жигает костер увеличительным стеклом,  которое взял,  чтобы расс-
матривать насекомых. И на Ваську не смотрит. А Таня?
     Тане тоже не до Васьки.  Она потеряла нож. Все перерыла в шала-
ше, рюкзаки перетрясла. Ругается:
     - Зубами я должна чистить картошку?
     - Чисти моим, - предложил Сеня.
     - Или моим, - сказал Игорь.
     - Вашими ножами только тесто месить! - У меня кухонный.
     Она пошла искать Леха. Лех сидел под кустом.
     - Рогатина-страхилатина! - гаркнула Таня. - Сейчас ты получишь!
Люди картошку ждут, а он ножичком играет. Давай!
     Лех не обернулся.
     - Не дам, - деловито сказал Лех. - Сваришь в мундире.
     Таня подошла ближе,  чтобы ухватить упрямого Леха за шиворот. И
не ухватила.
     С минуту она стояла у него за спиной. И смущенно сказала потом:
     - Ладно... Сварю в мундире.


                      15. Будет много дорог...

     Барабанщиков много. Целые миллионы.
     Может быть,  не стоило рассказывать о барабанщике Ваське.  Ведь
ничего особенного Васька не сделал. Даже в барабан ударить по-насто-
ящему ему не пришлось ни разу.  И если уж быть честным до конца,  то
мохнатых гусениц Васька боится до сих пор.
     О чем же тут говорить?
     Но снова звено собирается в поход.
     - А Васька? - осторожно спрашивает Таня.
     Галина пожимает плечами.
     - Что Васька? Надо яснее выражать свои мысли.
     - Пустят? - выразил мысль Игорь.
     Ваське теперь труднее.  Мама приехала из деревни, папа вернулся
из командировки.  Экзамены у Ольги кончились.  За прошлый раз Ваське
от Ольги влетело, он ведь не сказал, что уходит с ночевкой.
     - Пустят, - ворчит Лех. - Всем гамозом пойдем, потребуем.
     - Ну и выражения, - говорит Галина.

     ...Васька вытаскивает из под кровати рюкзак. Скручивает одеяло.
Потом Васька лезет за палочками.  Барабан в школе,  а скрещенные па-
лочки для барабана висят над Васькиной кроватью, рядом с картой Ура-
ла и портретом космонавта Титова. На белом дереве коричневый кружев-
ной узор. Игорь выжег своим увеличительным стеклом. С узором палочки
кажутся даже красивее старых,  хотя и не  такие  гладкие.  А  совсем
гладкими  сделать  барабанные палочки Лех не сумел:  ведь у него был
только маленький кухонный ножик.


                                                  Владислав Крапивин


                           СИГНАЛ ГОРНИСТА

                               Рассказ

                                  1

     Ш„л отряд.
     Сухо и рассыпчато стучали два барабана.  Знамя хлопало на ветру -
красное знамя с костром, серпом и молотом.
     Раз-два, левой!  Топали ноги по травам  переулков,  по  гранитной
мостовой  Екатерининского  спуска,  по  дощатым  шатким мостикам через
ручьи и канавы. Кто в стареньких ботинках, кто в самодельных тапочках,
а кто и просто босиком. Не привыкать!
     Шагал отряд мимо деревянных заборов, мимо церкви на площади, мимо
кирпичных лабазов и покосившихся бревенчатых домов.
     Гурьбой бежали по обочинам чумазые босые ребятишки, помахал рукой
парень в богатырке с голубой кавалерийской звездой.  Краснорожий боро-
датый мироед,  придержав у перекрестка подводу, с размаху перекрестил-
ся,  будто воздух саблей рубил, плюнул и трахнул кулаком по лошадиному
крупу. Ну, плюйся, плюйся. Доплю„шься! Теперь тебе не прежние времена.
     Ш„л отряд,  и не уставали барабанщики. Шагали ребята по централь-
ным улицам,  по заросшим проулкам окраинной слободы, по лесной дороге,
по песчаному берегу озера. День был хороший: облака - будто желтые го-
ры, небо - синее, как море, а озеро - как небо.
     У перевернутой  самодельной  лодки  возились двое деревенских па-
реньков. Услыхали барабанщиков, подняли головы, засмотрелись на знамя,
на незнакомых мальчишек в белых рубашках и штанах до колен, с красными
платками на шеях, с мотками вер„вок и топориками у поясов.
     - С городу.  Пионеры называются. Батя сказывал, цельный месяц бу-
дут в лесу жить.
     - А тебе-то чего? Пускай живут, нам не мешают. Ты конопать давай,
дело не бросай.
     - Я ничо,  так. Афанасий Петрович говорит, нехристи они и совести
не знают.
     - А сам-то он знает? Семь шкур с соседей дер„т.
     - Дак я и говорю. Эй, ребята, далеко ид„те-то?
     - На Гамаюн!
     - Хорошее место! В гости приплыв„м!
     - Давайте!
     Это Генка крикнул "давайте",  Тот,  что в третьей шеренге  слева.
Конечно, не следует кричать в строю, но ведь и не ответить нельзя: не-
хорошо получится.  Да и трудно удержаться,  не крикнуть, потому что на
душе очень радостно:  брызжет солнце, ярко синеет вода, стройно шагают
товарищи.  Неутомимые барабанщики Петька Бубенчиков и Саня Черноскатов
то попеременке,  то вместе бьют вес„лый походный марш.  А за синим ле-
сом,  в конце дороги,  жд„т мальчишек заваленный гранитными  валунами,
заросший полуостров с дремучим сказочным названием - Гамаюн.

     К лагерю пришли, когда солнце уже садилось за сизый лесистый хре-
бет на том берегу.  Зарозовели облака,  вода стала золотистой, и мелко
побл„скивал  слюдяными чешуйками гранит валунов.  Среди камней в траве
раскидано было отрядное имущество:  его дежурные привезли на подводе и
на шлюпке.  Лежали св„рнутые палатки, стояли корзины с картошкой, в„д-
ра. Побл„скивали штыки на составленных в пирамиду винтовках. А еще од-
на винтовка - в руках у часового.
     Хоть и устали ребята, а отдыхать некогда - ночь на носу.
     - За дело, друзья!
     Десять человек - ставить палатки,  двое - за водой, пятеро - чис-
тить картошку.  Остальные - за дровами, за ветками для постелей, кост-
ровую площадку готовить и мачту для флага.
     И часовой к знамени!
     Генка и Саня Черноскатов вместе таскали хворост. Наберут по охап-
ке - и к костру. Саня наконец выдохся:
     - Хватит уже. Дров-то на целую неделю нанесли.
     А Генка ничуть не устал.  Хоть всю ночь работать готов. Жаль, ни-
какого дела не осталось: палатки стоят ровным квадратом, мачта на мес-
те,  огонь трещит, в в„драх булькает картофельная похл„бка. Вот и кон-
чился день, похожий на солнечную карусель. Голубые зв„зды проклюнулись
в светлом небе. Звенят комары, кусаются помаленьку, но ничего.
     - Ребята? Ужинать и спать!
     А спать совсем не хочется.  Посидеть бы ещ„ у костра.  Или у воды
постоять,  поглядеть,  как мерцают в десяти  в„рстах  огоньки  города.
Где-то там, в домике у городского пруда, мамка, Бориска, Лида. Бориска
чуть не ревел, просился с отрядом, да нельзя: мал ещ„.
     - Гена, а ты и не устал вроде.
     Генка вздрогнул. Это старший вожатый Юра Боровикин подош„л.
     - Нет, Юра, не устал. Я ещ„ хоть что могу делать.
     - А часовым быть?
     - Да хоть всю ночь!
     - Всю ночь не надо.  Я тебе через два часа смену пришлю. А сейчас
даже  не знал,  кого поставить.  Все уморились,  ты один такой боевой.
Винтовку возьми.
     - С патронами?
     - Ну, а как же! Дело нешуточное.
     У Генки под сердцем прош„л холодок. Дело и впрямь серь„зное. Вре-
мя такое неспокойное,  в с„лах народ всякий, оглядка нужна. На прошлой
неделе  в уполномоченного окружкома комсомола два раза стреляли из об-
реза, когда ехал через лес на лошади. Но ведь недаром у Генки патроны.
Юра высыпал их ему в ладонь - т„плые, тяж„лые, остроконечные.
     Генка отв„л в сторону ствол  со  штыком,  оттянул  затвор  старой
трехлинейки, вложил патроны в магазин. Верхний патрон придержал, чтобы
тот раньше срока не ускочил в ствол.
     - Ну, парень ты над„жный, правила знаешь, - сказал Юра.
     - Ага.  Сперва:  "Стой!  Кто ид„т?" Потом: "Стой, стрелять буду!"
Потом, ежели что, в воздух трахну. Ну, а если уж...
     - Вс„ правильно.

     Генка обходил палатки по квадрату.  Сосны и кусты т„мным  облаком
обложили  лагерь  с  тр„х сторон,  а с четв„ртой светилась кое-где меж
стволов оз„рная вода. Зв„зды мигали. И тишина была. Слышно, как ребята
дышат в палатках.
     Генка прислушивался.  Трава под ногами шелестит.  А иногда кто-то
завозится,  зашумит в дальних кустах. Может, ветер проснулся, а может.
Генка снял с плеча и взял на руку винтовку.  Пять патронов в магазине,
будто пять пальцев ладони,  сжатой для салюта.  Стоит передернуть зат-
вор,  и.  Пусть сунутся! Генка не вздрогнет, не отступит даже полшага.
Потому что он отвечает за лагерь, за товарищей, за знамя.
     Но пока вс„ спокойно.  И ветер опять затих.  Даже комары угомони-
лись.  Тихо,  тепло.  И сильно пахнут листья и травы. Так же, как в то
лето, год назад.
     Генке вспомнился июльский вечер...


                                  2

     Травы пахли соками, росой и медом. Солнце ушло за березняк на том
конце луга. Генка нехотя поднялся с пенька, сунул за пояс книжку, взял
с земли кнут.  Он устал сегодня,  бегая за коровами, и лишь под вечер,
когда стадо притомилось,  посидел немного с книжкой. А теперь вот пора
гнать коров в деревню.
     Пасти стадо - непривычное занятие для городского мальчишки. Рога-
тая скотина не очень-то его слушается.  Ну какой пастух  из  паренька,
которому  недавно лишь двенадцать стукнуло?  Только Генка не жалуется.
Быть пастухом лучше,  чем батрачить за одни харчи у  свихнувшегося  от
жадности "хозяина" Петра Макарыча Малопудова.
     К Малопудову Генку устроил дядя Федор,  знакомый отца. Когда отец
помер, мамка работать пошла, а дядя Федор е„ уговаривал:
     - Отдай мальчонку в деревню, у меня там свояк есть, крепкий хозя-
ин. Будет Генка под присмотром, делом займ„тся. Глядишь, к осени мешок
муки заработает.
     У матери, кроме Генки, маленькие Лидка да Борис. Попробуй прокор-
ми. Время-то тяж„лое. Поглядела мать на Генку, вздохнула, спросила:
     - Ты сам-то, Гена, как думаешь?
     - А чего. - сказал Генка. - Если мешок муки, то конечно.
     Свояк дяди  Федора  и впрямь был "крепкий хозяин".  Проще говоря,
кулак. Генка с утра до темноты ни минуты отдыха не знал: чистил конюш-
ню, корм задавал скотине, навоз вывозил. Свиньям завидовал, потому что
те могли спать сколько хочется.
     А когда,  совсем измочаленный.  Генка валился на лавку, костистая
рука Малопудова вцеплялась в его плечо.
     - Подымайся, ты. Табак за тебя Николай-угодник рубить будет?
     Ух как ненавидел Генка его заросшее лицо и гусиные глазки!
     Глотая слезы,  поднимался  он  и  рубил в деревянном корыте сухие
листья самосада.  Запах его он до сих пор не выносит.  Маленькие  окна
избы  казались  красными  от позднего летнего заката.  В одном из окон
чернел ненавистный силуэт хозяина.  Генка встряхивал сонной головой  и
зубы  стискивал  от злости.  Но ведь никому не скажешь про свои обиды,
помощи ни у кого не попросишь.
     Один раз Генка,  разозлившись, так трахнул в корыте железной сеч-
кой, что корыто треснуло.
     - Это что ж?!  - заголосил Петр Макарыч.  - Кормишь его,  прорву,
жр„т, как лошадь, да ещ„ добро в щепки переводит!
     Замахнулся было, да Генка тоже не промах: отскочил к стене, сечку
сжал покрепче, стерпеть не захотел.
     - Какое это добро! Насквозь уж прорублено.
     Малопудов поостыл. Корыто и в самом деле старое. А мальчишку тро-
гать - себе дороже обойд„тся. Вон как глазами-то зыркает: чисто волчо-
нок.  К тому же и соседи, чтоб им провалиться, вс„ больше говорят, что
заездил парнишку.
     И партейный этот, Завьялов, нехорошо на него, на Малопудова, пог-
лядывает.
     - На вышку полезай да новое корыто найди,  - проворчал Петр Мака-
рыч. - Там, за вениками, лежит. Лампу возьми. Да не запали там чего.
     Вышка - это по-деревенски значит чердак.  Взял Генка  керосиновую
лампу  с  пузатым  стеклом,  забрался по приставной лестнице в пыльную
темноту чердака.  Пахло сухой землей и  бер„зовыми  листьями.  Веники,
подвешенные к стропилам, словно скребучие лапы, хватали за лицо. Генка
долго не мог найти корыто.  Потом отыскал его в углу за старым  сунду-
ком, окованным ржавыми полосками.
     Сундук был старинный, могучий. Интересный. Уж не золото ли прячет
в нем Петр Макарыч?  Генка поднатужился, поднял крышку. Была в сундуке
всякая рухлядь:  гнилые голенища от сапог, драный ш„лковый абажур, мя-
тый самовар без крана.  А ещ„ была книжка - разлохмаченная,  без коро-
чек.  И на первой странице картинка:  мальчишка в  широкополой  шляпе,
верхом на тонконогом коне,  перепоясанный патронташами, поднял к губам
сигнальную трубу. А издалека мчатся по степи лихие всадники.
     Через неделю Семен Завьялов. тот, что из Красной Армии приш„л ра-
неный. Генку окликнул через изгородь и сказал:
     - Мы тут с народом порешили,  что нечего тебе на Малопудова спину
гнуть.  Определим тебя в пастухи.  Мужиков у нас мало,  на это дело  с
охотой никто не ид„т, а тебе в самый раз, если постараешься. Скотины у
нас немного, управишься. До осени походишь за стадом, муки заработаешь
- и домой.  Чего тебе в деревне делать? Ты человек городской, рабочий.
А пока у меня пожив„шь.
     С тех  пор и ходит Генка в пастухах.  Кнут на плече,  а за поясом
книжка.  Та,  что на чердаке нашлась.  Чуть свободная минута  выпадет.
Генка сразу нос в книгу. Написано там о дал„кой стране Трансвааль, где
народ дрался за свою свободу против англичан.  Страна  дал„кая,  афри-
канская, а дела понятные: вся Россия тоже воюет за свободу, против бо-
гатеев,  таких,  как Малопудов.  Да и против этих самых англичан тоже,
которые до чужого каравая большие охотники. Сем„н Завьялов с ними вое-
вал, рассказывал.
     Генка уже два раза перечитал книжку, где говорилось про мальчишек
из Трансвааля,  которые с англичанами дрались.  И очень  ему  нравится
картинка на первом листе: всадник-трубач.
     Вот бы Генке такую трубу!
     Он так  замечтался,  что даже кулак к губам подн„с.  Даже показа-
лось, что губы коснулись холодного металла.
     Заиграет труба, и послушное стадо собер„тся в путь. Станут гарце-
вать на мустангах - пастухи и охотники дикого Запада.  (Генка про  них
ещ„  раньше  читал  в  книжках Купера и Майн Рида.) А если кто заденет
Генку, целая армия бросится на выручку, сотрясая поля топотом подков.
     И вот как наяву видит Генка, будто на звук трубы мчатся от т„мно-
го леса по холмам, лугам и перелескам всадники. Их стремительные силу-
эты ч„тко рисуются на вечернем небе. Вытянулись по ветру плащи, головы
в широкополых сомбреро склонены к лошадиным гривам.
     Всадники спешат к Генке. Помощь и дружба! Месть за обиды!


                                  3

     Генка усмехнулся своим воспоминаниям. Поправил на плече винтовоч-
ный ремень и зашагал снова.
     Всадники и трубачи из дальних стран.  Вс„ это было неплохо, инте-
ресно,  но Генку они теперь мало волновали.  Они были сказкой, а Генка
прошлой осенью встретил настоящего трубача.
     Это случилось,  когда он вернулся домой лз деревни. Вернулся не с
пустыми руками.  Мешок муки, о котором думалось всю весну и лето, он и
в самом деле прив„з. Свой, заработанный.
     Мать счастливо хлопотала у стола,  заводила тесто. Говорила, бла-
годарно поглядывая на Генку:
     - Учиться теперь пойд„шь. А то без грамоты куда денешься?
     В школу вернуться Генка и сам хотел. Да только. Бориска без боти-
нок, в отцовских сапогах шл„пает, а они как решето.
     У Лидки кофта - дыра на дыре. Да и с едой туго, одним мешком муки
жив не будешь.
     - Успеется с уч„бой-то,  - небрежно сказал он матери.  - Работать
пойду.
     Друзья отца  обещали  устроить  его  в  слесарные  мастерские при
электромеханической фабрике.  Правда, дело затягивалось: уж больно мал
парнишка.  И  пока шли разговоры да уговоры,  выпали у Генки свободные
дни.
     Да лучше бы их не было,  этих дней-то. Скука. Пришла на Урал сля-
котная серая осень,  и улицы раскисли от грязи. Не хочется и нос высо-
вывать из дома.
     А вот малышу Бориске холод и дождь нипоч„м.  Целыми  днями  он  с
приятелями пропадал на улице.  Ничем не удержишь,  хотя и сапоги дыря-
вые.  "Ну и пусть бегает,  - думал Генка.  - Помощи в доме от него вс„
равно мало. Только вот ноги не застудил бы".
     Однажды Бориска заявился домой с военным котелком,  а в котелке -
до половины - ячневая каша.
     - Откуда? - сурово спросил Генка.
     - Красноармейцы дали, - сказал Бориска. - И котелок насовсем. Я у
них уже два раза бывал. Всегда кормят.
     Он блестел глазами и счастливо шмыгал носом. Потом протянул коте-
лок.
     - Вы с Лидкой ешьте. Да мамке оставьте. А я сытый.
     Не понравилась вся эта история Генке. Но каша была хорошая.
     А Борька зачастил к новым знакомым. В тр„х кварталах от городско-
го пруда,  в длинных каменных казармах, стоял красноармейский пехотный
полк.  Малыши-то  хорошо знали туда дорогу,  а Генка ни разу не бывал.
Ну,  в самом деле, не побежишь же за красноармейской колонной вместе с
малыми ребятами, когда полк, щетинясь штыками, проходит по улицам.
     Но однажды,  когда Бориска пропал чуть ли не на целый день. Генка
забеспокоился и пош„л к казармам.
     Казармы стояли квадратом,  а  внутри  был  вымощенный  брусчаткой
двор.  Во  двор надо было пройти через каменную арку.  Мимо часового в
суконном шлеме с распущенными "ушами".  Часовой глянул на Генку и доб-
родушно спросил:
     - Ты куда, парен„к? По делу или так?
     - Брат у меня там, должно быть. Повадился к вам.
     - А-а, Борька-то? Ну иди.
     Бориску Генка нашел у подводы,  что стояла рядом с конюшней.  Бо-
риска "помогал" выпрягать лошадь.
     - Болтаешься  тут,  -  хмуро сказал Генка.  И неловко обратился к
красноармейцам: - Надоел, поди, он вам.
     - С чего же он надоел?  - возразил усатый высокий красноармеец. -
Он тут помогает.  А ты, значит, брат? Вот и хорошо. Сейчас работу кон-
чим, ужинать пойд„м.
     Не смог Генка отказаться.  Любопытно было поужинать с военными да
и есть хотелось.
     Ужинали в низкой комнате за длинными столами при керосиновых лам-
пах. Генка сидел между Бориской и усатым красноармейцем, которого зва-
ли дядя Алексей.  Усы у дяди Алексея были ж„лтые, будто медные, пальцы
тоже ж„лтые - от табака,  наверно.  А в глазах прыгали ж„лтые точки от
лампы.
     Генка очистил миску, "спасибо" сказал и спросил:
     - Может,  вам по правде чего помочь надо?  А то из Бориски  какой
помощник. А я вс„ могу. Пол вымыть или винтовки почистить.
     - Ну, винтовки-то мы сами чистим, - сказал дядя Алексей. - Каждый
свою. Доверять другому сво„ оружие устав не дозволяет. А вот если тру-
бу поможешь почистить, спасибо скажу.
     И он прин„с гнутую сигнальную трубу с узким раструбом.  При свете
лампы она блестела, как тусклое золото.
     У Генки застучало сердце, и он принял трубу на вытянутые руки.

     Он скоро научился чистить трубу мазью и шинельной суконкой до го-
рячего блеска.  Он выучил на память несколько сигналов:  "атака", "от-
бой",  "подъ„м".  С дядей Алексеем они уходили в тупичок за казармы, и
трубач-красноармеец негромко наигрывал  Генке  тревожные  мелодии:  то
быстрые, как атака конницы, то медленные и немного печальные.
     Дядя Алексей был трубачом ещ„ в войну с германцами.  А потом вое-
вал с Юденичем, с Колчаком. В одной руке винтовка, в другой солдатский
горн. Сколько раз "атаку" трубил - не счесть. А однажды крепко ранило.
Отлежался в лазарете, и перевели его в запасной полк.
     Слушал Генка рассказы дяди Алексея и забывал понемногу трубача  с
книжной картинки.  Тот трубач то ли был,  то ли не был,  неизвестно, а
настоящий - рядом.  Вот он:  шлем с малиновой звездой,  красные полосы
застежек на шинели,  винтовка за плечом.  И труба настоящая - тяж„лая,
блестящая, звонкая. Генке казалось иногда, что от горна переш„л на дя-
дю Алексея ж„лтый золотистый нал„т. На усы, на руки осела медная пыль,
ж„лтыми точками засветилась в глазах.
     Много раз Генка тайком подносил к губам холодный мундштук.  Хотел
сыграть.  Ничего не получалось,  только хрип вылетал. Один раз заметил
это дядя Алексей. Ругать Генку не стал, смеяться - тоже. Объяснять на-
чал:
     - Ты не просто дуй, а губы держи тв„рдо. И язык к губам прижимай,
будто клапан. Воздух им выталкивай