и этот вот
джентльмен, мой приятель, все  видели.  Но  мы  не  собираемся  ловить  вас,
изобличать или сдавать в полицию, хотя мы отлично отдаем себе отчет  в  том,
какой опасности мы себя подвергаем, скрывая вас. Но вы  должны  оказать  нам
услугу.
     Эджуорт. Добрые джентльмены, не  губите  меня!  Я  порядочный  юноша  и
только новичок в этом деле, право, только новичок!
     Куорлос. Сэр, если вы новичок, тем лучше для вас. Можете закончить свою
карьеру  выполнением  нашего  поручения.  Повторяю:  мы  не  ищейки   и   не
полицейские. А  поручение  наше  вот  какое:  вы  видели  старика  с  черной
шкатулкой?
     Эджуорт. Этого юркого дядьку, сэр?
     Куорлос. Именно. Я вижу, вы уже  заприметили  его.  Нам  нужно  только,
чтобы вы взяли у него эту шкатулку и доставили ее сюда.
     Эджуорт. Вам желательна шкатулка с ее содержимым, сэр,  или  только  ее
содержимое? Я мог бы доставить вам только содержимое, а шкатулку оставить  в
его  распоряжении,  чтобы  ему  было  чем  забавляться.  Такой  фокус  будет
потрудней, и я надеюсь таким способом заслужить еще большее одобрение  вашей
милости.
     Уинуайф. А ведь он дело говорит: это и  более  ловкая  выдумка,  и  тем
забавнее будет развязка, когда окажется, что шкатулка пуста.
     Эджуорт. Сэр, если я не сдержу свое слово джентльмена, пусть я останусь
без покаяния на эшафоте. Где прикажете вас искать?
     Куорлос. Я буду все время тут, на ярмарке. Далеко я не уйду. Но  только
ты проверни это поскорее.

                              Эджуорт уходит.

Ах,  как  бы  я  хотел  посмотреть  на  отчаянье  этого старательного олуха!
Ей-богу,  из  всех  ослов  серьезные - самые забавные: они такие аккуратные,
такие усердные - просто прелесть.
     Грейс. Ах, сэр, в  таком  случае  вам  обязательно  понравился  бы  мой
опекун, судья Оверду: он по всем статьям соответствует вашему описанию.
     Куорлос. Да, я слыхал об этом. Но, скажите, мисс Уэлборн, как  это  вы,
происходя из такой благородной семьи, оказались под его опекой? Да и вообще,
как могло случиться, что вы в родстве с ним?
     Грейс. Что поделаешь, всякие бывают неприятности. Я оказалась у него  в
руках, а теперь  он  хочет  выдать  меня  за  брата  своей  жены,  за  этого
многообещающего джентльмена, которого вы тут видели; а  в  случае  отказа  я
должна уплатить ему стоимость моих земель.
     Куорлос. Ах, черт подери! Неужели нет никакого выхода? Ведь вы могли бы
оспаривать законность соглашения, сославшись  на  неравенство  сторон.*  Вам
следовало бы посоветоваться с каким-нибудь опытным человеком  из  судейских.
Если б я проучился еще год, я знал бы, как поступить в подобном случае.
     Уинуайф (в сторону). Я присмотрю за тобой! Ей-богу, ведь этакий  шулер!
Миледи, вы действительно попали  в  неподходящее  общество.  Как  только  вы
можете выносить все это!
     Грейс. Сэр, если не можешь сбросить кандалы, приходится  покорно  нести
их.
     Уинуайф. Посмотрите, как они опутали вас!
     Грейс. Да они и сами запутались. Это бы еще пустяки.
     Уинуайф. Послушайте, не пожелаете ли вы  пройтись  с  нами?  Пусть  они
думают, что вы заблудились. Я надеюсь, наши манеры и  способ  выражаться  не
дают вам повода усомниться в благопристойности нашего общества?
     Грейс. Сэр, я  никогда  не  опасаюсь  никакого  общества.  Я  настолько
уверена в своей добродетели, что не имею основания сомневаться в вашей.
     Куорлос. Смотрите-ка, сюда идет Джон Литлуит!
     Уинуайф. Уйдем, я не хочу, чтобы он нас видел.
     Куорлос. Еще бы, ведь он все расскажет своей теще, вдове!
     Уинуайф. Что ты имеешь в виду?
     Куорлос. Как! Разве дело зашло так далеко, что о вдове и вспоминать  не
стоит?

 Уинуайф, Куорлос и Грейс уходят. Из палатки Урсулы выходит Литлуит, за ним
                              миссис Литлуит.

     Литлуит. Уин, Уин, послушай меня!
     Миссис Литлуит. Что ты хочешь сказать, Джон?
     Литлуит. Пока они там рассчитываются за свинину, я кое-что скажу  тебе,
Уин. Мы ничего больше не увидим, Уин, если только ты опять  не  почувствуешь
приступа,  Уин.  Добрая,  миленькая  Уин!   Попроси   безделушек,   игрушек,
погремушек, собачек и всяких забавных штучек! Попроси, миленькая  Уин!  Вот,
например, бык с пятью ногами! Если уж тебе удалось  получить  свинины,  Уин,
так ты можешь теперь просить чего угодно, Уин!  Ну  так  начинай  же,  прошу
тебя, Уин!
     Миссис Литлуит. Но ведь мы же не можем есть ни быка, ни  борова,  Джон!
Как же мне просить быка и борова?
     Литлуит. Ах, боже мой, Уин!  Ты  можешь  испытывать  страстное  желание
посмотреть, такое  же  страстное  желание  посмотреть,  как  и  попробовать!
Помнишь, Уин, рассказ о жене аптекаря, которая так интересовалась анатомией?
Или помнишь басенку об одной леди, которой захотелось плюнуть в рот адвокату
после великолепной  речи,  произнесенной  им?  Женщина  в  припадке  на  все
способна! Уверяю тебя, они обе сделали это в припадке. Уин! Ну,  прислушайся
к себе, не чувствуешь ли ты признаков приближения припадка? Ну, попробуй!

                      Литлуит и миссис Литлуит уходят.

     Треш. Мы, кажется,  избавились  от  своего  нового  покупателя,  братец
Лезерхед. Пожалуй, он уже больше не вернется.
     Лезерхед. Тем лучше. Закрывай-ка лавочку и уберемся  подобру-поздорову,
пока он нас не нашел.
     Треш. Нет, подожди немножко, вон  идет  еще  компания!  Может,  мы  еще
заработаем деньжат.

                         Входят Нокем и ребби Бизи.

     Нокем. Сэр! Я сделаю так, как вы советуете, - остригу  волосы  и  брошу
все виды зелий. Я понял, табак и пиво, свинина и сводник Уит,  и  даже  сама
Урсула - все это суета сует.
     Ребби Бизи. Свинину я в  своем  предостережении  не  упоминал,  но  все
прочее упоминал. Ибо длинные локоны - это знамение гордыни, и мир полон  сих
знамений, переполнен ими. А пиво есть напиток  сатаны,  предназначаемый  для
того, чтобы одурманивать нас и заставлять  увлекаться  мирской  суетой,  как
свойственно сему веку суеты. А дым табачный  словно  окутывает  нас  туманом
заблуждения, а дородная женщина, именуемая Урсулой. особо опасна, ее следует
избегать. Ибо она имеет на себе  печать  всех  трех  врагов  человека:  духа
мирских забав,  сиречь  ярмарки,  дьявола,  сиречь  огня,  и  печать  плоти,
символом коей она сама является.

                           Входит вдова Пюркрафт.

     Вдова Пюркрафт. Братец  Ревнитель!  Что  нам  делать?  Дочь  моя  снова
охвачена припадком желания!
     Ребби Бизи. Как! Она хочет еще свинины? Но ведь больше нет свинины.
     Вдова Пюркрафт. Нет, теперь она жаждет ярмарочных зрелищ.
     Ребби Бизи. Сестра! Вели ей немедленно бежать от нечистых  забав  места
сего, дабы не прикоснуться к его грязи. Сие есть Смитфилд, иже есть сказуемо
- логово Зверя, и я покидаю его, ибо идолопоклонство выглядывает из всех нор
его! (Проходит мимо.)
     Нокем. Вот первоклассный лицемер! Теперь, когда он наполнил  брюхо,  он
брыкается и лягается, подлая тварь, подлая кляча! Вот подходящий  момент.  Я
пойду и развеселю Урсулу, порассказав ей, как действует ее  свинина;  две  с
половиной порции он съел один и выпил почти полное  ведро  пива.  Жрет,  как
акула. (Уходит.)
     Лезерхед.  Что  прикажете,  джентльмены?  Что  покупаете?   Погремушки,
игрушки, барабанчики, пупсики?
     Ребби Бизи. Исчезни  со  своим  презренным  товаром,  нечистый  торгаш!
Исчезни со своими драконами и  псами!  Ибо  все  твои  лошадки  суть  идолы,
истинные   идолы,   и   ты   уподобляешься   Навуходоносору,*    горделивому
Навуходоносору ярмарки, ибо расставляешь приманки для малых  сих,  дабы  они
впадали в грех идолопоклонства.
     Лезерхед. Пощадите, сэр! Купите лучше скрипочку, чтобы отводить душу.

                      Входят Литлуит и миссис Литлуит.

     Литлуит. Ну, посмотри, Уин, посмотри, бога  ради,  и  успокойся!  Здесь
есть на что посмотреть.
     Вдова Пюркрафт. Да, дитя мое! Если ты ненавидишь их столь же  искренне,
как и брат наш Ревнитель, ты можешь смотреть на них. -
     Лезерхед. А что вы скажете по поводу барабанчиков, сэр?
     Ребби Бизи. Барабан - это брюхо Зверя, а меха твои -  легкие  Зверя,  и
трубки твои - глотка Зверя, и перья твои - хвост его, и трещотки  -  скрежет
его зубов!
     Треш. А что такое мои пряники, с вашего разрешения, сэр?
     Ребби Бизи. Это пища, его возбуждающая! Прочь  с  глаз  моих  со  своим
лотком, блудница! Сии паточные звери являют собой содом языческий!
     Лезерхед. Вот что, сэр, если вы не утихомиритесь, так я добьюсь, и  вас
посадят в колодки за то, что вы препятствуете торговле.
     Ребби Бизи. Блуд торговли возмущает меня,  и  грех  ярмарки  раздражает
меня так, что я не могу молчать!
     Вдова Пюркрафт. Ах, мой дорогой брат Ревнитель!
     Лезерхед. Сэр, я заставлю вас замолчать, поверьте мне!
     Литлуит (в сторону, Лезерхеду). Ах, честное слово, приятель, если бы вы
сумели это сделать, я дал бы вам тут же целый шиллинг!
     Лезерхед. Сэр, давайте мне скорее  шиллинг!  А  если  я  не  сумею  его
успокоить, забирайте всю мою лавку! Могу оставить ее вам в залог.
     Литлуит. Идет! Только сделай это живо.
     Ребби Бизи (вдове Пюркрафт). Не мешай мне, женщина! Не мешай  мне!  Дух
наставил меня сегодня явиться на эту ярмарку, дабы обличить все  ее  грязные
игрища, клонящиеся к осмеянию святых, каковые  огорчены,  говорю  вам,  зело
огорчены, созерцая, как похоть  вавилонских  товаров  выставляется  снова  и
роскошь папских дворов вновь расцветает. Не  глядите  же  на  золотые  кудри
пурпурной блудницы  в  желтых  одеждах  с  зелеными  рукавами!  Не  слушайте
греховных труб и бренчащих кимвалов! Ибо вся эта лавка есть торжище  идолов!
(Пытается схватить игрушки.)
     Литлуит. Осторожнее, пожалуйста, мне их доверили.
     Ребби Бизи.  И  это  языческое  скопище  уродцев  я  повергну  в  прах.
(Опрокидывает корзину с пряниками.)
     Треш. Ох, мой товар! Мой товар! Спасите меня!
     Ребби Бизи. И да проявится мое рвение во всей славе своей!

  Лезерхед возвращается, с ним стража: Брисл, Хеггиз и другие полицейские.

     Лезерхед. Вот он! Вот он! Пожалуйста, умерьте его пыл.  Мы  из-за  него
ничегошеньки продать не можем. Усмирите его, прекратите это буйство.
     Ребби  Бизи.  Усмирить  меня  невозможно,  ибо  я  произношу  священное
буйство, я стану бушевать еще громче, ибо я послан повергнуть врага в прах и
по сей причине...
     Лезерхед. Сэр! Тут никто не боится ни вас, ни  вашей  причины:  это  вы
почувствуете, когда вас посадят в колодки.
     Ребби Бизи. Я сам сяду в колодки и обреку себя на все страдания.

                            Ребби Бизи хватают.

     Лезерхед. Уведите его! Уволоките его!
     Вдова Пюркрафт. Что вы творите, грешные, порочные люди!
     Ребби Бизи. Не мешай им, женщина. Я не страшусь их.

    Полицейские уводят ребби Бизи. Вслед за ними уходит вдова Пюркрафт.

     Литлуит. Я рискнул шиллингом, но получил полную свободу,  Уин!  Славно,
ведь правда? Теперь мы можем развлекаться как пожелаем. Матушка ушла за  ним
следом, и пусть себе идет! Надеюсь, она нас потеряет.
     Миссис Литлуит. Ах да, Джон, только я не знаю, как мне быть.
     Литлуит. А что, Уин?
     Миссис Литлуит. Ах, мне, право, стыдно признаться тебе... Но идти домой
далеко.
     Литлуит. Прошу тебя, не стесняйся, миленькая Уин. Ну же! Полно!  В  чем
дело? Что тебя смутило? Чего  тебе  захотелось?  Скажи  прямо.  Наверно,  ты
что-нибудь увидела на лотке у этого торгаша?
     Миссис Литлуит. А, чтоб ему повеситься, проклятому! Нет,  у  меня...  У
меня... Как бы это сказать, Джон... (Шепчет ему на ухо.)
     Литлуит. Ах, и только-то, Уин? Ну так мы  просто  вернемся  к  капитану
Джордену и к этой торговке свининой. Они нам помогут: у  них  ведь  все  под
рукой - и сковородки, и горшки, и все прочее. Знаешь, эти  бедняги  полюбили
тебя, Уин. А потом мы обойдем всю ярмарку, Уин, и  посмотрим  мою  кукольную
пьесу. Ах, Уин, если бы ты знала, как это интересно!

                      Литлуит и миссис Литлуит уходят.

     Лезерхед. Ну, собирайся, Джоан,  я  уже  давно  тебе  советую  убраться
отсюда.
     Треш. Ах,  болячка  задави  этого  полоумного  святошу!  Он  перепортил
половину моего товара. Но главное все-таки,  чтобы  нас  с  тобою  не  нашел
первый-то наш покупатель.
     Лезерхед.  Ну,  когда  мы  переберемся  на  другое  место,  ему   будет
трудненько разыскать нас.

                          Лезерхед и Треш уходят.


        "АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ"

        "СЦЕНА ПЕРВАЯ"

 Ярмарка. Палатки, лотки, несколько колодок для арестованных. Входят Коукс,
             Брисл, Хеггиз и Поучер с Оверду; за ними Требл-Ол.

     Требл-Ол. Господа, я ни капельки  не  сомневаюсь  в  том,  что  все  вы
офицеры.
     Брисл. Ну и что же из этого?
     Требл-Ол. Я уверен также в  том,  что  все  вы  -  любящие  и  покорные
подданные короля.
     Брисл. Покорные, приятель? Мой совет тебе - болтай да с оглядкой.  Я  -
Оливер Брисл, не кто-нибудь! Да, ручаюсь тебе, что мы его любящие подданные;
но что касается покорности - это уж другое дело, и в  настоящий  момент  это
слово не подходит; мы себе цену знаем; и толк в делах знаем.  Здесь  мы  для
того,  чтобы  командовать,  сэр,  а  такие,  как  вы,  -  для  того,   чтобы
подчиняться. Вон! Поглядите-ка, один из покорных подданных направляется  под
арест. Сейчас его тут посадят в колодки; а если ты будешь болтать лишнее, ты
составишь ему компанию.
     Требл-Ол. Для своей должности вы достаточно умны, это я понимаю.
     Брисл. А если понимаешь, сэр, почему ты поднимаешь этот вопрос?
     Требл-Ол. Я, простите меня, никаких  вопросов  не  поднимаю.  Я  только
надеюсь, что вы имеете право делать то, что вы делаете. А засим - цветите  и
размножайтесь! (Уходит.)
     Xеггиз. Ну что же вы стали? Ведите его сюда и посадите в колодки.

               Оверду подводят ближе. Снова входит Требл-Ол.

     Требл-Ол. Если у вас есть приказ судьи Оверду, тогда все в порядке, ибо
его приказ - это приказ из приказов, а за все прочие приказы даже  вот  этой
пуговицы не отдам!
     Брисл. Весьма возможно, сэр. Только уж позвольте сказать вам, что  если
вы будете этак разбазаривать свои пуговицы, так у вас к  ночи  ни  одной  не
останется, хоть я вижу на вас немалый запас их. Лучше поберегите  их,  а  то
вам понадобятся булавки, насколько я понимаю это дело.

                              Требл-Ол уходит.

     Оверду (в сторону). Кто этот неизвестный,  столь  высоко  ставящий  мои
приказы? Он скромен, и суждения его здравы. Какое утешение сознавать, даже в
минуты страданий, что добрая жизнь стяжает добрую славу! Мир еще  оценит  по
заслугам то, как я сумел переносить превратности  судьбы.  Со  временем  это
доставит мне уважение даже врагов, когда они узнают, что я терпел  несчастье
с благородным спокойствием, узнают, что оно не смогло ни сломить, ни согнуть
меня.
     Хеггиз. Идите-ка сюда, сэр. Тут  вам  будет  удобное  местечко,  можете
проповедовать вдоволь. Ну-ка, пожалуйте сюда вашу ногу.
     Оверду. Охотно. Даже с радостью.

                       Ему забивают колодки на ноги.

     Брисл. Ах, батюшки! Да он, верно, католик! Смотри-ка, целует колодки.
     Коукс. Ну, теперь, господа, я оставлю его с вами. Я вижу, что он хорошо
устроен, и могу пойти поглядеть, как там мой Нампс и мои покупки.
     Хеггиз. Можете, сэр, готов поручиться за это. Где вот только еще второй
крикун? Коли увидите его, тащите сюда: им будет хорошо вместе.

                               Коукс уходит.

     Оверду (в сторону). Среди этого шума и  гама  я  все  же  обрету  покой
душевный и, пренебрегая их яростью, буду сидеть в колодках так спокойно, что
восторжествую над ними.

                         Снова появляется Требл-Ол.

     Требл-Ол. Так вы ручаетесь? Значит, если меня спросят, есть  ли  у  вас
такой приказ, можно утверждать, что есть?
     Хеггиз. Что это за парень, скажите мне, ради бога?
     Требл-Ол. Прошу вас, покажите мне приказ Адама Оверду, и  я  успокоюсь.
(Уходит.)
     Брисл. Говорят, это какой-то помешанный, по прозвищу Требл-Ол. Говорят,
он служил в суде до прошлого года и был уволен судьей Оверду.
     Оверду (в сторону). Ах!
     Брисл. Это на  него  так  сильно  подействовало,  что  он  помешался  и
воображает, будто не смеет ничего  сделать  без  приказа  судьи  Оверду,  ни
поесть, ни попить, ни одеться. Говорят, что жена не может уговорить  его  ни
помыться, ни помочиться без этого приказа.
     Оверду (в сторону). Если это правда, то это - величайшее огорчение моей
жизни. Как я виноват перед  этим  бедным  человеком,  который  помешался  из
почтения ко мне!  И  ведь  он  действует  вполне  искренно,  тут  уж  не  до
притворства.

                           Снова входит Требл-Ол.

     Требл-Ол. Если вы не можете показать мне приказа судьи Адама Оверду,  я
сомневаюсь в ваших полномочиях. (Уходит.)
     Хеггиз. По правде говоря, приятель Брисл, я  теперь  начинаю  понимать,
что судья Оверду человек серьезный.
     Брисл. О, можешь быть спокоен! И суровый судья притом!
     Оверду (в сторону). Неужели и здесь я услышу о себе что-нибудь плохое.
     Брисл. На скамье  он  восседает  прямо,  как  свеча  в  подсвечнике,  и
освещает весь суд так, что любое дело становится явным.
     Xеггиз. Но когда он злится, то весь кипит и синеет от  бешенства.  Весь
надувается от злости, право!
     Брисл. Да, да! А злится он частенько; и уж когда он разозлится, то прав
он или не прав, а право всегда на его стороне. Это уж я знаю.
     Оверду (в сторону). Впредь надо мне  быть  помягче.  Вижу  теперь,  что
мягкость и жалостливость подобают судье,  хоть  это  и  слабость,  и  будучи
слабостью, они ближе к пороку, чем к добродетели.
     Хеггиз. Ну, хватит! Довольно о нем толковать. Пойдем-ка  перекинемся  в
картишки!

 Входят Поучер и другие полицейские, ведя с собой ребби Бизи; за ними вдова
                                 Пюркрафт.

     Поучер. Посадите-ка его рядышком с его товарищем! Ну-ка,  мистер  Бизи,
пожалуйте сюда! Мы хоть ноги-то ваши успокоим, коли уж не удается  успокоить
язык.
     Ребби Бизи. Нет, князь тьмы! Нет! Ты не успокоишь язык  мой,  ибо  язык
мой принадлежит мне, и языком моим я  разоблачу  все  мерзости  варфоломеева
скопища, выставив их напоказ и на осмеяние всей округи.
     Хеггиз. Оставьте его, мы придумали кое-что получше.
     Вдова Пюркрафт. Как! Разве вы его не посадите в колодки?
     Брисл. Нет, сударыня, мы сведем их обоих к судье  Оверду,  и  пусть  он
расправится с ними как надлежит. А затем я и  мой  приятель  Хеггиз,  и  мой
сторож Поучер будем считать себя свободными.
     Вдова Пюркрафт. Ах, благодарю вас, честный человек! Да благословит  вас
бог!
     Брисл. Нет, нас благодарить не  за  что,  благодарить  нужно  вон  того
сумасшедшего, он подал нам эту мысль.

                              Входит Требл-Ол.

     Вдова Пюркрафт. Как! Так он сумасшедший? Да увеличит небо  степень  его
безумия и да  благословит  и  вознаградит  его!  Сэр,  ваша  покорная  слуга
благодарит вас!
     Требл-Ол. Есть ли у вас приказ судьи Оверду? Если есть, то покажите.
     Вдова Пюркрафт. Да, у меня есть приказ, но это приказ свыше, это приказ
ограждать моих братьев от оскорблений, против них замышляемых.

                        Уходят все, кроме Требл-Ола.

     Требл-Ол. Я требую приказа судьи Оверду. Именно этого приказа.  Если  у
вас нет такого приказа, держите свое слово,  а  я  сдержу  свое.  Цветите  и
размножайтесь!

                        Входят Эджуорт и Найтингейл.

     Эджуорт. Идем, Найтингейл, идем, прошу тебя.
     Требл-Ол. Куда вы? Где у вас приказ?
     Эджуорт. Приказ? Какой приказ, сэр?
     Требл-Ол. Приказ идти, куда вы идете. Вы знаете, как  он  необходим;  а
если у вас нет приказа - да благословит вас бог, а я помолюсь за вас. Вот  и
все, что я