ли отмель в устье реки,
впадающей в море.)
     Беллинсгаузен отвечал,  что считает это очень сомнительным, как и
самую опись северной части Амурского лимана,  сделанную Крузенштерном.
Анжу,  вмешавшись  в  разговор,  сказал,  что  недавно  к этим берегам
посылалось судно Российско-Американской компании,  но  что  результаты
плавания ему не известны.
     Сообщение встревожило Невельского.  Следовало бы поточнее  узнать
об этой экспедиции и ее задачах.
     Геннадий Иванович вспомнил фразу,  оброненную Меншиковым,  что-де
"эти  места  решено  теперь отдать Китаю".  Может быть,  такое решение
вынесено на основании данных этой экспедиции?  И Беллинсгаузен и Анжу,
обсуждая  с  Невельским  условия  плавания в Охотском море и Татарском
проливе,  высказали мнение,  что тут очень полезна была  бы  алеутская
байдарка.  Анжу  даже  обещал помочь раздобыть такую байдарку и тут же
написал Геннадию Ивановичу рекомендательное письмо к барону  Врангелю,
к которому Невельской не преминул отправиться.
     Барон Врангель принял  капитан-лейтенанта  очень  приветливо,  не
предполагая,  что  Геннадий  Иванович своими открытиями доставит ему в
будущем много неприятных минут.
     С байдаркой  дело уладилось сразу и как нельзя лучше.  Оказалось,
что в распоряжении Российско-Американской  компании  есть  алеуты,  не
только умеющие управлять байдаркой,  но и знакомые с языком обитателей
охотских прибрежий.  Врангель сейчас  же  сделал  распоряжение,  чтобы
байдарку  и  при  ней  двух  алеутов  к  маю  1849  года  доставили  в
Петропавловск, где они и должны ожидать Невельского.
     Невельской спросил Врангеля,  не может ли тот сообщить каких-либо
новых данных относительно мест на юго-западе Охотского моря.
     Адмирал, немного замявшись, сказал только, что "устье Амура и его
лиман оказались недоступными".
     Невельской теперь  был  уверен  в  правоте Анжу.  Он стал просить
Врангеля  познакомить  его  с   подробностями   экспедиции.   Врангель
колебался,  но  Невельской говорил так убедительно,  что,  взяв с него
обещание хранить  тайну,  барон  достал  из  ящика  письменного  стола
большой   пакет   и   разрешил   Невельскому  здесь  же,  в  кабинете,
ознакомиться с его содержанием.
     "Дело о  плавании  штурмана  Гаврилова",  -  прочел Невельской на
обложке и дрожащими от нетерпения руками вскрыл пакет.
     Здесь оказались   копии   журнала  и  карты  штурмана  Гаврилова,
плававшего на бриге "Константин" в 1846 году к  устью  Амура  с  целью
установить, могут ли входить в реку мореходные суда.
     Ревниво и  тщательно  изучал  Невельской  попавшие  в  его   руки
материалы.
     Он увидел, что Гаврилов, в сущности, предписания не выполнил. Это
подтверждалось собственной припиской штурмана к журналу: "По краткости
времени,  ничтожеству имевшихся у меня средств и по  свежим  ветрам  и
течениям,  которые встретил,  мне не представилось никакой возможности
произвести тщательные  и  подробные  исследования,  которые  могли  бы
разрешить вопрос о состоянии устья реки Амура и ее лимана".
     Но и без такой приписки Невельскому  было  ясно,  что  вопрос  об
Амуре остался открытым. Карта и опись убеждали в этом окончательно.
     Когда он возвратил пакет Врангелю,  тот с  улыбкой  посмотрел  на
него и сказал:
     - Вот теперь вы видите сами,  что устье Амура  недоступно  и  все
дальнейшие исследования бесполезны.
     Невельской не стал оспаривать мнение адмирала,  но внутренне  еще
более утвердился в решении самому выяснить истину.
     Простившись с  Врангелем,  Геннадий  Иванович   энергично   начал
готовиться к выходу в море.
     Плавание предстояло длительное, за все время предполагалось зайти
в   три-четыре   порта.   Маршрут   был  таков:  Кронштадт,  Портсмут,
Рио-де-Жанейро,  затем  вокруг  мыса  Горн,   Вальпараисо,   Гавайские
острова, Петропавловск-на-Камчатке.
     Плавание было сопряжено с тяжелыми лишениями  и  большим  риском.
Обычно  суда  из  Европы,  обойдя мыс Горн,  приходили в Тихий океан с
командой на 30-50 процентов в цинге;  штормы и страшная океанская зыбь
наносили судам большие повреждения. Учитывая эти трудности, Невельской
заботился о создании для команды как можно более благоприятных условий
жизни.
     В своих  заметках,  касающихся  этого  вопроса,  он  впоследствии
писал:
     "Для сохранения  здоровья  команды,  мы   строго   придерживались
правила,  чтобы  люди  отнюдь  не  ложились в койки в сырой одежде или
обуви и чтобы белья,  которым запаслись  в  Англии,  было  на  каждого
матроса не менее 1,5 дюж.  Само собою разумеется, что мы не пропустили
ни  одного  случая  тщательно  просушивать  одежду  и  обувь  людей  и
проветривать  палубу  и  трюм.  Всеми  средствами старались,  чтобы не
держать людей наверху в сырую погоду;  по два и по три раза  в  неделю
люди имели свежую пищу из заготовленных резервов и постоянно, 2 раза в
сутки, получали глинтвейн. Все это имело благодетельное влияние на дух
и здоровье команды..."*
     (* Г.  И. Невельской. Подвиги русских морских офицеров на крайнем
востоке  России.  1849-55  гг.  СПБ.,  1878,  стр.  73-74.  Примечание
редакции.  Ниже выдержки из записок Г.  И.  Невельского  приводятся  в
кавычках без дополнительных сносок.)
     Наконец все было готово для дальнего плавания,  и 21 августа 1848
года транспорт "Байкал" вышел из Кронштадта.
     Ознакомимся же  подробнее  с  историей   тихоокеанских   владений
России.  Это позволит нам яснее понять всю важность задачи, за решение
которой взялся Невельской, и все величие совершенного им подвига.

IV. ЭПОХА ВЕЛИКИХ РУССКИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОТКРЫТИЙ

     В 1582 году Ермак "поклонился Сибирью"  Ивану  Грозному.  Русские
люди перешли Камень - Уральский хребет. Открывалось необъятное поприще
для их отваги,  любознательности, предприимчивости и трудолюбия. Перед
ними     лежали     безграничные     пространства    Северной    Азии,
многотысячеверстные  дебри  тайги,  могучие  реки.  А  за  оснеженными
горными хребтами расстилался Тихий океан.
     Лезвием широкого кинжала вонзалась в его суровые воды Камчатка, а
еще дальше,  за цепью вечно туманных Алеутских островов, высились леса
и горы, простирались степи Аляски.
     Сейчас мы  легко  можем  представить себе очертания этих земель и
совершенно точно определить их протяженность в километрах.
     Но в те далекие времена культурный мир не знал,  что же находится
за легендарными "Рифейскими" (Уральскими) горами.  На картах к востоку
от  более  или  менее  известной  Московии  иной раз писали Tartaria и
изображали "великого хана",  сидящего на троне среди  шатров  примерно
там, где бы мы теперь начертили Печору.
     А иногда  меж  остроконечных  холмиков  рисовали  неведомо   куда
бегущего "песиголовца" (человека с собачьей головой),  оставляя прочие
детали   изображенной   на   карте   местности   на   волю    фантазии
интересующихся.
     Большая часть Тихого океана с прилегающими  землями,  почти  весь
материк Северной Америки изображались с той же степенью достоверности.
     Вот эти-то гигантские территории открыли  и  исследовали  русские
люди, разрешив географические загадки, волновавшие западных ученых.
     Велики научные и  практические  результаты  деятельности  русских
землепроходцев. Эпоху, когда совершались эти открытия, с полным правом
стали называть эпохою  великих  русских  географических  открытий.  Ее
можно разделить на два периода: сухопутный и морской.
     Сухопутным периодом мы назвали бы XVII век,  время  исследования,
освоения и заселения русскими северо-востока Азии.
     Морским - время от первого десятилетия XVIII века и до начала XIX
века,  то  есть  период  от  открытия "морского хода" на Камчатку и до
основания в Северной Америке постоянных русских поселений.
     Оговоримся, что  и в сухопутный период казаки совершали отдельные
морские  походы,  а  в  морской  период  бывали  некоторые  сухопутные
экспедиции  и  в  Америке  и  в Азии,  но тем не менее в основном наше
определение довольно точно характеризует положение.
     Время от  начала  XIX  века  и  до  экспедиции  Невельского можно
назвать периодом освоения и углубленного исследования  открытых  ранее
территорий.*
     (*В 1819 -1821 годах Беллинсгаузен и Лазарев открыли  Антарктиду.
Это,  несомненно, крупнейшее географическое открытие, но оно совершено
за пределами рассматриваемой нами части  земного  шара  и  поэтому  не
входит в наш обзор,  как и ряд других выдающихся открытий, совершенных
русскими путешественниками.)
     Прежде чем  перейти  к  очерку  важнейших экспедиций,  результаты
которых  поставили  на  очередь  так  называемый  "Амурский   вопрос",
разрешенный  Невельским,  отметим  одну очень существенную особенность
русских открытий.
     Русские открыватели новых земель,  люди, которые обеспечили нашей
родине  выход  на  Тихий  океан,  исследовали,  освоили   и   заселили
богатейшие,  жизненно необходимые для родины территории,  как правило,
без сколько-нибудь реальной поддержки царского правительства.
     Поистине русские  земли  по  берегам  Тихого океана можно считать
народным достоянием,  приобретенным по инициативе  народа,  почти  без
участия, а иногда и против воли правительства.
     Алексей Максимович Горький писал о русском народе:
     "Он, нар[од] этот,  без помощи государства захватил и присоединил
Москве огромную Сибирь,  руками Ермака и понизовой вольницы, беглой от
бояр.
     Он, в лице  Дежнева,  Крашенинникова,  Хабарова  и  массы  других
землепроходцев, открывал новые места, проливы - на свой счет и за свой
страх".* (* М. Горький. История русской литературы. Гослитиздат, 1939,
стр.188.)
     Академик Бэр в середине прошлого века,  отвечая на статью  одного
английского  журнала,  пытавшегося  оклеветать  русский  народ,  писал
следующее:
     "Недавно приходилось    читать...   что   в   России   варварство
простонародья  часто  губит   благие   намерения   правительства   (по
организации  экспедиций)...  Но  никогда не произносилось ничего более
неверного.  Мы никогда здесь не слыхали ни об одной экспедиции, где бы
намерения  правительства  были  погублены  варварством  простонародья.
Наоборот,  простонародье   почти   всегда   пролагало   путь   научным
изысканиям.   Вся   Сибирь   с  ее  берегами  открыта  таким  образом.
Правительство всегда только присваивало себе то, что народ открывал.
     Таким образом присоединены Камчатка и Курильские острова.  Только
позже они были осмотрены правительством...
     Предприимчивые люди  из  простонародья  впервые  открыли всю цепь
островов Берингова моря и весь русский берег северо-западной Америки.
     Смельчаки из  простонародья  впервые  прошли морской пролив между
Азией и Америкой, первыми нашли Ляховские острова и много лет посещали
пустыни  Новой Сибири до того,  как об их существовании что-либо знала
Европа...
     Всюду со  времен  Беринга  научное  мореходство  следовало  по их
стопам".
     Казаки и  служилые  люди  ходили  по неведомым землям,  не только
"приводя под цареву руку" народы  Сибири.  Они  составляли  "отписки",
"скаски",  подробные  донесения о своих странствиях.  Часто к "скаске"
прилагалась карта.
     Результаты походов   и  завоеваний  землепроходцев  правительство
старалось  держать  в  секрете,  и  поэтому  большое  количество  этих
ценнейших  документов  погибло  в  безвестности,  сгнило или сгорело в
сибирских и московских архивах.  Некоторые из них, в копиях, сохранены
для истории академиком Миллером, участником экспедиции Беринга. Многое
найдено в последнее время советскими учеными.
     Но не  все  удавалось держать под спудом царскому правительству в
XVII и  XVIII  веках.  Часть  сведений,  собранных  землепроходцами  о
географии  и  природе  Северо-Восточной Азии,  тогда же просочилась на
запад и сыграла большую роль в развитии науки землепознания.
     Итак, с  легкой  руки  Ермака  в  Сибирь один за другим пускались
небольшие отряды казаков и служилых людей.
     Им предшествовали   ватаги   "промышленных"  и  смелые  одиночки,
охотники на пушного зверя.
     Несмотря на  невообразимые  трудности и препятствия,  возникавшие
перед  землепроходцами,  они  продвигались  необыкновенно   быстро   и
успешно.
     К середине  XVII  века  вся  Сибирь  была  пронизана   маршрутами
казачьих   экспедиций.   Первые   русские  поселенцы  появились  и  на
прибрежьях Тихого океана.  После ожесточенной  борьбы  приведены  были
"под цареву руку" воинственные и храбрые народы.
     На берегах великих рек - Оби,  Енисея,  Лены, на Колыме, Анадыре,
на Амуре - возникали десятки острогов, быстро превращавшихся в города.
(Острогом называлось укрепление,  форт  или  небольшая  крепость,  как
правило, деревянная.)
     Сотни деревень основаны  были  вольными  хлебопашцами,  искавшими
здесь   убежища  от  помещичьего  притеснения,  от  приказно-боярского
разорения и от преследований религиозных.
     В трудах  члена-корреспондента Академии наук А.  В.  Ефимова есть
такое сопоставление:  "Сибирские казаки и промышленники  прошли  через
всю  Сибирь  от  Урала  до  Тихого  океана  в  60 лет,  в то время как
европейцам для того,  чтобы освоить  территорию  Северной  Америки  от
Атлантического до Тихого океана, понадобилось 350 лет".
     В этот же 60-летний промежуток времени,  все  первое  десятилетие
XVII  века,  Россия  была раздираема внутренней борьбой и подвергалась
опустошительному нашествию польских и шведских интервентов.
     Порою казалось,  что  русский народ насмерть захлебнулся в крови,
задохнулся в дыму пожарищ.  Но народное ополчение Минина и  Пожарского
изгнало,  истребило захватчиков. А неиссякаемой мощи народа хватило не
только на борьбу с внешними  врагами,  на  восстановление  разрушенных
городов  и  сел,  но  могучим  потоком  она  разливалась  все  шире по
просторам неведомых земель неудержимой  победоносной  и  преобразующей
силой.  За  пятьдесят  с  небольшим  лет  из мифической страны мрака и
загадочных песиголовцев страна была превращена в  суровую,  но  вполне
реальную русскую Сибирь, с русскими городами и селами.
     Из числа многих замечательных  экспедиций  сибирских  казаков  мы
остановимся  на трех значительнейших.  Эти экспедиции,  совершенные на
протяжении десяти лет (с 1639 по 1649 год),  охватили,  как бы  обвели
чертою  по внешним границам,  морским и сухо путным,  Северо-Восточную
Азию,  которая еще  недавно  была  в  буквальном  смысле  слова  terra
incognita.
     Речь идет об экспедициях Ивана  Москвитина,  Василия  Пояркова  и
Семена Дежнева.

     Отправившись из   недавно  основанного  Якутска,  отряд  казаков,
поднявшись по реке Мае,  перевалил хребет Джугджур и весною 1639  года
вышел  по реке Улье на берега Охотского моря,  "на Большое море-окиян,
по тунгусскому языку на Ламу".  Казаков было 30 человек,  во главе  их
стоял  Иван  Москвитин.  Отряд  построил  здесь  зимовье  и обследовал
побережье на север до Тауйской губы и на юг до реки Уды.
     Москвитин собрал  сведения  не  только  о пройденном им пути.  Он
привез в Якутск первые вести о реках Амгуни и Амуре, о богатых, теплых
и привольных землях приамурских.
     Им же составлено было  первое  географическое  и  этнографическое
описание  Охотского  побережья.  Оно называлось "Роспись рекам и имяна
людям, на которой реке какие люди живут".
     Рассказы Москвитина  и  его  спутников  об Амуре явились причиной
похода письменного головы Василия Даниловича Пояркова.
     С отрядом  в  130  человек  Поярков  в  июле  1643 года отплыл на
стругах из Якутска и по Алдану и Учуру к осени добрался до реки Гонам.
Здесь  он  оставил  40  человек  с  грузами  зимовать,  а с остальными
пустился через Становой хребет.
     После трудного  похода  он достиг Зеи и по этой реке спустился до
областей,  населенных даурами.  В построенном наскоро  острожке  отряд
Пояркова провел несколько бедственных месяцев. От голода погибло около
40 человек.  Подошедшая  партия,  остававшаяся  на  зимовке,  выручила
казаков. И Поярков, построив струги, пошел вниз по течению.
     После множества приключений казаки,  которых оставалось не  более
65 человек,  добрались до устьев Амура,  где "объясачили и привели под
цареву руку" гиляков.
     Возвращаться обратно   вверх  по  течению  с  поредевшим  отрядом
Поярков не стал,  а решил на  гиляцких  лодках  идти  к  северу  вдоль
берегов  Охотского  моря  до тех мест,  где,  как он знал,  находились
русские зимовья.
     Плавание Пояркова продолжалось около 12 недель. В устье реки Ульи
он построил острожек на месте зимовья Москвитина и снова зазимовал.
     Весною, оставив   20   человек  в  острожке  для  более  прочного
утверждения здесь русского владычества,  Поярков двинулся  сначала  по
Улье, потом волоком перетащил лодки на Маю и в июле 1646 года вернулся
в Якутск,  привезя богатый ясак,  заложников и разные трофеи.  (Ясак -
дань,  налагаемая  казаками  на  народы,  признавшие себя подвластными
России).
     Он привез также обстоятельное описание своего пути.
     Известия о богатствах Приамурья,  о  щедрости  тамошней  природы,
показавшейся  казакам  после  суровых  сибирских стран просто райскою,
всколыхнули,  взволновали  сибирских  землепроходцев.  И   не   только
землепроходцев  - многие крестьяне и поселенцы,  бросая обжитые места,
отправлялись на Амур.
     В 1651-1653 годах знаменитый сольвычегодец Ерофей Хабаров основал
в верховьях Амура город Албазин и окончательно покорил Приамурье.  Так
начался русский период истории этих земель.
     В 1648 году  Семен  Иванович  Дежнев  и  торговый  человек  Федот
Алексеев, выйдя из Колымы на семи кочах, обогнули Чукотский полуостров
и прошли через пролив,  отделяющий Азию от Америки.  (Из  семи  кочей,
вышедших в плавание,  только две прошли через пролив,  восемьдесят лет
спустя получивший имя Берингова пролива.) (Кочь -  небольшое  палубное
судно с одною мачтой и оснасткой, позволявшей идти только по ветру).
     "Участники похода,  и прежде всего сам Дежнев,  не сомневались  в
том,  что северо-восток Азии, вдоль берегов которого они прошли, нигде
не  соединен  с  другой  землей   и   омывается   тем   же...   водным
пространством... которое простирается от Архангельска до Колымы.
     В этом    своем    представлении    Дежнев    намного    опередил
западно-европейских  ученых,  еще  целое  столетие после этого события
обсуждавших вопрос о возможности соединения Азии и Америки", - пишет в
своем   чрезвычайно   интересном  исследовании  о  Дежневе  М.  Белов,
разыскавший в архиве много новых документов  о  жизни  и  деятельности
знаменитого землепроходца.
     Таким образом,  эти три экспедиции обследовали  Амур  на  большей
части  его протяжения и береговую линию Азии от Колымы до устья Амура,
исключая Камчатку с участками  побережья  от  собственно  Камчатки  до
Тауйской губы к югу и от Камчатки же до Олюторского мыса к северу.
     Северное побережье Сибири от Анабары до Колымы  уже  было  хорошо
известно казакам,  хаживавшим из устья Лены и на запад до Анабары и на
восток до Колымы.  О походах из Печоры в устье Енисея и из  Енисея  до
устья Пясины сохранились письменные свидетельства.  Несколько лет тому
назад у северного побережья Таймыра,  на острове Фаддея,  найдены были
остатки древнего русского зимовья.
     Археологические исследования   предметов,   обнаруженных   здесь,
позволяют  утверждать,  что  не  позднее  1620  года  русские мореходы
обогнули полуостров Таймыр.
     Таким образом,  Москвитин,  Поярков  и Дежнев почти замкнули круг
исследований береговой линии Азии  от  западной  границы  материка  до
устьев Амура.
     Оставшийся пробел заполнил казачий пятидесятник Владимир  Атласов
и  сопровождавшие его казаки.  В 1695-1700 годы Камчатка была покорена
Атласовым, описана и "положена на чертеж".
     Атласов привез  известия  о  Курильских  островах,  Японии и даже
живого  японского  "полоненник