ем.
     - И думаешь, все забудется?
     Он закрыл   ладонью   глаза   и  несколькими  резкими  штрихами
карандаша с удивительной точностью набросал на листе  картона  черты
девушки.
     - Вот так.
     Шел восьмой год полета по собственному времени "Магеллана".


                                 4

     И вот теперь Александр Снег,  больше всех  рвавшийся  в  поиск,
отстаивал   ледяную   планету,   словно'   ее  ждала  гибель,  а  не
возрождение.
     - Серая   пустыня,   чахлые  кустики!  Льда  не  будет,  а  что
останется? Мертвая земля, мертвые камни.
     - Люди сделают все!  - возразил Таэл.  - Все, что надо, сделают
люди.
     - Но  я  не  сказал  еще  одного,  -  продолжал Снег.  - Нельзя
отнимать у людей тот мир,  который мы здесь  нашли,  потому  что  он
прекрасен. Разве вы этого не поняли?
     Он швырнул на стол свои этюды.  Все затихли,  снова увидев  то,
что  видели  раньше,  но  забывали,  угнетенные царством льда.  Были
удивительно точно схвачены краски.  Черно-оранжевые закаты,  голубые
ущелья  со  светящимся  туманом,  утро,  зажигающее золотые искры на
изломах льда, желтое небо с нагромождением серых облаков...
     Медленно шелестели листы. Наконец Кар сказал:
     - Хорошо. Но нельзя же так - холод и смерть ради красоты. Зачем
нужны мертвые льды?
     - Не мертвые,- покачал головой Александр.- есть в  них  и  своя
жизнь.  Ветер,  ручьи,  кусты... Все здесь просыпается понемногу. Но
нельзя спешить. Иначе будет пустыня.
     - Не будет пустыни.  Будет океан,  синий и безграничный, как на
Земле.  На это хватит растопленного льда.  Будут  греметь  водопады.
Представь,  Александр:  тысячи  серебристых  водопадов  среди скал и
радужного тумана.  Будет и суровая природа, будет и своя красота, но
еще будет жизнь. Ведь такую планету мы и искали.
     - Будет океан и заросшие лесами острова,- сказал тихо Таэл.
     - Откуда леса? Разрастутся черные кустики?
     - Люди посадят леса!
     - На камне?
     - Ты не прав,  Саша,  - негромко сказал молчавший  до  сих  под
Георгий. - Вспомни Антарктиду.
     Снег хотел возразить, но вдруг устало сел и проговорил:
     - Ладно. Разве я спорю?.
     - Ты примешь участие в расчетах?
     - В работе - да. Но не в расчетах. Какой из меня математик?


                                 5

     Они работали  долгое  время.  Потом  вывели  на  орбиты  четыре
десантные    ракеты,   окруженные   сетью   магнитных   регуляторов.
Автопилотов на ракетах не было. Кар и Ларсен сами садились в кабины,
а  потом  выбрасывались  в  спасательных скафандрах.  Так они делали
дважды. Четыре ракеты со звездным горючим РЭ-202-эзаном стали как бы
вершинами   трехгранной  пирамиды,  внутри  которой  висела  Снежная
планета.
     Никто не  вспоминал  о споре.  Александр работал увлеченно.  Он
даже сделал расчеты, которые касались одного из искусственных солнц.
Свое солнце было у каждого,  кроме Кара,  который взял на себя общий
расчет и управление.
     Когда кончился   последний   день   работ,  экипаж  "Магеллана"
собрался в ущелье, где была поставлена станция управления.
     - Ну... боги, создающие весну... - излишне серьезно сказал Кар.
     - Давай, - шумно выдохнул Таэл.
     - Давать?
     - Давай.
     Дали сигнал.
     Три экрана ослепительно вспыхнули. Потом проступили на них горы
и нагромождения льда, освещенные двумя или тремя солнцами. Четвертый
экран бесстрастно белел непрозрачной поверхностью.
     - Мое,- сказал Снег.
     Четвертое  солнце  не  зажглось.
     Неизвестно, что  случилось.  Вероятно,  была  нарушена  система
магнитных регуляторов. Может быть, достаточно было малейшего толчка,
удара  метеоритапесчинки,  чтобы  солнце  вспыхнуло  через несколько
секунд. Но много ли шансов, что в ракету попадет метеорит?
     - Что   за  беда?  Останется  ледяная  шапка,  как  когда-то  в
Антарктиде...  Черт возьми,  а ведь получится даже здорово:  снежное
плоскогорье имени Снега! - воскликнул простодушный Ларсен.
     - Получится великолепно, - сухо сказал Александр.
     Все неловко  замолчали.  Никому,  конечно,  не  могло  прийти в
голову,  что Снег нарочно сделал неправильный расчет.  Но  нужно  же
было так случиться, что именно его подстерегла неудача.
     - Я поднимусь на ракете и  реактивной  струей  разобью  систему
регуляторов, - негромко и твердо сказал Снег, когда они вернулись на
"Магеллан".
     - Ложимся спать,- предложил Кар.
     - Ларсен, считай!- крикнул Снег.- Я докажу, что это возможно.
     -  Лечь спать?
     - Разбить сдерживающую систему регуляторов  и  успеть  уйти  от
вспышки.
     Ларсен послушно сел за клавиатуру электронного мозга. Александр
диктовал.
     - Видите,  в принципе это возможно,- произнес он,  когда расчет
был закончен.
     - В  принципе...-  проговорил  Ларсен.-  Не  валяй  дурака,  ты
сгоришь.
     - Пойдем спать, Саша,- сказал Георгий.- Все не так уж плохо.
     Но все понимали, что плохо. Очень плохо...
     Они истратили две трети эзана.  Только через  две  с  половиной
сотни  лет астронавты вернутся на Землю.  Вернутся ни с чем.  К тому
времени холод снова зажмет Снежную планету в ледяные тиски.  Когдато
еще  снова  прилетят  сюда люди и зажгут атомные солнца?  А ведь все
было почти готово.  Если бы не случилось ошибки, экипаж "Магеллана""
принес  бы  на  Землю  известие  о  планете,  которая  пригодна  для
нормальной жизни.  Людям нужны такие планеты - форпосты человечества
в  бескрайней  вселенной,  трамплины  для  новых,  все более дальних
прыжков.
     Ночью их  разбудил громкий сигнал вызова.  Усиленный приемником
голос Александра произнес:
     - Я в ракете.  Не сердитесь,  ребята, надо попробовать.
     - Саша,- сказал Георгий,- мы все просим: не надо. Черт с ней, с
этой планетой. Вспомни Землю.
     - Ничего не случится.
     - Ты сгоришь.
     - Нет.
     - Снег!  Я приказываю вернуться! - крикнул Кар.
     - Не сердись, Кар... Но все-таки капитан я.
     - Ты же сам хотел,  чтобы планета осталась подо льдом,  - робко
сказал Ларсен.
     Было слышно, как Александр усмехнулся.
     - Это  Кар  виноват.  Он  хорошо  рассказал  об   океане...   о
водопадах, островах. А я художник. Мне захотелось написать это.
     Кар тихо выругался.
     - Включи видеофон,  - попросил Таэл.
     Снег включил.  Все увидели на экране его лицо.  Он  насвистывал
что-то, склонившись над доской управления. Кажется, был спокоен.
     - Будь осторожен,- сказал Георгий.
     Снег кивнул,  продолжая насвистывать.
     - Перед самым возвращением на Землю?  Зачем ты это делаешь? - с
отчаянием  сказал  Кар.  -  А  вдруг  оно  вспыхнет  сразу?
     - Ты же знаешь... Надо как-то до конца.
     Гул двигателя  прервал разговор.  Изображение качнулось,  затем
стало видно лицо Александра, искаженное перегрузкой. Потом ускорение
исчезло,  и скорость стала падать.  На большой скорости Александр не
мог развернуть ракету и ударить реактивной  струей  по  регуляторам.
Все молчали, не видя ничего, кроме напряженного лица Александра. Так
было до того мгновения, когда экран залила белая вспышка...


                                 6

     - Как же тебе удалось спастись? - спросил я Александра.
     Он взглянул исподлобья.
     - В том-то и дело...  Меня зовут Георгий Рогов.  Снег погиб. Ты
понимаешь,  что  мы  почувствовали,  когда  лоцман  передал  нам   о
мальчике?  На  земле  отчаянно  ждал брата маленький человек.  Тебе,
может, трудно понять. Но нам, столько лет не видевшим Земли и людей,
были хорошо знакомы тоска и ожидание. Особенно тяжело, когда знаешь,
что при встрече не увидишь ни одного знакомого лица.  Триста  лет...
Даже имен не разыщешь.  И вдруг - брат...  Мы понимали мальчика, его
тоску по родному человеку.  И  очень  трудно  было  сказать  правду.
Невозможно.
     Таэл оказался  находчивей   всех.   Он   дал   станции   ответ,
позволяющий оттянуть время.
     "Это не выход,- сказал Ларсен.- Что мы ответим ему потом?"
     "Как зовут  мальчика?"  -  спросил  я.
     Кар ответил.  Затем взглянул на меня как-то странно.  Но в  тот
момент ничего не сказал.
     Двигатель десантной  ракеты   отказал   у   самой   Земли.   Мы
выбросились в спасательных скафандрах.
     Было еще темно.  Только начинал пробиваться синий рассвет. Я не
помню всего.  Пахло сырыми листьями и землей. Таэл стоял, прижавшись
темным лицом к белеющему в сумраке  стволу  березы.  Ларсен  лег  на
землю и сказал: "Смотри-ка! Трава..."
     Я смотрел на  небо.  В  нем  вдруг  быстро  начала  разгораться
ярко-желтая заря,  а зенит стал часто-синим.  И мне показалось,  что
небо звенит.  Я никогда не знал, что оно может звенеть, как миллионы
тонких  певучих  струн.  Легкое  облако  у меня над головой медленно
налилось розовым огнем... Я вдруг почувствовал ужас. Мне показалось,
что  это  снова  мучительный сон о Земле,  который каждому из нас не
давал покоя на Снежной планете.  Страх этот был как удар тока. Я лег
на траву.  Зажмурился. Вцепился в корень какого-то куста. Корень был
шершавый и мокрый...
     Через секунду я разжал пальцы и открыл глаза.  Синее небо снова
звенело над лесом.  И сквозь этот звон я услышал, как Ларсен опять
сказал: "Смотри-ка! Листья..."
     Потом взошло солнце.

     Нааль смотрел на солнце сквозь траву.  Он  вспомнил  все,  даже
видел краем глаза разбитую "пчелу", но не чувствовал ни волнения, ни
запоздалого  страха,  Все,  что  случилось  ночью,  вспомнилось  как
путаный сон. Мальчик понимал теперь неосуществимость своей мечты.
     Когда солнце поднялось настолько,  что нижний край его  касался
головок  высоких  цветов,  растущих  на  краю лужайки,  Нааль встал.
Слегка  кружилась  голова,  болело  ушибленное  плечо.  Но  ему  еще
повезло.  Амортизаторы бросили его в мягкую траву.  Нааль заснул, не
попытавшись даже подняться: настолько сильна была усталость.
     Мальчик, не торопясь, огляделся. Спешить все равно было некуда.
На сотню километров вокруг стоял лес.  На  ветру  трепетали  листья.
Вдруг кто-то за спиной у мальчика сказал радостно и удивленно:
     - Смотрите-ка! Человек!
     Нааль обернулся  на  голос  и  замер.  Он  увидел людей в синих
комбинезонах,  в белом переплетении широких  ремней.  Чувствуя,  как
замирает сердце, мальчик крикнул:
     - Вы с "Магеллана"!
     - Нааль... - сказал смуглый и светловолосый летчик.

     - Я заметил его позже других,- сказал Георгий.- И странно:  мне
показалось,  что я знаю этого мальчика.  Может быть, вспомнил самого
себя, каким был в детстве?.. Он стоял, весь подавшись нам навстречу.
Маленький,  светлоголовый,  в рубашке,  порванной на плече,  с сухой
травинкой,  прилипшей к щеке, с ссадиной на колене... Он смотрел мне
в лицо. Синие-синие, широко открытые глаза. Кажется, я назвал его по
имени.
     Кар неожиданно  и  громко  сказал,  подтолкнув  меня  в  плечо:
"Александр, встречай брата..."
     - Может быть,  я поступил эгоистично, - продолжал Георгий. - Но
в тот момент я совсем забыл, что Нааль мне не брат. Надо понять, что
значит встретить на Земле родного человека,  когда  вовсе  этого  не
ждешь...  Но постепенно все чаще стала приходить мысль: имел ли я на
это право?
     Я не понял Георгия. Тогда он сказал:
     - Александр   зажег   солнце.   Последнее,   необходимое    для
уничтожения  льдов.  Сейчас  там океан,  острова...  Имел ли я право
отнять у мальчика такого брата?
     - Мертвого?
     - Даже мертвого.
     - Георгий,  -  спросил я,  - мне трудно судить.  Может быть,  у
Александра были другие причины для риска?  Хотел ли он вернуться? Та
девушка...
     Георгий скупо улыбнулся.  Видимо,  мой вопрос  он  счел  просто
глупым.
     - Хотел.  Он очень любил Землю.  Кто же не хочет  вернуться  на
Землю?
     Мы замолчали.
     - Он  все  время насвистывал какую-то старинную песенку,- вдруг
сказал Георгий.- Я знаю из нее лишь несколько слов:

     Пусть Земля - это только горошина
     В непроглядной космической тьме...
     На Земле очень много хорошего...

     - Если все останется по-старому,- снова заговорил  он,-  будет,
наверно,  хуже. Я не только отнял брата у мальчика. Я отнял подвиг у
Александра. Ведь никто не знает, как зажглось четвертое солнце.
     - Ты отнял и у себя имя. Ведь Георгий Рогов считается погибшим.
     - Мое имя не ценность.
     - Тогда послушай мой совет. Ты просил его. Пусть все останется,
как было.  Четвертое солнце не погаснет  от  этого.  Надо  думать  о
Наале.
     - О нем я и думаю все время... Но как же Снег?
     - Когда-нибудь люди узнают про все...  Кстати,  ты помнишь лишь
три строчки из песенки.  Я знаю больше,  ведь я историк.  Это  песня
разведчиков Венеры. Вот последний куплет:

     Тот, кто будет по нашим следам идти,
     Помнит пусть на  тропинках  кривых:
     Нам не надо ни славы,  ни памяти,
     Если звезды зажжем для живых.

     - Но память об Александре,  память о подвиге! То, что он сделал
-  пример  для  живых.  Может  быть,  и Наалю придется зажигать свое
солнце.
     Я взглянул на Георгия. Он ждал возражений. Он хотел их слышать,
потому что они возвращали ему брата. Я сказал:
     - Может быть... Но над какой планетой ему зажигать свое солнце?
Научи его быть разэедчиком,  на то ты и брат.  А  солнце  он  зажжет
сам...
     Уже давно  погас  закат.  Половина  луны,  опоясанная  с  одной
стороны дугой Энергетического Кольца, низко висела над водой.
     Топот ног по каменным ступеням прервал наш  разговор.  Впрочем,
говорить, больше было не о чем.
     Они ушли,  кивнув на прощанье.  Астронавт крепко держал в  руке
маленькую ладонь брата.

     Передо мной  на  листе  раскрытой тетради лежит золотой значок,
история которого осталась неизвестной.  Мне отдал  его  перед  нашим
стартом Нааль...
     Мы, археологи, идем на Леду, на ту планету, тайну которой так и
не раскрыл до конца Валентин Янтарь. Мы вернемся не скоро.
     Может быть,  и меня на Земле  через  восемьдесят  лет  встретит
среди многих один,  незнакомый пока человек - большой или маленький,
все равно. И скажет своим друзьям:
     - Я иду встречать брата!


                                                  Владислав Крапивин


                      КАПИТАНЫ НЕ СМОТРЯТ НАЗАД

                              Рассказ


                                  1

     Вечер был синим.  Казалось,  что синий он не от сумерек,  а  от
прозрачного  тонкого дыма,  который наползал с востока.  На высохших
болотах горел торф.
     Борис и  Юрик  сидели  на  чердаке у широкого квадратного окна.
Валька вскарабкалась к ним.
     - Пустите-ка.
     Они молча подвинулись.
     - Не  приехал?  - спросил Юрик.  Он и так знал,  что спрашивает
зря,  но было трудно сидеть так и молчать.  Он вообще не мог молчать
долго.
     Валька медленно качнула головой.
     - Не...
     - Черти его носят! - сказал Юрик Борису.
     Борис не ответил.
     Воздух был пропитан запахом горящего торфа  -  не  сильным,  но
едким  и каким-то тревожным.  Огонь скрытно полз по торфу под тонким
слоем почвы.  Еще днем путь его можно было проследить лишь по  белым
змейкам  дыма и редким язычкам пламени на стеблях высохшей травы.  А
сейчас за поселком горели  стога.  Огонь  подбирался  к  ним  снизу,
изнутри.  Они стояли на равном расстоянии друг от друга и загорались
через каждые три минуты. Едва затухал один, как вспыхивал следующий.
     Сперва стог начинал светиться чем-то красным и зловещим,  будто
внутри у него билась живая кровь,  потом вырывалось пламя,  и желтый
костер вырастал до неба.
     Валька сидела,  завернувшись  в  большую  кофту  матери,  и  не
двигалась.   Отблески   пламени   разгорались  в  ее  глазах  яркими
огоньками.
     - Краси-иво! - певуче сказала она.
     - Шарики у тебя работают?  - хмуро спросил Борис.  -  Там  сено
горит, а она "краси-иво"... Нашла чего хорошего.
     - Я и не говорю, что хорошо. Просто красиво, - спокойно сказала
Валька. - Ничего не понимаешь...
     - А так не бывает,  чтобы плохое и красивое!  - громко вмешался
Юрик. Он почувствовал, что можно поспорить. И повторил: - Не бывает!
     - Бывает, - тихо сказала Валька.
     - Ну и глупо!
     Спора не получилось.  Но молчать Юрик не хотел.  Когда молчишь,
сильнее делается тревога.
     - Теперь не потушишь.  Еще и лес загореться может.  Или хлеб на
полях.
     Борис подумал и произнес:
     - Поля за насыпью.  Через железную дорогу огонь не пойдет. А за
лесом воздушные патрули следят. С парашютами.
     - А чего сено не вывозят? - спросил Юрик.
     - Не успели, значит. И машины все на уборочной.
     Снова запылал  стог.  Если  говорить  по-честному,  Юрику  тоже
нравилось смотреть, как они горят, но он ни за что бы не признался в
этом, раз Борис недоволен. И со злостью сказал:
     - Какой-то дурак окурок бросил, вот и пошло...
     - И  никакой  не  окурок,  - своим протяжным голосом заговорила
Валька. - Это все от метеорита загорелось. Мне рассказывали.
     - Кто тебе рассказывал? - огрызнулся Юрик.
     - Ну, Алешка рассказывал.
     - Слушай ты его больше,  - сказал Борис. - Он наговорит... Тоже
вот сказал сегодня: "Один часик покатаюсь". Теперь ищи ветра... Ночь
уже скоро.
     - Слышь,  Борь,  - вкрадчиво заговорил Юрик,  -  он  ей  всякую
чепуху насочиняет,  а она верит.  Тогда тоже какую-то горушку в лесу
увидели говорит,  что курган.  И потащил ее клад  искать.  А  нашли,
знаешь, что? Ха...
     - Да ну тебя, - сказал Борис.
     - А  про  метеорит все равно правда,  - вздохнула Валька.  - Вы
ничего не знаете,  потому что спали,  а Алешка не спал и все  видел,
как звезда упала на болото, видел. А утром уже горело.
     - А нам почему не сказал? - спросил Борис.
     - Он только ей одной про все говорит, - невесело хихикнул Юрик.
- Невесте своей.
     - Болтун  несчастный!  -  печально  сказала  Валька.  - Хоть бы
полечил язык свой длинный, что ли...
     Борис повернулся к ней.
     - Может, он этот метеорит искать поехал?
     Валька встревоженно заморгала.
     - Я не знаю. На велосипеде разве можно туда?
     - Туда  никак  нельзя,  - вмешался Юрик.  - В торфе такие ямищи
выгорают. Бухнешься туда и в горячем пепле задохнешься.
     - Брехня! - отрезал Борис.
     - Если бы брехня!.. - сказал Юрик тихо и серьезно.
     Еще один стог вспыхнул ярким,  бездымным пламенем. Свет долетел
до  чердака  и  выхватил  из  темноты  ребячьи   лица.   Толстогубый
белобрысый Борис сидел насупившись.  Круглое Юркино лицо было уже не
насмешливым,  а обеспокоенным.  Валька смотрела прямо перед собой  и
грызла кончик тоненькой светлой косы.  И вдруг побежала по Валькиной
щеке блестящая точка - слезинка.
     - Еще чего! - разозлился Борис. - Пореви еще. Ладно, что матери
нет, а то бы уже на два голоса...
     - А  почему  ее  нет?  -  спросил  Юрик,  чтобы хоть что-нибудь
сказать.
     - Дежурит на станции. Она всегда дежурит по пятницам.
     Валька выпустила из зубов косу.
     - Сегодня пятница?
     - Привет! - сказал Юрик.
     - Я знаю,  - быстро заговорила Валька,  - он на реку уехал. Ой,
что бу-удет...
     - Что "бу-удет"? Почему на реку? - закипятился Юрик.
     Но Борис уже вскочил. И первый спустился по лестнице.
     - В какую сторону?- спросил он на ходу.
     - Где обрыв.  К сухой сосне, - тяжело дыша, сказала Валька. Она
еле поспевала за мальчишками.
     - Всего-то километра два,  - тихо проговорил Борис.  - Сто  раз
можно было съездить.
     - Думаешь, потонул? - брякнул Юрик.
     - Да помолчи! - крикнул Борис.
     Улицу прошли быстро.  Потянулся луг.  Пересекли шоссе.  Асфальт
был еще теплый.
     Желтые ромашки светились в темной траве. Круг земли, очерченный
горизонтом,  был уже укрыт сумерками. Небо на юго-востоке тоже стало
густо-синим,  ночным. Но северо-запад оставался зеленовато-желтым, и
на  светлом  небе  рисовалась черная сосна с голыми кривыми сучьями.
Там был обрыв над рекой.
     - Зачем его туда понесло,  Але