лара. А в обмен
оставили два сломанных ребра, избив так, что все тело его представляло собой
сплошной синяк.
   - Кто это сделал? - допытывался Джино. - Вы никого не запомнили?
   Лицо мистера Пуласки исказила гримаса. Он слишком стар, он слишком  устал
для того, чтобы ввязываться в новые неприятности.
   Джино склонился над его постелью, глаза его сделались бешеными.
   - Скажите мне, кто это был. Старик вздохнул.
   - Некоторые люди не знают ничего другого... Мальчишки, они не понимают...
Мне так жалко часов...
   - Кто они?
   - Сын Моррисона... Его дружок.. Джэкоб, кажется, его  зовут...  Еще  двое
каких-то... Не знаю, откуда они...
   Голос изменил старику, он прикрыл глаза. Ему было восемьдесят три года, и
то, что происходило в окружающем мире, уже давно не радовало его. В людях не
осталось  никакого  уважения...  Господи,  совсем  недавно  на   улице   его
остановила какая-то девчонка и  предложила  провести  с  ней  время.  Совсем
молоденькая:  пятнадцать,  может,  четырнадцать...  Веки  старика  дрогнули,
поднялись.
   - Хочешь, чтобы я написал письмо?
   Но Джино в комнате уже не было. В этот  момент  он  шел  по  улице,  и  в
походке его таилась угроза. Маленькие выродки. Уж ему-то они знакомы.  Терри
Моррисон и Джэкоб Коэн. Двое четырнадцатилетних сопляков из соседних  домов,
они вечно нарывались на неприятности. Ничего, Джино лично выбьет все  дерьмо
из их тупых мозгов, преподаст хороший урок жизни. Он вернет мистеру  Пуласки
его часы, а потом только займется своим письмом.
   Ну и денек! Одного того, что все утро на  него  орала  Барбара  Риккадди,
обвиняя его в том, что Алдо ранили, хватило бы  за  глаза.  Он  отрицательно
влияет на Алдо! Если бы  не  он,  Алдо  и  подумать  не  смог  бы  о  чем-то
противозаконном. А в это самое время Алдо прятался у нее за спиной,  смеялся
и корчил рожи. Несмотря ни на что, все попытки  Барбары  кастрировать  своим
острым, как бритва, языком их  обоих  потерпели  неудачу  Для  начала  Джино
отправился в семейство Коэнов. Те были соседями Катто. Своего друга Джино не
видел уже полгода. Катто не одобрял того образа жизни, что  вел  Джино,  так
что отношения их охладели. Уж если Катто так нравилось тратить время на  то,
чтобы разгребать лопатой дерьмо,  -  что  ж,  это  его  дело.  Джино  как-то
предложил ему работать вместе, но этот придурок отказался. Самое  интересное
заключалось в том, что Катто считал его, Джино, неудачником. Смех!
   На стук дверь открыла худая запуганная женщина.
   - Что нужно? - Голос ее звучал безжизненно.
   - Джэкоба. - Джино был краток. Глаза се нервно замигали.
   - Он в школе.
   Отодвинув женщину в сторону, Джино прошел в квартиру.
   - Черта с два.
   По полу ползал обделавшийся младенец.  На  набитом  старьем  диване  спал
Джэкоб. Джино разбудил его пинком.
   - Какого... - Просыпаясь, Джэкоб сел в постели.
   - Нужно поговорить. Давай-ка лучше выйдем. Джэкоб бросил  быстрый  взгляд
на мать. Та отвела глаза. Ее не обманешь Сын пошел  в  отца:  от  него  тоже
ничего, кроме неприятностей.
   Джэкоб хмуро посмотрел на Джино.
   - Ас чего ты взял, что мне хочется с тобой разговаривать?
   Глаза Джино недобро сузились.
   - Потому что я так сказал, шпана. Двигай.
   Через час он вернулся к постели мистера Пуласки.
   - Вот они. - На ладони его лежали золотые  часы.  Вперед  вытянулись  две
дрожащие, покрытые старческими пятнами, с изуродованными венами руки.
   - Ты славный  мальчик,  Джино,  -  слабым,  дрожащим  голосом  проговорил
старик. - Ты меня понимаешь.
   Да. Он понимал. Только история, рассказанная Джэкобом  Коэном,  несколько
отличалась от той, что поведал  мистер  Пуласки.  Мальчишка  настаивал,  что
старик  уже  несколько   месяцев   при   каждой   встрече   подмигивал   его
двенадцатилетней сестренке.
   - Она не обращала на  это  особого  внимания,  думала,  что  он  немножко
чокнутый, а тут позавчера днем, я клянусь тебе, днем,  он  подкрался  к  ней
сзади на улице, расстегнул штаны и обоссал все ее единственное  платье.  Так
должен же был я проучить этого вонючего извращенца?!
   Трахнуться можно, правда? Джино проверил услышанное и убедился в том, что
Джэкоб ничего не выдумал. Оказывается, единственным в округе, кто ничего  не
знал о таких причудах старика, был сам Джино.
   В такой ситуации  наказывать  мальчишек  оказывалось  не  за  что.  Джино
ограничился легкой оплеухой и забрал часы.
   - Может, теперь мне заняться твоим  письмом?  -  слабым  голосом  спросил
мистер Пуласки.
   - А вы сможете? - с тревогой задал вопрос Джино. - На этот раз оно  будет
длинным. Я хочу, чтобы она приехала  сюда.  Мы  собираемся  пожениться.  Это
письмо должно быть настоящим шедевром. Вы сможете?
   - Конечно, Джино, - с заметным торжеством в голосе ответил старик. -  Это
станет самым романтическим письмом, которое мы с тобой сочиним вместе.
   Так и будет. Неужели есть такой  закон,  в  котором  бы  говорилось,  что
старым кобелям запрещается писать любовные письма?

КЭРРИ

1928

   Белый Джек был человеком уклончивым. У него имелась дурацкая привычка  на
многие вопросы но отвечать, а тянуть горестно свое "де-е-е-рьмо" так,  будто
это объясняло все на свете.
   Кэрри не могла на него долго сердиться. Он был  ее  единственным  в  мире
достоянием. Он был ее мужчиной. И если Джек решил отправить  ее  на  работу,
даже не посоветовавшись предварительно с нею, - что  ж,  это  вполне  в  его
духе. Зато никто не смог бы упрекнуть его в  скупости.  После  их  ухода  от
мадам Мэй он вечно платил за них троих, в том числе и за Люсиль, и  ни  разу
не пожаловался на это.
   Похоже, обстоятельства теперь складывались так, что им  нужны  деньги,  и
было бы только справедливо, если она сама и Люсиль помогли бы их  заработать
тем единственным способом, который им доступен. Во всяком случае, совершенно
ясно, что все это он не запланировал с самого начала.
   Его отношение к Кэрри ничуть не изменилось. Когда было настроение.  Белый
Джек по-прежнему щедро одаривал ее своей любовью. Тем  не  менее,  если  ему
вдруг приспичивало забраться на Корри сразу после того,  как  она  отпустила
очередного клиента,  удовольствия  такая  любовь  не  приносила.  По  правде
говоря, ей приходилось делать усилия,  чтобы  издавать  так  нравящиеся  ему
вздохи и стоны. Кэрри лишь притворялась, что получает удовольствие, на самом
же деле ее разбивала усталость, между ног  ощущалась  боль,  спина  ныла,  и
оставалось единственное желание - заснуть.
   - Что с тобой происходит, женщина? - раздраженно спросил он ее однажды. -
Ты же всегда была самой яростной в постельных утехах. А теперь мне все  чаще
приходится довольствоваться твоей холодной попкой.
   - Я просто сработалась, - ответила ему Кэрри. - Сейчас  у  меня  клиентов
больше, чем было там, - у мадам Мэй, а денег - меньше. Мне казалось, что  мы
заведем свой собственный дом, наладим дело.
   - Для того чтобы организовать свое заведение, нужна целая куча денег.  Не
моя вина в том, что эта сучка Мэй сняла со счета все до цента еще  до  того,
как я успел получить свою долю.
   - Я этого не знала! - воскликнула удивленная Кэрри.
   - Ну вот видишь, - с торжеством сказал Джек, -  я  же  не  беспокою  тебя
своими проблемами, почему асе ты докучаешь  мне  своими?  -  Он  поднялся  с
постели, потянулся. - Может, выбраться в город?
   Она вздохнула. В город Кэрри отправилась бы с радостью - подальше от этой
маленькой снятой им квартирки, но вот-вот должен был  прийти  ее  клиент,  а
постоянными посетителями нужно дорожить.
   - Я не могу, а ты поезжай.
   - Да. Мне нужно проветриться. Попробую  подыскать  третью,  чтобы  вам  с
Люсиль стало полегче. - Он свернул  в  трубочку  двадцатидолларовую  купюру,
оставленную последним клиентом на столе.  -  Как  насчет  рослой  платиновой
блондинки? Насчет того, чтобы вы  попробовали  сотворить  что-нибудь  этакое
втроем, а? Если бы у вас вышло нечто вроде шоу, мы и в самом  деле  купались
бы в деньгах.
   - Шоу? - Кэрри никак не могла понять, о чем это он говорит.
   - Шоу, детка, это когда вы втроем будете ласкать друг дружку. Да  и  сама
должна знать, ты тысячу раз занималась этим на острове.
   Кэрри окаменела.
   - Этого я делать не буду.
   В его голосе  не  слышалось  и  намека  на  желание  оскорбить  -  только
дружеское расположение.
   - Ты же шлюха, женщина. Ты будешь делать все. Кэрри следила за  тем,  как
он одевается. Ушел. Улегшись на живот, она  плакала  до  тех  пор,  пока  не
кончились слезы.
   Она не слышала, как в комнату вошла Люсиль,  и  осознала  ее  присутствие
только тогда, когда почувствовала у себя на спине ее нежную легкую руку.
   - А ты думала, что он сказочный принц, милая моя?  -  спросила  Люсиль  с
жалостью в голосе. - Он - сутенер, а мы - его женщины.  Мы  все  стоим  друг
друга, так что нет нужды  обижаться  на  него.  Если  уж  тебе  так  хочется
поплакать, попытайся себе представить, что это значит - быть такой, как я.
   Кэрри села, уставившись Люсиль в глаза.
   - Как ты не понимаешь, - голос ее дрожал. - Ты всегда была такой. У  меня
же жизнь могла стать совсем другой, меня превратил в проститутку мой  родной
дядя. Он держал меня в комнате взаперти и одного за другим  посылал  ко  мне
мужчин, а в соседней комнате сидела моя бабка и собирала  деньги.  Мне  было
тогда тринадцать. Теперь для меня не осталось ничего другого.
   Люсиль заморгала.
   - Мне исполнилось шесть лет, когда отец вдруг как-то понял, что больше  я
расти не буду. И он продал меня в театр лилипутов, который как  раз  приехал
на гастроли в наш город, а к одиннадцати я уже спала с  каждым  карликом  из
труппы. В шестнадцать меня нашел Джек. Да  он,  можно  сказать,  спас  меня.
Попросту украл из этого ада и вернул мне желание жить. Заведение  мадам  Мэй
казалось просто раем по сравнению с тем, что я привыкла делать.
   Внимательно слушая подругу, Кэрри стала забывать о своих бедах.
   - Эти последние несколько месяцев с тобой  и  Белым  Джеком  были  самыми
счастливыми в моей жизни, - продолжала Люсиль. - Ко мне еще никто так хорошо
не относился, как вы двое. Для вас я была человеком, а не пигмеем. Для Джека
я готова сделать все, он добр ко мне. Ты должна бы испытывать то же. Он добр
к нам обеим.
   Кэрри согласно кивнула. Это правда.
   - Тогда о чем же ты плачешь? Из-за того, что ты - шлюха?
   Кэрри отрицательно помотала головой.
   - Ну так что? Я - шлюха, но меня это уже давно не беспокоит. Белый Джек -
сутенер, но и его это не волнует. Оставь свои слезы, нам пора приниматься за
работу.
   Кэрри поднялась с постели, подошла к зеркалу. Выглядела она ужасно: глаза
заплыли, щеки - в грязных потеках туши. Но чувствовала она себя уже  гораздо
лучше. Люсиль права. Что такого в том, что  она  вынуждена  торговать  своим
телом? Это всего лишь работа.
   - Славная девочка, - похлопала  ее  по  руке  подруга.  -  Прихорашивайся
побыстрее. Нас ждет работа - а я знаю, что парень, который  вот-вот  придет,
не потерпит никаких штучек с лилипуткой. Видишь,  я  запросто  называю  себя
карликом, для меня это ничего не значит. Точно так же ты  можешь  сказать  -
шлюха. Кэрри слабо улыбнулась.
   - Спасибо тебе, - выдохнула она.
   - Не за что. - Люсиль пожала плечами.
   Кэрри занялась косметикой. Она уходила от  мадам  Мэй  ради  того,  чтобы
иметь возможность самой распоряжаться своей жизнью. Чего же она в самом деле
ожидала? Что Джек возьмет и женится на ней, пойдет работать? Разве  возможно
эти планы  назвать  реальными?  Всего  два  месяца  любви  -  первой  любви,
принесшей ей настоящую радость, - и она позабыла о всех  своих  честолюбивых
помыслах. Белый Джек тоже прав. Чтобы основать свое дело, им нужны деньги. А
если так, то она будет их зарабатывать.
   Любыми способами, сказал Джек. Любыми возможными способами.
   Она сгорала от нетерпения сказать ему все  это.  Она  же  знала,  что  за
последнее время он устал от нее, от ее вечных жалоб и нытья. Однако  теперь,
когда Кэрри осознала необходимость возвращения к старому бизнесу, все  будет
иначе.
   Она быстро и эффективно управилась со  своим  клиентом,  отослав  его  на
улицу с поцелуем и многозначительным напутствием:
   - Когда придешь в следующий раз, мы повеселимся еще лучше.
   - Непременно! - с энтузиазмом отозвался он и поспешил домой -  к  жене  и
троим детишкам.
   Кэрри вымылась, расчесала свои волосы, начавшие уже отрастать  и  красиво
обрамлявшие ее  аккуратную  головку,  и  вытащила  из  маленькой  коробочки,
хранившейся под матрасом, скрученную вручную  сигарету.  Прикурила,  сделала
глубокую затяжку. По телу блаженной волной растеклась истома.
   Она поставила на проигрыватель пластинку Бесси Смит и вновь  улеглась  на
постель.
   Только проснувшись в десять утра следующего дня, Кэрри узнала, что  Белый
Джек так и не возвращался в эту ночь домой.

ДЖИНО

1928

   Когда письмо к Леоноре было наконец написано и опущено в  почтовый  ящик,
Джино испытал огромное облегчение. Как долго ему пришлось ждать, но вот дело
сделано, механизм пущен в ход.
   Мистер Пуласки достойно  справился  с  трудностями.  Письмо  вышло  столь
нежным и сентиментальным, что Джино испытывал смущение, ставя под  ним  свою
подпись. Л вдруг Леонора, в конце концов, будет ожидать, что он и  заговорит
такими же словами. Разочаровать се не хотелось.
   Он попытался представить себе  се  лицо  в  момент  чтения  письма.  Лицо
такое.., невинное, такое.., чистое.
   Вместе с письмом к  Леоноре  ушло  и  другое,  адресованное  ее  отцу,  -
вежливая официальная просьба руки его дочери. Выдержанное в изысканном стиле
и приличное до невозможности. Если все пойдет, как задумано, то очень  скоро
Джино сядет на поезд, идущий  в  Сан-Франциско,  и  через  несколько  недель
станет женатым человеком.
   Между тем не стоило забывать и о бизнесе. Боннатти не потребовалось много
времени, чтобы сдержать свое обещание, контакт и в самом деле установился. В
компании, расположенной  неподалеку  от  Трентона,  штат  Нью-Джерси,  Джино
ожидала партия груза: абсолютно легально произведенного спиртного.  Боннатти
сам говорил с Джино по телефону:
   - Если справишься с  этим,  начнутся  регулярные  поставки.  Приедешь  на
собственном грузовике и подойдешь к начальнику смены на фабрике. Он в  курсе
дела и отвечает за свой участок работы. Никаких денег из рук в  руки.  Когда
все реализуешь, сохранишь мою долю у себя. Я подъеду  за  ней  где-нибудь  в
конце месяца.
   - Ты, я вижу, доверяешь людям, - попытался пошутить Джино.
   - Естественно. - Энцо ничуть не удивился его словам. - Я уверен, что тебе
дороги собственные яйца, как уверен и в том, что ты не захочешь их лишиться.
   Джино рассмеялся.
   - Когда приедешь за своей долей, я прибавлю к ней те две  штуки,  что  ты
забыл  вытащить  из  кармана  своего  пиджака.  Пиджак  ты  получишь   назад
вычищенным и выглаженным.
   - Те деньги можешь считать платой.
   - Платой за что?
   - Кончай болтовню, Джино. Ты и сам прекрасно знаешь.
   - Послушай, Энцо. Не то чтобы я был против, но мне бы хотелось, чтобы  мы
пришли к полному взаимопониманию. Я не буду на тебя работать. С тобой -  да,
но не для тебя. Тебе ясно, что я хочу сказать?
   В трубке на некоторое время установилось молчание, прерываемое лишь неким
зловещим потрескиванием. Потом Энцо произнес:
   - А как насчет Алдо? Он не согласится взять деньги?
   - Он может делать все, что его заднице заблагорассудится. Он свел меня  с
тобой, мы теперь партнеры, и мне нужно, чтобы в этом не  оставалось  никаких
сомнений, чтобы ты знал - я не один из твоих служащих. О'кей?
   Сейчас уже засмеялся Энцо.
   - Я так и слышал, что ты парень горячий. Да, да,  О'кей,  я  тебя  понял.
Можешь вернуть мне деньги, если это сделает тебя счастливым.
   В районе Сто десятой улицы Джино вместе с Алдо приобрел здание  склада  с
надежными  запорами.  В  нем  хранились  ящики  ожидающего  своей   доставки
спиртного, стояли два грузовика и порядком  побитый  старенький  "форд".  На
бортах грузовиков  виднелась  надпись:  "ДИНУНЦИО  -  перевозки  и  хранение
грузов"; время от времени машины и в самом  деле  что-то  перевозили,  а  на
складе что-то лежало - какие-нибудь самые безобидные товары. Конечно, это не
более чем прикрытие.  Большую  часть  времени  в  кузовах  стояли  ящики  со
спиртным.
   Развалюха-"форд" выглядел так, будто не сможет пересечь город из конца  в
конец,  однако  скрытый  под  его  капотом  двигатель  сделал  бы  честь   и
"роллс-ройсу". Джино с любовью установил его собственными руками. Когда дело
доходило до старых автомобилей, он превращался в непревзойденного механика.
   Ему  исполнился  двадцать  один  год,  и  дела  шли  неплохо.  Никому  не
приходилось слышать от него жалоб. Само собой, в большую игру он пока еще не
вступил, до Луканна ему было далеко, но путь, по которому следует  идти,  он
уже для себя знал,  и  можно  быть  уверенным  в  одном  -  горе  тому,  кто
попытается его остановить.
   Джино решил лично сесть за баранку и пригнать грузовик в Трентон.  Разбой
на дорогах стал совершенно привычным делом, расстаться с грузом  было  очень
легко, а это значило потерять в глазах Боннатти свое лицо, не говоря  уже  о
яйцах.
   Рядом сидел  вооруженный  револьвером  Банан,  а  Алдо  правил  "фордом".
Оружие, собственно говоря, имелось у каждого, неожиданностей  ждали.  Однако
обошлось без них. Поездка оказалась на редкость спокойной.
   Разгрузившись  и  обеспечив  благополучную  доставку  товара   счастливым
заказчикам, Джино, Банан и  Алдо  направились  к  Ларри  -  отметить  удачу.
Знакомый бар становился постепенно все более оживленным и посещаемым местом.
Нередкими гостями стали владелицы роскошных особняков  с  Пятой  авеню.  Они
являлись в сопровождении целого эскорта.
   - Да тут сегодня яблоку негде упасть! - воскликнул  Банан,  грызя  ноготь
большого пальца левой руки, а правой делая жест официантке.
   Невысокая рыжеволосая девушка с утомленным видом подвела  их  к  стоящему
где-то в глубине зала столику.
   - Так не пойдет.  Где  Ларри?  -  низким  голосом,  в  котором  слышались
агрессивные нотки, осведомился Банан, ухватив официантку за фартучек.
   - Извините меня, сэр, - фыркнула она. - Мистера Ларри сегодня не будет.
   - Мистера Ларри! - передразнил ее Банан. - Да я  знаю  мистера  долбаного
Ларри еще с тех времен, когда он звался всего-навсего долбаным Толстяком!
   - Сядь, Банан, - спокойно попросил его Джино. - Выпьем и уберемся отсюда.
   Толстые губы Банана скривились в усмешку.
   -  Все  нормально,  Джино.  Предоставь  это  мне.  Я  не  позволю  никому
указывать, где мое место в этой вонючей дыре!
   Официантка испугалась.  Ей,  работавшей  здесь  совсем  недавно,  еще  не
приходилось иметь дела с Бананом, но грозящие неприятности она уже научилась
чуять за милю.
   - Если вы меня отпустите, я приведу к вам управляющего. - Голосок ее чуть
дрожал.
   - Нет, - все больше  заводясь,  сплюнул  сквозь  зубы  Банан,  -  никакой
управляющий нам не нужен. Тебе лучше бы сразу уяснить для себя, кто я такой.
Меня зовут мистер Saccapu, и я займу вон тот столик. - Он указал  на  пустой
стол в центре зала чуть правее площадки для танцев. - Шевелись,  девочка!  -
Ладонь его звучно шлепнула официантку по попке.
   Девушка смерила его гневным взглядом, но, видимо, решила, что работа  для
нее важнее спора с этим наглым  посетителем.  Через  переполненный  зал  она
подвела   их   к   указанному   столику.   На   нем   красовалась   табличка
"зарезервировано", но вот это уже было заботой управляющего.
   Когда они уселись и заказали напитки, Джино сказал:
   - Любишь ты покричать, Банан, сукин ты сын. Тебе самому это известно? Тот
хмыкнул.
   - Ну. Знаю. Так и что же? Джино пожал плечами.
   - Однажды ты не оберешься неприятностей.
   - Да ну? У меня не бывает неприятностей. Справляюсь.
   - Ты в этом так уверен?
   - Я знаю это.
   Джино кивнул, х