рисутствии толпы гиляков.
     Несмотря на  то,  что  во  флоте телесные наказания были обычны и
повседневны.  Невельской  почти  никогда  не  прибегал  к   ним.   Эта
решительная   мера   была  вызвана  чрезвычайными  обстоятельствами  и
наглядно показала маньчжурским купцам,  что  они  должны  сообразовать
свое доведение с требованиями Невельского.  Геннадий Иванович понимал,
что это,  наверное,  не последняя попытка бродячих купцов не допустить
порядков, устанавливаемых им на Амуре.
     Борьба с маньчжурскими  торгашами  была  далеко  не  единственной
проблемой  для Невельского.  Препятствия,  беды,  опасности грозили со
всех  сторон.  И  противопоставить  им  он  мог  только  свою  волю  и
самоотверженность да мужество своих помощников.
     Действительно, Невельской был  отправлен  на  Амур  с  поручением
очень незначительным:  для "расторжки с гиляками".  Ему запрещено было
"касаться"  каких-либо  местностей  на  Амуре,  кроме  Петровского   и
Николаевска.   Геннадий   Иванович  уже  испытал,  чем  может  грозить
ослушание.  Но он  предвидел,  какой  вред  может  принести  отечеству
трусливая  политика  Нессельроде  и Чернышева.  Он понимал также,  что
Муравьев недооценивает значение Амура и гаваней,  расположенных  южнее
устья  реки,  хотя  и  сознает необходимость для России иметь твердые,
надежные позиции на Тихом океане.
     Увлекшись Петропавловском и Авачинской губой, Муравьев уже в этом
году вложил большие средства в  постройку  там  крепости  и  прокладку
дороги из Якутска в Аян - для снабжения Петропавловска.
     Невельской был убежден, что затраты эти - бросовые. Видя истинное
положение   вещей   и   угадывая   тяжелые   последствия  ошибочных  и
недальновидных действий правительства и самого Муравьева,  он  не  мог
ограничиться "расторжкой с гиляками".
     Твердо решив не отступать  с  намеченного  пути  и  идти  на  все
жертвы,  Невельской  думал  над  тем,  как  привести в исполнение свое
намерение - открыть глаза правительству на важность Амура для  Сибири,
тихоокеанских  побережий  и  для  всей  России.  Как доказать то,  что
очевидно и что подтверждается  даже  маньчжурскими  купцами,  то  есть
независимость низовий Амура и племен,  здесь живущих,  от Китая? Кроме
того,  нужно найти на  берегах  Татарского  пролива  бухты  -  будущие
гавани, порты. Гиляки и гольды уверяли, что такие бухты существуют. Но
для того,  чтобы описать их, исследовать всесторонне и занять военными
постами, нужны большие средства. А в распоряжении Невельского всего 17
тысяч рублей в год,  ни одного мореходного судна, мало людей. Было еще
одно     серьезнейшее    препятствие    на    пути    Невельского    -
недоброжелательство Завойко  и  всех  деятелей  Российско-Американской
компании, недовольных его открытиями.
     Планы Невельского   не   ограничивались    рамками    инструкции.
Экономически  экспедиция  зависела от Российско-Американской компании,
то есть от того же Завойко,  благодаря его  связям  и  положению.  Как
представитель  компании,  Завойко был в первую очередь заинтересован в
доходах,  которые должны были поступать от новой фактории. Как человек
мстительный  и  недобрый,  он  не  забыл о неприятностях,  которые ему
пришлось перенести в связи с открытиями Невельского.
     Таким образом,  в смысле снабжения и снаряжения Геннадий Иванович
зависел от человека,  не только чуждого его замыслам,  но и  враждебно
настроенного.
     Невельской внимательно приглядывался к своим помощникам.
     Орлов, неутомимый,   опытный  в  зимних  и  летних  путешествиях,
закаленный и не боящийся лишений, знающий туземные языки.
     Бошняк, молодой,  полный  сил  и  энергии,  хорошо знающий основы
картографии и штурманское дело,  мечтающий о патриотическом подвиге  и
фанатически преданный самому Невельскому.
     Чихачев, мичман, ни в чем не уступающий Бошняку.
     Березин, "якутский   мещанин",   настоящий  самородок,  найденный
Завойко.  Решительный,  отважный  человек,  очень  умный,  великолепно
ориентирующийся,  легко  читающий  карту  и умеющий делать глазомерную
съемку. Березин знал тунгусский язык и был привычен к суровым условиям
летних и зимних путешествий.  Понимал задачи, стоящие перед Невельским
и с радостью готов  был  ему  помогать.  Но  по  должности  приказчика
Российско-Американской компании он обязан был заниматься торговлей,  а
не "бесцельными", с точки зрения Завойко и других, странствиями.
     Тунгус Афанасий,  человек необыкновенной выносливости и мужества.
Добряк и  всеобщий  любимец,  трогательно  привязавшийся  к  Орлову  и
полюбивший  Невельского.  Отличный  стрелок и знаток обычаев и наречий
приамурских народов. Неоценимый сотрудник.
     Гиляк Позвейн, надежный и опытный проводник и переводчик.
     Штурман Воронин, офицер знающий и старательный.
     И, наконец,  гижигинские казаки Белохвостов, Парфентьев, Васильев
и другие.  Потомки завоевателей Анадыря  и  Камчатки,  люди  отважные,
закаленные,  от рождения приученные ко всем суровостям почти полярного
климата и ко всем лишениям и трудностям,  которые неизбежны  были  при
изучении края.
     Судьба послала   Невельскому   надежных   сотрудников,   и    это
обстоятельство  во  многом способствовало успеху его трудного подвига.
Геннадий   Иванович   уехал   в   Петровское,   оставив    начальником
Николаевского поста Николая Константиновича Бошняка. Бошняк, Березин и
несколько  матросов  поселились  в  палатках.  Матросы  принялись   за
постройку зимних помещений.  Бошняк помогал им в меру сил и умения,  а
Березин торговал с гиляками.
     Несмотря на  то,  что  в  Николаевске  после  отъезда Невельского
началась  поистине  авральная  строительная  работа,  весь  ритуал   и
распорядок  военного  поста  соблюдался  очень строго.  В определенное
время суток - в восемь часов  утра  и  в  момент  захода  солнца  -  в
торжественной обстановке совершались подъем и спуск военного флага. На
батарейке,  у флагштока,  где стояло одно орудие,  день и ночь дежурил
часовой.
     В Петровское зимовье  Невельской  прибыл  в  разгар  строительных
работ.  Песчаная  "кошка"  была усеяна щепой,  стучали топоры.  Гиляки
подвозили лес,  ошкуривали его, а матросы из сырых бревен делали срубы
для  казарм,  магазина и "губернаторского дома",  в котором должен был
жить Геннадий Иванович с женой.  Это был домик размером 5X9 метров,  с
простыми глинобитными печами, с пазами, конопаченными мхом.
     Невельской строжайшим образом наблюдал  за  тем,  чтобы  гилякам,
местным и пришлым, а также гольдам, самагирам не только не причинялось
никаких обид,  но оказывалось полное уважение.  Он сурово взыскивал со
своих подчиненных за насмешки над местными обычаями или за притеснения
жителей.  Он  стремился  к  тому,  чтобы  гиляки  улучшали  свой  быт,
добровольно перенимая русские обычаи.  Невельской и Екатерина Ивановна
показывали пример человеческого, достойного отношения к ним.
     Со всеми  приезжавшими  в  зимовье  гиляками Невельской обходился
ласково,  а  Екатерина  Ивановна  сама  угощала  их  кашей  или  чаем.
Польщенные  таким  обращением "пили-джангина",  наслаждаясь угощением,
гиляки  фамильярно  трепали  по  плечу  радушную  хозяйку   и   охотно
рассказывали  все,  что  было им известно о положении края,  о реках и
путях,  по которым они ездят на нартах  и  лодках.  ("Пили-джангин"  -
большой начальник.)
     Пока Невельской при помощи  Афанасия  разговаривал  с  мужчинами,
Екатерина  Ивановна  занималась  с  женщинами.  Она  дарила  им разные
домашние вещи,  вроде ножниц,  стальных  игл  и  т.  д.,  и  учила  их
обращаться с этими предметами.
     Слава о мудром и справедливом "джангине", который защищает правых
и   наказывает   виноватых,  далеко  распространилась  по  краю,  и  в
Петровское  стали   приезжать   люди   из   дальних   селений,   чтобы
"пили-джангин" рассудил их и решил их споры.
     Невельской и его сотрудники  знакомились  с  обычаями  и  нравами
местных  жителей  и  приобретали  себе  друзей,  которые  помогали  им
впоследствии во время путешествий.  Не нужно  забывать,  что  огромные
пространства края были абсолютно неизвестны,  и сведения,  поступающие
от гиляков,  помогали в подготовке командировок и уменьшали риск  этих
опасных предприятий.
     Вскоре после  возвращения  из  Николаевска  Невельской   отправил
Орлова   и   Чихачева   в  экспедицию  на  шестивесельной  шлюпке  для
исследования реки Амгунь.
     Это была   одна   из   целой  серии  экспедиций,  задуманных  для
разрешения  двух  кардинальных  вопросов:  1)  вопрос  пограничный  (о
пределах  китайского  правительственного  влияния  и о правах Китая на
приамурские земли) и 2) вопрос морской,  то есть вопрос о  наличии  на
побережье  края,  к югу от устья Амура,  гаваней,  удобных для якорных
стоянок флота и морской  торговли.  Решение  этих  вопросов  требовало
тщательных, подробных исследований.
     Обширный край,  который Нессельроде считал  китайским  владением,
оказался, как и предполагал Невельской, вне сферы официального влияния
"Небесной империи".  Отдельные  маньчжурские  купцы,  бродившие  среди
местных  племен,  на  свой  страх  и  риск  быстро признали первенство
русских в этих местах и не смогли противостоять решительным  действиям
Невельского.
     Геннадию Ивановичу стало ясно также,  что  официального  протеста
Китая,   которого   так   страшился  Нессельроде,  не  последует.  Это
обстоятельство еще  более  укрепило  его  намерения  действовать  шире
пределов инструкции.
     Но, кроме фактического  права,  права  первенства  в  официальном
занятии    края,    не    принадлежащего   народу   с   организованной
государственной властью,  Невельской надеялся подкрепить право  России
на  Приамурье  ссылкой  на  один из пунктов Нерчинского договора.  Для
этого нужно было исследовать направления горных  хребтов  на  северной
стороне Амура. Так исчерпывался первый вопрос.
     Второй вопрос, морской, требовал также тщательных исследований.
     Однако летом 1850 года Невельской не смог развернуть деятельность
поисковых  экспедиций,  так  как  следовало  все  силы  употребить  на
окончание строительных работ в Петровском и Николаевске до наступления
холодов.
     К половине  октября  матросы  закончили  две  юрты,  окружили  их
засеками  и  перебрались  в  них  из  палаток,  где  жить  становилось
невозможно.
     В Петровском работы также подходили к концу.
     Зима надвигалась.   Но   и  зимою  Амурская  экспедиция  не  была
полностью  отрезана  от  мира.  Связь  поддерживалась  через  Аян,  до
которого берегом было не менее 1000 километров.  Связь,  правда,  была
очень ненадежной. Невельской договорился с гиляками, что дважды в зиму
они  будут  верхом  на  оленях  доставлять  почту  в  Аян  и  из Аяна.
Путешествие в один конец продолжалось 5-6 недель.  В ноябре Невельской
отправил    срочную    депешу    Муравьеву,    в    которой    сообщал
генерал-губернатору,  что  данные  ему  повеления   не   соответствуют
обстоятельствам и что он вынужден отступить от них.
     Он описывал положение в крае, скудость своих средств и трудности,
которые  переносят  в  связи  с  этим  участники экспедиции.  Геннадий
Иванович просил к весне  прислать  еще  двух  офицеров  и  50  человек
рядовых,  но  только  не  из  штрафных,  а доброго поведения и знающих
какие-нибудь мастерства.  Необходим был также паровой баркас или катер
для исследования фарватеров в Амурском лимане.
     В депеше главному правлению  Российско-Американской  компании  он
разъяснял, какие меры следует ей предпринять, чтобы получать выгоду от
торговли  в  Приамурском  крае.  Для  этого  необходимо  было   занять
факториями  еще  несколько  пунктов подле крупных селений и в местах с
удобными коммуникациями. Такой план, способствуя развитию деятельности
Российско-Американской  компании,  в  то же время должен был служить и
главной цели Невельского - утвердить за Россией Приамурье.
     Геннадий Иванович   писал   также  о  том,  что  гиляков  следует
познакомить с современными приемами рыболовства.  Это улучшит их  быт,
уменьшит  частые голодовки.  В заключение он выражал уверенность,  что
главное правление поймет всю важность для государства целей, к которым
стремятся участники Амурской экспедиции,  и примет меры к тому,  чтобы
экспедиция,  независимо от коммерческих соображений,  снабжалась  всем
необходимым и все требования Невельского, клонящиеся к достижению этих
целей, выполнялись бы своевременно.
     Но главное  правление  Российско-Американской  компании оказалось
глухо к голосу патриота.
     Оторванность от  цивилизованного  мира  была  тягостна участникам
экспедиции, лишая их связи с родными и друзьями, но делу Невельского в
общем она служила только на пользу,  оставляя время для действий, пока
тормозящие  работу  приказы  и  запреты  месяцами  путешествовали   по
сибирским дебрям.

XV. ЗИМНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ. ПЕТЕРБУРГ СНОВА ЗАПРЕЩАЕТ.

     Прежде чем  приступить к исследованиям по морскому и пограничному
вопросам,  решено было произвести две предварительные рекогносцировки,
маршруты которых основывались на сведениях, полученных от гиляков.
     Невельской командировал  к  юго-востоку  Чихачева  с  приказчиком
Березиным,  Позвейном  и  одним  гижигинским казаком.  К юго-западу по
первому  зимнему  пути  был  отправлен  Орлов   на   двух   нартах   в
сопровождении Афанасия.
     Чихачеву поручили собирать сведения о путях,  ведущих с реки Амур
к бухтам, лежащим на побережье Татарского пролива, а также о состоянии
этого побережья и о плавающих там судах.
     Кроме того,  он  должен  был  знакомиться  с  местным населением,
образом  жизни  и  обычаями,  завязывать   дружеские   отношения   для
обеспечения    благополучия    и    безопасности    будущим    русским
исследователям.  Приказчик  Березин  организовывал  торговлю,  узнавал
потребности местных жителей и способы обмена между ними.
     Березин вначале не понравился мичману  своей  фамильярностью  (он
говорил:   ты,   ваше   благородие)   и  скептической  улыбкой,  вечно
трепетавшей в морщинках вокруг умных глаз.  Но после  нескольких  дней
трудного,  особенно  с  непривычки,  зимнего  пути  отношение  мичмана
изменилось.  Березин учил Чихачева всем мелочам,  которые должен знать
путешественник,  чтобы успешно бороться со свирепой сибирской зимой. В
разговорах с мичманом он проявлял такую умную любознательность ко всем
вопросам,   связанным   с   Амурской   экспедицией   и   деятельностью
Невельского,  что мичман,  своим воспитанием  приученный  презрительно
относиться к "простому народу", только диву давался.
     К концу командировки  это  уже  были  не  высокомерный  офицер  и
ничтожный  приказчик,  а  два  уважающих друг друга сотрудника в деле,
которое равно дорого и близко было обоим.
     Помимо прочего  спутников сближали глубокое уважение и симпатия к
Невельскому.
     Без особых  приключений и опасностей (обмороженные щеки и пальцы,
блуждание в пургу и прочие мелочи в счет не идут)  через  месяц  и  10
дней  путники  вернулись  в  зимовье.  А  вечером за кипящим самоваром
доклад прибывших слушали с интересом  все  сотрудники  экспедиции.  За
домом лежали пустынные,  дикие леса,  горы, заметенные снегом. Толстые
деревья за окнами трескались от мороза,  а в тесном, но уютном зальце,
при трепещущем свете свечей,  царила дружеская, теплая атмосфера. Даже
Березин,  смущавшийся вначале общества,  оттаял и добавлял  изредка  к
рассказу мичмана такие ценные детали,  что Невельской, прищурившись, с
интересом вглядывался в косматые заросли на его лице.
     Чихачев сообщил,  что,  следуя  по течению Амура,  они вступили в
торговые сношения с гиляками,  область заселения которых  кончалась  в
местечке Аур, после чего начались поселения нейдальцев и мангунов. Так
достигли путники Кизи, где расположились на отдых.
     Здесь они  выяснили,  что  с  правого берега Амура есть несколько
путей к морю.  Большая часть их  ведет  в  бухты  и  закрытые  заливы,
которых  на  побережье  немало.  Этими  путями жители ездят к морю для
промысла нерпы;  самый короткий и более удобный из них  -  от  селения
Кизи по озеру того же наименования. Озеро близко подходит к морю, и по
прорубленной  через  перевал  просеке,  устланной   бревнами,   жители
перетаскивают   свои  лодки  к  морю;  от  этого  перевала  в  близком
расстоянии к югу находится закрытый залив Нангмар (Де-Кастри).  Ранней
весной  в  Татарском  проливе  бывают  иностранные  суда,  и некоторые
маньчжуры,  подстрекая местных жителей вредить русским, уверяют, что с
открытием Сунгари спустятся по ней маньчжурские войска для истребления
русских и всех,  кто им помогает. Очень важно было известие о том, что
несложно  будет  устроить  удобное сообщение между заливом Де-Кастри и
селением  Кизи  на  Амуре.  При  этих  условиях  порт,  основанный   в
Де-Кастри,  по  своему положению и удобствам далеко превзошел бы Аян и
Охотск.
     Орлов проехал  свыше  шестисот верст,  и сведения,  собранные им,
заключались в следующем:  поднявшись  по  реке  Нейдаль  до  перевала,
отделяющего  от  нее  реку Тугур,  Орлов увидел большие груды камней в
виде пирамид. Жители объяснили, что они служат обозначением перевала и
места для торговли.
     Между реками Удой и Тугуром,  а также к западу  за  горами  Хинга
есть  несколько  урочищ,  и  при  этих урочищах сложены такие же груды
камней.  На вопрос Орлова,  не известны ли местному населению  в  этих
местах какие-либо иные каменные столбы,  которые осматривают маньчжуры
или китайцы,  они отвечали,  что таких столбов здесь нет и никогда  не
бывало,  а  маньчжуров  и  китайцев они никогда не видали.  Сведения о
Хинганском хребте подтверждали жители селений Ахту, Кевби и Ухтре.
     Маньчжуры не  ездили по этому краю далее селения Ухтре,  лежащего
на  берегу  Амура.  Все  это  подтверждало  ошибочность  предположений
Миддендорфа о том, что эти груды камней - китайские пограничные знаки.
     В селении Ухтре Орлов встретил маньчжурских купцов.  Они  приняли
штурмана  радушно  и  сообщили,  что горный хребет,  из которого берут
начало реки Амгунь и Горин,  а также лежащая к  югу  от  Горин  Нейда,
действительно называется Хинганским хребтом.
     На севере хребет пересекается Амуром и Сунгари и  направляется  к
югу.  Народы,  обитающие  между горами и морем,  независимы и ясака не
платят. На всем этом пространстве не только нет маньчжурских городов и
селений,    но    и    никакого   караула.   Маньчжурское   управление
распространяется только на страны,  лежащие к западу от гор,  к северу
же живут дауры.  Кроме того,  Орлов выяснил, что всюду по берегам озер
растут строевые леса,  лиственницы и ели.  Озера Ухдыль и  протока  Уй
глубоки,  и  берега  протоки  Уй  возвышенные  и  ровные,  удобные для
заселения и устройства верфи. На берегах растет много кедра.
     Результаты рекогносцировок   были   очень  важны.  Они  полностью
подтверждали предположения Невельского о наличии на побережье  удобных
мест для основания порта и о независимости Приамурского края от Китая.
Эти сведения давали основания к дальнейшим,  более точным и  подробным
исследованиям.
     Приближался Новый год.  В зимовье после тяжелых,  но плодотворных
трудов  собирались весело,  как только могли позволить обстоятельства,
провести праздник.  Ряженые матросы и казаки с музыкой и пением ходили
по  офицерским  квартирам.  Устраивались катания по заливу на собаках,
шарады и живые картины.  Екатерина Ивановна во всем принимала живейшее
участие.
     В начале января приехавшие в Петровское нейдальцы  сообщили,  что
на одном из притоков Амура, близ устья Сунгари, живут русские, которые
часто отнимают у населения одежду и пищу,  а между  собою  ссорятся  и
дерутся. По-видимому, это были беглецы из Сибири.
     Известие о них могло дурно повлиять  на  некоторых  из  матросов.
Дело  в  том,  что  команда  была  избрана