выложил ему историю табакерки.
     - Интересно,- сказал   мальчик. - А ты не врешь?
     Славка не обиделся. Он понимал, что рассказу его поверить трудно.
     - Вот если бы до сундука добраться, - проговорил Славка. - Может,
там еще какиенибудь бумаги есть.  Или хоть табакерку  найти...  Может,
что-нибудь узнали бы.
     - Ну,  если бумаги...  А по табакерке ничего не узнаешь...  Жаль,
кладовка  закрыта,-  Тоник  вздохнул  и  показал  на  досчатую дверь с
большим висячим замком. - Вот если бы... - Он сморщил лоб. - Постой! А
ведь можно... через окно!
     - Без хозяев?-удивился  Славка.
     - А кто хозяин?  Кладовка-то общая.  Там и у Виктора много вещей.
Только ключ потерян, а замок ломать никто не даст.
     - А через окно разрешат? - усомнился Славка.
     - Так мы и спрашивать не будем...
     Окошко находилось  под  самой  крышей.  Оно  было без стекла,  но
подняться к нему с земли ни за что не удалось бы.
     - Можно  с  крыши,  на  веревке,  - предложил Тоник.- Только надо
когда стемнеет,  чтоб никто не видел...  А то мне  здорово  влетит  от
брата за такую акробатику.

     В чулане   было   совершенно  темно.  Славка  включил  фонарик  и
огляделся.  У  одной  из  стен  стояли  какие-то  ящики,   на   полках
громоздилась  старая  посуда  и  пыльные книги.  В углу Славка заметил
черный горбатый сундук, обитый ржавыми железными полосами.
     Он поднял  тяжелую  крышку.  В  сундуке  лежала  стопка журналов,
настольная лампа с порванным абажуром, расколотый письменный прибор из
мрамора  и  другие  ненужные  вещи.  Славка  лихорадочно перерывал их.
Наконец,  рука его нащупала  что-то  гладкое,  и  Славка,  замирая  от
волнения,  вытащил  плоскую  деревянную  коробочку.  В  темной глубине
полированной крышки маленькой искрой горит отблеск  фонаря.  Вот  она,
свидетельница  загадочных событий,  происшедших почти целый век назад!
Она видела парусные корабли и дальние страны.
     Никаких бумаг  Славка  не  нашел,  только вытащил из-под журналов
кожаные корки тетради. По формату переплет подходил к листам, которыми
была  оклеена  стена.  Но он был пуст,  и Славка хотел уже бросить его
обратно,  как заметил вдруг на внутренней стороне  подпись,  сделанную
знакомым почерком: "А. Смоленский".
     "Смоленский... Смолин...  И почерк тот  же,  и  фамилия  похожа,-
думал Славка.- Но почему она так знакома?"
     И вдруг он  вспомнил.  Вспомнил,  что  есть  в  городе  небольшая
зеленая   улица.   Улица   Смоленского.   И  еще  вспомнились  светлые
прищуренные глаза под козырьком морской фуражки  и  скупые  слова  под
большой фотографией в одном из залов городского музея:
     "Александр Николаевич Смоленский. Выслан в наш город из Одессы за
революционную  пропаганду  среди  моряков  торгового  флота в 1907 г..
Активный деятель подпольной большевистской печати. Погиб во время боев
с колчаковскими бандами".
     Славка закрыл сундук и выпрямился.  Теперь он  знал,  чьей  рукой
написаны загадочные страницы.
     Сунув тетрадный переплет за ремень,  а  табакерку  в  карман,  он
вскарабкался по ящикам под самый потолок, где в маленьком оконце слабо
светилось ночное небо.
     - Тоник,  давай,- негромко  крикнул Славка,  высунувшись в окошко.
Сверху,  с крыши,  спустился толстый электропровод,  который Тоник  на
время  позаимствовал  у  брата.  Обвязав  кабель вокруг пояса,  Славка
выбрался наружу.
     Встав на  нижний  карниз  окна,  он закинул руку на выгнутый край
железного кровельного листа и стал подтягиваться.
     Проржавевшее железо  разогнулось  совершенно  неожиданно.  Локоть
соскользнул,  Славка откинулся назад,  и  ноги  сорвались  с  карниза.
Теперь  он  висел  лишь  на проводе,  который нестерпимо резал грудь и
спину.
     - Славка!- окликнул его с крыши Тоник.- Ты что, сорвался? Меня так
дернуло, что чуть пополам не перерезало.
     - Я сейчас,- выдохнул Славка, пытаясь ухватиться за край окна. Но
не мог. Теперь окно было выше головы.
     - Слушай,  кажется,  мы  сейчас полетим,  - довольно хладнокровно
сказал Тоник. - Я не удержусь.
     Славка представил,  как Тоник лежит на крутом скате,  обвязавшись
кабелем,  и судорожно цепляется за гребень крыши.  Падать ему пришлось
бы не на ноги, а вниз головой, и с большей высоты, чем Славке.
     - Ты скорей, у меня железо гнется,- снова заговорил Тоник.
     - Я   сейчас!-  крикнул  Славка  и  оставил  бесполезные  попытки
дотянуться до окна.- Сейчас! Еще секунду продержись.
     Он вынул из кармана перочинный нож,  открыл его зубами и принялся
пилить тупым лезвием кабель,  стараясь не думать о том,  что  висит  в
пяти метрах от земли. Славка всегда боялся высоты.
     Он упал на четвереньки и сразу вскочил.  Удар  о  землю  оказался
слабее,  чем  Славка  ожидал.  Только  звенело  в ушах и слегка болели
отбитые  ступни.  Лезвие  ножа  захлопнулось  само  собой  и   глубоко
разрезало палец.
     - Ты что, оборвался? - послышался голос Тоника. - Ты жив?
     - Жив,-   сказал  Славка,  зажимая  порез,-  Спускайся.  Я  нашел
табакерку...
     Через полчаса,  когда  Славка  рассказал  о  своем открытии,  они
расстались.
     - Знаешь...  ты  хороший  товарищ,  - сказал Тоник чуть смущенно,
прежде чем уйти.- Я бы здорово треснулся с крыши...
     - Брось  ты,-  отмахнулся  Славка.  -  Знаешь  что?  Оставь  пока
табакерку у себя. Завтра я зайду...
     На следующее утро, придя к Тонику, Славка узнал о его несчастье.

     - Эту историю во всех подробностях я узнал гораздо позже,- сказал
Виктор,  кончая свой рассказ.  - На аэродроме Славка объяснил мне лишь
самое главное. Когда он кончил, я задал вопрос:
     - Табакерка у тебя?
     Славка протянул мне ее и спросил в свою очередь:
     - А теперь вы возьмете Тоника к морю?
     Я не  торопился  с ответом,  внимательно разглядывая его находку.
Наконец сказал:
     - Возьму... Но при одном условии: если ты отдашь мне эту вещь.
     - Зачем она вам?- удивился он.
     - Зачем! Для табака,- усмехнулся я.
     Славка пожал плечами и, подумав, ответил:
     - Берите.
     - А Тоник согласится? Ведь вы ее вместе искали.
     - Согласится. Ему что? Он и так счастливый.
     - Это почему?
     - Конечно,-  сказал Славка.- К морю едет.  Я бы за это что угодно
не пожалел, не то что табакерку.
     Тогда я  и  подумал:  "Почему бы не сделать счастливым еще одного
человека?"

     Виктор затянулся трубкой и замолчал.  Я с любопытством  посмотрел
на него.
     - Твои сбережения на мотоцикл, верно, пошли прахом?
     Он усмехнулся.
     - Ерунда...  Но если бы ты знал,  чего стоило уговорить Славкиных
родителей отпустить его со мной!
     - Ты это хорошо сделал, конечно,- сказал я.- Но объясни, зачем ты
отобрал у мальчишек дорогую им вещь? Маленький ты, что ли?
     Виктор достал  табакерку  и  подцепил  ногтем  пластинку   медной
защелки   так,  что  стала  видна  ее  обратная  сторона.  Я  разобрал
выгравированные на меди маленькие русские буквы: "фабрика И. Крамер".
     - Каждую минуту ребята могли обнаружить клеймо и понять,  что эта
штука никогда не была в  Австралии.  Думаешь,  это  было  бы  для  них
лучше?..
     Мы медленно шагали по берегу. Я продолжал разглядывать табакерку,
а Виктор с равнодушным видом сосал трубку.
     - Вот что!-сказал я,  наконец.  - Если ты боишься рака легких, то
брось  курить  вообще.  А табакерку отдай ребятам.  Ты ненаблюдателен,
иначе заметил бы,  что замок сюда поставлен гораздо позже, чем сделана
табакерка.
     С этими словами я вытряхнул табак.
     - Сумасшедший!- закричал Виктор.- Это "Золотое руно"!..
     Однако я отмахнулся от него,  потому что в этот момент заметил на
внутренней  стороне крышки искусно вырезанный,  но уже почти стершийся
маленький вензель:  латинскую букву "N".  И неожиданная мысль поразила
меня.
     - Ведь старик туземец говорил Смолину: "Норфольк"!- вспомнил я.
     - "Норфольк"... Ну и что же?

                                * * *

     Прошло два   года.   История   с   табакеркой   стала  постепенно
забываться.  И вот однажды, перелистывая вечером какой-то исторический
журнал, я наткнулся на такие строчки:
     "Пролив, отделяющий  остров  Тасманию  от  Австралии,  носит  имя
Джорджа  Басса.  Вместе  с  лейтенантом Флиндерсом морской врач Басе в
1798 году  обошел  вокруг  Тасмании  на  маленькой,  водоизмещением  в
двадцать  пять тонн шхуне.  Это было великим открытием.  Жители Сиднея
восторженно   приветствовали   вернувшихся   путешественников.   Шхуна
"Норфольк"  была  поставлена  на  вечный  якорь в бухте Порт-Джексон и
стала музейным экспонатом.  Из ее деревянного киля выточили  несколько
табакерок.  Эти вещи бережно хранятся владельцами.  Ценятся они на вес
золота..."
     Дальше я не стал читать. Схватив журнал, бросился к моим друзьям.
     - Так вот откуда наша табакерка...- задумчиво произнес Славка.
     - Это-то мы узнали,- возразил Тоник.- Одно теперь неизвестно, как
такая редкая вещь попала к старику?



                                                  Владислав Крапивин

                           КРАСНЫЙ КЛИВЕР

                              Рассказ


     В час пятнадцать,  как по расписанию,  появляется  Владька.  Он
ставит у порога измочаленный портфель и старательно тр„т о резиновый
коврик подошвы. На меня старается не смотреть.
     - Заш„л бы сначала домой,  - сдержанно говорю я. - Хотя бы поо-
бедал.
     - Потом, - отвечает он. - Ладно? Я немножко посижу...
     - Ну сиди,  - обреч„нно говорю я,  прекрасно понимая, что рабо-
тать до вечера уже не прид„тся.
     Впрочем, первые  минуты Владька добросовестно соблюдает тишину.
Сидит на краешке стула и почти не дышит. Разглядывает книжные кореш-
ки в шкафу.  А я, тоже добросовестно, склоняюсь над стать„й, которую
обязательно надо сдать в редакцию к следующему вторнику.
     Потом на пол падает жестянка. Я оборачиваюсь. Владькины большу-
щие  глаза виновато смотрят на меня из-под берета,  который он забыл
снять. Затем мы оба переводим взгляд на жестяную баночку - виновницу
шума.
     - Что это?  - спрашиваю я (имеется в виду:  "Что это за  жизнь?
Дадут мне, в конце концов, спокойно работать или нет?").
     - Мазь.  Чтобы горн чистить,  - торопливо объясняет он и ногой,
дотянувшись, придвигает жестянку к себе.
     Владька - горнист.  Сигналист сводного юнкоровского пионерского
отряда "Стрела". В горнисты он попал не очень-то законно, потому что
ещ„ не пионер. Но играет он чисто, весело, и ребята сказали:
     - Ладно уж. Вс„ равно его скоро примем.
     Скоро... А когда?
     Неделю назад ему исполнилось десять лет. Торжественное обещание
он выучил давным-давно.  И законы пионеров знает,  и вообще вс„, что
полагается. Не знает лишь, когда будет долгожданная линейка. Говорят
- на днях, а точно никто не говорит. Только усмехаются. Что за люди!
     Вс„ у  Владьки  есть:  и форма (морского юнкоровского отряда) с
золотистыми нашивками,  и голубая пилотка,  и значок горниста на во-
ротнике.  Но вс„ это не то. Не так. Потому что отряд - пионерский, а
он,  Владька, пока здесь без всяких прав. И стоит навытяжку, не под-
нимая руки, когда все салютуют отрядному знамени.
     Скоро ли уж?
     Тут и нетерпение, и... разные беспокойные мысли.
     Жизнь у третьеклассника тяжела и полна опасностей. То забудется
почему-то басня, которую учил накануне, и тебе сразу отметочку - са-
ми знаете какую;  то дежурный восьмиклассник (высоченный, как дирек-
тор) хватает тебя за плечо:  "Ты что скачешь по коридору? Ходить ра-
зучился?" -и зачем-то записывает фамилию. А сегодня Владька случайно
(ну  правда же совершенно нечаянно!) зацепил плечом Лидку Васнецову,
когда она чертила рамку в тетради  по  рисованию.  Линия  получилась
кривая,  Лидка захныкала и нажаловалась. И у Владьки в дневнике, ко-
нечно, написали: "Толкается на уроках! Тов. родители, примите меры!"
     Родительских мер Владька не так уж и опасается. А вот не повли-
яет ли запись на его вступление в пионеры?
     Этот осторожный вопрос Владька зада„т мне.  Конечно, решать бу-
дут ребята,  но и от меня кое-что зависит: как-никак я вожатый отря-
да.
     - Пожив„м - увидим, - рассеянно говорю я.
     Но лицо у Владьки делается такое,  что трудно не засмеяться.  В
самом деле, нельзя же обрушивать на человека беду из-за того, что он
неосторожно (ну честное слово, не нарочно!) пошевелил плечом.
     - Сиди и не мешай мне,  великий грешник,  - говорю я и  пытаюсь
вникнуть в статью.
     Владька, скинув ботинки, перебирается в кресло и занимает в н„м
прочную  позицию.  Я приношу ему бутерброд с кабачковой икрой.  Пока
бутерброд уничтожается, я успеваю написать четыре строчки.
     Владька начинает шумно возиться в кресле.
     - Ты что пыхтишь?
     Он вытягивает  из-за  пазухи  пионерский галстук и разглаживает
его на коленях.
     - Ты что, так и таскаешь его с собой?
     - Ага.
     - Ну зачем? Смотри, помял весь. Неужели дома негде положить?
     - Ну да!  Мама начн„т прибираться и спрячет куда-нибудь!  Тогда
вот пилотку спрятала,  и я на три минуты на линейку опоздал.  А если
теперь линейку объявят, а галстука нет?
     Он даже чуть бледнеет, представив такой случай.
     - Выглади и положи на место, - говорю я. - Линейка будет после-
завтра.
     Владька взлетает в кресле.
     - А как? А когда? А во сколько? А это точно? А если...
     Он сейчас ни за что не успокоится, пока не выпустит в меня пол-
ную обойму вопросов.  И приходится отвечать, что вс„ уже решено, что
совет дружины,  в общем-то, не имеет ничего против его, Владькиного,
вступления в пионеры, что линейка будет в семь часов вечера, со зна-
менем,  барабанами,  горнами, и что форма нужна парадная, и что тор-
жественное  обещание Владьки будет записано на магнитофонную пл„нку,
и пл„нка эта будет храниться в отряде по крайней мере  до  тех  пор,
пока Владька не вступит в комсомол.
     Такая уж у нас в отряде традиция.
     - А если я собьюсь, когда буду торжественное обещание говорить?
     - Ну, если немножко собь„шься, не беда. Но лучше не сбиваться.
     - А тебя, когда принимали в пионеры, записывали на магнитофон?
     - Да нет,  Владька. Мы про магнитофоны в то время ещ„ и не слы-
хали.
     - Ну уж..  . говорит Владька. Он подозревает, что я просто хочу
уклониться от разговора.  - Как это не слыхали?  Когда это было? Ты,
что ли, старик?
      - Не совсем старик,  а вс„-таки в три раза тебя постарше. Даже
с хвостиком.
      - Это  разве  много?  Чепуха,  - решительно заявляет он.  - Ну
расскажи.
      - Что?
      - Как тебя принимали в пионеры.


     Как это  было?  Я  возвращаюсь  памятью  в детство и опять вижу
очень хорошее утро девятого мая сорок седьмого года.
     Проснулся я  от  тревожного толчка:  "Не опоздал ли?" Но тут же
увидел,  что наши ходики вытянули стрелки в одну вертикальную линию:
шесть часов.  На медных стрелках и маятнике горели колючие солнечные
зв„зды.  Солнце хлестало в окна неудержимым потоком, и тонкие шторки
не могли остановить его.
     Разве усн„шь!
     Я потянулся за одеждой.  На спинке стула висела почти новая си-
няя рубашка. Вернее, т„мно-голубая. Она вкусно пахла горячим утюгом.
     То, что  рубашка не белая,  меня слегка тревожило.  Вчера Елена
Ивановна сказала,  что на сбор все должны прийти в белых рубашках. А
у меня не было. Так уж получилось. Были две клетчатых ковбойки с пу-
говками на воротнике,  одна зел„ная футболка с заплатой на плече  да
вот эта синяя рубашка. Мне е„ на день рождения подарила т„тя Галя, у
которой мы жили на квартире.
     Помню, накануне  я пытался объяснить Елене Ивановне,  что нет у
меня парадного обмундирования. Но она торопилась и сказала:
     - Ну постарайся как-нибудь...
     Ничего себе "постарайся"!  Это сейчас вс„ просто: пош„л и купил
пионерскую форму. А в то время жилось потруднее: не каждый день оты-
щешь в магазинах, что нужно, да и с деньгами туго.
     В общем, грызло меня беспокойство.
     Но утро было такое хорошее, что долго терзаться всякими страха-
ми я не мог.  Натянул я штаны и синюю рубашку,  подхватил за ремешки
новые скрипучие сандалии и  на  цыпочках  выбрался  на  крыльцо.  На
крыльце сидел Полкан.  К носу его прилипли кожурки клейких тополиных
почек, и он пытался стряхнуть их лапой.
     - Опять совал нос куда не надо? - спросил я.
     Полкан замахал мохнатым хвостом так,  что по ногам у меня  про-
ш„лся ветер.
     У сарая т„тя Галя кормила кур. Она оглянулась на меня, заулыба-
лась, заговорила нараспев:
     - Не спится небось в праздник-то?  В школу-то на уроки-небось и
проспать не боялся,  а нонче-то с петухами встал... Вот Колюшка мой,
когда в пионеры его принимали, помню, тоже ран„шенько поднялся...
     Т„ти Галиного  Колюшку  я никогда не видел,  но слышал про него
много. Он был военфельдшер и погиб в сорок третьем году.
     Т„тя Галя вздохнула,  хотела что-то ещ„ сказать про Колюшку, но
решила,  видно, не огорчать меня печальными рассказами. Только заме-
тила:
     - А рубашечка-то в аккурат пришлась...
     В палисаднике  зацветала  чер„муха.  Я  оглянулся на т„тю Галю,
сорвал кисточку набухших бело-зел„ных бутончиков,  зажал в  зубах  и
пош„л за калитку: бродить по переулку и ждать.
     До торжественного сбора,  который начинался в девять часов, ос-
тавалась целая вечность - два с половиной часа...
     Конечно, столько времени ждать я не мог. В восемь часов я прис-
какал в школьный двор.
     Там уже были несколько мальчишек и Елена Ивановна - очень  кра-
сивая, в белой кофточке с пионерским галстуком и командирской пилот-
ке со зв„здочкой.  Елена Ивановна была учительницей в нашем  третьем
классе и в то же время старшей пионервожатой.
     Старшеклассники иногда называли е„ просто Леной, хотя им за это
попадало от завуча.
     Ребята были заняты делом:  пятиклассник Борька  Соколовских  по
пятам ходил за Еленой Ивановной и канючил,  чтобы дала примерить пи-
лотку;  ещ„ два пятиклассника прибивали к забору кумачовый лозунг  с
белыми буквами: "Да здравствует День Победы!" Мой друг Саня Головкин
стоял высоко на пожарной лестнице у сарая и привязывал к верхней пе-
рекладине вер„вку с разноцветными флажками. Он меня увидел и замахал
рукой:
     - Иди помогать!
     Я забрался к Саньке.
     С высоты был виден весь двор и наша белая двухэтажная школа-се-
милетка ј 10,  и окрестные переулки,  и даже блестящий кусочек  реки
Туры,  на берегах которой в древние времена соратники атамана Ермака
построили наш город Тюмень.  Над рекой из тополиной гущи поднимались
купола старого монастыря,  который сооруж„н был по приказу Петра Ве-
ликого. Из пробитого купола вылетел сизый голубь и свечкой стал под-
ниматься в небо.
     Я последил за голубем и перев„л взгляд вниз.  Школьный двор наш
был  широкий  и  удобный - вытоптанный посередине сотнями ног,  а по
краям заросший высокой травой и лопухами.  У забора бродили  дружной
стайкой куры нашей уборщицы т„ти Даши, которая жила в школе, а в ло-
пухах шастал молодой кот Головастик.
     Елена Ивановна у школьного крыльца разговаривала с двумя семик-
лассниками.
     - Здравствуйте, Елена Ивановна! - крикнул я. Она глянула из-под
ладони, заулыбалась и крикнула в ответ:
     - Здравствуй!  Тебя и не разглядишь: небо голубое и рубашка го-
лубая! Ты сегодня будешь как васил„к среди ромашек!
     Все опасения насч„т рубашки окончательно оставили меня.  Я при-
вязал вер„вку морским узлом,  который называется "рыбацкий штык",  и
скатился вниз.
     Пришли семиклассники,  которые уже вступили в комсомол и должны
были сегодня повязывать нам красные галстуки. Похожий на девочку от-
личник Олег Гаврилюк выговаривал однокласснику Петьке Стрельцову:
     - Ну  как  тебе  не  стыдно!  Будешь повязывать третьекласснику
галстук, а он с дырой.
     - Третьеклассник? - ехидничал Петька. Пожалуйста, не остроумни-
чай! Не третьеклассник, а галстук!
     - А где дыра?  Где?  Это дыра?  Это чернильная точка!