легионерами Фурия, выйду г ему  навстречу  всеми  своими  силами;  тогда  он
нападет на врага с тыла и разобьет его на голову.
   Таков был план военных действий, выработанный претором Публием  Варинием,
план сам по себе вовсе не плохой. Но успех  его  был  возможен  лишь  в  том
случае, если бы  гладиаторы,  не  двигаясь,  дожидались  римлян  у  Нолы,  -
обстоятельство, в котором Вариний, считавший Спартака не человеком, а чем-то
вроде нечистого животного, нисколько не сомневался.
   Фракиец же, как только узнал, что претор выступил против него, что он уже
в Гаэте, немедленно двинулся по Домициевой дороге в Литернум, куда и  прибыл
в два быстрых и очень утомительных перехода.
   Квестор Кней Фурий, продвигаясь вперед по той же Домициевой дороге, узнал
от своих разведчиков, что Спартак со всеми своими силами, придя неожиданно в
Литернум, находится от него немного дальше, чем на  расстоянии  однодневного
перехода.
   Если бы Кней Фурий был простым солдатом, то вышел бы один на один  против
гладиаторов, но как военачальник, подучивший определенные приказания, он  не
считал себя вправе вступить в бой с превосходящими силами неприятеля, победа
над которым была очень мало вероятна. Отступление ему казалось трусостью, не
оправдываемой даже соображением осторожности, так как, если бы он  бежал  по
направлению к Лациуму, Спартак мог легко его нагнать и  разбить  на  голову.
Поэтому он решил оставить консульскую  дорогу,  взять  влево,  подняться  до
Калерума, оттуда в несколько часов добраться до Капуи. Там  его  две  тысячи
восемьсот солдат, соединившись с усиленным гарнизоном  этого  города,  могли
оказать мощное сопротивление гладиаторам.
   Если бы Спартак двинулся в Лациум, то Кней  Фурий  успел  бы  снестись  с
Варинием, соединиться с ним, ударить в тыл дерзкому мятежнику  и  уничтожить
его.
   А если бы Спартак вернулся назад. Фурий успел бы исполнить полученные  им
приказания, вернувшись по Домициевой дороге.
   Эти мудрые соображения и еще более мудрое  решение  свидетельствовали  об
уме и способностях Фурия; так поступил бы, вероятно, и сам Помпей Великий.
   Поэтому Фурий велел сняться с лагеря за два часа до  утренней  зари  и  в
глубокой тишине, в совершенном порядке двинулся к  Каленуму.  Предварительно
он выслал по консульской дороге трех разведчиков,  переодетых  крестьянками,
которые должны были на свой риск и страх дать неприятелю ложные  сведения  о
Кнее Фурии, утверждая, что он отступил к Гаэте, то есть вернулся назад.
   Но Спартак, узнав от разведчиков, что в Трифануме  расположилась  лагерем
часть неприятельских сил, сразу понял, какой промах сделал  претор  Вариний,
разделив свои войска с целью захвата войск Спартака в  клещи;  он  полностью
разгадал план и маневры неприятеля и с остротой мысли,  свойственной  только
великим умам, тотчас же сообразил, что  ему  надо  вклиниться  между  обеими
частями неприятельского войска и  разбить  последовательно,  с  молниеносной
быстротой обе, сперва бросившись на одну, потом на другую.
   Одним из замечательнейших военных качеств Спартака, которое он  обнаружил
во время этой столь славной  для  него  войны,  была  быстрота  с  какой  он
анализировал,  рассчитывал,  предвидел,  отгадывал  и  с  какой  осуществлял
принятое  решение.  Характером  своего  дарования  во  многом   похожий   на
Наполеона, Спартак, перенесший в свое войско военный  порядок  и  дисциплину
римлян, не перенял от их полководцев педантизма запрещавшего  уклоняться  от
определенных правил, от определенных норм. Приспособляя свои  решения,  свои
движения и диверсии к местности, к  условиям  и  к  позиции  неприятеля,  он
разработал и стал применять самую простую и в то же время самую логическую и
выгодную тактику, - тактику быстроты, введенную Каем Марием,  которая  позже
должна была дать  Юлию  Цезарю  власть  над  всем  миром.  Во  всех  больших
сражениях <Следует сказать раз навсегда: война  гладиаторов  рассматривалась
римлянами и их историками как война постыдная и позорная для Рима, и поэтому
историки, щадя римскую гордость, уделяли ей мало внимания,  пытались  обойти
как что-то, о чем больно вспоминать, старались преуменьшить  ее  значение  и
величие. Но против своей воли, они вынуждены были сказать столько, что этого
оказалось достаточно, чтобы  покрыть  славой  гладиаторов  и  в  особенности
Спартака. Мы без колебаний ставим его между Марием и Цезарем, ибо сам  Луций
Флор, наиболее высокомерный из римских  историков,  не  скупящийся  на  всем
протяжении своего рассказа на слова презрения по отношению к  гладиаторам  и
их вождю, вынужден был признать, что "Спартак с величайшим мужеством,  лично
сражаясь в первых рядах,  пал  в  сиянии  славы  доблестного  полководца".>,
оканчивавшихся победой Спартака и  дававших  ему  по  праву  место  рядом  с
наиболее знаменитыми полководцами древности, он  оказывался  победителем  не
только благодаря силе рук своих солдат, но также  благодаря  быстроте  своих
передвижений.
   Вернемся к рассказу: Спартак, как решил, так и сделал. Краткой  речью  он
воодушевил своих бойцов и, объяснив им необходимость ради , успеха их общего
дела терпеливо перенести тяжести нового  безостановочного  похода,  приказал
сняться с  лагеря.  Оставив  Домициеву  дорогу,  он  по  трудным  тропинкам,
скрываясь между холмами, спускавшимися от Капуи вплоть до моря, направился к
Вольтурну, с ревом катившему свои стремительные волны среди этих холмов.
   Результатом этой диверсии было то, что на утренней  заре,  когда  квестор
Фурий двигался на Каленум, Спартак подходил к Капуе, в трех милях от которой
разрешил своим солдатам отдых на несколько часов.  Около  полудня  он  снова
тронулся в путь и, смеясь над страхом  защитников  Капуи,  заперших  ворота,
спустивших подъемные решетки и сбежавшихся на земляной вал в ожидании атаки,
прошел мимо. Он повернул к Казилинуму, куда дошел к вечеру, в тот самый час,
когда квестор Фурий прибыл в Каленум.
   Казилинум был маленький, но веселый и многолюдный город, расположенный на
правом берегу Вольтурна. При том положении,  которое  теперь  занимали  силы
противников, Казилинум был наиболее важным пунктом: около него  должна  была
развернуться предстоящая битва. Для Спартака было  в  высшей  степени  важно
завладеть им, ибо оттуда он господствовал бы  над  обоими  берегами  и  всей
долиной Вольтурна. Расположившись там лагерем со своими легионами,  он  смог
бы разъединить оба неприятельских отряда, лишив их  возможности  укрыться  в
Капуе и получил бы возможность нагнать их и разбить одного за другим.
   Жители Казилинума, испуганные внезапным появлением  гладиаторов,  выслали
навстречу Спартаку представителей городской власти с изъявлением покорности.
Применять силы для овладения городом не пришлось. Расставив стражу у ворот и
оставив одну когорту в городе, фракиец, вышел оттуда со своими  легионами  и
разбил лагерь на одной из возвышенностей, близ ворот, выходивших  в  сторону
Каленума.
   За время, протекшее между  поражением  Клодия  Глабра  и  походом  Публия
Вариния, Спартак, имея возможность свободно кружить почти по всей  Кампанье,
велел наиболее  ловким  и  искусным  наездникам  войска  выездить  множество
жеребцов, набранных с плодородных пастбищ этой провинции. Таким  образом  он
сформировал конный отряд в  шестьсот  человек.  Во  главе  его  он  поставил
храброго  и  изящного  Борторикса,   который   уступил   прибывшему   Криксу
командование вторым легионом.
   Когда  лагерь  был  сооружен,  Спартак   приказал   утомленным   легионам
расположиться на отдых, решив дать им здесь  передышку  на  несколько  дней,
пока квестор Фурий, который, как предполагал Спартак, двигался по Домициевой
дороге, не дойдет до Литернума. Здесь Спартак намеревался напасть на него  с
тыла и уничтожить его когорты.
   Однако, будучи  всегда  крайне  предусмотрительным,  он  призвал  к  себе
Борторикса и приказал ему около полуночи разделить конницу на, два отряда  и
произвести рекогносцировку: одному отряду - по Домициевой дороге, вплоть  до
Трифанума,   собрать   сведения   о   неприятеле,   а   другому,   в   видах
предосторожности,  -  по  Аппиевой  дороге,  до  Каленума,  ознакомиться   с
местностью; на заре оба отряда должны были вернуться  в  лагерь  и  сообщить
результаты своих разведок.
   За час до восхода солнца, к немалому удивлению Спартака, первым  вернулся
отряд, отправившийся  в  сторону  Каленума,  с  сообщением,  что  неприятель
двигается с этой стороны прямо на Казилинум.  Сперва  вождь  гладиаторов  не
поверил  этому  донесению,  но,  расспросив  начальника  отряда   подробнее,
поразмыслив над полученными сведениями, он понял все, что произошло: он  сам
сошел с Домициевой дороги и повернул вправо от нее, чтобы пропустить Фурия и
зайти ему в тыл; но и римлянин сошел с этой  дороги  влево,  чтобы  избежать
гладиатора и укрыться в Капуе;  таким  образом,  оба,  желая  избежать  друг
друга, оставили консульскую дорогу и встретились на преторской.
   Спартак велел немедленно трубить тревогу, вывел из лагеря первый легион и
выстроил его в две линии в боевом порядке. Впереди он  поставил  две  тысячи
велитов и пращников, которые  должны  были  в  рассыпном  строю  напасть  на
неприятеля, едва он покажется; за этой первой  линией  стояла  вторая  часть
легиона, вооруженная копьями и дротиками.
   Второй легион Спартак разделил на две  части,  послав  их  через  поля  и
виноградники, одну -  направо,  другую  -  налево.  Он  приказал  им  отойти
подальше и спрятаться, а когда завяжется жаркая схватка, обойти  и  окружить
римлян с флангов и с тыла.
   Солнце  только  что   встало,   золотя   окружающие   холмы,   зеленеющие
виноградники, желтоватое жнивье  и  цветущие  луга,  когда  появился  конный
авангард римлян; цепь  пращников  встретила  неприятельскую  конницу  градом
камней и свинцовых шариков. Всадники сейчас же повернули обратно и поскакали
предупредить квестора Фурия о приближении неприятеля.  Спартак,  проделавший
этот поход пешком, наравне со своими товарищами, как только началась  битва,
вскочил на своего великолепного вороного коня. Он велел трубить сигнал атаки
беглым строем, желая напасть на неприятеля возможно быстрее и  не  дать  ему
времени выстроиться в боевой порядок.
   При неожиданном сообщении о продвижении гладиаторов Кней  Фурий  приказал
колонне своих легионеров остановиться и со спокойствием, которого никогда не
теряют люди, обладающие истинным мужеством, отдал  приказ,  чтобы  велиты  и
пращники сейчас же растянулись цепью. Удлиняя  как  можно  более  фронт,  он
хотел  избежать  окружения  его  когорт  превосходящими  силами  противника.
Легионерам он приказал  занять  позицию  на  холме,  примыкающем  к  дороге,
рассчитывая, что пока велиты  и  пращники  будут  сдерживать  первый  натиск
гладиаторов, когорты выстроятся в боевую линию.
   Несмотря  на  ужас  и  беспорядок,  сопровождающие   всегда   неожиданное
нападение, все распоряжения квестора были исполнены с большой быстротой и  в
сравнительном порядке.
   Но маневры еще далеко не были закончены, как гладиаторы бросились уже  на
фронт римских пращников. Те, храбро защищаясь, все-таки были  вынуждены  под
натиском подавляющих сил противника отступить до подошвы  холма,  где  Фурий
едва-едва успел разместить свои четыре когорты  в  боевую  линию.  Затрубили
сигнал к атаке римские букцины, и легионеры под  предводительством  Фурия  с
такой силой ударили на вражеских велитов, что те в свою очередь должны  были
отступить. Но Спартак велел дать сигнал к отступлению, и  две  тысячи  легко
вооруженных гладиаторов, метнув последние дротики в  неприятеля,  исчезли  в
интервалы подходивших гладиаторских когорт. С  громовым  "барра!",  которому
вторило эхо по всей долине и в окружающих холмах,  гладиаторы  бросились  на
римлян. Вскоре ничего не было слышно, кроме оглушающего звона  щитов,  лязга
мечей и диких криков бойцов.
   Около получаса оба  войска  сражались  с  одинаковой  яростью,  с  равной
доблестью, но римлян было слишком мало по сравнению  с  гладиаторами,  чтобы
они могли долго сопротивляться столь бешеному натиску.  Скоро  преследуемые,
теснимые, одолеваемые со всех сторон, легионеры Фурия начали подаваться. Как
раз в этот момент вышел из  засады  Крикс  со  вторым  легионом,  и  в  одно
мгновение римляне, обойденные, окруженные, атакованные  с  флангов  и  тыла,
смешались и обратились в бегство. Спастись удалось очень немногим из  них  -
стиснутые в кольцо мечей, почти все они, в том числе и Фурий, нашли почетную
смерть.
   Таким образом, менее чем через два часа закончилась битва, которая  может
быть названа скорее не сражением, а бойней при Казилинуме.
   На следующий  день  после  этой  новой  победы,  где  гладиаторы  понесли
сравнительно с римлянами довольно легкие потери, Спартак, не теряя  времени,
снялся с лагеря у Казилинума и, пройдя через отроги  Апеннин,  направился  к
Сидициуму. Здесь он раскинул лагерь, послав  немедленно  конницу  в  Теанум,
отстоявший отсюда за несколько миль,  чтобы  раздобыть  сведения  о  преторе
Публии Варинии, который, по расчетам Спартака, должен был  пройти  здесь  по
пути к Алифам два или три дня назад.
   Когда разведчики вернулись  из  рекогносцировки,  Спартак  увидел  по  их
донесениям, что не ошибся и что Публии  Варинии  только  накануне  вышел  из
Теанума, направляясь к Алифам. Тогда гладиатор  после  долгого  размышления,
тщательно взвесив все возможности, решил перерезать дорогу претору Варинию и
вступить с ним в  бой  раньше,  чем  подкрепления  от  городов  и  союзников
затруднят победу над его когортами.
   Поэтому на следующий день фракиец вышел  из  Сидициума  и,  следуя  вдоль
Вольтурна, прошел по правому его берегу до Кавдинских ущелий, сюда он прибыл
после восьмичасового марша; и здесь, на берегу реки, расположился лагерем. А
на следующее утро, приказав нарубить побольше деревьев и навалить их поперек
реки, которая в это время обмелела и была неглубока, он со своими  легионами
перешел по этому мосту на левый берег, где  недалеко  от  Кавдинских  ущелий
занял сильную, господствовавшую над  Латинской  дорогой  позицию;  здесь  он
снова раскинул лагерь, ожидая противника.
   И тот не  замедлил  явиться:  около  полудня  Публии  Варинии  со  своими
когортами показался со стороны Алиф. Спартак уже построил  свои  легионы,  и
вскоре началось сражение.
   Жестока и  кровопролитна  была  схватка;  сражались  до  вечера.  Римляне
держались мужественно и доблестно, выше всякой похвалы, но при заходе солнца
они должны были отступить в беспорядке; новый  сильный  натиск  очень  скоро
превратил отступление в дикое бегство. Сперва  их  преследовала  и  избивала
гладиаторская пехота, но когда бегущие, которым страх  дал  крылья,  намного
опередили своих преследователей,  букцины  по  приказу  Спартака  протрубили
отбой. Едва  пространство  очистилось  от  гладиаторов,  конница  помчалась,
отпустив повода, за толпами беглецов и устроила жестокую резню.
   Свыше двух тысяч  римлян  было  убито  в  этом  сражении  при  Кавдинских
ущельях, и более тысячи пятисот ранено. В числе раненых был и  сам  Варинии.
Большая часть раненых попала в руки победителей, но Спартак, обезоружив  их,
отпустил на свободу, так как решил не брать пленных  до  тех  пор,  пока  не
будет иметь на своей стороне много городов, ибо присутствие пленных в лагере
при известных обстоятельствах может стать опасным.
   Немалы были потери гладиаторов в этом сражении: свыше двухсот  пятидесяти
было убито и почти вдвое больше ранено.
   В безутешном отчаянии Публий Вариний укрылся в  Алифах,  где  он  получил
печальное  известие  о  полном  разгроме  квестора  Из  страха  перед  новым
наступлением  победителя,  которому  он  не  был  бы  в  состоянии   оказать
сопротивление, проклиная богов неба и ада, враждебную судьбу и  ненавистного
гладиатора, Вариний самым быстрым маршем двинулся через  ущелья  Апеннин  и,
покинув Кампанью, укрылся в Бовиануме.
   Две блестящие победы одержанные Спартаком в течение трех  дней  доставили
ему уважение войска и сделали его имя еще более грозным во  всех  провинциях
южной Италии.
   Из Кандинских ущелий Спартак, не теряя времени, спустился в Кавдиум,  где
нашел Брезовира,  гладиагора-галла  (с  ним  читатели  познакомились  уже  в
кабачке Венеры Либитины в  Риме  в  тот  день,  когда  верховный  суд  Союза
угнетенных присудил к смерти шпиона Кая  Верреса).  Брезовир  с  пятидесятые
товарищами только что бежал из Капуи в лагерь Спартака.
   По его совету фракиец решился испробовать маневр, с помощью  которого  он
надеялся добиться свободного выхода из Капуи  для  пяти  тысяч  гладиаторов,
оставшихся еще в школе Лентула Батиата.
   Спустя три дня после сражения при Кавдинских ущельях, Спартак,  во  главе
десяти тысяч воинов, появился под стенами Капуи. Он послал в город  герольда
с требованием к префекту и Сенату разрешить выход из города безоружным  пяти
тысячам гладиаторов; если власти откажутся выполнить это требование, Спартак
грозил штурмовать город, предать его грабежу и огню и беспощадно  перерезать
всех граждан, без различия возраста и пола.
   Известие о победах Спартака, разукрашенное молвой, уже дошло до  Капуи  и
привело в крайнее изумление всех обитателей.  Появление  страшного  врага  у
ворог города внесло отчаяние и ужас в трепещущие души горожан; требования  и
угрозы Спартака завершили дело, и паника охватила всех.
   Сенат собрался в храме Дианы, а на Форум, около храма,  сошлась  огромная
толпа. Менее чем в  полчаса  все  лавки  были  закрыты.  Женщины,  распустив
волосы, сбежались в храмы и призывали на помощь богов. На  улицах  слышались
возгласы простого народа, который громко требовал от  сенаторов,  чтобы  они
согласились на предложение гладиатора  и  этим  спасли  население  Капуи  от
истребления.
   Меций Либеон с бледным, искаженным лицом, дрожа и заикаясь  от  волнения,
доложил Сенату требование  Спартака.  Сенаторы,  не  менее  взволнованные  и
дрожащие чем префект,  испуганно  смотрели  друг  на  друга  и  ни  один  не
осмеливался взять слово, чтобы дать совет в момент столь тяжелой опасности.
   Воспользовавшись  этой  нерешительностью  и  молчанием,  военный  трибун,
храбрый опытный воин, командовавший четырьмя когортами, присланными  римским
Сенатом для защиты  Капуи,  попросил  разрешения  изложить  свое  мнение.  В
грубых,  но  красноречивых  словах  он,  нисколько  не  поддавшись   панике,
доказывал, что требования Спартака являются пустыми угрозами,  рассчитанными
на трусость граждан, что" гладиатор не может пойти на штурм и не пойдет, так
как город слишком хорошо защищен своими грозными  укреплениями.  Войско,  не
имеющее скорпионов, таранов, катапульт, баллист и стенных кос, не  отважится
на штурм.
   Но страх, обуявший изнеженных капуанских сенаторов, - страх, от  которого
в первый момент у них слова застыли на устах, теперь встряхнул их,  заставил
вскочить с мест, как будто их укусил тарантул. Все они хором заголосили, что
трибун сошел с ума,  что  Нола  была  взята  менее  многочисленными  и  хуже
вооруженными гладиаторами всего в два часа, что в ней были  сожжены  дома  и
вырезаны все  жители;  что  они  для  удовлетворения  каприза  честолюбивого
трибуна не желают быть изрубленными; что высылка из города этих  пяти  тысяч
гладиаторов является мудрым и  благоразумным  мероприятием,  так  как  будет
устранена постоянная опасность восстания и резни... К  этому  присоединились
настояния собравшегося на площади народа,  который  громко  требовал,  чтобы
сенаторы спасли город, и Меций Либеон поставил на  голосование  предложение,
внесенное многими сенаторами: удовлетворить требование Спартака... Оно  было
принято почти единогласно.
   Таким образом пять тысяч гладиаторов,  запертых  в  школе  Лентула,  были
выпущены из города и присоединились к Спартаку, стоявшему лагерем у  подошвы
соседней горы Тифаты. Он