в.  Там,  где речь шла о нижних чинах, он был
сговорчивее и менее придирчив.
     Третьего сентября   "Николай  I"  закончил  погрузку  и  пошел  в
Петровское. Уже тут, на корабле, у Буссе начались нелады с лейтенантом
Рудановским.  Буссе  требовал мертвой николаевской дисциплины и не мог
мириться с самостоятельностью и инициативой подчиненного.  Несмотря на
то,  что сам майор, пехотный офицер, ничего не смыслил в морском деле,
он был недоволен тем, что Рудановский, моряк, в его присутствии отдает
приказания матросам и распекает их за неправильные действия.
     На другой день  по  приходе  "Николая  I"  в  Петровское  зимовье
подошли  "Байкал"  и "Иртыш".  Командир "Байкала" доложил Невельскому,
что поручение выполнено.  В условленном месте  на  Сахалине  высадился
Орлов с матросами и основал пост, названный Ильинским.
     Отдав распоряжения остающимся в Петровском "Байкалу" и "Иртышу" о
разгрузке  и  дальнейших  действиях,  Невельской  решил на "Николае I"
отправиться  в  Тамари-Анива.  Он   брал   с   собою   Бошняка,   едва
оправившегося  от болезни.  Распростившись с остающимися,  отплывающие
сели в шлюпки и уже огибали "кошку" на пути к "Николаю I",  как  вдруг
на берегу послышались крики и показался бегущий матрос. Оказалось, что
Буссе забыл в Петровском зимовье 6 тысяч рублей серебром -  всю  кассу
Сахалинской экспедиции. Нисколько не смущенный своей рассеянностью, он
пересел на байдарку и отправился обратно за деньгами.
     В 10 часов вечера "Николай I" наконец снялся с якоря.
     При выходе в море подул ветер штормовой силы.  Буссе, непривычный
к качке, проклинал свою судьбу, отлеживаясь в каюте.
     "Николай I"  держал  курс  к  мысу  Крильон  в  заливе  Анива  на
Сахалине,   где   Невельского   должен  был  ждать  Орлов.  Однако  на
условленном месте Орлова не оказалось,  а так  как  надвигалась  осень
(было уже 19 сентября), то Невельской вынужден был идти дальше.
     Вечером 20 сентября  "Николай  I"  бросил  якорь  против  селения
Тамари-Анива.  Смеркалось,  спускался  густой  туман.  На  берегу было
заметно движение,  вызванное, видимо, приходом судна. Сквозь туман там
и  тут  вдоль  берега  показывались  огни,  гудели гонги и раздавались
тревожные  оклики.  Невельской  приказал  на  всякий  случай  зарядить
картечью пушку и ночной вахте быть особо бдительной.
     К утру туман рассеялся,  и при красном свете низкого,  только что
поднявшегося из холодного моря солнца русские моряки увидели берег.
     Обрывистый, переходивший в невысокие возвышенности, он прерывался
долиной  там,  где  в  море  впадала  небольшая  речка.  Справа в воду
вдавался высокий мыс,  на котором  виднелось  несколько  строений.  На
берегу,  под  обрывами  лежали  вытащенные  на  сушу  лодки,  а дальше
находились склады леса.
     На холмах  вблизи  селения  было  что-то похожее на батарею;  там
толпился народ.
     Невельской на  двух шлюпках в сопровождении Буссе и Бошняка пошел
в разведку.
     Геннадий Иванович установил,  что высокий мыс, господствующий над
селением и всем побережьем,  - место,  наиболее удобное для устройства
на  нем  укрепления,  однако Буссе не соглашался с этим.  Его внимание
привлекала долина реки, которая явно не годилась для устройства поста.
С  холмов,  замыкавших  ее  на  севере,  или  же с возвышенности,  где
находилось  селение,  очень  легко  можно  было  атаковать.  Так   как
оставаться на Сахалине должен был Буссе, то Невельской предоставил ему
возможность  сделать  более   подробный   осмотр   местности.   Жители
Тамари-Анива - айны, в большом числе толпившиеся на возвышенностях, не
препятствовали  высадке.  Буссе  отправился  бродить  по   берегу,   а
Невельской  остался  около  шлюпок и закурил трубку.  В своем дневнике
Буссе приводит этот факт  как  пример  равнодушия  и  невнимательности
Невельского.
     Разочарованный осмотром   местности,   Буссе   стал   уговаривать
Невельского  не занимать селения Тамари-Анива,  ссылаясь на инструкции
Муравьева.
     Но Геннадий Иванович не согласился с Буссе.  Указав майору на то,
что Россия имеет бесспорное право на владение Сахалином  и  факт  этот
признан   русским   правительством,  Невельской  заявил,  что  никаких
колебаний и нерешительных действий допустить не может.
     Кроме того,  заняв  селение,  можно  будет  приобрести  несколько
сараев,  уплатив за это владельцам,  сколько они пожелают, и на первое
время  в  этих  сараях разместить команду поста,  пока будут выстроены
надлежащие помещения.
     Невельской приказал  капитану  "Николая I" Клинковстрему и майору
Буссе быть готовыми  в  8  часов  утра  следующего  дня  высадиться  у
Тамари-Анива.  Высадка  десанта и занятие селения прошли успешно,  без
осложнений.  При  криках  "ура"  и  залпе  из  ружей  и  обеих  пушек,
выгруженных с десантом, Невельской поднял русский военный флаг.
     К вечеру 25 сентября все было свезено с  корабля  "Николай  I"  и
размещено   в   посту.   На   берегу   поставили   батарею   из   пяти
двенадцатифунтовых каронад и трех пушек.  Экипаж разместился просторно
в  сухом  здании.  Для предстоящих построек Невельской купил более 600
бревен сухого леса, а в складских помещениях местных жителей находился
запас риса,  муки,  сухой зелени,  различных кореньев,  водки,  соли и
рыбы,  так что в случае надобности зимовщики  могли  за  установленную
плату  пользоваться всем необходимым.  Ни один пост в Приамурском крае
не был в таком безопасном и вполне  обеспеченном  положении,  в  каком
оставлен был пост Муравьевский под начальством Буссе.
     Невельской оставил Буссе  подробную  инструкцию  на  весь  зимний
период.  Она  предусматривала  проведение  целого  ряда экспедиций для
обследования острова.  Видя беспомощность майора,  Невельской старался
учесть все возможные затруднения.  Особенно тщательно были разработаны
те пункты инструкции,  которые касались обеспечения  всем  необходимым
команд  "Иртыша"  и  "Николая  I"  на  случай,  если  они  почему-либо
вынуждены будут зазимовать в этих местах.
     Невельской дал Буссе специальные указания,  какой линии поведения
надо держаться по отношению к местному населению и как уберечь команду
от заболеваний. Он писал:
     "Изучать тщательно нравы, обычаи, верования и отношения японцев к
туземцам и стараться узнавать те из их обычаев, которые составляют для
них как бы святыню.  Строго смотреть,  чтобы команды  наши  отнюдь  не
нарушали их обычаев,  и вообще избегать и не дозволять себе навязывать
туземцам наших  обычаев,  хотя  бы  они  и  представлялись,  по  Вашим
взглядам,  благодетельными для них. Иметь в виду, что мы только добрым
примером своим можем влиять на улучшение их образа жизни  и  нравов  и
что  всякие  с кашей стороны навязывания наших порядков могут привести
не к пользе, а ко вреду, и могут поселить в туземцах ненависть к нам.
     Стараться развлекать   команды   и  не  обременять  их  излишними
работами.  Заботиться,  главное,  об  их  здоровье,  бодрости  духа  и
довольстве.  На  первое  время  достаточно прикрыть батарею срубом или
частоколом,  исправить казарму и выстроить  флигель  и  баню.  Что  же
касается   башен   и   редутов,  то  это  решительно  бесполезно,  ибо
миролюбивые и робкие туземцы не будут нападать на пост".
     Вечером 26  сентября "Николай I" снялся с якоря и,  обменявшись с
новым постом салютами, направился в Татарский пролив.
     Так был занят главный пункт острова Сахалин - Тамари-Анива.

XXII. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПЕТРОВСКОЕ

     Лето 1853  года  завершило  период  четырехлетней  деятельности и
жестокой,  неравной борьбы. Невельской победил косность правительства,
интриги  чиновников,  недостаток  средств,  беспощадно суровую и дикую
природу.  Вопреки предписаниям, вопреки прямо выраженной царской воле,
он неуклонно и методически шел к своей цели. Далекий край открылся для
России.
     На негостеприимных  берегах  Татарского  пролива  русские нашли и
исследовали замечательные гавани.  Остров Сахалин  был  присоединен  к
России.  Вековое заблуждение о несудоходности устья Амура рассеяно.  В
Нижне-Приамурском  крае  твердо  укрепилось  русское   влияние.   Была
заложена  база  для  дальнейших  исследований  в Уссурийском крае и на
побережьях Татарского пролива до корейской границы.
     Невельской возвращался   в  Петровское  следующим  маршрутом:  из
Тамари-Анива в Императорскую гавань,  а затем  в  залив  Де-Кастри  на
корабле "Николай I".  Из Де-Кастри в Мариинское пешком, а оттуда через
Николаевск  в  Петровское.  Таким  образом,   он   лично   посетил   и
проинспектировал  все  гарнизоны  занятых пунктов.  Везде команды были
обеспечены  самым  необходимым   и   хорошо   подготовлены   к   зиме.
Константиновский пост в Императорской гавани, под начальством Бошняка,
находился в наиболее тяжелых условиях.  Это был самый удаленный пост в
глубине края,  туда не проникали маньчжурские купцы,  а редкое местное
население, занимающееся охотой и рыбной ловлей, чуть ли не каждую зиму
голодало.
     Бошняк и его подчиненные  были  в  достаточной  степени  снабжены
припасами   и   одеждой,   чтобы   перезимовать  без  лишений,  но  не
исключалось, что "Иртыш" почему-либо придет на зимовку в Императорскую
гавань,   тогда   положение  осложнится.  Невельской,  предвидя  такую
случайность,  сделал  соответствующие  распоряжения  Бошняку.   Майору
Буссе,  в изобилии снабженному продовольствием и, кроме того, имевшему
возможность приобретать его у айнов и японцев,  он наказал,  если  это
понадобится, обеспечить экипаж транспорта продуктами и вещами.
     В Де-Кастри от начальника поста  Разградского  Геннадий  Иванович
узнал,  что  30  сентября  сюда  приходила шхуна "Восток" под командою
Римского-Корсакова.
     Это было  судно из экспедиции вице-адмирала Путятина,  посланного
на фрегате "Паллада" для  заключения  торгового  договора  с  Японией.
Путятин отправил шхуну затем, чтобы узнать о положении дел в Приамурье
и о средствах,  которыми  располагает  экспедиция  Невельского.  Шхуна
"Восток" вошла в реку Амур,  где и стояла на якоре у мыса Пронге, пока
Римский-Корсаков на шлюпке ходил в  Петровское,  желая  встретиться  с
Невельским.
     Шхуна "Восток" была  первым  мореходным  судном,  которое  с  юга
прошло   Татарским  проливом  в  устье  Амура  по  пути,  считавшемуся
недоступным.  Министерство иностранных дел и до сих пор полагало,  что
Невельской ошибается и вводит других в заблуждение своими настойчивыми
утверждениями.
     Не имея возможности из-за позднего времени года дождаться шхуны в
Де-Кастри,  Невельской оставил пакет для передачи Путятину и письмо на
имя  командира  шхуны,  в  котором просил Римского-Корсакова по пути в
Японию зайти в Императорскую гавань,  и  если  там  окажется  нужда  в
чем-либо,  то  помочь  зимовщикам.  Невельской приказал Клинковстрему,
командиру "Николая I",  идти по назначению согласно инструкции, данной
ему Кашеваровым,  но непременно посетить Императорскую гавань,  и если
там будет пришедший на зимовку "Иртыш",  то помочь ему  чем  возможно,
особенно же продовольствием.
     Наступил октябрь,  начинались заморозки.  Кустарники  по  берегам
залива Де-Кастри горели яркими осенними красками.
     Холодным и ветреным утром 6 октября на оленях  Геннадий  Иванович
отправился  к озеру Кизи,  где его ожидала гиляцкая лодка.  Невельской
торопился домой.  Со времени свадьбы он никогда  еще  так  надолго  не
расставался с Екатериной Ивановной и без нее чувствовал себя одиноким.
Кроме того,  беспокоило его и здоровье дочери,  для  которой  пагубным
оказались  климат  и  лишения первой голодной зимы.  Девочка постоянно
хворала.
     К 15 октября, когда реку уже начало затягивать льдом, он добрался
домой,  обнял наконец свою верную подругу и со слезами любви и жалости
расцеловал тихонькую, легкую, как соломинка, большеглазую дочь.
     Наступила на редкость морозная,  ненастная  зима.  Свирепствовали
вьюги,  поселок  заносило  снегом.  В конце октября вместе с гиляками,
везшими  почту  в  Аян,  уехал  Березин.  Он  получил   назначение   в
американские  колонии,  так  как  экспедиция  теперь  вышла из ведения
Российско-Американской компании.
     В первой половине зимы,  не имея сведений из Императорской гавани
и  беспокоясь  о  зимовщиках,  Невельской  командировал  туда  мичмана
Петрова.
     К январю 1854 года в зимовье никого из сотрудников Невельского не
осталось,  за  исключением  капитан-лейтенанта  Бачманова  и  доктора.
Вестей ни с Сахалина,  ни из  Императорской  гавани  не  поступало,  и
Невельской начал серьезно опасаться за судьбу Орлова. Однако 10 января
раздался скрип полозьев,  собачий лай, и, выйдя на крыльцо, Невельской
увидел  знакомую,  закутанную  в  меха  фигуру  своего  энергичного  и
неутомимого помощника.  Радость Геннадия  Ивановича  была  велика.  Он
обнял   штурмана  и  расцеловал  его  морщинистое,  обветренное  лицо.
Екатерина Ивановна тоже расцеловала  старика,  и  он,  растроганный  и
смущенный, потирая руки, говорил кряхтя:
     - Ох-хо,  верно ведь,  батюшка мой, говорится: в гостях хорошо, а
дома лучше...
     Старик умылся  наскоро  и,  пока  топилась  баня,   рассказал   о
положении в Тамари-Анива,  о своем путешествии по Сахалину и о мрачной
участи зимовщиков в Императорской гавани.

XXIII. ПУТЕШЕСТВИЕ ОРЛОВА.
                   НА ПОМОЩЬ В ИМПЕРАТОРСКУЮ ГАВАНЬ

     Буссе, опасаясь   нападений,  решил  оградить  деревянной  стеной
территорию,  занятую  его  отрядом,  построить  башню  и  редут.   Для
строительных работ требовалось много леса.
     Около 600 бревен было куплено у жителей Тамари-Анива  Невельским,
но  этого  материала  едва  могло  хватить на постройку казарм,  бани,
хлебопекарни.  Для  "крепостных"  сооружений,  без  которых  Буссе  не
чувствовал   себя  в  безопасности  (особенное  значение  он  придавал
почему-то башне),  лес нужно было рубить и привозить по реке  и  затем
морем за много верст, волоком, вброд.
     Наступили холода,  люди изнурялись,  но Буссе  был  беспощаден  и
строго взыскивал за невыполненные работы.
     В конце сентября показался "Иртыш".  Буссе решил не допускать его
до  якорной  стоянки,  а  прямо  отправить  на зимовку в Императорскую
гавань.
     Сам он пишет так:
     "Надо сказать,  что мне  дана  была  власть  распоряжаться  всеми
судами  камчатской  флотилии,  приходящими  в Аниву,  и оставлять их в
порту - если обстоятельства того потребуют; у нас все было спокойно, и
поэтому я не находил нужды держать "Иртыш".* (* Н.  В.  Буссе.  Остров
Сахалин., стр. 34)
     Не находил  нужды  майор  Буссе также и в том,  чтобы справиться,
всем ли обеспечена для зимовки команда транспорта.  Вместо этого он на
шлюпке  отправил  Рудановского  с  приказанием судну идти на зимовку в
Императорскую  гавань,  не  заходя  в  Аниву.   В   результате   этого
распоряжения  за  зиму  на  "Иртыше"  умерли  от  голода из 48 человек
экипажа 1 офицер и 12 матросов.
     Не успел еще "Иртыш" скрыться за горизонтом,  как Буссе доложили,
что в селение пришел штурман Орлов с пятью якутскими казаками и  одним
матросом.  Не расспросив даже толком Орлова,  Буссе велел выстрелом из
пушки дать "Иртышу" сигнал и,  когда транспорт лег в  дрейф,  приказал
Орлову  отправляться  на  судно  и  с богом ехать к своему начальнику.
Орлову не пришлось рассказать майору о том, как и почему он очутился в
Тамари-Анива. А произошло это вот как.
     Восемнадцатого августа 1853  года  старый  штурман  высадился  на
западном  берегу  острова.  В поисках удобной местности для устройства
военного поста Орлов со своей командой поплыл на шлюпке к югу.
     Шлюпка шла вдоль гористого, густо поросшего лесом берега. Горы то
отступали на километр-полтора от моря,  то обрывались в него  крутыми,
высокими  утесами,  о  которые  с  грохотом разбивались волны,  высоко
всплескивая на темные скалы. Противные ветры и бурное море задерживали
плавание.  В  айнском  селении Котан-Кутуру Орлов четыре дня пережидал
непогоду. За это время штурман обследовал речку того же наименования.
     Когда ветер  и  волнение  утихли,  он  поплыл  дальше.  Цепь  гор
отодвинулась в глубь острова, и шлюпка шла вдоль песчаных пляжей, мимо
возвышенного  берега.  Наконец  перед  путниками  развернулась широкая
долина,  покрытая прекрасными травами. Здесь Орлов нашел большое озеро
Тарайска (Ратайсикоко) в 2-5 километрах от берега моря.
     Обследовав его, Орлов двинулся дальше вдоль побережья.
     От селения  Тукунай  горы  снова  приблизились  и  тянулись вдоль
берега примерно в одном километре от моря до устья реки  Кусунай,  где
находилось селение того же имени. В нем жили айны и орочоны. При устье
Кусуная горы обрывались возвышенным  мысом  и  дальше,  поворачивая  к
востоку,  тянулись вдоль правого берега реки. Река текла по прекрасной
долине с плодородной почвой.  Здесь  Орлов  решил  основать  Ильинский
военный  пост.  30  августа  1853 года он собрал местных жителей и при
всем положенном церемониале поднял русский военный флаг.
     Оставив караул при флаге, Орлов отплыл дальше к югу.
     В селении  Сырото,  когда   айны   вытащили   на   берег   шлюпку
путешественников   и  приветствовали  их,  улыбаясь  и  кивая  ивовыми
метелочками "иннау",  из юрты  выбежали  два  человека  в  одеждах  из
собачьих шкур и,  расталкивая айнов,  бросились к Орлову.  Орлов узнал
амурских гиляков Позвейна и Юдина.  Они были отправлены  Невельским  с
заданием  осмотреть  и собрать сведения о заливе Идунка (Невельского),
который,  по слухам,  находился где-то в южной части  Сахалина.  Орлов
предложил Позвейну отправиться вместе к югу в залив Анива.  Позвейн не
соглашался,  говоря,  что  в  такое  позднее  время  года  идти  вдоль
побережья,  усеянного рифами, опасно и что до Анивы в осенних условиях
ходу не меньше месяца.  Позвейн был обстоятельный и знающий человек, и
Орлов  доверял  ему вполне.  20 сентября на мысе Крильон Орлова должен
был  ожидать  Невельской,  с  тем  чтобы  передать  продовольствие   и
снаряжение  для  Ильинского  поста.  Теперь  это срывалось,  так как к
условленному сроку путешественники  не  успели  бы  прибыть  на  место
встречи.  Оставаться  на  зиму  в  Ильинском  посту  без  запасов было
невозможно.  Поэтому Орлов решил захватить  с  собой  оставленных  там
людей и держать путь к заливу Анива.
     Двадцать второго сентября штурман снова был в Кусунае.  Он  нанял
проводника  и  две  лодки  и  направился  по  реке  на восточный берег
острова,  откуда,  по словам местных  жителей,  только  и  можно  было
попасть в Аниву.
     Ведя обстоятельные  записки,  по  возможности  изучая   природные
богатства страны,  лежащей по пути,  Орлов и спутники его добрались до
побережья Охотского моря,  прошли вдоль берега к югу и в 3 часа дня  2
октября добрались до селения Тамари-Анива,  где встретились с Буссе, и
в тот же день были отправлены им на транспорте "Иртыш" в Императорскую
гавань.
     В Императорской гавани,  где зимовать  должны  были  10  казаков,
унтер-офицер Хороших и Бошняк,  с приходом "Иртыша" ("Николай I" стоял
на приколе и уже разоружался на зиму) оказалось 84 человека.  Пришлось
сейчас  же  рубить  лес и строить казармы.  Работала команда "Иртыша",
соединившаяся с командой  Константиновского  поста.  "Николай  I"  был
отличный и крепкий корабль с двойной палубой, рассчитанный на плавание
в северных широтах.  Экипаж "Николая I" поэтому  остался  зимовать  на
судне.  Верхнюю  палубу  завалили  ельником  и толстым слоем снега,  в
каютах  поставили  камины.  Продовольствием  корабль  был  снабжен   в
количестве,  достаточном  не  только для своей команды,  но и для всех
обитателей Императорской гавани:  мука,  крупа,  масло,  гамбургская и
аянская солонина,  чай, сахар, рис и белые сухари, водка. Но всем этим
богатством Клинковстрем почти не делился с товарищами по зимовке.*  (*
Бошняк  по  свойственной ему щепетильной,  чрезмерной в