звонок в дверь.
   Пани Марта повернула обратно, а Тереска отступила на пару ступенек назад.
Корка на лице неимоверно ей  досаждала.  В  дверях  показался  участковый  в
сопровождении... О Боже!., бандита, замаскированного под Скшетуского.
   Окаменев  от  неожиданности,  Тереска  слушала,  как  гости  вежливо,  но
настойчиво домогаются немедленного с ней разговора. В голове мелькнуло,  что
оно, может, и к лучшему, удастся разобраться хотя бы с бандитами, но тут  ей
вспомнилось, в каком она виде. Нет, с яичницей на лице  она  ни  за  что  не
покажется...
   - Тереска! - позвала пани Марта.
   Не зная, что делать, Тереска молчала.  Пани  Марта  пошла  к  лестнице  и
заметила за балюстрадой халат дочери.
   - Тереска, к тебе пришли! Спускайся! Почему ты не отвечаешь?
   Испугавшись, что мать сейчас поднимется к ней, Тереска решила хоть как-то
отозваться, но не тут-то было:  рот  на  затвердевшем  лице  не  открывался.
Приложив титаническое усилие, Тереска наконец разлепила  губы,  но  они  все
равно не шевелились.
   - Огоди, сейчас ущусь, - невнятно прошелестела она. - Только ереоденусь.
   - Что ты говоришь? - переспросила пани Марта, ничего не разобрав.
   - Мне надо переодеться, - пробормотала Тереска уже более-менее отчетливо,
проделав еще одно титаническое усилие и заставив губы двигаться.
   - Поторопись!
   Тереска отступила в свою комнату, нервничая все больше.  После  недолгого
раздумья она бросилась в ванную. Молоко молоком, но, может, сойдет и вода?
   Вода, и холодная и горячая, никак не  хотела  смывать  твердую  скорлупу,
только скатывалась противной слизью. Так можно плескаться до скончания века.
Без молока все-таки не обойтись.
   Проклиная болтливую посетительницу, милицию,  и  саму  себя  за  пагубную
непредусмотрительность, Тереска совсем  растерялась.  Путь  на  кухню  через
столовую отрезан. Она не сойдет, пока они не смоются, а они не смоются, пока
она не сойдет. Судя по голосам,  к  беседе  внизу  подключилась  и  бабушка.
Значит, пострадавших при виде ее от кондрашки будет на одного больше...
   Тереска вернулась в свою комнату и обреченно выглянула в окно. Решетка из
дикого винограда, навес над черным входом, карниз... Ничего не остается, как
испробовать этот путь, а в кухню можно пробраться из  коридора,  со  стороны
сада, минуя столовую и холл. Мамы и бабушки в кухне  точно  нет,  а  отцу  с
Янушеком там делать нечего...
   Янушек управился с ремонтом велосипеда, отнес на помойку  остатки  старых
шин и, возвращаясь, увидел в сумерках сестру,  слезающую  с  навеса.  Нельзя
сказать, что его это сильно озадачило, может, для человека такой путь  самый
удобный. С минуту он понаблюдал, как это у нее  получается,  потом  зашел  в
коридор и зажег свет. Сразу же следом за ним в  коридор  ворвалась  Тереска.
Янушек обернулся к ней, собираясь  спросить,  всегда  ли  она  отныне  будет
пользоваться таким путем, да так и замер, задохнувшись и потеряв  дар  речи.
Правда, через секунду голос к нему вернулся, но лучше бы не возвращался...
   Беседа в столовой была прервана  визгом.  Визг  был  короткий,  но  такой
душераздирающий, что сорвал  всех  с  мест.  Кшиштоф  Цегна  оказался  самым
расторопным. В мгновение ока ворвался он  в  коридор  и  еще  успел  увидеть
Тереску в кухонных дверях.
   Не взвизгнул Цегна не потому, что представителю закона негоже уподобиться
какой-нибудь истеричке или сопливому юнцу, и не потому, что как раз  в  этот
момент Тереска обернулась и угрожающе прошипела: «Молчи, идиот...», а просто
потому, что у него тоже отнялись и голос, и дыхание. По молодости лет  Цегна
ничего такого еще в жизни не видел.
   Понимая, что дело худо, Тереска прикрыла лицо первым,  что  попалось  под
руку. Ворвавшаяся в кухню  пани  Марта  увидела,  как  ее  дочь  с  головой,
укутанной посудной тряпкой, лихорадочно  шарит  по  горшкам  и  кастрюлькам,
разбрасывая крышки.
   - Господи помилуй, Тереска! - сдавленно вскрикнула она.
   Тереска молча схватила горшок с молоком, выскочила  из  кухни  и  галопом
помчалась к себе  наверх.  Спотыкаясь  и  расплескивая  молоко,  она  вскоре
исчезла с глаз.
   Пани Марта попыталась собраться с мыслями. Очень уж озадачивало поведение
дочери, как и тот факт, что каким-то  чудом,  не  сходя  сверху,  она  вдруг
оказалась внизу. Что делать, бежать следом или  попробовать  оправдаться  за
нее перед чужими людьми? Но как, если ей и самой ничего не понятно?
   - Вы уж извините, пожалуйста, - беспомощно пролепетала пани Марта.  -  Не
знаю, что это с ней... Молодежь сейчас...
   - Меня уже ничем не удивишь, - с каменным спокойствием изрек  участковый.
- Я с ними все время вожусь.
   - Может, она все-таки спустится...
   - Не спустится, - убежденно заявил Янушек. - Она,  кажется,  заболела.  У
нее что-то страшное с лицом. По-моему, черная оспа.
   - Детка, что ты мелешь! -  забеспокоилась  бабушка.  -  Какая  оспа,  это
кухонная тряпка. Наверное, она вытащила ее из  грязной  посуды.  Надо  пойти
поглядеть.
   - Я бы не советовал, - предупредил умудренный опытом участковый. -  Лучше
подождать.
   - А сколько ждать-то?!
   Тереска тем временем успела опорожнить на себя горшок молока, смыв заодно
яичные струпья с волос  и  ушей.  Потом  убрала  следы  своих  косметических
манипуляций с умывальника, ванной, с халата и с  пола.  От  объяснений  было
решено категорически отказаться. Напоследок она  оглядела  себя  в  зеркало,
надеясь увидеть благотворные результаты своих стараний.
   Если бы кожа  у  нее  была  старая  и  увядшая,  возможно,  результаты  и
сказались бы. Но молодое, пышущее румянцем лицо свежее, чем оно есть, уже не
сделаешь. Никаких таких перемен не заметив,  Тереска  сошла  вниз,  кипя  от
злости...
   Спустя полчаса к  дому  Шпульки  подъехала  милицейская  машина.  Шпульку
безжалостно вырвали из объятий сна и подняли с кровати. Ссылки  на  головную
боль не помогли, Тереска была неумолима
   - Если из меня сделали посмешище, то и ты должна получить  свою  долю,  -
сурово и с  какой-то  горечью  заявила  она.  -  Непонятно  откуда,  но  они
пронюхали о наших бандитах,  а  этот  Скшетуский,  оказывается,  милиционер.
Давай разберемся с этим делом и больше не будем забивать себе голову.
   - Господи помилуй, какой еще Скшетуский? - ошеломленно спросила  Шпулька,
которой как раз снился загадочный субъект,  странная  помесь  Робин  Гуда  с
Арсеном Люпеном, и она не была уверена, не продолжение ли это сна.
   - Тот, на которого мы наткнулись, ну помнишь, который сбежал от  нас.  Ты
не  заметила,  что  он  похож  на  Скшетуского?  В  том  эпизоде,  когда  он
схлестнулся с заарканенным Хмельницким? Ну ладно, хватит болтать, пошли!
   В отделении милиции к подругам отнеслись  со  всей  серьезностью,  и  обе
сразу  же  почувствовали  себя  важными  персонами.  Участковый,   бессменно
проработавший здесь много лет, вдоль и поперек изучил не только свой  район,
но и окрестные. Услышанное не подходило ни к одному из его подопечных, и  он
выспрашивал  малейшие  подробности.  Кшиштоф   Цегна   заразил   его   своей
въедливостью.
   Подруги обстоятельно  описали  трех  подозрительных  типов,  неоднократно
воспроизвели подслушанный  разговор.  С  сожалением  признали,  что  никаких
особых примет, которые позволили бы опознать загадочную троицу по  описанию,
не запомнили.
   - У него волосатая спина, - после долгих размышлений сообщила Шпулька.
   - У которого?
   - У того, с лопатой.
   - Гм... Под одеждой не видно, а голыми люди по улицам не разгуливают.
   - У того в галстуке тупая физиономия, - неуверенно добавила Тереска.
   - Тоже толку мало. Пришлось бы хватать каждого второго..
   По поводу роста также ничего определенного  не  выяснили,  учитывая,  что
стоял только один, а остальные двое сидели. Некомплектная одежда  затрудняла
описание гардероба. Участковый все больше мрачнел.
   - На сколько, говорите, они назначили преступление?
   - На два часа. Думаю, ночи, раз они упоминали, что люди будут спать.
   - Понятно. А место никак больше не уточняли?
   - Нет. Возле парка - и все.
   - Ага. Говорили, машиной?
   - Машиной.
   - Ну что ж... Значит, единственная зацепка - участок.
   К огромному неудовольствию подруг, было решено,  что  завтра  чуть  свет,
перед началом уроков, где-то в  полседьмого,  они  проводят  милиционеров  к
подозрительному участку, а те уже сами установят личности хозяина и  гостей.
Желательно соблюдать осторожность, чтобы не вспугнуть их,  поэтому  утренние
часы предпочтительнее.
   Подруги в один голос заявили,  что  никаким  другим  путем,  кроме  того,
который ими уже опробован, они не доберутся, и стояли на своем  насмерть.  В
результате рано утром,  в  половине  седьмого,  двум  представителям  закона
пришлось перелезть вслед за ними через  наглухо  закрытые  ворота  на  задах
огородов. Участковый пытался, правда, справиться с замком, но тот заржавел и
никакой отмычке не поддавался. А о ключе участковый расспрашивать не  хотел,
чтобы не поползли лишние слухи.
   - Это здесь, - сказала Тереска, останавливаясь на аллейке.
   - Ты что! - запротестовала Шпулька. - Это там!
   - Да нет же! Здесь! Вот стол, а тут он копал.
   - А вот и нет! Стол стоит вон там, а тут сидел тот, в фартуке.
   - Но дорога-то шла мимо, поперек!
   - Верно. Вон она идет - поперек.
   - Вы уж договоритесь между собой, милые дамы, - приуныл участковый. -  Не
разбираться же нам со всеми хозяевами участков.
   Но до «милых дам» подружкам  оказалось  далеко.  Каждая  с  пеной  у  рта
доказывала свое, и дело выглядело безнадежным, потому что оба подозрительных
участка, удаленные, кстати, друг от друга на несколько десятков метров, были
похожи, как две капли воды. На  каждом  стоял  стол,  рядом  -  скамейка,  у
скамейки росло большое дерево, а посередине земля была свежевскопанной.
   Разъяснительная работа, вчера и сегодня  проведенная  со  свидетельницами
Кшиштофом Цегной, дала свои плоды. Обе лезли из кожи  вон,  стараясь  помочь
следствию и предупредить преступление, но пользы от их горячности было мало.
В конце концов участковый решил проверить оба участка,  вернее,  их  хозяев.
Возможно, тут простое недоразумение, а возможно,  и  след  какой-то  крупной
аферы. Участковый предпочитал быть в курсе того, что творится  во  вверенных
ему владениях, а тут еще Кшиштоф Цегна настырно толкал  его  на  немедленные
действия. Если и впрямь запахнет чем-то неладным, надо будет устроить  очную
ставку свидетелей с подозреваемыми.
   - Слушай... - в раздумье сказала Шпулька, когда они с Тереской задолго до
звонка подходили к школе. - Мы с тобой полные кретинки.
   - Возможно, - согласилась Тереска. - А в чем дело?
   - Сад-то у нас под носом! Когда я вчера пробиралась  домой,  то  заметила
там в одном месте что-то вроде питомника. Еще  подумала:  так  вот  же  они,
саженцы! Зачем искать где-то у черта на куличках,  у  незнакомых  садоводов,
когда есть знакомый?
   - Один, даже знакомый, нас не спасет. Сколько там  саженцев?  Тысяча?  Да
хоть и тысяча, всех он нам  не  отдаст.  Сегодня  сходим  к  нему,  а  потом
придется ехать к тем. Да, слушай, хорошо бы взять у него и другие адреса,  а
то по тем, что нам дали, нас может ждать засада.
   Шпулька прямо вросла в землю.
   - Что ты мелешь? Какая засада?
   - Но ведь они ничего о нас не знают. Не шли за  нами  -  стало  быть,  не
знают, ни из какой мы школы,  ни  где  живем.  Если  решили  нас  убить,  то
постараются застать по  тем  адресам.  Пошли,  долго  ты  будешь  изображать
статую?
   - О Господи! - взмолилась Шпулька. - За что мне  такое  наказание?  Таких
приключений мне ни за какие саженцы не нужно, знать  бы,  сломала  бы  вчера
ногу! Это тебя тянет на насыщенную жизнь, мне и обыкновенная сойдет!
   - Еще не поздно, ногу всегда  можно  сломать.  Да  не  переживай,  ничего
страшного пока еще не случилось. А этот Скшетуский - очень  даже  ничего,  и
дело говорит.
   - Может, и дело, - неохотно согласилась Шпулька. - У  Скшетуского  должна
быть черная борода... Только я в эти игры не играю,  живи  своей  интересной
жизнью без меня!
   Тереска и впрямь с младенческих, можно  сказать,  лет,  с  тех  пор,  как
научилась читать, а быть может, и раньше,  страстно  мечтала  об  интересной
жизни. Жизнь  налаженная,  размеренная,  спокойная  казалась  ей  застоем  и
болотом.
   Сразу же после уроков она отправлялась по всяким дачным  и  садоводческим
хозяйствам, разбросанным по городским окраинам. Затем она  переключалась  на
репетиторство, а набралось ни много ни  мало  по  шесть  уроков  на  неделе.
Жуткая трата времени, хотя в денежном смысле отнюдь не пустопорожняя.
   Далее на очереди стояли  гимнастика  и  всякие  косметические  процедуры:
расчесывание массажной щеткой волос, вращение глазами, питательные  маски  и
прочее, и прочее. Поздним вечером она вместе  со  Шпулькой  отправлялась  за
выпрошенными саженцами. В довершение всего  пошли  домашние  задания,  учеба
требовала свое. Все вместе совершенно не предоставляло возможности  страдать
по Богусю.
   Доставка деревьев сознательно была отодвинута на самые поздние часы,  под
покров темноты. Понятно было, что если Богусь придет, то не позже восьми,  а
значит, после восьми можно отлучаться из  дома  со  спокойной  душой.  Таким
образом, все складывалось более-менее удачно.
   В куче всякого хлама у Шпульки отыскались музейной  древности  санки.  Ее
отец смастерил их  еще  в  последнюю  военную  зиму,  чтобы  возить  на  них
картошку. Не найдя ничего подходящего, он пустил  на  них  овальную  дубовую
столешницу,  слегка  подровняв   ее   с   двух   сторон   Санки   получились
вместительные, метр на метр двадцать, а полозья к ним были позаимствованы от
какой-то телеги, а может, и кареты.  По  просьбе  Шпульки  ее  старший  брат
Зигмунт приделал к этому монстру вместо полозьев колеса от старого  детского
велосипеда. В целом монстр  выглядел  весьма  впечатляюще.  Спереди  у  него
имелся ремень, за который можно было тащить, а сзади  торчала  дугообразная,
намертво прибитая железная скоба, за которую можно  было  толкать.  Груженый
вязанкой саженцев, монстр производил на прохожих неизгладимое впечатление.
   - Мы похожи на старьевщиков, - кисло морщилась Шпулька.
   Внешний вид Тереску волновал мало, но афишировать себя средь бела дня  не
хотелось. Не хватало еще попасться на глаза Богусю! Прошлый раз она себя уже
так скомпрометировала, что повторение будет иметь необратимые последствия.
   Спустя три дня  пани  Марта  впала  в  нешуточную  панику.  Поначалу  она
склонялась к мысли, что пани Мендлевская ошиблась. Тереска не  относилась  к
подросткам, отравляющим родителям жизнь, и ничего пугающего прежде за нею не
замечалось. Теперь же она с подозрительной регулярностью  исчезала  из  дому
после восьми и возвращалась лишь в одиннадцатом часу,  тут  же  уединяясь  в
своей комнате и явно избегая разговоров с родителями. Вид у нее при этом был
настораживающе изнуренный.
   На четвертый день пани Марта услышала краем уха разговор своих детей,  от
которого у нее волосы на голове встали дыбом.
   - Этот доктор с Жолибожа оказался порядочным человеком, - сказала Тереска
брату, начищающему всю обувь скопом на ступеньках у кухонной двери. -  Денег
не вымогал, удалось с ним договориться. Не будь свиньей, одолжи велосипед.
   - Тележка, как у рикши, лучше, - недовольно ответил Янушек. - Одна  может
везти другую. А вообще обе вы наивные дурочки. Через неделю вам кранты.
   - Сам ты глупый и наивный. Я тебе что, рожу этого рикшу? Чужие люди, и те
сочувствуют несчастным малюткам, а ты как чурбан бесчувственный!
   - Меня ваши подкидыши не интересуют. Ты влипла, ты и выкручивайся.
   Больше пани Марта ничего не  услышала,  потому  что  Тереска  сбежала  по
ступенькам с твердым намерением влепить брату подзатыльник, и  уже  схватила
для крепости удара обувную щетку.  Янушек  от  удара  уклонился,  но  беседа
приобрела слишком бурный характер, чтобы можно было что-то понять.
   - Дети, не надо драться, - автоматически сказала пани  Марта  и  ушла  на
кухню с тяжелым сердцем.
   Дело казалось  ей  крайне  деликатным,  и  непонятно  было,  как  к  нему
подступиться. Тереска избегала ее и уклонялась от  объяснений,  ссылаясь  на
нехватку времени. Вообще девочка  она  правдивая,  не  будет  ни  лгать,  ни
отпираться. Зато упрямства в ней хватает с избытком, замкнется в  себе  -  и
клещами ничего из нее не вытянешь. В последнее время ее  просто  не  узнать,
единственная возможность - выяснить что-нибудь через Янушека.
   Янушек уже лежал в кровати, когда пани Марта заглянула к нему в  клетушку
- якобы проверить состояние его носков.
   - Зачем вам рикша? - как можно равнодушней спросила  она,  заглядывая  на
полку с носками.
   Янушек, опершись на локоть, с тревогой наблюдал за матерью. Как бы она не
обнаружила кусок жестянки из-под мазута, который он припас для  изготовления
бомбы и не успел отмыть. Соседство жестянки с одеждой могло  не  понравиться
матери.
   - Что? - удивился он. - Какой рикша?
   - Мне послышалось, что вы с Тереской разговаривали  о  каком-то  рикше  и
велосипеде. Зачем он вам?
   - А! Это не мне, а Тереске. Мне он не нужен.
   - А ей зачем?
   - Для транспортировки.
   - Чего?
   Янушек откинулся на подушку и подложил руки под голову, на какое-то время
позабыв о банке.
   - Они  сбрендили,  -  пренебрежительно  изрек  он.  -  Таскают  по  всему
воеводству саженцы.
   Пани Марта как раз добралась до смятой грязной жестянки,  спрятанной  под
рубахами и свитерами, но даже не обратила на нее внимания.
   - Какие саженцы?
   - Фруктовые. У них там  в  школе  чокнулись.  Велели  раздобыть  миллионы
саженцев и высадить где-то там  сад.  Вот  они  и  мотаются  по  пригородам,
клянчат у кого ни попадя саженцы и свозят в школу. Пешком, через весь город.
Представляешь? Рикша бы им не помешал.
   У пани Марты прямо камень с сердца свалился, от  облегчения  даже  в  жар
бросило. Она сразу потеряла интерес  к  носкам  и  быстренько  запихнула  их
обратно на полку.
   - А какое отношение к саженцам имеют подкидыши? - осторожно спросила она.
   - Они этот сад для сирот сажают. Тереска все  мне  ими  глаза  колет.  На
жалость давит, думает, что расчувствуюсь и дам свой велосипед. Фиг им, я его
только починил, а они мне его опять сломают. Пусть и не надеются, а  надо  -
пускай грузовики наймут.
   - А ты случайно не знаешь, почему они занимаются этим по вечерам?
   - А когда еще? Я бы на их месте тоже  в  темноте  возил,  чтоб  никто  не
видел. Только людей смешат  с  этим  столом  на  колесах.  Как  их  еще  для
кинохроники не сняли! Сущий цирк!
   Пани Марта решила, что узнала достаточно. На всякий случай надо, конечно,
поговорить с Тереской, но теперь уже понятно, что к чему. Уйдя от сына,  она
отправилась подстерегать дочь.
   Тереска вернулась четверть одиннадцатого, уставшая  и  сонная.  Обнаружив
засаду, она неохотно задержалась на лестнице.
   - Милиция о тебе спрашивала, - сказала пани Марта, думая при этом о  том,
что дочь слишком легко одета для холодных осенних вечеров. Так  о  чем  она,
собственно, собиралась поговорить?.. - Что это за история  с  преступниками,
которых вам надо опознать?
   - А что, поймали их? - оживилась Тереска и даже сошла на  одну  ступеньку
вниз.
   - Не знаю. В чем там дело? Почему ты не в свитере? Ты же знаешь, я в этом
вопросе не перегибаю, но тебе должно быть холодно!
   - Холодно! - раздраженно фыркнула Тереска, вспоминая, как они пыхтели  по
дороге из Жолибожа, таща груз, норовивший свалиться на каждом повороте. Груз
весил несколько десятков килограммов. - Да с меня семь потов сошло! Попробуй
протащить через весь  город  полсотни  кило,  я  посмотрю,  как  тебе  будет
холодно.
   Пани Марта обрадовалась,  что  Тереска  сама  затронула  назревшую  тему.
Впрочем, в назревших темах  она  уже  потерялась.  Таинственность  молодого,
симпатичного  Кшиштофа  Цегн