о ты не отдаешь мне  жалкие
пять долларов!" Все в нем кипело. Оскорбление, нанесенное ему "Транскон-
тинентальным", безмерно разрослось, ведь так мучительны были мрачные ме-
сяцы напрасных надежд, голода, лишений, а вдобавок и сейчас  терзал  го-
лод, напоминая, что он не ел со вчерашнего дня, да и вчера уснул на пус-
той желудок. Ярость ослепила его. Эту троицу и грабителями не  назовешь,
этакое мелкое жулье. Враньем и посулами выманили у него рассказ и  оста-
вили ни с чем. Ладно же, он им покажет. И он твердо решил, не  уйдет  он
отсюда, пока не получит свои деньги. Вспомнилось: ведь если он их не по-
лучит, ему не на что вернуться в Окленд. Лицо у него стало  свирепое,  и
вся тройка встревожилась и струхнула, но Мартин, хоть и с  трудом,  взял
себя в руки.
   А они стали еще речистей. Мистер Форд опять принялся вспоминать,  как
он впервые прочел "Колокольный звон" и в то же время мистер Эндс старал-
ся пересказать, сколь высоко оценила "Колокольный звон" его  племянница,
как-никак школьная учительница в Аламеде.
   - Вот что, - сказал наконец Мартин, - Я затем пришел, чтобы мне  зап-
латили за этот самый рассказ, который всем вам так понравился. Вы обеща-
ли после публикации заплатить пять долларов.
   На подвижном лице мистера Форда мгновенно выразилась радостная готов-
ность, он сунул было руку в карман, но вдруг обернулся к мистеру Эндсу и
сказал, что забыл деньги дома. Мистер Эндс нахмурился, не  сумев  скрыть
досаду, рука его невольно дернулась, готговая прикрыть карман брюк.  Вот
где деньги, понял Мартин.
   - Простите, - сказал мистер Эндс, - но я только что заплатил типогра-
фу, часу не прошло, отдал всю наличность. Легкомысленно, конечно,  иметь
при себе так мало, но платить типографу еще не пришло время, а он просил
как об одолжении сразу же выплатить ему аванс, для  меня  это  оказалось
полной неожиданностью.
   Оба выжидательно посмотрели на мистера Уайта, но сей джентльмен  зас-
меялся и пожал плечами. Уж его-то совесть чиста. Он пришел в  "Транскон-
тинентальный" изучать журналистику, а вместо этого изучил главным  обра-
зом финансовую политику. "Трансконтинентальный" задолжал  ему  жалованье
за четыре месяца, но он уже знал: сперва, надо задобрить типографа, а уж
потом помощника редактора.
   - Вот нелепость, мистер Иден, в каком положении  вы  нас  застали,  -
небрежно начал мистер Форд. - А все наша беспечность, уверяю вас. Но  мы
вот что сделаем. Завтра же утром первым делом отправим вам чек по почте.
У вас ведь есть адрес мистера Идена, мистер Эндс?
   Да, адрес у мистера Эндса есть, и завтра же утром первым делом  будет
отправлен чек. Мартин имел весьма туманное представление о банках и  че-
ках, но не понимал, почему нельзя дать ему чек сегодня с таким же  успе-
хом, как завтра.
   - Значит, условились, мистер Иден, завтра же вышлем вам чек, - сказал
мистер Форд.
   - Деньги мне нужны сегодня, - бесстрастно ответил Мартин.
   - Так неудачно сложились обстоятельства... Если бы вы оказались у нас
в любой другой день, - вкрадчиво заговорил мистер-Форд, но  его  тут  же
прервал мистер Эндс - у этого явно не хватало  выдержки,  недаром  такие
злые у него были глаза.
   - Мистер Форд уже все вам объяснил, - отрезал он. - И я тоже. Чек бу-
дет послан...
   - Я тоже объяснил, - перебил Мартин, - я объяснил, что  деньги  нужны
мне сегодня.
   Грубость коммерческого директора уязвила Мартина, он  насторожился  и
зорко за ним следил - догадываясь, что наличность  "Трансконтинентально-
го" покоится в брючном кармане сего джентльмена.
   - Так неудачно... - начал мистер Форд. Но тут мистер Эндс нетерпеливо
повернулся, явно собираясь выйти из комнаты. В тот же миг Мартин кинулся
к нему и схватил за горло, так что снежно-белая  борода  мистера  Эндса,
хоть и не утратив безупречной аккуратности, вздернулась  к  потолку  под
углом в сорок пять градусов. Мистер Уайт и мистер Форд с ужасом увидели,
что коммерческого директора трясут, как пыльный ковер.
   - Вьгкладывай монету, почтенный губитель молодых талантов! - потребо-
вал Мартин. - Выкладывай, не то сам из тебя все до цента  вытрясу,  хоть
бы и одной мелочью. - И остерег обоих напуганных зрители: -  Не  лезьте.
Кто вмешается, изувечу.
   Мистер Эндс задыхался и, лишь когда Мартин слегка ослабил хватку, су-
мел показать, что согласен раскошелиться. Несколько раз лазил он в  кар-
ман брюк и в конце концов выудил четыре доллара пятнадцать центов.
   - Вывернуть карманы, - распорядился Мартин.  Из  карманов  вывалились
еще десять центов. Для верности Мартин заново пересчитал добычу.
   - Теперь, вы! - крикнул он мистеру Форду. - Мне нужно  еще  семьдесят
пять центов.
   Мистер Форд не мешкая обшарил все карманы и выложил  шестьдесят  цен-
тов.
   - Больше нет, точно? - с угрозой спросил Мартин, забирая мелочь. -  А
в жилетных карманах что?
   В знак своей честности мистер Форд вывернул два жилетных кармана.  Из
одного выпал на пол картонный прямоугольник. Форд поднял его и хотел бы-
ло сунуть обратно, но тут Мартин воскликнул:
   - А это что? Билет на паром? Ну-ка давайте сюда. Он стоит десять цен-
тов. Засчитываю и его. Стало быть, вместе с проездным билетом я  получил
четыре доллара девяносто пять центов. За вами еще пять центов.
   Он свирепо глянул на мистера Уайта и увидел, что тщедушный  человечек
уже протягивает ему пятицентовик.
   - Благодарю, - сказал Мартин всей троице сразу. - Всего наилучшего.
   - Грабитель! - прорычал мистер Эндс.
   - Карманник, - не остался в долгу Мартин и вышел, хлопнув дверью.
   Победа окрылила Мартина, и так окрылила, что, вспомнив про пятнадцать
долларов, которые задолжала ему "Оса" за "Пери и  жемчужину",  он  решил
тотчас отправиться туда и получить свои  деньги.  Но  "Осой"  заправляла
компания здоровенных чисто выбритых молодцов, откровенных пиратов, кото-
рые грабили всех и вся и друг друга тоже. После того как в редакции была
поломана койкакая мебель,  редактор  (в  колледже  он  считался  хорошим
спортсменом) с умелой помощью коммерческого директора, агента по рекламе
и швейцара выдворили Мартина за дверь и еще подтолкнули, ускорив тем его
спуск с лестницы.
   - Приходите еще, мистер Иден, всегда будем рады вас видеть, - со сме-
хом крикнули ему вслед с площадки.
   Мартин поднялся и усмехнулся.
   - Ну и ну! - пробормотал он в ответ. - В "Трансконтинентальном" прос-
то овечки, а вот вас, ребята, можно хоть сейчас на ринг.
   В ответ опять рассмеялись.
   - Должен сказать, мистер Иден, для поэта вы и сами не промах, -  отк-
ликнулся редактор "Осы". - Позволено спросить, где вы научились так  от-
бивать правой?
   - Там же, где вы научились полунельсону, - ответил Мартин.  -  А  под
глазом-то у вас будет синяк.
   - Надеюсь, шеей ворочать можете, - заботливо пожелал редактор. - Пос-
лушайте, а может, пойдем выпьем всей компанией в честь этого дела?..  Не
в честь увечий, понятно, а в честь нашей маленькой стычки?
   - Пошли, - согласился Мартин, - и подбросим монету: если я  проиграю,
плачу я.
   Грабители и ограбленный выпили вместе, полюбовно решив, что  сражение
выиграл сильнейший и что пятнадцать долларов за "Пери  и  жемчужину"  но
праву принадлежат сотрудникам "Осы".
 
   Глава 34
 
   Артур остался у калитки, а Руфь  поднялась  по  ступенькам  Марииного
крыльца. Она слышала быстрый стук пишущей машинки и, когда Мартин  впус-
тил ее в комнату, увидела, что он  заканчивает  последнюю  страницу  ка-
кой-то рукописи. Руфь приехала удостовериться, будет ли он у них на обе-
де в День благодарения, но не успела, Мартин был слишком полон другим.
   - Послушай, сейчас я тебе это прочту! -  воскликнул  он,  раскладывая
экземпляры и аккуратно выравнивая стопки. - Это последний  мой  рассказ,
он совсем непохож на все прежние. До того непохож, что мне даже страшно,
и все-таки в душе я надеюсь, что он получился. Будь судьей. Это из жизни
на Гавайях. Я его назвал "Уики-Уики".
   Лицо Мартина горело жаром творчества, а Руфь в его  холодной  комнате
пробирала дрожь, и при встрече ее поразило, какие холодные у Мартина ру-
ки. Она внимательно слушала, пока он читал,  и  хотя,  изредка  поднимая
глаза, он видел на ее лице одно лишь неодобрение, но, дочитав, спросил:
   - Честно, что ты об этом думаешь?
   - Я... я не знаю, - ответила Руфь. - А это  можно...  по-твоему,  это
удастся где-нибудь напечатать?
   - Боюсь, что нет, - признался Мартин. - Для журналов слишком  сильно.
Но рассказ настоящий, честное слово, настоящий!
   - Но почему ты упорно пишешь так, что тебя заведомо не напечатают?  -
неумолимо продолжала Руфь. - Разве ты пишешь не для того, чтобы  зарабо-
тать на жизнь?
   - Да, верно, но проклятый рассказ оказался сильней  меня.  Я  не  мог
удержаться. Он требовал, чтобы его написали.
   - Но этот герой, этот Уики-Уики, почему он у тебя так грубо выражает-
ся? Конечно же, такая грубость оскорбит читателей, и конечно, именно по-
этому редакторы справедливо отвергают твои работы.
   - Потому что настоящий Уики-Уики разговаривал бы именно так.
   - Но это дурной вкус.
   - Это жизнь, - горячо ответил Мартин. - Это правда. Это настоящее.  А
я должен писать жизнь такой, какой я ее вижу.
   Руфь не ответила, с минуту длилось неловкое молчание. Мартин  не  мог
толком ее понять оттого, что любил, а она не могла  его  понять  оттого,
что слишком он был крупен и не укладывался в тесные рамки ее понятий.
   - Кстати, я получил гонорар в "Трансконтинентальном", -  сказал  Мар-
тин, стараясь направить разговор в более спокойное русло. Перед  глазами
предстала усатая троица, какой он ее видел напоследок, выжав свои четыре
доллара девяносто центов и проездной билет, и он фыркнул.
   - Значит, придешь! - радостно воскликнула Руфь. - Я затем и приехала,
чтобы узнать.
   - Приду? - рассеянно пробормотал Мартин. - Куда?
   - Ну как же, завтра на обед.  Ты  же  собирался,  если  получишь  эти
деньги, выкупить костюм.
   - Совсем забыл, - смиренно признался он, - Понимаешь,  сегодня  утром
полицейский забрал двух Марииных коров и теленка, взяли за потраву, и...
ну, так вышло, у Марии не было ни гроша, и пришлось мне заплатить за нее
штраф. Вот и ухнули пять долларов "Трансконтинентального" - весь  "Коло-
кольный звон" ухнул в карман полицейского.
   - Значит, не придешь? Мартин оглядел свое одеяние.
   - Не могу.
   Слезы разочарования и укора заблестели в голубых глазах Руфи, но  она
ничего не сказала.
   - В следующий День благодарения я приглашу тебя на обед у Дельмонико,
- весело сказал Мартин, - или пообедаем в Лондоне, или в Париже, где за-
хочешь. Вот увидишь!
   - На днях я видела в газете сообщение, что в железнодорожном почтовом
ведомстве открылось несколько вакансий, - вдруг сказала Руфь. - Ты  ведь
по конкурсу прошел первым, не так ли?
   Пришлось Мартину сознаться, что ему предлагали место, но он  отказал-
ся.
   - Я был так уверен... я и сейчас уверен... в себе, -  сказал  он  под
конец. - Через год я буду зарабатывать больше, чем десяток почтовых слу-
жащих. Подожди и сама увидишь.
   - Вот как, - только и сказала она в  ответ.  И  поднялась,  натягивая
перчатки. - Мне пора, Мартин. Меня ждет Артур.
   Мартин обнял ее, поцеловал, но возлюбленная осталась холодна. Тело ее
не напряглось, руки не обхватили его за шею, губы встретили его  поцелуй
без обычного жара.
   Рассердилась, решил Мартин, возвратясь от  калитки.  Но  почему?  Так
случилось, что полицейский захватил Марииных коров. Но ведь  это  просто
невезенье. Никто тут не виноват. Мартину и в голову не пришло, что можно
было поступить иначе. А, да, он малость виноват, что отказался от места,
мелькнула новая мысль. И ей не понравился "Уики-Уики".
   С верхней ступеньки крыльца он обернулся и увидел  почтальона  -  тот
разносил предвечернюю почту. Мартин принял стопку длинных конвертов,  и,
как всегда, в нем вспыхнула лихорадочная надежда. Один конверт  оказался
не  длинный.  Небольшой,  тонкий,  с   отпечатанным   обратным   адресом
"Нью-йоркского наблюдателя". Мартин стал было вскрывать конверт и замеш-
кался. Это не может быть известие, что рассказ принят. В этот журнал  он
рукописей не посылал. А вдруг... сердце замерло от невероятной  мысли...
вдруг они заказывают ему статью; но тотчас он опомнился - не может этого
быть.
   Короткое официальное письмо, подписанное заведующим редакцией,  всего
лишь извещало, что ему пересылают полученное журналом анонимное письмо и
заверяют, что анонимные письма редакция никогда и ни при  каких  обстоя-
тельствах не принимает во внимание.
   Вложенное письмо оказалось написано от  руки,  печатными  каракулями.
Безграмотное, густо сдобренное оскорблениями, оно утверждало,  что  "так
называемый Мартин Иден", который продает рассказы разным журналам, ника-
кой не писатель, на самом-то деле он ворует рассказы из старых журналов,
переписывает на машинке и рассылает под своим именем.  На  конверте  был
почтовый штамп "Сан-Леандро". Мартин сразу понял,  чьих  это  рук  дело.
Грамотность Хиггинботема, словечки и выражения  Хиггинботема,  Хиггинбо-
темская логика и нелепый склад ума выпирали из каждой строчки. Тут  ощу-
щалась не тонкая рука итальянца, а заскорузлый кулак лавочника, его  зя-
тя.
   Но почему? - тщетно гадал Мартин. Что плохого сделал он Бернарду Хиг-
гинботему? Поступок уж до того непонятный, до  того  бессмысленный.  Его
никак не объяснишь. За неделю редакторы различных журналов из  восточных
штатов переслали Мартину еще с десяток подобных писем. Очень  благородно
с их стороны, решил Мартин. Ведь эти редакторы совсем его  не  знают,  и
однако иные даже посочувствовали ему. Анонимные, письма явно им отврати-
тельны. Стало быть, злобная попытка ему  навредить  провалилась,  Скорее
это даже к добру - по крайней мере, многие  редакторы  узнали  его  имя.
Быть может, когда-нибудь, читая его рукопись, они и вспомнят,  мол,  это
тот самый, про кого было анонимное письмо. И как знать, вдруг при оценке
его рукописи подобное воспоминание будет гирькой на весах в его пользу?
   Примерно в это время Мартин сильно упал в глазах Марии. Однажды утром
он застал ее в кухне, когда она стонала от боли, по ее щекам от слабости
текли слезы, а перед ней высилась груда неглаженого белья. Мартин  мигом
определил, что у нее грипп, дал ей горячего виски - в бутылках,  которые
приносил Бриссенден, набрались кой-какие остатки - и велел лечь  в  пос-
тель. Но Мария заупрямилась. Белье надо прогладить и до вечера  разнести
клиентам, заспорила она, не то завтра семерым голодным ребятишкам нечего
будет есть.
   К ее удивлению (потом она не уставала рассказывать об этом до  своего
смертного часа), Мартин Иден схватил с плиты утюг и кинул на  гладильную
доску фасонистую блузку с длинным рукавом. Это была выходная блузка Кейт
Фланнаген, самой привередливой модницы на свете. Да еще  мисс  Фланнаген
нарочно предупредила, чтоб блузку ей доставили сегодня же  вечером.  Все
знали, за ней ухаживает кузнец Джон Коллинэ, и, как по секрету было  из-
вестно Марии, завтра мисс Фланнаген и мистер Коллинз собирались  в  парк
Золотые ворота. Тщетно пыталась Мария спасти блузку. Мартин отвел  ее  к
стулу, до которого она еле доплелась, усадил, и тут она вытаращила  гла-
за. Вчетверо быстрей, чем управилась бы она сама, Мартин отгладил блузку
и заставил ее признать, что отгладил ничуть не хуже ее самой.
   - Я бы и побыстрей работал, будь утюги погорячее.
   А он и так орудовал раскаленными утюгами, она бы  такими  нипочем  не
решилась гладить.
   - Ты не так обрызгиваешь, - упрекнул он ее. - Дай-ка  я  тебя  научу,
как надо. Самое главное - придавить. Сбрызнула - и сразу придави,  тогда
дело пойдет быстрей.
   Из кучи деревянного хлама в погребе он достал ящик, приспособил к не-
му крышку и порылся в железном ломе, который ребятня Сильва  приготовила
на продажу. Сложил свежесбрызнутое белье в ящик, накрыл доской и  прида-
вил утюгом - пресс был готов и действовал.
   - Теперь гляди, Мария, - сказал Мартин, скинув с себя верхнюю рубашку
и схватив утюг, по его словам, "и впрямь горячий".
   - А кончил гладить и давай стирать шерстяное,  -  рассказывала  потом
Мария. - Говорит: "Дуреха ты дуреха, Мария. Сейчас покажу тебе, как сти-
рать шерстяное", - и показал, да. За десять  минут  смастерил  машина  -
один бочка, один втулка от колесо, два шеста, и готов машина.
   Это было изобретение Джо из Горячих ключей. Втулка от старого  колеса
прикреплялась к концу вертикально стоящего шеста -  получалась  мешалка.
Это в свою очередь крепко соединялось с пружиной, прикрепленной к  пото-
лочной балке, так что втулка ходила вверх-вниз,  перемешивала  шерстяные
вещи, лежащие в бочке, и одной рукой можно было как следует их поколачи-
вать.
   - Теперь Мария не стирать шерстяное, - неизменно кончался ее рассказ.
- Теперь ребятишки управлять с бочка, да втулка, да шест. Он хитрый  го-
лова, мистер Иден.
   И все же ловко смастерив машину и преобразовав Мариину  кухню-прачеч-
ную, Мартин непоправимо уронил себя в глазах Марии. Романтический ореол,
которым его наградило ее воображение, поблек в холодном свете истины: он
бывшая прачка! Все его книги, и важные его друзья, которые  приезжали  к
нему в колясках или приносили несчетные бутылки виски, все уже не  имело
значения. Оказывается, он всего-навсего простой рабочий, человек ее  по-
роды, из ее класса. Он стал ей понятнее, доступней, но не осталось в нем
ничего загадочного.
   Пропасть между Мартином и его родными все ширилась. Вслед за  беспри-
чинным нападением Хиггинботема показал себя и мистер Герман Шмидт.  Мар-
тину удалось продать несколько зарисовок для газет, кое-что из юмористи-
ческих стихав и шуток, и на время дела его заметно поправились. Он расп-
латился с частью долгов и даже сумел выкупить из заклада черный костюм и
велосипед. Велосипед требовалось починить - погнулась ось педали, - и  в
знак доброго отношения к будущему зятю Мартин отправил велосипед в  мас-
терскую Шмидта.
   К вечеру того же дня Мартин с удовольствием получил  свой  велосипед,
его доставил какой-то мальчонка. Похоже, мистер Шмидт тоже настроен дру-
желюбно, подумал Мартин при виде такой любезности. Из починки  велосипед
обычно приходилось брать самому. Но оглядев велосипед, Мартин обнаружил,
что его и не думали чинить. А чуть позднее, позвонив сестрину жениху, он
услышал, что эта личность не желает иметь с ним никакого дела "ни в  ка-
ком виде, ни в какой форме, никоим образом".
   - Герман Шмидт, - весело ответил Мартин, - кажется, я сейчас приду  и
расквашу ваш немецкий нос.
   - Только суньтесь в мастерскую, и я пошлю за полицией,  -  последовал
ответ. - Я вас проучу. Знаю я вас, чуть что - в драку,  да  со  мной  не
выйдет. Не желаю иметь ничего общего с таким хулиганьем. Бездельник, ло-
дырь, меня не проведешь. Не удастся вам меня доить, хоть я и  женюсь  на
вашей сестре. Почему вы не хотите  работать  и  честно  зарабатывать  на
жизнь, а? Отвечайте!
   Мартин отнесся к этому философски, не дал  волю  гневу,  удивленно  и
насмешливо присвистнул и повесил трубку. Но потом ему стало не до смеха,
всей тяжестью навалилось одиночество. Никто его не понимает, никому  он,
видно, не нужен, кроме Бриссендена, а Бриссенден исчез неведомо куда.
   В сумерках Мартин вышел с покупками из зеленной лавки и зашагал к до-
му. На углу остановился трамвай, и сердце Мартина радостно забилось  при
виде знакомой тощей фигуры. То был Бриссенден,  и,  прежде  чем  трамвай
двинулся и заслонил его, Мартин  успел  приметить  оттопыренные  карманы
пальто - в одном явно были книги, в другом бутылка виски.
 
   Глава 35
 
   Бриссенден не объяснил, почему так долго пропадал, а Мартин  не  стал
допытываться. Сквозь пар, поднимающийся над пуншем, отрадно было  видеть
бледное, изнуренное лицо друга.
   - Я тоже не бездельничал, - заявил Бриссенден, выслушав отчет Мартина
о том, что он успел написать.
   Он вытащил из внутреннего кармана рукопись и  протянул  Март