же  духе,  Джон  Литлуит!  Стряпчий  Джон
Литлуит, один из самых тонких умов! Недаром тебя называют  Джоном  Литлуитом
из Лондона! Называют, правда, еще и по-другому, но  не  в  этом  суть.  Если
только ты прозеваешь какую-нибудь уловку или каверзу противника и не успеешь
вовремя заметить ее и принять все необходимые меры: притянуть его к  ответу,
привести в полицию и вообще показать, что ты Джон, а не Джек,* - эх,  как  я
тут сострил! - словом если ты не разгадаешь его хитрости,  так  пускай  тебя
тащат из зала архиепископского суда прямо на кухню и  там  из  тебя  сделают
котлету! Знай наших!

                           Входит миссис Литлуит,

Уин! С добрым утром, Уин! Ах, милая Уин, да ты совсем у меня красоточка! Эта
шляпка  сведет  меня  с  ума!  Лучше  бы ты не надевала такую шляпку, да еще
бархатную;  ну  носила бы простую, деревенскую, касторовую с медной бляхой -
вот  как  у  торговки кроличьими шкурками в меховом ряду. Миленькая Уин, дай
мне  поцеловать  тебя!  А  какие  прелестные  высокие сапожки - совсем как у
знатной испанки! Дорогая моя Уин! А ну-ка, пройдись немножко по комнате! Мне
так  хочется  посмотреть, как ты выступаешь в этих сапожках, моя славненькая
Уин!  Клянусь  этой  очаровательной  шляпкой, я способен без устали целовать
тебя!
     Миссис Литлуит. Да полно тебе! Какой ты, право, дурачок!
     Литлуит.  Нет,  половинка  дурачка,  Уин,  а  ты  вторая.  Муж  и  жена
составляют вместе одного дурака, Уин. Ладно! Скажи мне, ну есть ли  во  всей
округе хоть один стряпчий или доктор, которому выпало  бы  на  долю  счастье
заполучить такую Уин! Я один владею Уин! Ишь,  как  складно  у  меня  вышло!
Заметила? У меня остроты сыплются скорее, чем язык ворочается! Чирей  задави
всех наших присяжных остроумцев! Они  только  бахвалятся,  заседая  в  "Трех
журавлях", "Митре" или "Сирене".* А как послушаешь, в  них  нет  ни  крупицы
соли, ни капельки горчицы.  Они  умеют  только  занимать  место  до  прихода
настоящего остряка, да для форсу платить на два пенса больше, чем другие, за
кварту Канарского вина. Вот и все. Но покажите мне человека, который мог  бы
быть вождем всех остряков, даже когда пьет простое пиво! Да,  да!  Человека,
который был бы способен стать законодателем для всех  поэтов  и  поэтишек  в
городе; они ведь только тем и занимаются, что собирают сплетни  об  актерах!
Ах, растуды их! Есть и еще кой-кто, у кого женушки не хуже, чем у актеров! И
хорошенькие, и нарядные женушки! Ах, Уин, подойди ко мне! (Целует ее.)

                              Входит Уинуайф.

     Уинуайф. Чем это вы занимаетесь, мистер  Литлуит?  Измерением  губок  и
ротика вашей женушки или изобретением новых форм поцелуев? Ну-ка, отвечайте?
     Литлуит. Да, по правде сказать, я немножко охмелел от красивого туалета
моей Уин. Ну, посмотрите сами, мистер Уинуайф. Разве не  прелестно?  Что  вы
скажете, сэр? Быть может, ей не следовало бы так одеваться, но я держу пари,
что второго такого туалета не найти ни в  Чипсайде,  ни  в  Мурфилде,  ни  в
Пимлико,* ни у Биржи в летний вечер! А сапожки-то со шнуровочкой! Вы  только
посмотрите! - Ах, дорогая Уин, пусть мистер Уинуайф тебя поцелует.  Он  ведь
собирается посвататься к  нашей  матушке,  Уин,  так  что,  возможно,  будет
приходиться нам папашей, Уин. Он ничуть не опасен, Уин.
     Уинуайф (целует ее). Нисколечко, мистер Литлуит.
     Литлуит. Мне нечего желать и некому завидовать, имея такое сокровище.
     Уинуайф. Еще бы! Женушка, у которой дыханье слаще земляники, губки алее
вишен, щечки нежнее абрикосов, а бархатная головка - спелый персик!  Да  это
клад!
     Литлуит. Вот здорово сказано! Отлично сказано! Я, видно, отупел, что не
сумел сам придумать таких удачных сравнений! Ведь и я мог  набрести  на  них
так же, как он! А как ловко сказано: бархатная головка!
     Уинуайф. Но мне, мистер Литлуит, по вкусу плод более зрелый - почтенная
матрона, матушка вашей жены.
     Литлуит. Да, да, мы знаем, что вы - претендент на ее руку. И я,  и  моя
Уин желаем вам всяческого успеха. Клянусь вот этим документом,  если  только
вам удастся заполучить ее, ваши имена будут вписаны в такую же  бумагу:  это
ведь у меня приготовлено брачное свидетельство! Моя Уин была бы  очень  рада
иметь молодого красивого отчима, с перьями на шляпе,* а уж ее матушка вместе
с миссис Оверду привязали бы соколика и приручили  его!  Только  вы,  мистер
Уинуайф, неправильно действуете.
     Уинуайф. Неправильно, мистер Литлуит, а почему?
     Литлуит. Вы недостаточно сумасшедший.
     Уинуайф. Помилуйте! А разве нужно быть сумасшедшим?
     Литлуит. Я помолчу, а только подмигну моей Уин. У  вас  есть  приятель,
некий мистер Куорлос; он сюда иногда захаживает.
     Уинуайф. Ну что же? Надеюсь, он не волочится за нею?
     Литлуит. Нет, ни чуточки! Я не замечал, могу вас уверить. Но...
     Уинуайф. Что такое?
     Литлуит. Из вас двоих он более похож на сумасшедшего. Вы меня, кажется,
все еще не понимаете?
     Миссис Литлуит. Ах, не умеешь ты держать язык за  зубами!  Уж  тебе  не
терпится все рассказать!
     Литлуит. Позволь мне рассказать, душечка Уин!
     Миссис Литлуит. Уж тогда я сама расскажу.
     Литлуит. Ну, расскажи и прими все выражения его благодарности, и  пусть
это будет на пользу твоему маленькому сердечку, Уин!
     Миссис Литлуит. Видите ли, сэр, знающие люди из  Каулейна  *  составили
для моей матушки гороскоп; они гадали по ее моче и уверили ее,  что  она  не
будет счастлива ни одной минуты, если не выйдет  замуж  на  этой  неделе,  и
притом обязательно за сумасшедшего.
     Литлуит. Да, но за дворянина притом.
     Миссис Литлуит. Да, так ей сказали в Мурфилде.
     Уинуайф. Но разве она верит этому?
     Миссис Литлуит. О да! С тех пор она по два раза в день  наведывается  в
Бедлам: * все справляется, не поступал ли туда сумасшедший дворянин.
     Уинуайф. Помилуйте! Да все эти обманщики просто  сговорились  одурачить
ее!
     Литлуит. Именно это я и говорю ей. Говорил ей даже,  что,  быть  может,
имеется в виду  не  то  чтобы  уж  совсем  сумасшедший,  а  просто  молодой,
несколько взбалмошный дворянин; ведь  дьявол  хитер,  как  лавочник,  и  его
прорицания бывают двусмысленны. Вот почему  я  и  советую  вам  быть  впредь
немножко взбалмошнее, чем мистер Куорлос.
     Уинуайф. Где же она теперь? Все хлопочет?
     Литлуит. Еще бы! Да как хлопочет!  Сейчас  она  ублажает  почтеннейшего
старца из Бенбери.* Он аккуратно является, когда мы садимся за  стол,  и  до
изнеможения  читает  предобеденные  и  послеобеденные   молитвы,   восхваляя
страждущих братьев и воссылая мольбы  о  том,  чтобы  выпустили  на  свободу
псалмопевцев. Иной раз дух, накативший на него, бывает настолько силен, что,
старец прямо выходит из себя, и тогда наша матушка  или  моя  Уин  стараются
вернуть его в себя с помощью мальвазии и  aqua  coelestis.  {Небесная  вода.
(лат.).}
     Миссис Литлуит. Да, в самом деле, нам трудненько  приходится  и  с  его
питанием, и с его одеждой! Он обрывает все  пуговицы  и  раздирает  на  себе
платье при каждом слове, которое из себя исторгает.
     Литлуит. Он говорит, что не переносит людей моей профессии.
     Миссис Литлуит. О да! Он сказал моей матушке, что стряпчий - это коготь
Зверя,* и что, выдав меня замуж за стряпчего, она почти  совершила  смертный
грех.
     Литлуит.  Он  говорит,  что  каждая  строка,  написанная  стряпчим  для
оглашения в архиепископском суде, - это длинный черный волос, вычесанный  из
хвоста антихриста.
     Уинуаиф. Когда же появился этот проповедник?
     Литлуит. Дня три тому назад.

                              Входит Куорлос.

     Куорлос. Да что ты, сэр, прирос здесь, что ли? Хорошо  еще,  что  я  до
тебя добрался, пробегав больше  трех  часов!  Плохой  же  ты  товарищ,  если
уходишь из дому в такой  недозволительно  ранний  час!  Судя  по  всему,  ты
отправился бродить по городу, когда все еще спали, кроме какой-нибудь  шайки
наемных музыкантов или тряпичников, разгребающих мусорные ямы,  или  слишком
усердных молельщиков. Скажи, пожалуйста, отчего это  тебе  не  спится?  Что,
тебе заноза в глаз попала, или у тебя колючки в постели?
     Уинуаиф. Уж не знаю. Во всяком случае, у тебя-то в сапогах колючек нет,
если ты потратил столько труда, бегая и разыскивая меня.
     Куорлос. Да, конечно уж! Но будь уверен, если бы я охромел, я поднял бы
на ноги всех ищеек в городе и все равно напал бы на  твой  след.  А,  мистер
Джон Литлуит! Храни вас бог, сэр! Некоторым из нас пришлось-таки жарко вчера
вечером, Джон. Не повторить ли нам сегодня? Чем ушибся, тем  и  лечись,  как
говорится, - не правда ли, стряпчий Джон?
     Литлуит. Помните ли вы, мистер Куорлос, что мы с вами  обсуждали  вчера
вечером?
     Куорлос. Не помню, Джон, чтобы я вчера что-нибудь обсуждал  или  делал;
при таких обстоятельствах у меня все вылетает из головы.
     Литлуит. Да ну? Даже и, то, что говорилось о моей Уин? Вы посмотрите-ка
на нее: она сегодня одета именно так, как я вам обещал! А ну, послушайте-ка!
(Шепчет ему на ухо.) Разве вы забыли?
     Куорлос. Клянусь головой, я буду впредь избегать вашего общества, Джон,
когда я пьян: очень уж у вас  опасная  память.  Определенно  скажу:  опасная
память.
     Литлуит. Да почему же, сэр?
     Куорлос. Почему! Мы все были немножко под хмельком вчера вечером, после
того как несколько раз опрокинули по стаканчику, и тогда мы  уговорились  со
стряпчим Джоном, что я на следующий день зайду и кое-что сделаю с Уин - я не
помню, что именно. И вот он мне теперь  это  напоминает;  говорит,  что  уже
собирался идти за мною. Клянусь честью, если  вы,  Джон,  обладаете  ужасной
способностью помнить в трезвом состоянии все, что вы обещали в пьяном  виде,
Джон, то я буду вас остерегаться, Джон. Но на сей раз я сделаю  то,  что  вы
хотите. Пусть уж будет по-вашему. Где ваша жена?  Идите  сюда,  Уин  (Целует
ее.)
     Миссис Литлуит. Да что это, Джон? Разве ты  не  видишь,  Джон?  Ах,  да
помоги же мне, Джон!
     Литлуит. Ах, Уин! Полно, что с тобой,  Уин?  Будь  настоящей  женщиной.
Мистер Куорлос честный джентльмен и наш уважаемый, искренний  друг,  Уин;  и
притом он друг мистера Уинуайфа, а мистер  Уинуайф  -  искатель  руки  твоей
матушки, Уин, как я тебе уже говорил, Уин,  и  таким  образом,  быть  может,
станет нашим папашей,  Уин;  они  оба  почтенные  добрые  друзья.  -  Мистер
Куорлос! - Ты должна поближе познакомиться с  мистером  Куорлосом,  Уин;  не
ссорься с мистером Куорлосом, Уин.
     Куорлос (целует ее снова). Нет, мы еще  раз  поцелуемся  и  ограничимся
этим.
     Литлуит. Да, вот именно, дорогая моя Уин!
     Миссис Литлуит. Нет, ты в самом деле дурак, Джон!
     Литлуит. Вот, вот! Так  она  меня  и  называет:  дурак  Джон!  Обратите
внимание, джентльмены! Ну как же, моя прелестная, бархатная миссис  Литлуит?
Дурак Джон? Да?
     Куорлос (в сторону). Вернее было бы назвать тебя Джон сводник, судя  по
твоему поведению! (Целует ее снова.)
     Уинуайф. А ну-ка, будь осторожнее, хотя бы из почтения ко мне!
     Куорлос. Ого!  Каким  ты  вдруг  стал  почтенным!  Боюсь,  как  бы  это
семейство не обратило тебя в реформатскую веру. Не  поддавайся!  Я  понимаю:
поскольку она в будущем может стать вашей падчерицей, ей придется просить  у
вас благословения, когда ей захочется  в  Тотнеме  *  покушать  сладенького!
Ладно! Я буду осторожнее, сэр! Но, ей-богу, ты бы  хорошо  сделал,  если  бы
перестал охотиться за вдовой. Ну можно ли волочиться за  старой,  почтенной,
кривоногой прелестницей? Стоит только в городе появиться какой-нибудь старой
протухшей требухе, как ты уж  тут  как  тут:  обнюхиваешь,  облизываешься  и
собираешься посвятить этому занятию всю жизнь.  Ты  штопаешь  и  вылизываешь
старую рваную рукавицу, как заправский житель зловонных трущоб, где  продают
всякую дрянь, или, еще хуже, привязываешь себя заживо  к  трупу  и  всячески
чистишь его скребницей, стараясь к нему подольститься!  Ей-богу,  многие  из
тех, за кем ты  волочишься  или  волочился,  настолько  стары,  что  им  уже
недоступны  ни  радости  брачной  жизни,  ни  более  невинные  удовольствия.
Почтеннейшие орудия размножения перестали служить  им  уже  лет  сорок  тому
назад. Имея с ними дело, ты попадаешь в склеп, где тебе нужен  факел  и  три
вязанки  хворосту,  и  только  тогда,  пожалуй,  ты  заставишь   их   что-то
почувствовать и получишь в меру своих заслуг. Славное занятие для мужчины  -
расходовать этаким образом свое жизненное пламя,  распутничая  со  старухой,
чтобы выгребать себе богатство из-под  груды  золы!  Да  через  какой-нибудь
месяц после того как ты женишься на  одной  из  них,  ты  станешь  похож  на
больного желтухой или, хуже того, малярией, голосок  у  тебя  будет,  как  у
сверчка, а походка паучья. Уж лучше выслушивать по  пятнадцати  неистовых  и
оглушительных проповедей в неделю или поселиться в старом поломанном  ящике,
да с голодухи курить солому вместо табака из сломанного чубука.  Неужели  ты
надеешься приучить свои уши и желудок  к  скучным  застольным  молитвам?  Да
притом еще твой названный сыночек, который по возрасту годится тебе в  отцы,
будет бубнить эти молитвы до тех пор, пока все кушанья на столе не простынут
окончательно. А каково будет, когда собравшиеся за столом добрые труженики и
усердные едоки поднимут шум по вопросу о предопределении,* который  поставит
ваша почтенная супруга, время от времени перемежая спор  стаканом  вина  или
изречением Нокса? * А как вам понравится сопровождаемое плевками  в  сторону
сатаны поучение и увещание жить в трезвости, рассчитанное  часов  на  шесть,
поучение,  лучшую  часть  которого  составляют  те  места,  где  проповедник
покашливает и запинается? А каково вам будет слушать бормотание  молитв  над
железными сундуками, словно заклинание, отмыкающее  замки?  И  все  это  вам
придется переносить в надежде получить две-три серебряные ложки да миску для
супа. Ведь большего она вам в  завещании  не  откажет.  Уж  будьте  уверены,
имение свое она оставит не вам. Все вдовы таковы.
     Уинуайф. Увы, я теперь уже сбит со следа.
     Куорлос. Как так?
     Уинуайф. Оттеснен каким-то братцем из Бенбери, который явился  сюда  и,
по слухам, уже все там захватил в свои руки.
     Куорлос. А как его зовут? Я, когда был в  Оксфорде,  знал  немало  этих
бенберийцев.
     Уинуайф. Мистер Литлуит нам это скажет.
     Литлуит. Сию минуту, сэр! - Уин, мой дружок,  уйди  на  часок!  А  если
мистер Варфоломей Коукс или его  дядька  -  этакий  маленький  старикашка  -
придут за документом, пошли их ко мне.

     Миссис Литлуит уходит. Ну, так что вы говорили, господа?
     Уинуайф. Как зовут почтенного старца, о  котором  вы  сообщили,  -  ну,
этого, из Бенбери?
     Литлуит. Ребби Бизи, сэр; он больше чем старец, он пророк, сэр.
     Куорлос. О, я его знаю. Он ведь, кажется, булочник?
     Литлуит. Да, был булочником, но  теперь  у  него  появились  видения  и
откровения, и он оставил свое прежнее ремесло.
     Куорлос. Да, помню, помню. Он уверяет, будто сделал это из-за угрызений
совести: ведь его булочки пирожные служили угощением на свадьбах, на майских
праздниках, когда танцуют моррис, * словом, на  всяких  мирских  сборищах  и
увеселениях. Его подлинно христианское имя - Ревнитель.
     Литлуит. Да, сэр, именно так - Ревнитель.
     Уинуайф. Как! Да разве есть такое имя?
     Литлуит. О, у  них  у  всех  такие  имена,  сэр!  Он  был  за  мою  Уин
"поручителем" - ведь слова "крестный отец" они не признают  -  и  назвал  ее
"Винуискупающая". А вы, вероятно, полагали, что ее полное  имя  Уинфред,  не
правда ли?
     Уинуайф. Да, признаться, я так думал,
     Литлуит. Он счел бы себя окаянным нечестивцем, если  бы  дал  ей  такое
имя.
     Куорлос. Ну конечно: у одной леди в  иссиня-белом  туго  накрахмаленном
чепце было такое же имя. О, это лицемерный гад! Я его хорошо  знаю.  У  него
вся вера на роже, а не в  сердце;  он  постоянно  возмущается,  призывает  к
исправлению нравов и  порицает  тщеславие.  Это  просто  полоумный,  который
разыгрывает из себя избранника божьего. Хорошие  дела  за  ним  водятся.  Он
довел до разорения одного лавочника здесь, в Ньюгейте: тот доверил  ему  все
свои средства и стал таким же очумелым, утверждает, что всегда  пребывает  в
состоянии младенческой невинности. Древних он осмеивает, наук  не  признает;
единственный его  догмат  -  "откровение".  Если  с  годами  он  и  набрался
кое-какого разума, то это сводится на нет его врожденным невежеством.  Лучше
с ним не связывайтесь: это нахальнейший и отвратительнейший субъект,  уверяю
вас!

                       Входит миссис Литлуит и Уосп.

А это кто такой?
     Уосп. Извините меня, джентльмены!  Мое  вам  почтение!  Пошли  вам  бог
доброго утра! Мистер Литлуйт, дельце у меня к вам; это  самое  свидетельство
готово?
     Литлуит. Готово, конечно! Вот оно, мистер Хемфри.
     Уосп. Вот это хорошо. Только не  беспокойтесь  разворачивать  и  читать
его: это напрасный труд. Я ведь  человек  неученый  и  толку  в  писании  не
понимаю, ей-богу! Так что сложите его и дайте мне.  Я  верю  вам  на  слово.
Сколько вам за это следует?
     Литлуит. Мы об этом после поговорим, мистер Хемфри.
     Уосп. Ну нет уж: теперь или никогда, любезнейший стряпчий.  Откладывать
не в моих правилах.
     Литлуит. Дорогая моя Уин, скажи Соломону, чтобы он принес мне маленькую
черную шкатулку из кабинета.
     Уосп. И поскорее, сударыня, уж я прошу вас! Я ведь занят по горло!

                           Миссис Литлуит уходит.

Так скажите, сколько вам за это следует, уважаемый мистер Литлуит?
     Литлуит. Да ведь вы же знаете цену, мистер Нампс.
     Уосп. Это я-то знаю? Ничего я не знаю! Что вы  это  такое  говорите?  Я
сейчас спешу, сэр,  и  ничего  не  знаю  и  знать  не  хочу.  Конечно,  если
рассудить, так выходит, что я кое-что знаю не хуже других. Словом,  вот  вам
марка * за работу и восемь пенсов за шкатулку; кабы  я  принес  свою,  я  бы
сэкономил на этом деле два пенса. Ну ладно  уж.  Вот  вам  все  четырнадцать
шиллингов. Но, боже милосердный, как долго нет вашей женушки! Что ж это  ваш
клерк Соломон, мистер стряпчий, прости мне господи? Уж не грешным, ли  делом
он там...
     Литлуит. Славно сказано, ей-богу! Не беспокойтесь, Соломон всему  время
знает.
     Уосп. Фу ты, батюшки! Нет, уж, с вашего разрешения, мне такие штуки  не
по душе: это что-то мерзопакостное, грязное и  поганое,  уж  простите  меня.
(Отходит в сторону.)
     Уинуайф. Вы слышите? Что это он так расшумелся, а?  Джон  Литлуит!  Что
он, собственно, из себя представляет?
     Куорлос. Какой-нибудь мастер по части кошельков на ярмарке.
     Литлуит. Не впадайте в ошибку, мистер Куорлос! Смею вас  уверить,  этот
человек заменяет своему хозяину обе руки.
     Куорлос. Ну да! Чтобы натягивать чулки и сапоги по утрам.
     Литлуит. Сэр, если вы хотите подразнить его, то дразните  осторожно,  с
оглядкой; как только он сообразит, что над ним  насмехаются,  он  тотчас  же
набросится на вас. Это ужасно строптивый старикан! Недаром ведь его прозвали
осой.
     Куорлос. Прелестное насекомое. Я о нем очень высокого мнения.
     Уосп. Дюжина болячек  на  ваш  треклятый  ящик!  И  на  того,  кто  его
сколотил, и на того; кто его купил, и на ту, что за ним пошла, и на все ваши
уловки, каверзы и дела! Посмотрите-ка, сэр!
     Литлуит. А что, добрейший мистер Оса?
     Уосп. Если уж я оса, то вы шершень. Растуды вас!  Придержите  язык.  Вы
думаете, я не знаю,  кто  вы  такой?  Отец  ваш  был  аптекарем  и  продавал
клистирные трубки, обжуливая покупателей. Я уж знаю. Ах, растуды ее! Вот она
идет наконец, женушка-то ваша!


                    Входит миссис Литлуит со шкатулкой.

Ничего!  Я  ей  покажу, хотя она и хороша с этой своей бархатной драченой на
голове.
     Литлуит. Да будьте же вежливы, мистер Нампс!
     Уосп. Ну, а если я не желаю быт