ворот лагеря  были  ближе
всего.
   В это время патруль, возвратившись на назначенный ему пост, разжег  почти
погасший костер, и скоро блестящие языки оживившегося пламени стали  бросать
свои лучи на частокол и помогать таким образом Спартаку в его намерениях. Он
легко мог разглядеть, где расположены  декуманские  ворота,  находившиеся  в
римских лагерях дальше всего  от  позиций,  которым  угрожал  неприятель.  В
лагере Мессалы Нигера эти ворота были обращены в сторону Нолы.
   Как только Спартак ознакомился с расположением вала,  он  пошел  обратно.
Добравшись до своей когорты, он с предосторожностями повел ее к  декуманским
воротам. Безмолвно шагал отряд, пока не подступил так близко к  лагерю,  что
топот шагов не мог дойти до слуха римского часового.
   - Кто идет? - закричал легионер Септимий тоном, по которому  Спартак  мог
угадать, что на  этот  раз  легионер  не  сделал  ошибки,  приняв  лисиц  за
гладиаторов.
   И, не получая  ответа,  бдительный  Сетимий  дал  сигнал  к  тревоге.  Но
гладиаторы, бросившись бегом, спустились в ров и, подымаясь  по  другой  его
стороне с  яростью  и  неслыханной  быстротой,  одни  на  спинах  других,  в
мгновение ока были наверху частокола. Спартак,  совершенно  излечившийся  от
вывиха  руки,  проник  сюда  первым:  он  стремительно  напал  на  легионера
Септимия, с трудом защищавшегося от ударов, и закричал ему громовым голосом:
   - Лучше было бы для тебя, злой насмешник,  если  бы  вместо  меня  в  эту
минуту на тебя напала лисица, которую ты больше уважаешь, чем гладиатора.
   Еще не закончив этих слов, он пронзил легионера насквозь.
   Между тем гладиаторы по четыре, по восемь, по десять человек врывались  в
лагерь.  Началась  резня,  какая  обычно  бывает  при   неожиданных   ночных
нападениях.
   Тщетно  пытались  римляне   оказать   сопротивление   яростному   натиску
гладиаторов,  число  которых  увеличивалось  с  каждой  минутой.  Гладиаторы
кидались на легионеров, захваченных врасплох, сонных, безоружных,  и  рубили
их. Бойня была ужасающей.
   Весь  римский  лагерь  в  один  миг  наполнился   страшными   криками   и
проклятиями. Это было не  сражение,  а  кровопролитное  избиение,  во  время
которого за полчаса с небольшим свыше  четырехсот  легионеров  простились  с
жизнью, остальные бежали, очертя голову,  в  разные  стороны.  Только  около
сорока, наиболее доблестных, под начальством Валерия Мессалы  Нигера,  почти
все без лат  и  щитов,  наскоро  вооруженные  мечами,  пиками  и  дротиками,
отступили к главным воротам лагеря, расположенным против декуманских. Храбро
сражаясь, они старались сдержать врага,  в  надежде,  что  их  сопротивление
может дать время беглецам собраться и снова двинуться в бой.
   Среди этих храбрецов выделялся Мессала Нигер; он упорно сражался, ободрял
римлян  доблестными  призывами  и  от  времени  до  времени  звал  Спартака,
приглашая его померяться с ним в бою:
   - Эй!.. Спартак!.. Подлый вождь гнуснейших разбойников!.. Где ты?  Подлый
раб, подойди скрестить мечи с свободными гражданами!..  Спартак,  грабитель,
где ты?
   Несмотря на стоны, крики, звон оружия и  шум  разного  рода,  наполнявшие
лагерь, фракиец услышал в конце концов дерзкие слова  римлянина  и,  сильной
рукой проложив себе дорогу среди своих бойцов, искал вызывавшего на  бой,  в
свою очередь восклицая:
   - Эй!.. Римский разбойник, грабитель, сын грабителей, оставь для себя эти
прозвища, они твое единственное подлинное достояние!.. Вот я, римлянин, чего
ты хочешь?
   И при этих словах он встретился  с  Мессалой,  который  с  необыкновенной
яростью напал на него и закричал прерывистым от тяжелого дыхания голосом:
   - Я хочу тебя изрубить.., на  куски..,  осквернить  честный  меч  Валерия
Мессалы, запачкав его твоей кровью...
   Оскорбительные слова центуриона вызвали бешеный гнев  фракийца,  который,
отбив яростную атаку римлянина, сам перешел в наступление. Одним  ударом  он
превратил в щепки щит Мессалы, другим ударом пробил кольчугу, серьезно ранив
противника в бок, и потом так сильно ударил по верху шлема,  что  несчастный
был совершенно оглушен; и счастье ею, что  имя  Валерии  Мессалы,  воскресив
воспоминания любви удержало руку гладиатора, готовую пронзить центуриона.
   Фракиец задержал свой меч в момент, когда он был на  несколько  дюймов  в
груди упавшего врага, и крикнул:
   - Иди, юноша, и расскажи, что подлый гладиатор подарил тебе жизнь!..
   Он помог Мессале встать и передал его двум гладиаторам.
   После того как были убиты почти все те храбрые римляне, которые  пытались
сопротивляться  гладиаторам,  римский  лагерь  оказался  в   полной   власти
победителей.
   То же самое повторилось и там, где Эномай напал на лагерь Клодия  Глабра.
Менее чем через час он одержал полную победу над легионерами,  обратившимися
в стремительное бегство и оставившими лагерь во власти мятежников.
   Таким образом, благодаря мужеству и проницательности Спартака,  тысяча  с
небольшим гладиаторов одержала блестящую победу над тремя тысячами римлян.
   День спустя оба отряда гладиаторов соединились в  лагере  Клодия  Глабра,
которого победители беспощадно осыпали остротами и насмешками,  называя  его
кошкой, убежавшей от мыши.  Они  сочинили  и  под  громкий  хохот  распевали
веселую песенку приблизительно следующего содержания:

   Жил кот когда-то старый,
   Мышей противник ярый;
   Решил он мышь поймать.
   Он спящим притворился,
   Над норкой притаился
   И начал ждать...
   Но враг проворный, ловкий
   Из этой мышеловки
   Коту на спину скок!
   Кот думал о победе,
   О лакомом обеде, -
   И вот ему урок.
   Веревку мышь достала,
   Бубенчик привязала
   К хвосту врага скорей,
   Ужасный звон раздался,
   Кот струсил и умчался
   Под дружный смех мышей.

   Между тем в Капуе гладиаторы толпами убегали из  школы  Лечтула  Батиата.
Ежедневно, даже ежечасно приходили в лагерь "на Везувий сотни новых  воинов,
в течение двадцати дней после победы Спартака над Клодием Глабром их  пришло
свыше четырех тысяч;  вооруженные  копьями,  щитами  и  мечами,  отнятыми  у
римлян, они, вместе с тысячью двумястами  уже  сражавшихся  под  начальством
фракийца, образовали первый легион армии угнетенных.
   Хотя в Риме были заняты  более  серьезными  нетрудными  военными  делами,
поражение, понесенное Клодием  Глабром,  вызвало  некоторый  шум.  Сенату  и
римскому народу казалось недостойным имени римлян, что легионеры, победители
всего мира, были разбиты и изрублены толпами подлых гладиаторов.
   А  тем  временем  "подлые",  свыше  пяти  тысяч  человек,  построенные  в
манипулы, когорты,  легионы,  появились  в  один  прекрасный  день  у  Полы,
цветущего, богатого и многолюдного города Кампаньи. Раньше чем начать атаку,
они потребовали от граждан чтобы те добровольно пустили их в  город,  обещая
взамен уважать жизнь и имущество жителей.
   Устрашенные грозящей им гибелью,  горожане  собрались  на  Форуме;  здесь
после продолжительных криков и споров - одни были  за  сдачу,  другие  -  за
оборону, -  победила  партия  более  смелых.  Ворота  города  были  заперты,
горожане  поспешили  к  стенам,  чтобы  отражать  нападающих.   В   Неаполь,
Брундизиум и в Рим были посланы гонцы за скорым и сильным подкреплением.
   Послы попали в  руки  Спартака,  державшего  под  наблюдением  не  только
широкие дороги, но и тропинки. Оборона, проводимая плохо вооруженными и мало
Приученными к военному делу обывателями, свелась  к  безумной  и  бессильной
попытке,  длившейся  не  более  двух  часов;  гладиаторы,  имевшие  в  своем
распоряжении много лестниц, быстро и с ничтожными потерями овладели стенами,
проникли в город и, раздраженные оказанным сопротивлением, начали избивать и
грабить жителей.
   Это произошло потому, что  хотя  Спартак  и  внушал  своим  бойцам  самую
строгую дисциплину, они не могли - как  и  псе  солдаты  вообще  -  избежать
опьянения кровью и жажды разрушения, которые охватывают солдат против  воли,
когда при вступлении в город они бывают вынуждены сражаться.
   Спартак с присущей ему энергией  бросился  по  улицам  города,  удерживая
гладиаторов от грабежа и убийств. С помощью  командиров  ему  удалось  через
несколько часов добиться прекращения резни и грабежа.
   Скоро букцины и трубы протрубили сбор, и всех гладиаторов  облетел  слух,
что по приказу Спартака легион должен  в  строевом  порядке  отправиться  на
грандиозный  Форум  Нолы,  славившийся  великолепными  старинными   храмами,
базиликами и портиками.
   Меньше чем через час легион  гладиаторов,  выстроившись  в  три  ряда,  в
полном порядке стоял на площади, и Спартак, поднявшись  на  ступеньки  храма
Цереры, повернул бледное и  грозное  от  гнева  лицо  к  солдатам.  Простояв
некоторое время с опущенной на грудь головой, погруженный среди  глубочайшей
тишины в скорбное раздумье, он поднял, наконец, голову. Его  глаза  сверкали
гневом. Могучим голосом, прозвучавшим далеко по  обширной  площади,  Спартак
воскликнул:
   - Неужели вы, дикие и  преступные  люди,  добиваетесь  имени  грабителей,
славы разбойников и убийц?
   Затем, после нескольких минут общего молчания, он продолжал:
   - Разве это та свобода, которую  мы  приносим  рабам,  та  дисциплина,  г
помощью ко горой мы пытаемся стать людьми, достойными отнятых у нас прав, те
благородные  поступки,  которыми  мы  расположим  к  себе  итальянцев?   Вам
недостаточно иметь против себя  величие  и  могущество  римского  имени,  вы
желаете возбудить против себя гнев, проклятия и месть всех народов Италии?..
Разве мало вам того вреда, который причиняет нам печальная  слава  созданная
угнетателями, что мы - варвары, грабители и самые гнусные люди; вам  кажется
этого  мало,  и  вы,  вместо  того,  чтобы  доблестными  деяниями,   строгой
дисциплиной, образцовым поведением опровергнуть клевету, жертвой которой  мы
являемся, хотите еще подкрепить ее и  усилить  своими  гнусными,  позорными,
подлыми поступками?..
   Все в Италии смотрят на нас  с  боязнью,  подозрением,  недоверием,  наше
святое дело и, знамя, за которое мы сражаемся, самое высокое из всех,  какие
когда-либо развевались под солнцем на полях сражений, не пользуются на  всем
протяжении полуострова никакой симпатией: чтобы завоевать это  расположение,
у нас одно лишь средство - дисциплина.
   Эта дисциплина своими железными петлями  создала  и  создает  непобедимую
броню римских легионов; и не потому, что они сильнее и храбрее  всех  солдат
на свете, - существуют народы, не уступающие им ни в отваге, ни в силе, -  а
потому, что не было среди всех армий более дисциплинированной,  чем  римская
армия. Вот почему римляне побеждали всех своих врагов.
   Ничем не помогут вам необыкновенная сила ваших рук и ваше мужество, если,
подобно тому как вы переняли от римлян строевой порядок, вы не изучите и  не
будете проводить на деле их дисциплину.
   Если вы хотите видеть меня своим вождем, я требую, чтобы  вы  подчинялись
мне и умели сдерживать себя; ибо в порядке, в повиновении, в сдержанности  -
сила войска.
   Каждый должен поклясться мне своими богами, своей  честью,  что  с  этого
часа  вы  никогда  не  совершите  самого  незначительного  проступка  против
дисциплины.
   Если мы желаем победить, я должен чувствовать в себе силу, чтобы отрубить
голову наиболее дорогому из  своих  друзей,  если  он  окажется  виновным  в
малейшем нарушении установленных нами законов. Нужно, чтобы мы  могли  вести
себя так,  как,  по  рассказам  восхищенных  историков,  вели  себя  римские
легионы, разбившие лагерь возле яблони; после снятия палаток яблоня осталась
покрытой плодами в том же количестве, как в день устройства лагеря.
   Лишь при этом условии мы будем достойны свободы, которой мы так  страстно
добиваемся, лишь при этом условии мы одержим  победу  над  самым  сильным  и
доблестным в мире войском.
   В то время как Спартак говорил эту пламенную речь, шепот,  гул  одобрения
слышался в рядах гладиаторов, очарованных грубым, но страстным  красноречием
своего вождя. Спартак окончил речь, и воины разразились  бурными  криками  и
сильнейшими рукоплесканиями.
   Затем Спартак вывел свою армию из Нолы, вблизи которой на одном из холмов
приказал разбить лагерь. На страже города он оставил две когорты, сменяя  их
ежедневно. Он изъял у жителей Нолы большое количество оружия, лат  и  щитов,
для которых сделал обширный склад в лагере. Отсюда снабжались оружием рабы и
гладиаторы, ежедневно прибывавшие под знамя восстания.
   Спартак провел возле Нолы свыше двух месяцев,  беспрерывно  обучая  своих
солдат, число которых, все время увеличиваясь, дошло до  восьми  тысяч,  так
что он смог составить из них два легиона. Порядок  и  дисциплина,  введенная
доблестным фракийцем в войске, изумляли кампаяцев, чья собственность и жизнь
не подвергались никакой опасности.
   Между  тем  в  Риме  решили  послать  против  взбунтовавшихся   рабов   и
гладиаторов претора Публия Вариния с  легионом  солдат,  состоявшим  большей
частью из добровольцев и молодых новобранцев, так как ветераны и  легионеры,
прошедшие боевую школу, были посланы против Сертория и Митридата.
   За несколько дней до того как Публий Вариний двинулся из Рима  со  своими
шестью тысячами людей и отрядом всадников из леса, расположенного  невдалеке
от Аппневой дороги и названного Эпицинийским, вышло вечером свыше двух тысяч
человек. Они были вооружены как попало, всякого рода деревенскими  орудиями,
заостренными кольями и только очень немногие - копьями и мечами.
   Это были две тысячи гладиаторов из школ Акциана, Юлия  Рабеция  и  других
ланист Рима,  они  собрались  в  этот  лес  поодиночке,  согласно  приказам,
полученным  от  Крикса,  под  командой  которого  двигались  теперь  они  по
направлению к Везувию на соединение с легионами Спартака.
   Утром 15 февраля того года, когда Метробий отправился к консулам Когте  и
Лукуллу, Крикс обходил школы гладиаторов, сообщая товарищам  о  восстании  и
советовал им соблюдать спокойствие.
   Случилось, что в одной школе галл был  арестован  и  отсюда  отправлен  в
Мамертинскую тюрьму. После того, как его там продержали свыше двух  месяцев,
он подвергся сечению розгами, и, несмотря на твердость, с  какой  решительно
отрицал свое участие в заговоре Спартака,  его,  вероятно,  присудили  бы  к
распятию, если бы гладиаторы  не  заставили  ланист  ходатайствовать  о  его
освобождении.
   Хотя Крикс был на воле, однако он понимал, что за ним строго следят,  что
школы находятся под наблюдением; поэтому он  решил  притвориться  ничего  не
знающим и безучастным, надеясь таким путем ослабить  подозрения  со  стороны
ланист и властей.
   Вот почему бедный галл, несмотря на все настояния Спартака, был  вынужден
подавить тревогу, желания и гнев, кипевшие в его груди,  и  не  мог  ни  сам
уйти, ни послать на Везувий хотя бы одну манипулу.
   После бесконечных ухищрений, трудов, серьезных опасностей,  через  четыре
месяца с лишним после начала восстания. Криксу удалось, наконец,  бежать  из
Рима и укрыться в  Эпицинийском  лесу.  Он  был  уверен,  что  если  не  все
гладиаторы, которым он назначил здесь свидание, то  по  крайней  мере  очень
многие из них явятся сюда.
   Так в действительности и произошло. После двух дней тайного пребывания  в
тенистых, уединенных уголках этого леса галл мог отправиться  к  Везувию  во
главе двадцати манипул.
   Радость и торжество по поводу их прибытия  в  лагерь  Нолы  не  поддаются
никакому описанию. Спартак оказал братский прием Криксу, которого он любил и
ценил больше всех своих товарищей по несчастью.
   Две тысячи гладиаторов, прибывших с Криксом,  были  немедленно  полностью
вооружены и равномерно распределены по  двум  легионам,  из  которых  первым
командовал Эномай, а второй был поставлен под  начальство  Крикса.  Спартак,
под единодушные клики, был снова провозглашен верховным вождем всей армии.
   Через два дня после прибытия Крикса разведчики донесли Спартаку,  что  по
Аппиевой дороге идет против него большими переходами претор Публий  Вариний.
Вождь гладиаторов приказал войску сняться с лагеря и  ночью  тайно  выступил
навстречу неприятелю.

Глава 13

ОТ КАЗИЛИНСКОЙ ДО АКВИНСКОИ БИТВЫ

   Публию Варинию было сорок пять лет. Плебей по происхождению,  -  крепкого
телосложения, с неукротимым характером, гордой душой,  он  соединял  в  себе
лучшие качества римского солдата. Умеренный в еде  и  питье,  неприхотливый,
привычный, как никто, к жаре,  к  холоду,  к  походам,  к  бодрствованию,  к
поенным занятиям, он был молчалив, сдержан и очень храбр. Если бы кроме этих
ценнейших качеств Вариний обладал еще более развитым умом, более  широким  и
глубоким образованием, то у него  было"  бы  все  необходимое,  чтобы  стать
консулом, полководцем, триумфатором. Но Публий Вариний  не  обладал  большим
умом, и за двадцать восемь лет боевой  службы  мог  добиться  только  звания
претора, да и то из уважения, которое вызывали его непоколебимое спокойствие
и мужество при всех испытаниях, превосходное знание дисциплины, распорядка и
других сторон военного дела.
   Таков был  человек,  выступивший  из  Рима  в  восемнадцатый  день  перед
июльскими календами (14 июня) 680 года и направившийся по Аппиевой дороге во
главе шести тысяч легионеров, тысячи велитов, шестисот пращников  и  трехсот
конников. В общем у него было около восьми тысяч воинов,  молодых,  сильных,
отлично вооруженных. Квестором у Публия  Вариния  был  Кней  Фурий,  человек
тридцати пяти лет, мужественный, умный и прекрасно знавший военное дело,  но
погрязший в кутежах и дебошах Быстрым маршем Публий Вариний в три дня  дошел
до Гаэты и здесь расположился  лагерем  Он  призвал  к  себе  Павла  Эрдения
Тибуртина, префекта конницы и  приказал  ему  быстро  пробраться  за  Капую,
собрать гам точные, подробные сведения о месте расположения  восставших,  об
их числе, вооружении, а если удастся, то и об их планах.
   Молодой  Тибуртин  выполнил  данное  ему  поручение  с  благоразумием   и
осмотрительностью и побывал  не  только  в  Капуе,  но  и  в  Кумах,  Байях,
Путеслах, Геркулануме и Неаполе и даже в Помпее и Ателле; всюду  он  собирал
сведения о неприятеле как у римских властей, так и  у  городских  жителей  и
пастухов, и через четыре дня вернулся в лагерь Вариния.  Он  донес  претору,
что число бунтовщиков доходит уже до  десяти  тысяч,  что  они  вооружены  и
обучены римскому строю, что лагерь их находится близ Нолы, откуда они делают
набеги по окрестностям  и  откуда,  по-видимому,  не  намерены  уходить;  по
тщательности их лагерных укреплений  видно,  что  они,  не  двигаясь,  будут
ожидать наступления римлян.
   Получив эти сведения,  Вариний  долго  обдумывал,  как  ему  лучше  всего
поступить. В конце концов он решил разделить свои силы и, наступая по  двум,
почти параллельным,  дорогам  против  лагеря  гладиаторов,  напасть  на  них
одновременно  с  двух  сторон;  этим  тактическим  маневром  он  рассчитывал
добиться окончательной и полной победы.
   Он  поручил  квестору  Кнею  Фурию  начальство  над  четырьмя   когортами
легионеров, тремястами велитов,  двумястами  пращников,  сотней  конников  и
приказал ему двинуться по Аппиевой дороге, а затем  свернуть  на  Домициеву,
которая шла вдоль морского берега, к Суррентуму; дойдя  до  Байев,  -  Фурий
должен был задержаться здесь на семь дней, а  затем  двинуться  в  Ателлу  и
ждать там дальнейших распоряжений Вариния.  Вариний  же  решил,  что  за  то
время, пока Фурий совершит этот переход, он сам подымится по реке Лирису  до
Интерамны и перейдет на Латинскую дорогу; у  Алифы  он  оставит  консульскую
Латинскую дорогу и, перейдя на преторскую, которая обходит Кавдинские ущелья
и  ведет  к  Кавдиуму,  выйдет  в  тыл  гладиаторам.  Здесь  он,  укрываясь,
задержится на день; затем прикажет своему квестору  двинуться  из  Ателлы  и
атаковать мятежников; гладиаторы, увидя  свое  численное  превосходство  над