аженно  ответил  фотограф.  -
Почти весь ноябрь проторчу в этих Мослах, раз  уж  обещал.  Теперь  неудобно
отказываться.
   - Ну, ты бы мог оттуда вырваться на денек-другой, - убеждал его ученый. -
Со штатива не получится, если уж сверху, то с лестницы.
   - С лестницы я уже сделал.
   - Так как? Подъедешь?
   - Не выйдет. Если бы хоть поближе, а то эти чертовы Мослы во-о-н где...
   Шпульке показалось, будто она слышит какое-то знакомое слово. Ага, Мослы.
Тереска рассказывала о муже, который переломал себе мослы...  Нет,  не  так,
который что-то себе сломал в Мослах..
   Девчонка поискала глазами подругу  и  обнаружила  ее  по  другую  сторону
захоронения. Тереска сияла гораздо ярче, чем золото  из  гробницы,  так  как
рядом с ней стоял Робин, в которого она,  разумеется,  ни  чуточки  не  была
влюблена... Шпулька с пониманием покачала  головой  и  снова  погрузилась  в
созерцание могилы.
   Доцент Вишневский пригласил всех  на  торжественный  обед,  состоявший  в
основном из раков Зигмунт первым отреагировал  на  приглашение,  потянул  за
руку погруженную в блаженный транс сестру и позвал Тереску. Ребята подошли к
Янушеку, сидевшему на большом камне.
   - Я сижу на двух с половиной тысячах лет, - гордо заявил тот.
   - А я-то думала - на заднице, - буркнула Тереска.
   - Без  разницы.  Это  ритуальный  камень  из  захоронения.  Так  сказали.
Разрешили на нем посидеть, только чтобы номер не стерся. Гляньте, все  камни
пронумерованы и сфотографированы каждый с двух сторон.  Это  вам  не  просто
булыжники!...
   - Кончай трепаться, пошли на пир, - оборвал его Зигмунт.
   Янушек категорически отказался Не от пира, а  от  того,  чтобы  слезть  с
камня Он твердо постановил досидеть на нем до конца,  до  самого  отъезда  -
другого такого случая не представится. А посему мальчишка решил использовать
этот единственный, выпавший ему раз в жизни, и уж насидеться всласть на двух
с половиной тысячах лет! Кому из его приятелей такое удавалось!
   Шпульке вдруг  стало  завидно,  и  она  выпросила  у  доцента  позволение
посидеть на другом камне, тоже с номером. В результате пир  прошел  довольно
оригинально, так как все  блюда  приходилось  таскать  к  двум  "сидельцам".
Правда, все отнеслись к этому  с  пониманием,  а  в  середине  ужина  к  ним
присоединился фотограф с кадыком, сбежавший от настойчивых уговоров ученого.
Они  с  Янушеком  тут  же  углубились  в  страшно  увлекательную  беседу  об
электропроводке. Абсолютно не разбиравшаяся в этом Шпулька даже не  силилась
понять, в чем суть дела.
   После   длительного   и   профессионального   обмена   мнениями    Янушек
поинтересовался, откуда это фотограф так хорошо разбирается в электричестве.
   - А я вовсе не фотограф, - ответил тот.  -  Я  по  профессии  электрик  и
работаю в проектном бюро, а  фотография  -  мое  хобби.  Специализируюсь  на
съемке  произведений   искусства,   архитектурных   памятников,   фрагментов
интерьеров и т. п. Это мне и в работе помогает...
   - А что вы в Мослах будете делать? ? вырвалось у Шпульки.
   - В каких-таких мослах? - неуверенно спросил Янушек и  кивнул  в  сторону
захоронения. - В тех, что здесь?
   - Нет, это поселок так называется, - пояснил фотограф-электрик. -  Мослы.
Там у меня двойная работа. Надо провести инвентаризацию  электрохозяйства  и
сделать фотографии некоторых архитектурных деталей. В замке. А что, вам  эти
Мослы знакомы?
   - Нет, я только о них слышала. Случайно. Там один тип руку сломал.
   - Это вы серьезно? - фотограф почему-то разволновался. - Руку,  говорите,
сломал? В Мослах? Вы уверены ?
   - Так мне рассказывали. Его жена сказала, что это  случилось  две  недели
назад. А больше я ничего не знаю. А что?..
   - Да нет,  ничего,  -  пробормотал  фотограф  и  обратился  к  обсуждению
электротехнических проблем с Янушеком.
   К этой теме специалист-универсал вернулся перед самым отъездом, когда все
рассаживались  по  машинам.  Загрузив  в  свой  автомобиль  все   громоздкое
оборудование, он подбежал к Шпульке.
   - Я бы хотел вас  расспросить  о  том  типе  в  Мослах,  -  быстро  начал
фотограф, сильно смущаясь. - Что  там  у  него  вышло  с  рукой?  Вы  знаете
подробности?
   Шпулька отвела взгляд от того места, где за деревьями  только  что  исчез
мотоцикл, увозивший Тереску и Робина.
   - Нет, не знаю, - ответила она. - Только то, что вам рассказала.  И  жена
его, похоже, знала немногим больше, так как лежала в роддоме и ее известили,
кажется, телеграммой. Был в Мослах и сломал руку. Да, вроде  он  еще  машину
разбил.
   - И машину! Холера! Тут такое дело...
   Фотограф смущенно поскреб  подбородок,  и  кадык  на  худой  шее  забавно
задвигался. Шпулька вопросительно смотрела на него.
   - Знаете ли, - наконец решился он. - У меня к вам огромная просьба.  Если
бы вы узнали об этом поподробнее. Извините, что голову вам морочу, но мне уж
совсем неудобно  расспрашивать  эту  жену  или  самого  потерпевшего.  А  вы
все-таки с ними знакомы. Если вдруг что-нибудь узнаете, не сочтите за  труд,
позвоните мне, пожалуйста. Вот моя визитная карточка,  я  сюда  еще  рабочий
телефон допишу... И очень вас прошу, никому об этом  не  рассказывайте.  Ну,
что я расспрашивал... А то меня совсем засмеют. Очень вас прошу...
   Фотограф всучил обалдевшей Шпульке свою визитку и почти бегом  кинулся  к
авто. Девчонка долго смотрела ему вслед, затем машинально спрятала  карточку
и медленно направилась к машине, откуда ей уже нетерпеливо махали Зигмунт  с
Янушеком. Странное поведение фотографа-электрика  совершенно  вывело  ее  из
равновесия.
 
*** 
 
   Опавшие листья и сухие  стебли  горели  неохотно  и  дымили,  как  старый
паровоз. Тереска вырывала остатки сухих  растений,  а  Шпулька  сгребала  их
граблями  поближе  к  костру.  Осенние  работы   в   саду   были   настоящим
отдохновением после утомительных школьных будней.
   - Ну, знаешь, если он даже не проявился, то или умер, или просто  свинья,
- вынесла суровый приговор Шпулька, подбрасывая  в  огонь  очередную  охапку
сухих листьев.
   Тереска выпрямилась над грядкой.
   - Ни то, ни другое. Я как раз вспомнила, что не оставила своих координат.
Совсем из головы вон, а она тоже не подумала, не до того было.
   - И очень жаль, - расстроилась Шпулька. - А  я  так  надеялась...  Хотела
узнать, как он эту руку сломал.
   - На что тебе? - удивилась подруга, снова принимаясь выдирать  стебли.  -
Двести злотых, конечно, пропали. Ну, да я не в претензии.
   - Слушай, а может, ты к ним сходишь?
   - Спятила? Ни за что!  Исключено!  Во-первых,  можно  подумать,  мне  эти
двести злотых нужны, а во-вторых, я их адреса не помню. А все  новые  районы
на одно лицо, мне их квартиру ни в жизнь не найти!
   Шпулька продолжала подгребать листья к костру.
   - Если ты такая гордая, могла  бы  и  не  брать  свои  двести  злотых,  -
предложила она не слишком уверенно.
   - Это был бы полный маразм. Ну а тебе-то какой интерес?
   - Хочу знать, как он руку сломал.
   - Что вдруг на тебя нашло? Собираешь статистику сломанных рук?
   Шпулька молча "грабила" листву. Тереска снова выпрямилась и посмотрела на
подругу со все возрастающей подозрительностью. Та  упорно  трудилась,  делая
вид, что не замечает бросаемых на нее взглядов.
   - Ладно, - сдалась  она  в  конце  концов.  -  Слушай.  Ты  заметила  тех
фотографов у могилы вождя?..
   Не прерывая подругу,  Тереска  выслушала  рассказ  о  странном  поведении
фотографа с кадыком. Шпулька подтянула к себе грабли и оперлась о них.
   - И просил никому ничего не говорить, а то, мол, будут над ним  смеяться,
- закончила она. - Все это маловразумительно. Мне показалось,  он  опасался,
уж не сам ли он сломал тому типу руку, может, в темноте или по пьянке...
   - Пусть тогда радуется, если все только смехом кончится.
   - Да уж... Так он про эту руку расспрашивал. Я-то  рассчитывала,  что  ты
мне поможешь все выяснить. Как же теперь быть?
   - Ничего не поделаешь. Не судьба.
   Вернувшись домой довольно поздно после  как  всегда  жутко  затянувшегося
провожания Шпульки до автобуса и увидев в гостиной человека с рукой в гипсе,
Тереска сразу поняла, кто это такой. Пришлось только пожалеть,  что  Шпулька
так рано ушла. Мужчина  был  среднего  роста,  худощавый,  производил  очень
приятное впечатление и ничуть  не  походил  на  идиота.  К  тому  же  принес
прекрасный букет гвоздик.
   - Прошу прощения, что я явился так поздно!  -  кинулся  он  извиняться  с
самого начала. - Это же целая эпопея, как я вас нашел! Я бы сразу  прибежал,
чтобы вас поблагодарить, жена без слез о вас вспоминать не может, да ведь вы
адреса не оставили. Я вас нашел, можно сказать, по цепочке. Жена  припомнила
фамилию той пани, от  которой  вы  ожидали  записки  там,  в  роддоме,  пани
Беднарская, правильно? Так вот. В роддоме мне дали ее адрес,  я  -  туда,  а
дома-то, оказывается, нет! Снесли.  Я  догадался,  что  пани  Беднарская  не
погребена под руинами, а переехала, я - в жилконтору, получил  новый  адрес.
Помчался по этому новому адресу, а  пани  Беднарская,  оказывается,  вас  не
знает, зато знает вашу подругу, дала адрес семейства Букатов.  Я  полетел  к
Букатам, где вашей подруги не застал,  а  только  ее  мать,  которая  вашего
адреса не помнила. Зато она знала вашу фамилию и нашла ваш телефон. И вот  я
здесь. Пришлось немного побегать, вы уж меня простите, что не сразу  пришел,
так ведь отцовские обязанности, знаете ли. Да и не  везде  мне  сразу  ответ
давали, в том  же  роддоме...  А  жена  все  время  выпроваживает  гулять  с
ребенком, благо я на бюллетене...
   Здесь  Тереска  энергично  вмешалась  в  монолог  и  уже   не   позволила
отклониться от интересовавшей ее темы. Историю со сломанной рукой она велела
рассказать трижды, выспрашивая мельчайшие подробности, так  как  приходилось
заменять Шпульку. Молодой  отец,  переполненный  благодарностью,  готов  был
отвечать на любые странные вопросы.
   - Можешь своего фотографа успокоить, - доложила Тереска подруге сразу  же
после первого урока. - Не он ему руку сломал.
   Шпулька  с  трудом  дотерпела  до  конца  физики   и   теперь   требовала
подробностей. Тереска удовлетворила ее любопытство.
   - Его жена права. Он - точно идиот. Ну, во всяком  случае,  процентов  на
пятьдесят.  Когда  мой  адрес  искал,  вел  себя  вполне  разумно.  Зато   в
остальном...
   - Ну рассказывай же скорее, а то переменка кончится!
   - Дело было так. Выехал он  на  машине  вечером,  уже  стемнело,  моросил
дождь, он здорово торопился, чтобы успеть забрать жену из роддома.  Говорил,
что нервничал.
   - Почему? - сухо поинтересовалась Шпулька.
   - Да все сразу: задержался и теперь боялся опоздать, как там жена,  опять
же какие-то проблемы по работе. Ага, еще дождь. Все было сухо,  а  тут,  как
назло, ехать - и дождь. Так вот: только тронулся, вдруг в машине что-то  как
грохнет! Сзади. А у него мотор сзади. Похоже на взрыв. Он, ясное дело, жутко
перепугался, резко тормознул, машину занесло...
   - И он врезался в дерево?
   - Ничего подобного. Если бы в дерево, тогда хоть не так обидно. Никуда не
врезался, только  остановился  поперек  дороги.  Открыл  дверцу.  Я  тебе  в
подробностях говорю, сама просила. Открыл и выскочил как ошпаренный. То есть
собирался выскочить, из-за всех своих переживаний сделал это слишком резко и
с размаху врубился в раму, ну, знаешь, часть машины, что прямо над  дверцей.
Умудриться же надо...
   - Очень даже может быть, - признала Шпулька. - Сама сколько  раз  видела,
как люди таким макаром шляпы сбивают.
   - Он без шляпы был. Так башкой трахнулся, аж искры из глаз, ну и  немного
голова закружилась. А он как раз вылезал, вот и шлепнулся. Прямиком на левую
руку. И готов  перелом.  Кое-как  очухался,  залез  в  машину  и  потихоньку
дотащился до ближайшей больницы. Из разбитой черепушки  кровь  капает,  рука
висит. Его тут же в гипс. Никуда не отпускали, боялись сотрясения  мозга.  С
трудом упросил позвонить жене. Верить не хотели, что это он без  аварии  так
покалечился. Всей больницей на него ходили смотреть. Главврач сказал, что за
двадцать лет впервые такое видит. Выписали его только на восьмой день  и  на
машине ехать не разрешили. Она и сейчас там во дворе больницы стоит.
   - Ладно, а что же там взорвалось-то?
   - В том-то и штука! Если бы что взорвалось, хоть как-то можно  понять.  А
так - полный маразм. Ничего не взорвалось.
   - А что же грохнуло?
   - Ни в жизнь не угадаешь. Пробка из термоса вылетела. С кофе. Тот у  него
на заднем сиденье был, в сумке. Термос, значит. А пробка выскочила  с  таким
грохотом, как из пушки. Он тогда даже не понял. Когда ехал в  больницу,  все
кофе пахло, да  он  думал,  что  это  галлюцинации  от  стресса.  Потом  уже
обнаружил, в чем дело. А так машина в полном порядке.
   Шпулька выслушала историю с явным неудовольствием.
   - Глупее не придумаешь, - констатировала она. - Столько всего  наворотить
без малейшей на то причины.  Голову  разбил,  руку  сломал,  машина  брошена
где-то на краю земли, жена  в  безвыходной  ситуации,  а  сам  -  никуда  не
годится. И все из-за какой-то идиотской пробки от термоса!
   - Знаешь, а жена сейчас даже довольна. Выгоняет гулять с ребенком и может
спокойно заниматься делами. Не сломай он руку,  вряд  ли  от  него  было  бы
больше проку. Пропадал бы на работе,  а  она  сама  крутилась  с  младенцем.
Сотрясения мозга нет, вылечится помаленьку. Ну, вот и все.  Можешь  доложить
своему фотографу.
   Шпулька позвонила в тот же день. Фотограф-электрик отнесся к ее  рассказу
с глубочайшим вниманием.
   - Интересно, интересно... - бормотал он. - Очень интересно...
   Выслушав слова благодарности, Шпулька решила, что дело закрыто, и бросила
визитку в ящик письменного стола. О приключениях мужа-идиота она  больше  не
думала, рассудив, что не иначе как это была Божья кара  за  то,  что  бросил
жену одну в такой трудный момент.
   Если недотепа-муж был наказан справедливо, то по отношению к  ней  самой,
по мнению Шпульки, небеса  проявили  ничем  не  обоснованную  суровость.  Не
успела она очухаться от переезда, как этажом выше  лопнула  какая-то  труба,
залила  всю   кухню,   и   пришлось   приводить   в   порядок   только   что
отремонтированное помещение. Затем выяснилось, что привезенные из деревни  в
товарном количестве яблоки в ящиках начинают подгнивать, и нужно  срочно  их
перебрать и сварить повидло. Затем на девчонку  обрушилась  стенная  газета.
Событие это не было неожиданностью, как  раз  пришла  ее  очередь,  но,  как
назло, темой оказались последние достижения техники, а с техникой у  Шпульки
всегда было неважно. А когда пару дней спустя в химчистке,  куда  сдали  всю
зимнюю одежду, случилась авария, и всю зимнюю  одежду  им  вернули,  хотя  и
вычищенную, но дико вонявшую чем-то таким, что  абсолютно  не  выветривалось
даже после целого дня пребывания на балконе, Шпулька  почувствовала,  что  с
нее хватит. И девочке ужасно захотелось  чего-нибудь  необыкновенного  и  из
ряда вон выходящего.  Она  дала  себе  страшную  клятву,  что,  если  только
подобное появится на горизонте, вцепиться в него зубами  и  когтями  и  даже
проявить столь несвойственную ей инициативу и активность, как только Тереска
что-нибудь придумает.
   Тереска же ничего не придумывала, так как была очень занята. Ей взбрело в
голову получить права, и к домашним делам, обычным занятиям в школе, частным
урокам,  которыми  она  зарабатывала,   прибавились   еще   курсы   вождения
автомобиля. Поскольку за курсы надо было платить,  пришлось  взять  побольше
уроков. Так что времени у Терески теперь не было совсем. Шпулька не пошла на
курсы, так как они ей  показались  тоже  достаточно  прозаическим  занятием.
Сейчас она даже немного жалела, что отказалась.
   Единственным утешением  был  скифский  вождь.  Фрагменты  погребения  уже
перевезли в Варшаву и теперь тщательно исследовали. Время от времени Шпулька
пользовалась специальным разрешением  доцента  Вишневского  и  посещала  его
лабораторию, где вдоволь могла наслаждаться  созерцанием  останков  вождя  и
прочей погребальной утвари, вещей, вне всякого  сомнения,  исключительных  и
каждый день не встречающихся. Тереска могла там бывать  лишь  изредка  -  по
причине хронической нехватки времени, и  каждый  раз  требовала  от  подруги
подробнейшего отчета.
   В  этот  день  Шпулька  снова   возвращалась   из   лаборатории   доцента
Вишневского. Направилась она туда прямо  после  школы  и  на  обратном  пути
угодила  как  раз  в  часы  пик.  Даже  не  сделав  попытки   втиснуться   в
переполненный  автобус,  она  побрела  по  декабрьской  слякоти  пешком   до
следующей остановки, так как  знала,  что  там  выходит  масса  народу  и  в
автобусе становится свободнее.
   Девчонка шла, глубоко задумавшись, вспоминая увиденное в  лаборатории,  а
главное - услышанное там. Пан доцент ужасно расстраивался,  что  получил  не
все  фотографии.  Ему  позарез  потребовались  цветные  увеличенные   снимки
отдельных фрагментов.
   - Работа стоит! Я их должен послать коллегам на сравнительный  анализ!  -
горячился он. - Я же обещал! И вот вам, пожалуйста, - фотограф меня подвел!
   - У вас же вроде несколько фотографов было? - удивилась Шпулька. - Я сама
видела двоих.
   - Вот именно, вот именно, это  как  раз  один  из  тех  двоих!  Настоящий
художник! Никому другому такую работу нельзя доверить! Только  ему!  И,  как
назло, не могу с ним связаться!
   - Почему? Далеко уехал?
   - Уехать-то уехал, да проблема не в этом! Ногу сломал!  В  Варшаве-то  он
сделал бы снимки и со сломанной ногой. Если бы хоть не так далеко, я бы  сам
к нему поехал. А то на краю земли! В каких-то Мослах!
   Шпулька, услышав слово "Мослы", вздрогнула  и  сразу  же  вспомнила,  как
странно вел себя фотограф, как расспрашивал о происшествии с молодым  отцом.
И вот - нате вам! Она попыталась выведать  у  вконец  расстроенного  доцента
какие-нибудь подробности, но тому было известно только, что  нога  сломалась
то ли в  результате  несчастного  случая,  то  ли  случайно,  в  общем,  при
достаточно туманных обстоятельствах,  о  чем  несчастный  фотограф  говорить
отказывается.  О  причинах  перелома  молчит  как  партизан,   зато   весьма
словоохотливо расписывает последствия. С пострадавшим можно связаться  и  по
телефону, и по почте. Недели через две он, конечно, вернется. Понятно, еще в
гипсе, но для пана доцента это жутко долгий срок...
   Шпулька брела медленно,  не  обращая  внимания  на  слякоть  под  ногами,
целиком щюглощенная своими размышлениями. Что-то ей подсказывало,  что  дело
тут нечисто. Явно странные и подозрительные вещи творятся в этих пресловутых
Мослах. И похоже, тут замешан замок. Фотограф поехал в замок и сломал  ногу.
А раньше муж, пятидесятипроцентный идиот, сломал  руку.  По  глупости,  безо
всякой  на   то   причины.   А   фотограф   о   своих   обстоятельствах   не
распространяется. А к тому же еще раньше так интересовался... А  к  тому  же
еще и смотрел так загадочно. И если он так смотрел... И сломал ногу...
   Сзади послышались быстрые шаги, кто-то нагнал Шпульку.
   - О, как хорошо, что я вас встретил! - раздался рядом радостный голос.  -
Так я и думал, что это вы! По волосам издали узнал! Вот повезло!
   Шпулька оглянулась, остановилась и вспыхнула от радости. Перед ней  стоял
Кшиштоф Цегна, знакомый молодой милиционер, которому они обе  с  Тереской  в
прошлом году с большим энтузиазмом помогали делать карьеру. Помощь оказалась
не напрасной, и Кшиштоф Цегна был за особые заслуги  направлен  на  учебу  в
Высшую школу милиции. Подружек по-прежнему живо интересовали его успехи.
   - Как вы здесь оказались? - с радостью и  в  то  же  время  с  удивлением
спросила Шпулька. - Вы же учитесь в Щитно?
   - Учусь. Но мне дали увольнительную на  два  дня.  У  мамы  была  тяжелая
операция, и меня отпустили с ней повидаться. Теперь уже все позади. Операция