аянской  фактории  и  предписало   ему,
Кашеварову,   дать   необходимые   инструкции  лицам,  находившимся  в
непосредственном  распоряжении   Невельского,   а   с   запасами   для
Петровского  зимовья  ни  под каким видом и предлогом не посылать туда
компанейских судов.  Это распоряжение, не говоря уже о том, что оно не
соответствовало    важности    государственного    дела,   порученного
Невельскому,  и к тому же было оскорбительно для него и всех служивших
в экспедиции, прямо-таки угрожало голодною смертью всем без исключения
находившимся в Амурской экспедиции.  К  счастью,  18  июля  пришел  на
Петровский   рейд   корвет   "Оливуца"   под   командою   замечательно
рассудительного лейтенанта Лихачева,  но с предписанием от камчатского
губернатора  более  не заходить никуда и быть обратно в Петропавловске
никак не позже 1 августа.  Лихачев,  однако,  послушался Невельского и
вернулся  в  Аян.  Кашеваров,  по  неприбытию  еще в Аян компанейского
судна,  сначала не хотел было ничего отпустить из имевшихся в  аянских
магазинах  запасов для Петровского зимовья.  Лихачев обратился тогда к
моему посредничеству,  объяснив мне действительно ужасающее  положение
Амурской экспедиции, если требование Невельского не будет исполнено. С
величайшим трудом удалось мне убедить Кашеварова погрузить  на  корвет
"Оливуца" из запасов аянских если не все,  то часть того, что требовал
Невельской;  при этом для убеждения Кашеварова  я  обязался,  если  на
имеющем  прибыть  в Аян компанейском судне не будет доставлено ему то,
что он отпустил для Петровского зимовья,  пополнить все  каким  бы  ни
было способом из Якутска.  Хотя Невельской и был отчасти удовлетворен,
тем не менее он счел необходимым командировать мичмана Н.  М  Чихачева
через Аян и Якутск в Иркутск к генерал-губернатору для личного доклада
о  затруднительном  положении,  в  которое  была  поставлена   и   еще
находилась  Амурская  экспедиция".* (* Б.  В.  Струве.  Воспоминания о
Сибири. 1848-1854 гг. СПБ, 1889, стр. 147-149.)
     Невельской, Екатерина   Ивановна   и   все   участники   Амурской
экспедиции с нетерпением ожидали прихода корабля из Аяна.  Наконец  он
появился   на   Петровском  рейде,  но  с  малоутешительными  вестями.
Кашеваров писал,  что посылает всего в  малом  количестве,  но  и  это
делает на свой страх, опасаясь взыскания за самовольство. Он просил не
задерживать корабль в Петровском более двух дней.
     Когда все полученное было учтено, то оказалось, что чаю, сахару и
муки недостаточно для полного обеспечения всех до следующей навигации.
Водки,  крупы  и  медикаментов  не было вовсе,  а товаров для торговли
имелось столько,  что нечего было  думать  о  "прибылях",  на  которые
рассчитывало    правление   Российско-Американской   компании,   чтобы
возместить расходы на экспедицию. Их могло только хватить для обмена с
гиляками на корм собакам, пищу людям да получение у маньчжуров проса и
водки, необходимых для питания команды.
     Как ни тяжело было, но обстоятельства вынудили Геннадия Ивановича
на мероприятие, против которого восставала вся его душа.
     Весь провиант  разделили на порции,  причем принималось в расчет,
что те,  кто должен был зиму провести в командировках,  то есть Орлов,
Бошняк,   Березин,   Разградский,   Воронин,   Петров   и  казаки,  их
сопровождающие,  получили рацион  полностью,  но  всем  остальным,  не
исключая   самого   Невельского,  давались  сокращенные  порции,  едва
достаточные для поддержания жизни.
     Такого рода  экономия  быстро дала себя знать.  Около одной трети
людей заболели цингой.
     Гиляки в   большинстве   случаев   очень   хорошо   относились  к
Невельскому  и  его  подчиненным.  Бедственное  положение   экспедиции
особенно подчеркнуло дружественное их расположение.  Они привозили для
заболевших свежую рыбу,  черемшу и  другие  растения,  помогающие  при
цинге,   и  делали  это  охотно,  по  собственной  инициативе,  причем
бескорыстно,  ибо  средства  экспедиции  были  так   ограничены,   что
наградить их чем-либо за услуги не было возможности.
     Мрачная и грозная, надвигалась вторая зимовка для горстки русских
людей,  брошенных  на  краю  света  в жертву голоду и смерти интригами
мстительных, себялюбивых и недальновидных бюрократов.
     "Несмотря на невзгоды,- пишет Невельской об этом тяжелом времени,
- дух в командах и особенно в офицерах не ослабевал. Мы надеялись, что
после важных результатов наших исследований правительство даст наконец
экспедиции надлежащие средства для достижения предположенной цели".
     Невельской прилагал  все усилия к тому,  чтобы план исследований,
намеченный им вместе со своими помощниками, был выполнен за зиму.
     Бошняк в  сопровождении казака отправился вверх по течению Амгуни
до ее истоков.
     Мичман Разградский и Березин,  оправившийся от болезни, поднялись
по Амуру до Кизи.  Березин должен был остаться и  основать  там  склад
товаров.  Ему  было  поручено  покупать у маньчжуров водку и просо для
экспедиции  и  отправлять  купленное  в   Петровское   и   Николаевск.
Разградскому надлежало подняться до устья Сунгари и войти в сношения с
местными жителями,  чтобы подготовить все для устройства в этом пункте
военного  поста.  Кроме  того,  он  должен  был представить сведения о
реках,  лесах и о путях,  ведущих к морскому берегу и лежащим  на  нем
заливам.
     Ограничившись пока этими двумя командировками, Невельской занялся
приведением  в  порядок  официальной  стороны  для  обоснования  своих
действий.  Он отправил Муравьеву донесение, в котором сообщал обо всем
сделанном за это время экспедицией.
     Первого декабря из Аяна Невельской получил предписание  и  письмо
Муравьева  от  28  июля  1852  года  с приложением при нем высочайшего
повеления от 20 июня,  объявленного в письме к  Муравьеву  начальником
главного морского штаба Меншиковым.
     "Содержание отношения ко мне от 28  апреля  1852  года,  -  писал
князь  Меншиков,  - последовавшего вследствие донесения Вам начальника
Амурской экспедиции капитана 1-го ранга Невельского,  я  имел  счастье
докладывать Государю Императору. Его Величество, вследствие объяснения
канцлера графа Нессельроде,  остается при  желании  соблюдать  крайнюю
осторожность  и неспешность при установлении мирных и прочих отношений
наших с гиляками и другими племенами,  обитающими  только  лишь  около
устья  Амура,  о чем было уже сообщено Вам графом Нессельроде.  Ныне и
мне поручено повторить Вам,  чтобы неспешность и осторожность были  на
первом плане.  Государь Император поэтому не изволил утвердить занятие
селения Кизи, лежащего на правом берегу реки Амура и залива Де-Кастри,
а также отправления экспедиции для исследования Татарского прибрежья и
рек Амура и Уссури, что же касается до вступления в сношение с беглыми
русскими,  о поселении которых выше устья Сунгари имеются сведения, то
Его Величество,  в отклонение вреда,  который они могут принести нашим
предприятиям, приказал не возбранять вступать с ними в сношения, но не
иначе,  как через гиляков или тунгусов,  как  признается  удобным,  но
отнюдь  не  через  команды,  офицеров  или кого-нибудь из приказчиков,
посланных  по  реке  Амуру  или  берегом.  При  этом   предоставляется
объявлять  им  всемилостивейшее прощение за услуги,  которые будут ими
оказаваемы".
     В частном   письме   к  Невельскому  Муравьев  просил  дальнейших
сведений о состоянии края,  на основании  которых  он  поспешит  лично
ходатайствовать   в  Петербурге  о  некоторых  лишь  из  представлений
Невельского.  В дополнение генерал-губернатор предлагал Невельскому не
упускать  из  виду,  что граница с Китаем должна идти только по левому
берегу Амура и что  главным  портом  на  востоке  должен  быть  только
Петропавловск  (а не "фантастические" бухты в Татарском проливе),  для
которого, собственно, и полезно обладание Амуром.
     В Петербурге по-прежнему опасались каких-то призрачных осложнений
с Китаем,  а в Иркутске все еще увлекались Петропавловском.  Важнейшие
же  вопросы  значения  для России Дальневосточного края в политическом
отношении,  вопросы,  к разрешению которых все силы прилагала Амурская
экспедиция,   как   в   Петербурге,   так   и  в  Иркутске  совершенно
игнорировались.
     Геннадий Иванович, изучая материалы, привезенные его сотрудниками
из экспедиций,  по новому стал относиться к поставленной  перед  собой
задаче.
     Его кипучей натуре не свойственно было  удовлетворяться  хорошим,
если можно достигнуть лучшего.  Невельской начал понимать, что и устье
Амура и Де-Кастри хороши как базы для основания крупного порта  только
по  сравнению  с  Аяном  или  Охотском,  - так как условия навигации в
Амурском лимане,  замерзающем на  полгода  и  обладающем  прихотливыми
фарватерами, были все-таки очень тяжелы.
     Между тем  с  достоверностью  можно  было  утверждать,   что   на
побережье  к  югу  от  Де-Кастри есть еще несколько обширных и удобных
бухт.  Несомненно, что, находясь много южнее, они если и замерзают, то
ненадолго.  Да  и  лед  там  держится  такой толщины,  что не является
большим препятствием для кораблей.  По словам гольдов  и  гиляков,  из
этих  бухт  легко  попасть в бассейн реки Уссури,  а значит,  несложно
устроить и удобную дорогу, а может быть - канал.
     Амур от  места,  где впадает в него Уссури,  круто поворачивает и
впадает в Татарский пролив на тысячу  километров  севернее.  Благодаря
этому  и  Уссури  и  верхнее колено Амура освобождаются ото льда много
раньше,  чем устье Амура,  а замерзают позже. Значит, и речной путь из
глубин Сибири к этим южным бухтам удобнее, чем к Амурскому лиману.
     Бассейн Уссури,  как и низовья Амура и все  побережье  Татарского
пролива  до  корейской границы,  независим от Китая.  Эти новые данные
заставили Невельского пересмотреть свой взгляд на  значение  амурского
устья,  то  есть  оставить  Амур  только  базисом для действия,  а всю
энергию устремить на освоение южных бухт и Уссурийского бассейна.
     Невельской сообщил генерал-губернатору,  что,  вопреки приказу не
касаться Кизи и Де-Кастри,  он намерен  в  феврале  наступающего  года
занять  залив  Де-Кастри  в  селении Кизи и послать оттуда с открытием
навигации офицера с целью исследовать берег к югу от залива,  для того
чтобы  описать имеющиеся там гавани,  поставить в них военный караул и
наблюдать за появляющимися  иностранными  судами.  Невельской  извещал
генерал-губернатора  о  том,  что  объявлениями  на  разных  языках он
сообщает капитанам иностранных кораблей о принадлежности России  всего
этого края до корейской границы.
     "Только этими решительными мерами,  при  ничтожных  у  нас  здесь
средствах,  представляется возможность отстранить могущие быть на этот
край покушения.  Здесь нет и  быть  не  может  каких-либо  земель  или
владений   гиляков,  мангунов,  нейдальцев  и  т.  п.  народов  в  том
территориальном  и  отечественном  смысле,  как  то  понимается  между
образованными  нациями.  Эти  народы  не  имеют ни малейшего понятия о
территориальном разграничении.
     Что же касается до того,  возможно ли исполнить высочайшую волю о
вступлении в сношения с беглыми русскими без  посылки  по  реке  Амуру
офицеров, то я по собрании более подробных сведений не премину донести
Вашему превосходительству", - писал он в заключение.
     Десятого декабря  вернулся  Березин  и сообщил,  что он основал в
Кизи временный склад у мангуна Лебдена,  а также привез  выменянные  у
маньчжуров  водку,  чай  и  просо.  Вслед  за ним вернулся Бошняк.  Он
определил истоки реки Амгунь и  точно  установил  направление  горного
хребта между ними и истоками реки Горин.
     "Итак, - пишет Невельской,  -  Орлов  и  Бошняк  были  первыми  и
единственными  лицами,  которые  определили  астрономически истоки рек
Уда,  Тугур,  Нимелен, Амгунь и Горин, а также направление Хинганского
хребта между параллелями 54-51o..."
     К наступающему 1853 году все  сотрудники  экспедиции  были  снова
вместе и тесною дружною семьей встретили Новый год.  Не было,  правда,
того веселья,  что в прошлом году. В тяжелом настроении была Екатерина
Ивановна.  Сам Невельской, несмотря на всю свою твердость духа, не мог
преодолеть общей подавленности на вечеринке.  За несколько месяцев три
человека из состава экспедиции умерли от цинги. Трудно было забыть эти
могилы на "Петровской кошке",  но все же сподвижники Невельского  были
готовы к новым трудам и опасностям, которые готовил им 1853 год.

XIX. В ПЕТЕРБУРГЕ ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ.
                  СЛУХИ ОБ АМЕРИКАНСКИХ ЭКСПЕДИЦИЯХ.
                БОШНЯК ОТКРЫВАЕТ ИМПЕРАТОРСКУЮ ГАВАНЬ

     К концу  зимы  положение с продовольствием улучшилось,  и больные
цингой стали поправляться. (* За зиму от цинги умерло 5 человек.)
     Удалось достать водку, просо, чай. Гиляки доставляли свежую рыбу,
появилось  также  свежее  оленье  мясо.  Черемша  и  мороженые   ягоды
дополняли рацион, и люди выздоравливали.
     В середине января 1853 года Невельской  отправил  в  командировку
Петрова  в  сопровождении  казака  и  тунгуса,  а также Разградского с
Березиным.
     Петрову поручалось   обследовать  реку  Биджи  и  произвести  ряд
разведок путей с Амура в южную часть  лимана.  Разградский  и  Березин
должны   были   обеспечить   запасами   экспедицию   Бошняка,  который
отправлялся после  них  для  занятия  залива  Де-Кастри  и  дальнейших
исследований побережья Татарского пролива к югу.
     Березин же,  кроме того,  должен был приготовить в  Кизи  лес  на
постройку   помещения   для   военного   поста.  Обе  экспедиции  были
благополучно и с успехом выполнены.
     Бошняк получил приказ занять залив Де-Кастри, поднять там русский
флаг и  с  открытием  навигации  начать  исследование  страны  к  югу,
объявляя  по  пути,  что  все  пространство к югу до Кореи принадлежит
России. В план его поездки включалось также обследование залива Хаджи,
сведения о котором привез Чихачев.
     Бошняка сопровождали казаки Парфентьев и Васильев,  а также  якут
Иван Мосеев.
     Десятого февраля пришла из Аяна зимняя почта.  Невельской  каждый
раз  распечатывал  пакеты с тяжелым чувством ожидания новых неприятных
сюрпризов. Но на этот раз опасения его не оправдались. Наоборот, почта
принесла радостные вести.  Муравьев уведомлял Невельского, что Николай
I,     вследствие     его     ходатайства,      приказал      уплатить
Российско-Американской   компании   убытки,   понесенные   при  гибели
"Шелехова".  Кроме этого,  отчислить 100 тысяч  рублей  на  возмещение
компании  убытков,  которые она может понести при дальнейших действиях
"по установлению сношений с гиляками".
     Вместе с  тем  Муравьев  уведомлял,  что вследствие представлений
Невельского  он  предписывает   камчатскому   губернатору   впредь   в
экспедицию  посылать людей здоровых и хорошего поведения;  всем судам,
назначенным к плаванию между Петропавловском  и  Аяном,  совершать  не
один,  а  два  рейса  и  заходить каждый раз в Петровское для оказания
экспедиции возможного  содействия,  а  командирам  судов  исполнять  в
точности и без оговорок требования Невельского;  все предметы,  нужные
для экспедиции,  доставлять своевременно;  отправку запасов, товаров и
прочего производить на судах компании.
     Правление Российско-Американской  компании  уведомляло,  что  оно
сделало  распоряжение  о доставке через Аян для экспедиции катера в 16
лошадиных сил,  двух гребных судов, запасов и товаров в соответствии с
требованием Невельского.
     Невельской, Екатерина Ивановна и все сотрудники воспрянули духом.
Значит,  не  напрасны были их труды и лишения.  Усилия и настойчивость
начали пробивать стену тупости и непонимания.
     Но дело  было  не  только  в  упорстве героев Приамурья.  Русское
правительство получило сведения,  что летом 1853 года две американские
экспедиции  должны  побывать  в Японии у берегов Татарского пролива и,
быть может,  обследовать все  побережье  Тихого  океана  до  Берингова
пролива.
     Остен, Гиль,  таинственные суда, "меряющие воду и землю", все это
было  неопределенно и сомнительно (для Нессельроде и др.) и не толкало
правительство на мероприятия по укреплению русских  позиций  на  Тихом
океане.  Тем более, что места, к которым проявляли интерес иностранные
путешественники  и  таинственные  корабли,  совершенно  неосновательно
считались китайскими.
     Но сейчас,  когда "этот шальной" капитан Невельской вот  уже  три
года  хозяйничает  на  Амуре,  такая  точка  зрения  была основательно
поколеблена.  Николай I перестал  безусловно  верить  своему  министру
иностранных  дел.  На  Амуре  уже два года как поднят русский флаг,  а
китайцы не шевелятся,  не протестуют.  Где же их амурская  флотилия  и
войска, о которых с такой настойчивостью твердил Нессельроде?
     А вот американцы зашевелились  не  на  шутку.  Это  не  одиночные
путешественники,  это  эскадра командора Перри в 10 вымпелов и эскадра
капитана Рингольда в 4 вымпела.
     Можно было    полагать,    что   они   не   ограничатся   простой
увеселительной прогулкой вдоль побережья Тихого океана.
     Ходили слухи,  что  американцы намерены занять бухты под торговые
фактории  и  станции  для  своих  китобоев.  А,  по  данным   русского
правительства,   число  этих  китобойных  судов  в  Охотском  море  за
последние годы стало достигать  двухсот.  Вот  тут-то  зашевелились  в
Петербурге, и вот почему дело Невельского сдвинулось с мертвой точки.
     Но сам он и сподвижники его до середины мая ничего  не  знали  об
этом новом обстоятельстве и продолжали начатые работы.
     В середине марта пришло  донесение  от  Бошняка,  что  он  поднял
русский  военный  флаг  в  Де-Кастри.  С  помощью гиляков Бошняк и его
спутники приступили к постройке флигеля-казармы для  помещения  в  нем
военного караула.
     В конце апреля от Бошняка пришло новое донесение.
     "К 25  марта,  -  писал лейтенант,  - лед во внешней части залива
около мыса Клостер-Камп разломался, и с этого времени эта часть залива
стала  доступной  для  судов с моря.  Лед же в самом заливе стоял до 7
апреля,  и только с этого времени,  при крепком NO ветре,  начало  его
ломать.  До сих пор залив наполнен ломаным льдом.  Вчерашний день,  14
апреля, с горы у Клостер-Кампа мы увидели в трубу к югу, на горизонте,
большое трехмачтовое судно, за которым начали следить...
     12 апреля мы перебрались во вновь выстроенную, покрытую хворостом
избушку. Это помещение после бивуачной жизни то в грязных юртах, то на
голом снегу показалось для нас раем.  В сделанном нами в этой  избушке
из  глины  камине  мы поддерживаем огонь,  дабы не заводилось сырости.
Продовольствия  при  посте  с  получением  от  Березина  и  затем   от
Разградского муки,  сухарей, сахару и чая достаточно, а вместо хлеба и
пирожного печем у камина (единственной у нас печи) лепешки  на  рыбьем
жире с рыбою; к обеду варим уху, а иногда и щи, обедаем и пьем чай все
вместе...* (* То есть офицеры и нижние чины.  Подобного рода отношения
между  начальниками  и подчиненными считаюсь почти преступными с точки
зрения николаевских служак.)
     Такова наша  жизнь и занятия.  Всей команды при посте в настоящее
время 3 казака и тунгус. Мы все здоровы и, благодаря богу, бодры.
     Имея постоянные   сношения  с  туземцами  залива  Де-Кастри  и  с
возвращающимися через этот залив с тюленьего промысла инородцами  реки
Амура,  промышляющими  вдоль  берега,  к  югу от Де-Кастри,  я,  кроме
вышеупомянутых сведений, получил еще следующее:
     По карте Крузенштерна, составленной из описи Лаперуза и Браутона,
в широте 49o показаны у берега два больших острова;  согласно с этим и
с  Вашими  указаниями,  первая  забота  моя была разузнать от туземцев
сколь  возможно  подробнее  об  этих  островах.  Из  всех   объяснений
оказалось,  что никаких по берегу островов не существует, но что около
этой  широты  должен  быть  выдающийся  в  море  полуос