не  протолкнуться.  Барбара  с  детьми
метались по залу ресторана, балансируя подносами, уставленными  тарелками  с
пиццей и графинами с вином.
   Наплевав на то, что за последнее  время  он  прибавил  в  весе  несколько
фунтов, Джино заказал себе  лазанью.  Энцо,  похоже,  не  ел  ничего,  кроме
спагетти по-болонски, а Алдо предпочел обыкновенную телятину.
   -  Это  здорово  помогает  мне  худеть,  -  объяснял  он,  в  три  приема
расправляясь с огромным куском мяса и делая кому-то из детей  знак  принести
новую порцию.
   - Да, - кратко согласился Джино, глядя, как его друг методично приступает
ко второму куску. - Видимо.
   Медленно, со  стоическим  видом  Энцо  поедал  свои  спагетти,  аккуратно
затолкав салфетку за воротник.
   Все трое сидели за угловым столиком у задней стены ресторана. Два столика
у самых дверей занимали их телохранители. Былая беззаботность в этом вопросе
давно канула в прошлое.
   - Идет война, - проговорил наконец Энцо, - и  я  хочу  закончить  ее  как
можно быстрее. Джино согласно кивнул.
   - Выдавим из нашего бизнеса Банана - и войне конец.
   - Другого пути нет, - отозвался Энцо. - Я не позволю всяким сукиным детям
дурачить меня. Мне нет дела до того, кто там этим занимается.
   И опять Джино кивнул.
   - Верно.
   Своей  сделкой  с  Парнишкой  Розовый  Банан  доставил  им  только  новые
неприятности. Джино пытался решить спорный вопрос к обоюдному  согласию.  Он
даже предложил Банану вернуть ему всю сумму, а после того как получил отказ,
направил к нему специального посланца с  деньгами.  Через  два  дня  курьера
обнаружили в одной из машин на стоянке рядом с "Миражем" с пулей в голове  и
полным чемоданчиком денег.
   - На этот раз ты меня не проведешь. Однажды  ты  отделался  от  меня,  но
больше этого не случится. В "Мираже" у меня есть своя доля, и я не собираюсь
отказываться от нее, - заявил Банан Джино по телефону. Война продолжалась.
   Люди Джино занимали в "Мираже" самые выгодные позиции, и Банан исполнился
решимости взять верх силой, если иного случая не представится.  Имели  место
три убийства: управляющего казино, официантки  из  коктейль-бара  и  крупье.
Бизнесу убийства были ни к чему.  Выручка  в  "Мираже"  начала  стремительно
падать, зато ширилась скандальная известность.
   - Я устрою контракт, - пообещал Джино. - В Буффало есть один  охотник  за
скальпами, он-то и займется Бананом.
   - И чем быстрее, тем лучше, - бросил Энцо.
   1 апреля 1951 года Банан проснулся довольно поздно. Его последняя жена  -
женщина, которой он дал  ласковое  прозвище  Пиранья,  -  спала  радом.  Она
храпела, что приводило Банана в бешенство.
   В спальне пахло собачьим дерьмом. Банан пихнул жену в бок.
   - Твои долбаные твари! - заорал он. - Опять все кругом обосрано!
   Пиранья терла глаза, со вчерашнего вечера густо обведенные тушью.
   - Что?
   Банан окончательно разъярился.
   - Твои долбаные псы заорали весь ковер! Она села  в  кровати,  совершенно
обнаженная. Груди у нее были  такие  огромные,  что  невольно  закрадывалась
мысль: а не надувные ли они? Банану самому иногда казалось, что женат он  не
на женщине, а на паре гигантских сисек.
   - Ну и что? От вони еще никто не умирал.
   - Тебе лучше знать, - огрызнулся Банан. - Интересно, когда ты в последний
раз сидела в ванне?
   Пиранья почувствовала, что пора переходить к действиям.
   - Не смей называть меня грязной, ты, вонючка. -  Она  замахнулась,  чтобы
отвесить ему оплеуху, но Банан перехватил ее руку, больно  сжал.  -  Отпусти
меня! - завопила женщина. - Отстань от меня!
   Услышав голос своей хозяйки, все три пекинеса выползли из своих  укрытий.
Две собаки запрыгнули на постель, в то время как третья  тварь  оглушительно
лаяла, опираясь передними лапами о спинку кровати.
   - Заставь их замолчать немедленно! Но Пиранья подбодрила своих любимцев:
   - Ну же, мои маленькие, помогите своей мамочке! Теперь лаяли все три пса,
те же два, что забрались на постель, стали  бросаться  на  Банана.  Отпустив
руку супруги, он с ревом отбивался от обнаглевших животных. Воспользовавшись
моментом, Пиранья вцепилась своими отточенными ядовито-красными ногтями мужу
в щеку.
   - Сука! - завопил Банан.
   - Грязный хрен! - не осталась в долгу Пиранья.
   Собаки не унимались. Банан цепкими пальцами схватил ближайшую к  себе  за
шею и швырнул в угол комнаты. Приземлившись, пес жалобно заскулил.
   Забыв обо всем, Пиранья бросилась к бедняжке.
   - Ах ты подонок! Да ты же искалечил Пуф-Пуфа!
   - Долбал я Пуф-Пуфа!
   - Долбать надо тебя!
   Выпрыгнув из постели, Банан угодил ногой в кучку на ковре.
   - О Боже-е! - он со стоном захромал в ванную. Торопливо накинув  на  себя
что-то из одежды, Пиранья подхватила скулившего  пса,  взяла  с  тумбочки  у
кровати ключи от принадлежавшего мужу "кадиллака" и ринулась вон из дома.
   - Не бойся, моя крошка, - ворковала она, - мамочка мигом  домчит  тебя  к
врачу.
   Банан в ванной под струей воды усиленно скреб пятку,  когда  с  улицы  до
него донесся звук взрыва. Ему показалось, что кто-то  решил  атаковать  дом.
Доли  секунды  Банану  хватило,  чтобы  распластаться  на  кафельном   полу.
Поскольку взрывов и стрельбы не последовало, он понял, что ошибся,  поднялся
на ноги, с опаской вышел  из  ванной  комнаты  и  за  окном  спальни  увидел
дымящиеся обломки своего "кадиллака".
   - Господи, - с благоговейным ужасом пробормотал он, -  на  ее  месте  мог
быть я!
   1 сентября 1951 года у Джино родился сын.
   Его сын!
   Это был самый счастливый миг в его жизни.
   Они назвали мальчика Дарио.
   Событие отмечалось в течение целой недели.
   Мария улыбалась и говорила:
   - Я же обещала тебе, что рожу мальчика, правда?
   Он ответил ей поцелуем, а затем привлек свою  девочку-жену  к  себе  и  в
который уже раз возблагодарил мысленно небо за то, что оно  свело  их  обоих
вместе.
   Дарио родился совсем крошечным - всего пять фунтов десять унций, и совсем
непохожим на Лаки - без волос, худеньким, с тонкими, как спички,  ручками  и
ножками, бледненьким и голубоглазым.
   Лаки же в свои год и три месяца стала почти точной  копией  отца.  Та  же
смуглая, оливкового цвета кожа, те же черные глаза, слегка вьющиеся, как и у
него, волосы. Джино очень любил ее, но рождение сына - о, это совсем, совсем
другое!
   Перед возвращением из клиники домой Мария решила поговорить с мужем.
   - Нам нужно быть очень осторожными, - сказала она. - Мне бы не  хотелось,
чтобы Лаки стала ревновать нас к малышу.
   - Ревновать?! - воскликнул в недоумении Джино. - Да ты шутишь! Я люблю их
обоих!
   - Тогда тебе остается только любить их обоих  одинаково,  -  предупредила
его жена.
   -  Конечно,  конечно,  -  тут  же  солгал  он  непроизвольно.   Сын   был
непосредственным продолжением его самого. Для дочери это исключено.
   - Это дерьмо живуче, как кошка! -  взорвался  Энцо.  -  Я  таких  еще  не
встречал.
   - Но цели своей мы все же достигли, - спокойно ответил  ему  Джино.  -  В
Вегасе все вошло в норму. Бизнес процветает. Банан больше не  станет  играть
мускулами.
   - Если ты так думаешь, то ошибаешься, - заметил, повысив голос, Энцо.
   - Если я ошибусь, то в следующий раз мы избавимся от него навсегда.
   - Черт возьми! Я говорю, что мы должны сейчас выпустить из него весь пар!
   Джино сделал энергичный выдох.
   - Ты убил его жену. Он предупрежден. Теперь он будет держаться в стороне.
   - Может быть. Некоторое время. Джино рассмеялся чуть самодовольно.
   - Я знаю, что из себя представляет Банан. Не забывай, мы же вместе с  ним
начинали, на одной улице. Он всегда был трусоват, поэтому сам больше  ничего
уже не начнет. Готов поспорить.
   - Ты знаешь, я не люблю спорить.
   - Ну так и не спорь. Говорю же тебе, Энцо, просто положись на мое  слово.
Он будет сидеть в своей Филадельфии и никогда больше не  сунет  к  нам  свой
нос.
   - Черт побери, остается только надеяться на то, что ты окажешься прав.
   - Я прав. Я знаю, что я прав. - Джино раскурил длинную  и  тонкую  "монте
кристо", усмехнулся. - Хочешь взглянуть на мальчишку? Пойдем, покажу.  Джино
Сантанджело. Лучший мальчишка в лучшем из миров!

ЧЕТВЕРГ, 14 ИЮЛЯ 1977 ГОДА НЬЮ-ЙОРК

   Глядя в удаляющуюся спину Лаки, Стивен дождался, пока она не скроется  из
виду, и только после этого начал свой спуск по  бетонным  ступеням  пожарной
лестницы. Усталый, грязный и злой из-за того, что всю  ночь  провел  в  этой
дурацкой ловушке. Да еще с  такой  особой,  как  Лаки:  груба,  высокомерна,
говорит, как портовый грузчик. Хотя собой вовсе не  так  уж  и  плоха.  Даже
после мучительного сидения в лифте привлекательность се ничуть не поблекла.
   Усилием воли он заставил себя не вспоминать о ней. Что это на него нашло?
Впервые после того, как он решил, что они с Айлин созданы друг для друга,  в
голову неотвязно лезли мысли о совершенно другой женщине.
   Дарио медленно приходил в себя. Сначала  он  никак  не  мог  понять,  где
находится, потом вспомнил и резким движением сел, ощущая гнетущую пустоту  в
желудке.
   Со скучным удивлением он обнаружил, что сидит на  постели  в  собственной
спальне. Голова раскалывалась. Желудок ныл. Стреляющая боль чувствовалась  в
мошонке.
   - Как дела? - услышал он чей-то голос. Проморгавшись, Дарио увидел  пламя
освещавшей комнату свечи. В кресле возле двери кто-то сидел. Дарио с  трудом
поднялся с постели, но в тот момент, когда ноги его коснулись пола, в глазах
потемнело, он ощутил приступ тошноты.
   - Все в порядке, - произнесла фигура в кресле. - Я  -  Сал.  Меня  послал
Коста Дзеннокотти, чтобы помочь тебе. Мне очень жаль, что пришлось применить
силу, но нужно было увериться, с кем имею дело.
   Приложив руку к голове, Дарио застонал.
   - Огромное спасибо, - с горечью проговорил он.
   - Не стоит обижаться.
   Фигура поднялась из кресла, приблизилась, и Дарио с изумлением понял, что
Сал - женщина.
   К тому времени, когда Эллиот Беркли проснулся, Кэрри,  полностью  одетая,
нервными шагами мерила квартиру.
   -  Я-то  думал,  что  сегодня  ты  захочешь   остаться   в   постели,   -
неодобрительно произнес он. - В конце концов, ты же вчера была едва живой.
   - Я чувствую себя абсолютно нормально. - Кэрри изо  всех  сил  старалась,
чтобы голос ее звучал бодро. Провести целый день в постели никак не  входило
в ее планы.
   - Черт! - выругался Эллиот, попытавшись включить свет в ванной. - До  сих
пор нет тока? Что, интересно, происходит с этим городом?
   Она пожала плечами. Какой там город - что происходит с ее жизнью?
   Чтобы добраться до Нью-Йорка, у водителя машины ушло не так  уж  и  много
времени.  В  половине  первого  они  уже  ехали  по   перегруженным   улицам
Манхэттена, с опаской въезжая на перекрестки  с  неработавшими  светофорами,
осторожно огибая глубокие выбоины в асфальте.
   - Можно подумать, их заботит  состояние  улиц  в  городе,  -  пожаловался
водитель. - Власти просто бросают деньги на ветер.
   Это была его первая фраза за  весь  путь.  Молчание  ничуть  не  тяготило
Джино. Кому нужна пустая болтовня?
   Двадцать семь этажей -  и  ноги  ее  уже  ныли  от  усталости,  стиснутые
изящными туфельками на высоченном  каблуке.  Будь  проклята  эта  мода.  Она
пожалела, что одета не в кроссовки, шорты и спортивную майку.  И  не  смогла
сдержать улыбки, представив себе, как вытянется лицо Косты,  вздумай  она  в
таком наряде явиться на встречу. А почему бы и нет? Почему бы, черт  побери,
и нет? Ведь она - взрослый и самостоятельный  человек,  разве  нет?  Значит,
имеет право делать то, что хочет, ведь  правда?  Что  хочет.  Хватит  с  нее
отцовской опеки. Выговоров по пустякам. Наставлений. Угроз выбить из нее всю
дурь.
   Джино Сантанджело. Большой человек. Ее отец. Папочка.
   Джино Сантанджело. Тиран.
   Господи! Да ведь теперь он в любой день может вернуться в страну. В любой
день.
   Она остановилась, чтобы перевести  дух,  уселась  на  ступеньку,  сделала
глубокий вдох. Перспектива конфронтации с отцом пугала.  Пугала  и  искушала
одновременно.
   На минуту она прикрыла глаза. В данный момент ей хотелось только одного -
спать. Где-то в  вышине  слышался  стук  чьих-то  ботинок  -  ага,  он  тоже
спускается. Стивен Как-его-там. Потрясающий зануда.
   Усилием воли Лаки заставила себя подняться и продолжить  спуск.  Осталось
всего двадцать этажей.
   - Подождите, - сказал Дарио. - Вы - женщина!
   - Как это ты догадался! - с насмешкой ответила Сал. - Я так  и  подумала,
что со мной что-то не так, когда вышла сегодня из душа!
   Дарио вновь опустился на постель, застонал.
   - Рука у вас совсем не женская.
   Она усмехнулась.
   Сал было тридцать четыре года. Весила  она  165  фунтов,  и  силы  у  нее
хватило бы на троих мужчин. Короткая прическа делала ее лицо чем-то  похожим
на Ширли Мак-Лейн. Она называла себя вольнонаемным боевиком  и  пользовалась
авторитетом человека, справляющегося с порученной  работой  профессионально,
без шума и быстро. Брала Сал за свои услуги дорого, но  отрабатывала  каждый
цент. Надетый на ней черный шоферский комбинезон и хриплый голос ввели бы  в
заблуждение кого угодно, не только Дарио.
   - Слушай, - сказала она, - твоя "проблема" валяется в кухне  со  столовым
ножом в животе. Кто это? Дарио издал новый стон.
   - Я не знаю. Он хотел убить  меня,  и  я...  -  у  него  не  нашлось  сил
закончить фразу. Сал пожала плечами.
   - Не дергайся. Полагаю, ты предпочел бы избавиться  от  тела.  Это  будет
стоить денег.
   - Неважно. Коста заплатит за все.
   - Вот и хорошо. Можешь спать. Оставайся в спальне еще пару часов. За  это
время и я, и твоя "проблема" исчезнем отсюда. Ясно?
   Дарио кивнул. "Ничего, - подумал он, - скоро я проснусь и  окажется,  что
никакого кошмара на самом деле и не было".
   - На, проглоти, это поможет тебе расслабиться.
   Он с признательностью принял от нее две желатиновые капсулы.  Через  пару
минут глаза ему смежил сон.
   Сал в задумчивости смотрела на спящего. Дарио Сантанджело, а? Сын  Джино.
Может, как раз сейчас пришло ее время схватить судьбу за хвост?
   Ночь Коста провел у себя в кабинете. Кушетка была достаточно  удобной.  В
его возрасте тащиться вниз по лестнице?  Ну  уж  нет.  После  того  как  Сал
отправилась решать проблемы Дарио, Коста позвонил в аэропорт и выяснил,  что
самолет Джино совершил посадку в Филадельфии. Он был уверен,  что  Джино  не
пришел  от  этого  в  восторг.  Столько  лет,  потраченных   на   осторожные
переговоры, цель которых - убедить Джино вернуться в страну... И  все  же...
Ночь в Филадельфии - это еще не конец света. Надо  думать,  у  Джино  хватит
ума, чтобы не пытаться добраться до  города  ночью.  Мэр  ввел  чрезвычайное
положение, судя по всему, авария с электричеством оказалась более серьезной,
чем полагали.
   Поэтому Коста снял пиджак, ослабил узел галстука и спокойно улегся спать.
   Джино разбудил его телефонным звонком в девять часов утра.
   - Я уже в пути, -  проинформировал  он  Косту.  -  Встретимся  у  "Пьера"
примерно в полдень.
   Теперь Косте не пришлось размышлять о том, стоит ли  собственными  ногами
пересчитывать ступеньки на пятидесяти этажах. Джино хотел его  видеть.  Даже
по прошествии многих лет, если Джино чего-то хотел, Коста  был  готов  сразу
примчаться.
   - Я  думаю,  нам  нужно  известить  людей  о  том,  что  завтрашний  ужин
отменяется, - неохотно выдавил из себя Эллиот.  Он  терпеть  не  мог,  когда
непредвиденные обстоятельства заставляли  его  вносить  коррективы  в  четко
спланированное течение жизни.
   - Мне кажется, что до этого неисправность обязательно устранят,  -  желая
успокоить мужа, отозвалась Кэрри.
   - Гм. - Он нахмурился. - Л знаешь, чего мне хочется?
   - Чего?
   - Поехать куда-нибудь: на Багамы, Гавайи. Или Виргинские острова. Как  ты
считаешь?
   Как она считает? Мысль о поездке ужаснула се. Ехать  куда-то,  зная,  что
некто в Нью-Йорке готов вот-вот открыть людям самую большую тайну ее  жизни?
Невозможно.
   Кэрри заставила себя рассмеяться.
   - Не валяй дурака. Сейчас мы не можем никуда ехать.
   - Почему?
   - Потому что просто не можем. У нас  в  календаре  расписан  каждый  день
вплоть до сентября: обеды, ужины, приемы... - она поймала себя на  том,  что
говорит слишком быстро.
   - Все это можно отменить, - перевал ее Эллиот.
   - Ты и сам знаешь, как противно, когда твои планы летят к чертям.
   - Всего несколько недель. Тебе необходим отдых, дорогая.
   - С меня вполне хватит и отдыха в городе.
   - Я не понимаю тебя. После вчерашнего... - его перебил телефонный звонок.
- Алло? Алло!
   - Кто это был? - спросила Кэрри с легкой дрожью в голосе, после того  как
Эллиот положил трубку.
   - Ошиблись номером. На телефон  уже  тоже  положиться  нельзя.  Город  на
глазах разваливается на части.
   Корри нервно вздрогнула.  Это  звонил  шантажист.  Она  знала.  Она  была
уверена.
   По вестибюлю отеля Джино приближался к стойке администратора. Походка его
сделалась неторопливой, шаг замедлился. И все же  весь  его  облик  еще  был
полон энергии.
   - Мы ждем вас, мистер Сантанджело, сэр, - приветливо проговорил дежурный,
вручая ему ключ от номера-люкс.
   При звуке этого имени стоявшая неподалеку женщина  обернулась.  Вместе  с
ней обернулся и мужчина, по-видимому, муж. Женщина прошептала ему что-то,  и
оба уставились на Джино.
   - Мистер Дзеннокотти уже наверху, сэр, - продолжал  дежурный.  -  Знающие
люди сообщили только что; подача электроэнергии вот-вот будет восстановлена.
Если вам что-нибудь понадобится, дайте нам знать.
   Джино кивнул, повел взглядом по сторонам и глубоко вздохнул.
   Нью-Йорк. У него  собственный  запах.  Совсем  не  такой,  как  у  других
городов.
   Итак, он дома.
   Наконец-то он это почувствовал.
   И что это за чувство!



    Джекки КОЛЛИНЗ
    ШАНСЫ
    (ТОМ II)


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛАКИ

1955

    До  пятилетнего  возраста   ее   память   представляла   собой   цепочку
беспорядочно-туманных и счастливых образов. Тепло. Покой. И красивая, нежная
мама с мягкими светлыми волосами и бархатистой кожей. Милая мама, от которой
всегда так восхитительно  пахло,  которая  любила  смеяться  и  одевалась  в
прекрасные платья и пушистые меха.
   Отец. Большой и какой-то колючий. Он не приходил  к  ней  без  подарка  -
куклы или плюшевого медвежонка. А обнимал ее так крепко, что иногда казалось
- еще немного, и душа вылетит вон из тела.
   Братик Дарио. Крошечный, хрупкий. Лаки рано научилась заботиться о нем.
   Дарио часто плакал. Лаки была  счастливым  ребенком.  Он  плохо  ел.  Она
уминала все, что ставили на стол. Он начал  поздно  ходить  и  делал  это  с
большой неохотой. Она встала на ноги и побежала, когда ей  едва  исполнилось
четырнадцать  месяцев.  В  четыре  года  он  только-только  научился  связно
говорить. Она в пять лет болтала без умолку, никому не  давая  пощады  своим
язычком.
   На ее пятый день  рождения  родители  устроили  грандиозный  вечер.  Было
приглашено пятьдесят детишек. Клоуны. Катание по саду на  осликах.  Огромный
шоколадный торт в виде ее любимого кукольного домика.
   От волнения Лаки едва дышала. На пей  было  надето  розовое  платьице  со
множеством складок, в черные волосы вплетены ленты, на ногах белые носочки и
белые туфельки из натуральной кожи.
   Джино подбрасывал дочь в воздух и  называл  своей  маленькой  итальянской
принцессой. А потом он вручил ей свой подарок: золотую цепочку с медальоном,
украшенным бриллиантом и рубинами. Внутри медальона находилась  миниатюра  -
портрет отца и дочери.
   - Папочка! - воскликнула девочка, осыпая отца поцелуями.
   - Ты испортишь ее! - с шутливым негодованием заметила Мария.
   - Некоторых детей Господь и даст для того, чтобы их портили.
   И Лаки вновь взлетела в воздух. Она завизжала  с  притворным  ужасом,  но
отец поймал ее и прижал к своей широкой груди. Дочь с  наслаждением  вдыхала
свои любимые запахи. Его запахи. Запах