид колодца, по внутренним стенам которого не только людям, но даже
козам не было возможности вскарабкаться.
   В пропасть через расщелины скал проникал скудный свет.  Она  оканчивалась
пещерой, неожиданно дававшей выход на ту цветущую часть склона горы, которая
тянулась на много миль, вплоть до равнины.
   После внимательного обследования площадки, Спартак  убедился,  что  более
подходящего места для лагеря нельзя было бы и придумать. Он  приказал  одной
из манипул, вооруженной топорами и секирами, пойти в ближайший лес  нарубить
дров, чтобы зажечь костры: они должны были защитить гладиаторов  от  резкого
холода ночных заморозков, которые на этой высоте  в  середине  февраля  были
очень ощутительны. В то же время,  он  поставил  небольшую  охрану  с  почти
неприступной стороны площадки, выходившей на восточный склон горы, и  другой
сторожевой отряд, - со  стороны  Помпей;  с  тех  "пор  это  место  получило
название лагеря гладиаторов, сохранившееся надолго.
   Посланные в лес, кроме дров для  костров,  принесли  ветвей  и  хвороста,
чтобы соорудить палатки и заграждения. Гладиаторы, под  руководством  самого
Спартака, накидали попере