С гвоздями они отправились к Костику.  В коридоре Костик почуял беду.
Пахло гарью. Синий дым вы ползал из-под двери.
   Костик рванул дверь. У печки горели стружки и веник. Костик замер. Он
потом никак не  мог понять,  почему стоял и  смотрел на огонь,  хотя мог
броситься за водой.
   - Ух ты...  -  негромко сказал Володя. Странно это у него прозвучало:
не со страхом, не растерянно, а будто даже с одобрением.
   Потом  он  снял  пальто.  Костяку  показалось,  что  двигался  Володя
неторопливо и  аккуратно.  Снятое пальто Володя бросил прямо  на  огонь.
Пламя захлебнулось, только дым еще шел. Володя поднял пальто, бросил еще
раз и похлопал по нему ладонями. Потом сказал:
   - Еще немножко, и пришлось бы пожарников вызывать.
   Костяк заревел.  Он ничего не мог с собой наделать.  Слезы текли, как
вода из умывальника, и нельзя было сдержать отчаянных всхлипываний.
   - Ну что ты плачешь?  -  сказал Володя.  -  Боишься,  что попадет? Да
никто и не заметит, мы сейчас все уберем.
   Он  поднял  пальто и  начал  стряхивать с  него  почерневшие стружки.
Костик стал всхлипывать реже. И сердито сказал:
   - Я ничего не боюсь. Я сам не знаю, откуда слезы взялись. Просто чушь
какая-то...
   Конечно, ему было неловко.
   Но Володя вел себя так,  будто ничего не случилось. Спокойно замел на
фанерку и выбросил в печку обгорелые стружки.  Открыл форточку.  Повесил
свое пальто и  шапку на  крючок у  двери.  Костик молча следил за  ним и
моргал мокрыми ресницами.
   У Володи было симпатичное лицо.  Только очень худое. Наверно, поэтому
глаза и  уши казались слишком большими.  Он  весь был какой-то  острый и
тонкий.  Было  похоже,  что  колючие  Володины локти  и  лопатки вот-вот
прорвут старенький хлопчатобумажный свитер.
   - Ну, принеси ваш пестик, - сказал Володя.
   Костик принес.
   И за две минуты Володя ловко приколотил банку к автомату. Накрепко. А
потом посоветовал:
   - Положи в  нее какие-нибудь железки.  Будешь трясти автомат,  а  они
будут греметь, и получится как стрельба.
   Это  была  мысль!  Костик тут  же  кинулся искать по  углам  гайки  и
колесики от рассыпанного "Конструктора".  Даже про Володю забыл.  А  тот
вдруг негромко сказал:
   - Знаешь, я домой пойду.
   - Почему? - растерялся Костик. И подумал: "Обиделся на меня".
   - Что-то голова закружилась. Наверно, дымом надышался. Надо полежать.
До свиданья.
   "Странный какой-то, - думал Костик, начиняя банку гремучим железом. -
Дымом надышался! Что такого? Не сгорел ведь".
   Он  построил из  стульев "крепость" и  открыл  огонь  из  автомата по
печке,  которая была вражеским дотом.  Дот  не  хотел сдаваться.  Костик
усилил  стрельбу и  хотел  вызвать на  помощь  артиллерию.  Но  тут  под
сердитыми ударами загудела стенка,  и голос соседа Борьки врезался в шум
сражениям
   - Эй, ты! Кончай тарахтеть! Я уроки делаю!
   С  Борькой спорить было  опасно и  невыгодно.  Костяк опять  оделся и
выбежал на улицу.
   Он  пристроился в  партизанском укрытии за поленницей Ивана Сергеича.
Протасовская поленница была  ровная и  прочная,  будто крепостная стена.
Кое-где хозяин даже обил ее фанерой: чтобы не растаскивали дрова,
   Костик  дал  очередь  по  подъезду  большого  дома,   где  как  будто
скрывались фашистские пехотинцы,  и поморщился.  Неудобно было стрелять,
острое полено давило плечо. Костик ухватил полено и отбросил в сторону.
   И тут на него напал враг. Настоящий. Прокравшийся с тыла Иван Сергеич
сдернул с Костика шапку и уцепил его за ухо.
   - Ясно теперь,  -  сказал он, шумно дыша. - Ясно, голубчик. Все ясно,
кто мне поленницу разоряет. Пойдем-ка, дорогой...
   Он  был  громадный,  тяжело сопящий,  в  белом  военном полушубке (он
служил начфином в военкомате и носил форму,  только без погон).  Костику
показалось,  что над ним нависла снеговая глыба. Глыба тронулась с места
и потянула Костика за собой.
   Костик почти висел на выкрученном ухе,  и было очень больно. К сети к
закусил губу:  один  раз  он  уже  плакал  сегодня,  хватит.  Ни  единой
слезинки,  ни одного жалобного слова Протасов не дождется.  Только скоро
ли он отпустит?  Мамы дома все равно нет.  А что,  если Протасов потащит
его за ухо к маме на работу?
   Протасов ногой толкнул дверь, они оказались в коридоре. Костик увидел
Борьку.  Борька стоял у  мусорного ведра и  большим кухонным ножом чинил
красный карандаш. Он услышал топот и оглянулся.
   - Мамаша его дома?  -  спросил Протасов у Борьки и тряхнул Костима за
ухо. - Позови.
   Костик увидел,  как Борька побледнел.  Раньше Костик только в книжках
читал, что люди могут быстро и сильно бледнеть. А сейчас увидел на самом
деле,  хотя света в коридоре было немного. Борькино лицо сделалось вдруг
почти белым, а крупные веснушки на нем будто почернели.
   Сперва Костик решил,  что Борька очень испугался Протасова. Но тут же
понял, что ничуть.
   - Руки... - сказал Борька тихим и странным голосом.
   - Что - руки? - не понял Протасов.
   - Убрать руки!  - крикнул Борька с такой силой, что Протасов дернулся
и отпустил Костика.
   - И держите их при себе!  -  зло сказал Борька. - Нечего маленьких за
уши хватать.
   - Хулиган! - задохнулся Протасов. - Да я...
   - Кто хулиган? - спросил Борька.
   - Оба!
   - Я не хулиган, - сказал Борька уже спокойно. - Что я, окна у вас бил
или ваши дрова воровал? Или хлебные карточки из карманов таскал?.. А он?
- Борька посмотрел на Костика. - Он что плохого вам сделал? Жить мешает,
что  ли?  Не  смейте его трогать!  У  него отец на  фронте,  не  то  что
некоторые.
   - А-га...  -  сказал Протасов и задом отошел к двери. - Понятно. Вот,
значит, как...
   Он старался говорить зловеще,  но было видно,  что он и сам не знает,
при чем тут "ага" и "понятно"".
   - Шпана! - произнес Протасов на прощанье и скрылся за дверью.
   Борька всадил нож в половицу.
   - У, шкура!.. - сказал он. - Чего он к тебе прицепился?
   - Не знаю. Я в войну играл рядом с его поленницей. Он к ней никого не
подпускает.
   - Я сразу понял,  что он зря тебя ухватил. Всех ребят за уши хватает.
Ну ничего, ты не плачь.
   - Разве я  плачу...  -  сказал Костик.  И в глазах у него защипало от
благодарности.
   Он  вспомнил,  как  еще  летом  Борька помог ему  починить деревянный
грузовик,  а  осенью  подарил  синий  карандаш и  открытку,  на  которой
красноармеец втыкал штык в зад Гитлеру.
   А  один  раз  он  даже  открыл Костику военную тайну.  А  еще  Борька
никогда,  ну  ни одного разика не стукал Костика,  хотя часто сердился и
требовал не путаться под ногами...
   Ну и что же, что сердился? У него в школе дела важные и работа такая,
про  которую нельзя,  чтобы шпионы узнали.  Он  ведь  устает.  Даже мама
бывает сердитая, когда устает на работе.
   Костик взглянул Борьке в  лицо и  увидел,  что он смелый и умный и ни
капельки не  рыжий.  Волосы  у  него  золотистые,  а  веснушки светлые и
блестящие. И глаза очень хорошие - светлые и добрые.
   Ну,  все ясно. Просто Костик раньше не понимал до конца, что и Борька
такой же, как те с винтовками.
   И, не зная, что хорошего сделать для Борьки, Костик спросил:
   - Хочешь, я подарю тебе мой автомат?
   Борька взял оружие, взвесил на руке.
   - Хороший... Да нет, Котька, не надо. Я, если надо, могу на комбинате
хоть пулемет выстругать... А ты сам его делал?
   - Сам...  Только банку не сам приколачивал.  Ее Володя прибил. Знаешь
его?
   - Ленинградец? Знаю, - сказал Борька. - Хороший парень.

   Воскресенье было  теплым,  шел  липкий снег.  Костик с  утра строил у
забора блиндаж.  Вырыл в  сугробе яму,  окружил ее  стенкой из  снежных,
кирпичей и выбрался наружу, чтобы придумать, как сделать крышу.
   Тут он увидел Володю.  Володя стоял посреди двора и,  видно, не знал,
чем заняться.
   - Эй, здорово! - крикнул Костик. - Айда играть!
   Володя подошел.
   - Здравствуй... А как играть? Ты что построил?
   - А хоть что!  Можно,  чтобы это штаб был,  а можно, чтобы землянка у
партизан.
   - Это похоже на убежище, - серьезно сказал Володя.
   - Тогда давай играть в воздушную тревогу!
   - Ну давай...
   Володя ухватил в  каждую варежку по  снежному комку (это были бомбы),
раскинул руки и  загудел,  как "юнкере".  Двинулся по кругу -  Костику в
тыл. Не на такого напал! Костяк моментально слепил тугой снежок.
   - Батарея, огонь! Б-бах!
   Снежок копал  Володе в  подбородок.  "Бомбардировщик" прервал полет и
уронил бомбы.  Володя взялся за  лицо,  постоял несколько секунд и  тихо
сказал:
   - Ты совсем глупый. Когда бывает воздушный налет, население не кричит
"бах", а прячется в щели и убежища.
   - А я не население! Я зенитная батарея!
   Володя помолчал, вытер варежкой мокрое лицо и вдруг улыбнулся:
   - Ну ладно.  Я  ведь не знал,  что ты зенитная батарея.-  Подожди,  я
сейчас одну штуку принесу. Бомбы сделаем.
   Он, значит, не обиделся.
   Он  сходил  домой  и  принес  три  капсюля  от  охотничьих патронов -
крошечные медные  чашечки с  зеркальцами внутри.  Если  капсюль залепить
хлебным мякишем,  да нацепить на ручку с пером, да стукнуть о что-нибудь
твердое,  знаете  как  трахает!  Костя  и  Володя  так  и  сделали:  они
превратились в  советские самолеты  и  сбросили три  бомбы  на  немецкие
танки, которые расположились на крыльце.
   - Во грохает! - радостно сказал Костик. - Как на стоящая бомба! Ага?
   Но Володя ответил тихо и серьезно:
   - Что ты! Настоящая как даст - сразу целого дома нет.
   - Ты видел? - спросил Костик.
   - Ещ„ бы...
   "Еще бы", - сказал он, и Костик отчетливо понял, что для Володи война
-совсем не игра.  Потому что Володя видел сам, как разваливаются от бомб
дома. На самом деле, а не в кино. Они ведь по правде рассыпаются. И люди
гибнут. И большие, и маленькие...
   А зачем?
   Ну что им этим гадам-фашистам, было надо? Ну чего они полезли?!
   И  ощущение злой  беспомощности так  резануло Костика,  что  он  даже
зажмурился.
   Это было уже не первый раз.  Такую же злость и  бессилие почувствовал
Костик,  когда папа приехал в  отпуск и  показал ему  свои лейтенантский
погон, распоротый пулей.
   А если бы чуть в сторону? Значит, пуля в голову или в сердце? И война
словно в упор посмотрела на Костика.
   Костик  пришел домой  и  стал  придумывать бомбу.  Такую  громадную и
сильную,  чтобы немцы в  ужасе бежали до самого Берлина после первого же
взрыва.   Он   хотел  начинить  ее  маленькими  бомбочками,   чтобы  они
разлетались во все стороны и взрывались в самой гуще фашистов. На старых
газетах он сделал несколько чертежей и решил послать их Калинину. Только
надо было перечертить на чистый лист.  Костик попросил бумаги у Зины.  А
она сказала:
   - Ну Костик! Ну какой ты конструктор? Лучшие ученые в Советском Союзе
изобретают самые сильные бомбы и танки.  Они уж как-нибудь справятся.  А
ты бы лучше примеры решал по арифметике.
   Костяк рассердился и  порвал чертежи.  Вот  если бы  посоветоваться с
Борькой!  Но  Борьки нет дома.  Он на фанерном комбинате.  Он туда почти
каждый день ходит,  потому что  их  класс организовал фронтовую бригаду.
Все  мальчишки и  даже  девчонки сколачивают деревянные ящики  будто для
посылок бойцам. Но Костик знает, что ни для каких не для посылок. Борька
однажды под страшным секретом рассказал Костяку, что эти ящики - корпуса
для мин. В них накладывают взрывчатку, а потом эти штуки подсовывают под
немецкие танки. Как рванет - от танка только брызги во все стороны.
   - Понял? - суровым шепотом спросил Борька.
   - Понял, - тоже шепотом ответил Костик и оглянулся.
   - Но  если  хоть  кому-нибудь  разболтаешь,   будешь  самый  паршивый
предатель, хуже всякого шпиона.
   - Ни-ко-му, - сказал Костик. И спросил: - А мне можно с вами?
   - Пока нельзя. Надо подрасти.
   Спорить было бесполезно.  Где ему, Костяку, до Борьки? Тот вон какой:
большой,  сильный,  в настоящей командирской гимнастерке, только немного
перешитой. Заместитель командира бригады. И два пальца перевязаны бинтом
- ударил на работе молотком. Это почти настоящая боевая рана.

   Пришел  Новый  год.  1944-й.  Мама  принесла  елочку.  Маленькая была
елочка. Костяку до плеча, но пушистая, аккуратненькая. Из корочек старых
Зининых  тетрадей  Костик  склеил  флажки  и  цепи.  Тетрадки  были  еще
довоенные,  с  разноцветными обложками -  желтыми,  розовыми,  голубыми,
зеленоватыми.  Получилось красиво.  Ну и, кроме того, были еще настоящие
елочные игрушки: несколько стеклянных шариков, два серебристых картонных
дирижабля,  ватный  заяц  с  лыжами и  одним  ухом  и  звезда из  тонкой
золотистой бахромы.
   Звезду Костик посадил на верхушку. Получилось здорово.
   Ни свечек, ни цветных лампочек, конечно, не было. Но Костик придумал,
как быть.  Он отыскал в слоем имуществе лампочку от автомобильной фары и
двумя  тонкими  проводками подключил к  розетке  репродуктора.  Как  это
сделать,  ему Борька рассказал.  Когда радио работало,  волосок лампочки
наливался светом.  Если громкая музыка -  разгорался ярко, если разговор
какой-нибудь -  тлел,  как уголек в догорающей печке. Костик повесил эту
лампочку в  самой гуще  еловых веток,  и  она  светила,  будто сказочный
огонек в лесу.
   Вечером к  Зине пришли гости:  две ее бывших одноклассницы,  какой-то
парень  с  завода и  курсант из  пехотного училища Сережа Казанчук.  6се
смотрели на лампочку и хвалили Костика.
   А Зинка подхватила его, посадила на колени и весело сказала:
   - Он у нас изобретатель.  Недавно хотел бомбу придумать.  Немножко не
получилось, а то бы всем фашистам сразу капут. Верно, Костик?
   - Да ладно, хватит языком чесать, - проворчал Костик и слез с колен.
   Все  засмеялись,  только  Казанчук  не  засмеялся.  Он  сказал  очень
серьезно:
   - Что смешного? Человек для фронта старался.
   И  все  тоже  сделались серьезными.  Может быть,  стало неловко перед
Костиком,  а может быть, вспомнили, что скоро Сережа Казанчук уезжает на
фронт...
   На следующий день в  клубе железнодорожников был новогодний утренник.
Его устраивал для детей фронтовиков женский совет военкомата (сокращенно
- "женсовет").  Костяк на утренник не пошел:  прохудились валенки,  а на
улице было морозно. А мама пошла. Она состояла в женсовете и должна была
встречать ребят в клубе.
   Вернулась мама под вечер. Принесла Костяку подарок: бумажный кулек со
слипшимися карамельками,  тремя пряниками и  горсточкой печенья.  Точнее
говоря, она принесла два кулька, и Костик ревниво спросил:
   - А это кому? Зинке?
   - Что ты!  - сказала мама. - Она ведь большая. Это для Володи. Ну, ты
же знаешь, тот мальчик-ленинградец. Он болеет, и меня попросили передать
подарок. Отнесешь ему?
   - Угу, - сказал Костяк.
   Володя жил в соседнем большом доме на третьем этаже. Костик знал, что
в  шестой квартире,  но  никогда там не был.  Сейчас ему было интересно:
есть ли у Володи елка;  правда ли, что у него на столе стоит самодельный
крейсер - маленький, но как настоящий; и действительно ли висят на стене
портрет  Володиного  отца,  морского  летчика?  Про  крейсер  и  портрет
рассказывал Борька, он к Володе несколько раз приходил.
   Костик запахнул пальтишко,  промчался через  двор,  затопал вверх  по
лестнице и, наконец постучал в обитую клеенкой дверь.
   Долго  не  открывали.   Тускло  горела  у  потолка  лампочка,   пахло
керосином,  и  холодно было как на улице.  Костик потоптался,  поколотил
валенок о валенок и решил постучать снова. Тут дверь открылась.
   Ее отворила высокая женщина со строгим лицом,  с шерстяным платком на
плечах.
   - Ты к кому, мальчик?
   - Володя дома? - спросил Костик слегка оробев: женщина была похожа на
учительницу.
   - Ты пришел поиграть? К Володе сейчас нельзя, он болеет.
   - Я не играть. Я вот... - Костик протянул кулек.
   - Что это?
   - Подарок. От военкомата.
   - А-а... - Женщина чуть улыбнулась. - Спасибо.
   - Пожалуйста,  -  сказал Костик и  почему-то  слегка обиделся.  -  До
свиданья.
   - Подожди.  Тебя,  кажется,  зовут Костя?  Приходи к  нам  как-нибудь
потом. Может быть, Володе станет лучше. Хорошо?
   - Приду, - сказал Костяк и сразу перестал обижаться. - Он поправится,
и я приду.

   Но  Володя не  поправился.  В  марте он умер.  Двор притих.  Ребята с
тревогой и  смутным страхом поглядывали на  крайнее окно третьего этажа.
Там в  маленькой комнате случилось непоправимое и непонятное.  Был такой
солнечный день, с крыш бежало, и лужи сверкали изо всех сил, а он умер.
   Вообще-то смерть была не в новинку, но люди умирали где-то далеко, от
осколков и  пуль,  а  сюда  только приходили по  почте  серые  бумажки с
напечатанными буквами.  И  каждый раз  сквозь горе пробивалась крохотная
надежда: вдруг это ошибка?
   А сейчас не было никакой надежды...
   Володя был  такой же,  как  все  мальчишки.  Ему бы  сейчас кораблики
мастерить и  радоваться близким каин купам.  Ведь он  же не какой-нибудь
старик. И не солдат. При чем же здесь смерть?
   - Почему он умер? - спросил Костик у Борьки.
   Борька не ответил.
   Они  стояли на  крыльце,  и  Борька хмуро смотрел,  как две женщины в
ватниках вносят  в  подъезд большого дома  красный маленький гроб.  Этот
гроб привезли на телеге,  и  маленькая брюхатая лошадь терпеливо ждала у
ворот, когда люди управятся со своим непонятным делом.
   Костик не  хотел смотреть на гроб.  Он стал смотреть на свои разбитые
дырявые ботинки. И настойчиво повторил:
   - Почему он умер?
   - Не смог поправиться, вот и умер, - неохотно сказал Борька.
   - А какая у него была болезнь?
   - Я  ведь не врач,  откуда я знаю.  Что-то отбило,  на верно,  у него
внутри, когда с крыши сбросило...
   - С крыши?
   - Ты,  что ли,  ничего не знаешь?  -  с досадливым удивлением спросил
Борька.  -  Его в Ленинграде сбросило с крыши взрывной волной,  когда он
зажигалки тушил.
   Костику почему-то представилось,  как фашисты в  касках со свастиками
скрытно  ползают  по  ленинградским  чердакам  и  рассовывают  по  углам
зажигалки с  горящими  фитилями.  Зажигалки такие  же,  как  у  курсанта
Казанчука, который смастерил ее из трофейного немец кого патрона...
   А Володя пробирается следом за немцами и задувает огоньки.
   Но, конечно, все это были не так. И Костик спросил:
   - Какие это зажигалки?
   - Ну,  лопух, - беззлобно сказал Борька. - Неужели не знаешь? Которые
немцы сбрасывают с самолетов, чтобы дома поджигать.
   - Так  бы  и  говорил,  что зажигательные бомбы,  -  ловко вывернулся
Костик.
   Но Борька не ответил.
   И спорить не хотелось. Костик думал о Володе.
   "Значит,  он  не просто так умер.  Он погиб из-за бомбы,  когда тушил
зажигалки. Его фашисты убили. Он - как солдат..."
   - Говорят,  что он целых сто зажигалок потушил.  А может,  больше,  -
вдруг сказал Борька.  И  прозвучала в  его голосе гордость.  Будто и сам
Борька гасил фашистские зажигалки.  Будто он такой же, как Володя. Ну, а
разве нет?  Зажигательных бомб он  не  тушил,  но зато делал корпуса для
мин,  и,  может  быть,  уже  не  один  танк  вздрогнул и  осел  в  дыму,
напоровшись на Борькин ящик со взрывчаткой.
   А  кроме  того,  Володя и  Борька состояли в  одном  отряде.  Володя,
оказывается,  записан был в  тот же класс,  где учился Борька.  Только в
школу он ходил редко, болел все время...
   - Борька, - сказал Костик тихо, но очень твердо, - как мне записаться
в пионеры? И так же серьезно Борька ответил:
   - Я подумаю.  Это можно. Я давно на тебя смотрю, ты уже не маленький.
Только надо тебе какое-то пионерское задание выполнить.
   - Я  хоть  какое  выполню.  Можно,  я  буду  с  тобой  ящики для  мин
сколачивать?
   - Вообще-то я спрошу в цехе.  Только мы пока не работаем.  Гвоздей не
хватает. Просто беда.
   - Гвоздей всегда не хватает, - вздохнул Костик.

   Володю хоронили через день. Гроб поставили на грузовик с опущенными и
обтянутыми  красным  ситцем   бортами.   Машина  выехала  со   двора   и
остановилась на дороге.  Пришел оркестр -  старшеклассники в  одинаковых
зеленых телог