н Франклин в свое время были не плохи, но с тех пор Америка
ушла  далеко  вперед.  Бэлун - вот человек, которого мы хорошо знаем и можем
рассчитывать, что он будет верен... самому себе.
     - Да,  и притом у Бэлуна большой опыт общественной деятельности. Он мой
старый  друг.  Когда-то  он  был губернатором одной нашей территории и очень
успешно справлялся с этим делом.
     - Надо  думать!  Он был по должности еще и представителем правительства
по  делам  индейцев.  Многие  на  его  месте,  получая суммы, ассигнуемые на
содержание  индейцев,  на  эти  деньги  кормили  бы  и  одевали  беспомощных
дикарей,  чью  землю  некогда  отобрали  белые в интересах цивилизации, - но
Бэлун  лучше  знал,  что  нужно  индейцам.  Он  на  эти  деньги  выстроил  в
резервации  государственную  лесопилку  и стал продавать лес по баснословной
цене...  Один  его  родич  выполнял там всю работу бесплатно - то есть он не
спрашивал больше того, что стоил лес.
     - Но  бедняги  индейцы...  не  то  чтобы  я уж очень о них заботился, а
все-таки... что же он для них-то сделал?
     - Выдал  им горбыль, чтобы они обнесли резервацию изгородью. Губернатор
Бэлун  был  для бедных индейцев все равно что отец родной. Но Бэлун не один,
у  нас  немало  благородных  государственных мужей, которые служат отечеству
столь  же  ревностно, как Бэлун. В сенате их полным-полно. Вы не согласны со
мною, полковник?
     - Право,  не  знаю. Я очень уважаю наших государственных деятелей, слуг
моего  отечества.  Я  встречаюсь  с ними каждый день, сэр; и чем больше я их
вижу,  тем  больше  их  почитаю,  и  тем больше я благодарен за то, что наше
общественное  устройство  дает  нам  возможность  заручиться их услугами. Не
многим странам на свете доступно такое счастье.
     - Вы  правы,  полковник.  Разумеется,  время  от  времени  можно купить
сенатора  или  члена  палаты  представителей;  но ведь они не знают, что это
нехорошо,   а   потому   им  ничуть  не  стыдно.  Они  кротки,  доверчивы  и
простодушны,  как  дети,  -  на  мой  взгляд, эти качества возвышают их куда
больше,  чем  возвысила  бы  греховная мудрость. Так что я вполне согласен с
вами, полковник Селлерс.
     - Н-ну,  -  замялся  полковник,  - боюсь, что некоторые из них и впрямь
покупают  свои  кресла  в  конгрессе... Да, боюсь, что так... Но это грешно,
так  мне сам сенатор Дилуорти сказал... это очень дурно... это постыдно! "Да
сохранит  меня  небо  от  подобного  обвинения",  -  вот  как сказал сенатор
Дилуорти!  И  однако, если вдуматься, нельзя отрицать, сэр, что нам пришлось
бы   лишиться   некоторых   наших  способнейших  деятелей,  если  бы  страна
решительно  восстала против... против... м-м... взяточничества. Очень грубое
слово. Мне неприятно его произносить.
     Тут   полковник  Селлерс  вспомнил,  что  он  условился  встретиться  с
австрийским   посланником,  и  удалился,  отвесив  журналисту  свой  обычный
изысканный поклон.


ГЛАВА V

ПРИКАЗЧИК В КНИЖНОЙ ЛАВКЕ

                                                               *
     ______________
     * Книги (тамильск.).

                    "Batainadon nin-masinaiganan, kakina gaie onijishinon" -
                    "Missawa   onijishining  kakina  о  masinaiganan,  kawin
                    gwetch o-wabandansinan".

                    Baraga*.
     ______________
     *  "Книги  мои  многочисленны  и  все  они хороши". - "Хоть книги его и
хороши,  он  не  часто  в  них  заглядывает".  -  Барага  (на языке индейцев
чиппевеев).

     В  урочный  час  Лора  зашла  в  книжную  лавку  и  стала  разглядывать
заманчиво   выставленные   на  прилавке  книги.  Франтоватый  приказчик  лет
девятнадцати,  с  аккуратнейшим пробором в прилизанных на удивленье волосах,
поспешил ей навстречу, поклонился, премило улыбаясь, и любезно начал:
     - Разрешите мне... вам угодно какую-нибудь определенную книгу?
     - Есть у вас "Англия" Тэна?
     - Простите?..
     - Записки Тэна об Англии.
     Молодой  человек  почесал  себе  нос карандашом, вытащив его из-за уха,
которое  для  того  и  торчало сбоку на его напомаженной голове; с минуту он
размышлял.
     - А...  понимаю!  -  и  расплылся  в улыбке. - Не Тэн, а Трэн вы хотите
сказать. Джордж Фрэнсис Трэн. Нет, сударыня, у нас...
     - Я хочу сказать именно Тэн, с вашего разрешения.
     Приказчик снова задумался:
     - Тэн... Тэн... Это гимны?
     - Нет,  это  не  гимны.  Это  книга,  о  которой сейчас много говорят и
которая очень широко известна... всем, кроме тех, кто ее продает.
     Приказчик  покосился  на  нее:  не  таится ли насмешка в этой несколько
неясной  речи?  Но  ответный  кроткий  и простодушный взгляд прекрасных глаз
прогнал  это подозрение. Приказчик отошел посоветоваться с хозяином. Оба они
были  явно  озадачены.  Они  раздумывали  и совещались, и снова совещались и
раздумывали... Потом оба подошли к Лоре, и хозяин спросил:
     - Это американская книга, сударыня?
     - Нет, это американская перепечатка английского перевода.
     - А...  да,  да...  теперь я припоминаю. Мы ждем ее со дня на день. Она
еще не вышла.
     - Вы,  очевидно,  ошибаетесь,  -  ведь  вы  объявляли  о ее продаже еще
неделю тому назад.
     - Разве?.. Не может быть...
     - Да, я уверена. И потом, вот же она, эта книга, - лежит на прилавке.
     Она  купила  Тэна, и хозяин убрался восвояси. Тогда Лора спросила, есть
ли  у  них  "Самодержец  обеденного стола" - и не без досады увидела, как на
лице  приказчика  восхищение  ее  красотой  сменилось  выражением  холодного
достоинства.  Поваренных  книг они не держат, заявил он, но, если ей угодно,
он  может заказать. Лора сказала, что нет, не стоит, это не важно. Потом она
снова  стала  разглядывать  книги,  наслаждаясь самим видом томиков Готорна,
Лонгфелло,  Теннисона  и  других  своих  любимцев,  в чьем обществе привыкла
коротать  досуг.  Тем  временем  приказчик  глядел  на  нее  во все глаза и,
несомненно,  вновь  ощутил  приступ восхищения, - или, быть может, он просто
оценил   ее   предполагаемые   литературные  вкусы  по  какой-то  хитроумной
измерительной  системе,  ведомой  одним  лишь  продавцам  книг.  И  он начал
"помогать"  ей  сделать  выбор;  но все его усилия оказывались тщетными, - в
сущности,   он  только  докучал  ей  и  неприятнейшим  образом  прерывал  ее
раздумье.  И  вот,  когда  Лора, взяв в руки "Венецианскую жизнь", пробегала
глазами  то  одно, то другое знакомое место, приказчик вдруг схватил книгу в
простом,  незатейливом  переплете  и,  ловко  стукнув  ею по прилавку, чтобы
стряхнуть пыль, заговорил оживленно:
     - Вот  прекрасное  произведение,  мы  распродали  уже кучу экземпляров.
Всем,  кто  читал,  очень  нравится.  -  И он сунул книгу чуть ли не под нос
Лоре.  -  Могу  порекомендовать вам: "Судьба пирата, или Последний разбойник
морей". На мой взгляд, одна из лучших новинок сезона.
     Лора   свободной   рукой   мягко   отодвинула   новинку   и  продолжала
перелистывать "Венецианскую жизнь".
     - Мне это не нужно, - сказала она.
     Приказчик  некоторое  время  рыскал  по  лавке,  поглядывая  то на одну
книгу,  то на другую, но, видимо, все они не годились. Однако в конце концов
он нашел то, что искал.
     - А  эту  вы  читали,  сударыня?  Я уверен, вам понравится. Она того же
автора,  что  "Бандиты  Хэккенсака".  Тут и любовные приключения, и тайны, и
всякое  такое.  Героиня  задушила  собственную  мать.  Вы  только посмотрите
название:  "Гондериль-вампир,  или  Пляска смерти". А вот еще: "Сокровищница
шутника,  или  Закадычный  друг забавника и балагура". Очень занятная штука,
сударыня!  Я  ее  четыре  раза  перечитал  и  до  сих пор смеюсь, как только
погляжу  на  эту  книжку.  А  уж "Гондериль" - уверяю вас, это замечательно,
ничего  лучше  я  сроду не читал. Эти книги наверняка вам понравятся, я ведь
сам их читал, они очень интересные.
     - Ах,  вот что... я не сразу поняла, в чем дело. Вы, наверно, подумали,
что  я  не  знаю, какие книги купить, и прошу у вас совета... я иногда бываю
такая  рассеянная, говорю совсем не то, что думаю. Я, наверно, попросила вас
об этом, да?
     - Нет, сударыня, но... я...
     - Уж  наверно  я  просила,  иначе  вы бы не предложили мне свои услуги,
побоялись  бы, что это будет невежливо. Но не беспокойтесь, я сама виновата.
Мне  не  следовало  быть  такой невнимательной... не надо было просить у вас
совета.
     - Но  вы  и  не  просили,  сударыня. Мы всегда помогаем покупателям как
можем.  Понимаете  ли,  наш  опыт...  мы  ведь  живем среди книг... поэтому,
знаете ли, мы можем помочь покупателю сделать выбор.
     - Ах, вот как? Это входит в ваши обязанности?
     - Да, сударыня, мы всегда помогаем.
     - Как  это  мило  с  вашей  стороны.  Некоторые,  пожалуй, сочли бы это
навязчивостью,  но  я  другого  мнения. По-моему, вы очень добры, это просто
великодушно  с  вашей  стороны...  Некоторые  люди  делают выводы наспех, не
подумав, - вы это замечали?
     - О  да,  -  сказал  приказчик,  не зная, должен ли он чувствовать себя
польщенным  или,  напротив,  обиженным.  -  Конечно,  я  это  часто замечал,
сударыня.
     - Да,  некоторые  удивительно спешат с необдуманными выводами. Вот ваши
вкусы  еще  не  сложились,  и  вы с наивным восторгом, вполне естественным в
вашем  возрасте, наслаждаетесь "вампирами" и сборником младенческих острот и
воображаете,  что  взрослый  человек тоже способен ими наслаждаться. Кое-кто
счел  бы это странным. Но я вовсе не вижу тут ничего странного. Я думаю, что
для  вас  это естественно. Вполне естественно. И очень мило с вашей стороны.
Вы,  видно, такой человек, что всякая пустяковая книжонка не только поражает
вас  и  доставляет  вам огромное удовольствие, но вы еще с радостью делитесь
этим  удовольствием  с  другими,  -  и  это,  на  мой  взгляд,  прекрасно  и
благородно,  да,  прекрасно  и  очень  благородно.  Я полагаю, все мы должны
делиться  нашими  удовольствиями  с  другими  людьми  и  всячески  стараться
порадовать друг друга. Правда?
     - О да, да, конечно. Вы совершенно правы, сударыня.
     Но  теперь  ему  было  уже  явно  не  по себе, хоть Лора и говорила так
приветливо, доверительно, почти ласково.
     - Ну  еще  бы.  Многие думают, что для книготорговца - или, скажем, для
приказчика  в книжной лавке - литература всего лишь товар и они слишком мало
понимают  в книгах, чтобы помочь человеку (разумеется, взрослому человеку) в
выборе  пищи  для  ума...  конечно,  если  не считать того, что они завернут
книгу  в  бумагу,  запакуют,  перевяжут  и  все  такое... Но я на это смотрю
совсем  иначе.  Я вижу - чем бы вы ни старались мне услужить, вы предлагаете
мне  свои  услуги  от чистого сердца, вот за что я вам признательна... право
же,  вы меня облагодетельствовали. Ваш совет мне весьма полезен, вне всякого
сомнения,  иначе  просто  быть  не  могло.  Раз уж вы показываете мне книгу,
которую  вы  прочли  -  не просмотрели, не перелистали только, а прочли, - и
говорите  мне, что вы ею наслаждались, что вы можете перечесть ее три-четыре
раза, - значит, эту книгу я как раз...
     - Благодарю вас!.. Благо...
     - ...как  раз и не возьму в руки. Ну конечно. Я думаю, на этом свете ни
один  совет  не  пропадает  понапрасну.  Раза  два  мне  случалось ездить по
железной  дороге  - и там, знаете, мальчишка-разносчик всегда вот так смерит
вас  взглядом  и,  если  вы  любитель  богословия,  предложит  вам книжку об
убийствах,  а  если  вы  поклонник  поэзии,  предложит вам философские труды
Таппера,  или  словарь, или рассказы Артура, или протянет вам сборник жалких
острот,  или какой-нибудь американский альманах, когда вы как раз терпеть не
можете  этот вид литературного ожирения сердца... и точь-в-точь так же любой
красноречивый  и  исполненный наилучших намерений джентльмен в любой книжной
лавке...  Но  я  так разговорилась, как будто у делового человека есть время
слушать  женскую  болтовню.  Вы  меня  извините,  я  просто  не  подумала. И
разрешите  еще  раз  поблагодарить вас за помощь. Я много читаю и буду часто
заходить  к  вам.  И  мне  не  хотелось  бы, чтоб вы меня причислили к таким
покупателям,  которые слишком много говорят и очень мало приобретают. Будьте
добры,  не скажете ли вы мне, который час? Ах, двадцать две минуты третьего?
Большое вам спасибо. Вот я кстати и переведу свои часы...
     Но  она,  видно, никак не могла их открыть. Она пыталась снова и снова.
Наконец  приказчик,  трепеща  от  сознания  собственной  смелости,  попросил
разрешения  помочь  ей.  Она разрешила. Он открыл крышку и весь просиял, так
очаровательно  она  улыбнулась  ему  и  так  любезно поблагодарила. Потом он
снова  сказал  ей  верное  время и следил за тем, как она медленно переводит
стрелки,  с такой тревогой, словно опасался каких-то несчастных случайностей
или  риска  для  жизни;  но  наконец  стрелки достигли нужного положения - и
тогда  лицо  у  приказчика  стало такое счастливое, словно он помог человеку
свершить  дело  чрезвычайной  важности  и рад сознавать, что жил на свете не
напрасно.  Лора  еще  раз  поблагодарила его. Слова ее прозвучали в его ушах
как  музыка;  но  могли  ли  они  сравниться  с ее чарующей улыбкой, которая
преисполнила его блаженством!
     Лора  кивнула  ему на прощанье и вышла. И он уже не чувствовал мучений,
какие  претерпел  в те горькие минуты, когда она пригвождала его к позорному
столбу,  -  нет,  теперь  он был в сонме покоренных ею - гордый и счастливый
раб, и первые рассветные лучи любви проникли в его пробуждающееся сердце.
     Уже   наступил  тот  час,  когда  председатель  комиссии  конгресса  по
благотворительным  ассигнованиям имел обыкновение выходить из дому, - и Лора
пошла на разведку. С порога она окинула взглядом улицу - и, разумеется...


ГЛАВА VI

ЛОРА КОКЕТНИЧАЕТ С БАКСТОУНОМ

                                                               *
     ______________
     * Мы хотим поддерживать друг друга (ассирийск.).

                                  Usa ogn' arte la donna, onde sia colto
                                  Nella sua rete alcun novello amante
                                  Ne con tutti, ne sempre un stesso volto
                                  Serba, ma cangia a tempo atti e sembiante.

                                  Tasso*.
     ______________
     * Дар обольщенья возведя в искусство,
     Она, чтоб воздыхателей завлечь,
     В них разжигала пламенное чувство,
     По вкусу каждого свою меняя речь. - Тассо (итал.).

     Председателя  нигде  не  было  видно.  Такие  разочарования  редкость в
романах, но в жизни всегда так бывает.
     Лоре  пришлось  придумывать  новый план действий. Она послала Бакстоуну
записку, прося навестить ее вечером, что он и сделал.
     Она встретила достопочтенного мистера Бакстоуна лучезарной улыбкой.
     - Даже  не  знаю,  как  это  я  осмелилась  послать вам записку, мистер
Бакстоун: говорят, вы не слишком благосклонны к нам, женщинам.
     - Я  вижу,  обо  мне  судят  несправедливо,  мисс Хокинс. Некогда я был
женат - разве это не свидетельствует в мою пользу?
     - О  да...  то  есть  нет,  это  еще  не известно. Если вы знали, каким
совершенством   может   быть  женщина,  тогда  вполне  понятно,  что  теперь
какая-нибудь посредственность вас не интересует.
     - Даже  и в таком случае это не относится к вам, мисс Хокинс, - любезно
сказал  председатель.  -  Молва  причисляет  вас  к  тем женщинам, чье имя -
совершенство.
     Мистер  Бакстоун  и  сам  был  восхищен своей удачной речью, и, видимо,
Лору  она  восхитила  не  меньше.  Но  он  при  этом  не  смутился,  Лора же
покраснела и потупилась.
     - От  всей  души хотелось бы мне заслужить столь лестный комплимент. Но
ведь я женщина и потому рада услышать комплимент, даже и незаслуженный!
     - Но  это  не  только  комплимент,  не  пустой  комплимент,  это чистая
правда! Все мужчины меня поддержат.
     - Очень  великодушно,  что  вы  так  говорите,  -  сказала Лора, видимо
польщенная.  -  Я  ведь  простая  девушка  из захолустья, и для меня большая
честь,  что  обо  мне так говорят умные и образованные люди. Вы так добры, я
знаю,  вы  извините  меня  за  то,  что я побеспокоила вас сегодня и просила
прийти.
     - Какое   же   это  беспокойство?  Это  удовольствие.  С  тех  пор  как
скончалась  моя  жена,  я остался один на свете, мисс Хокинс, и часто тоскую
по женскому обществу, хотя люди и говорят совсем другое.
     - Как  приятно  слышать  это  от вас! Я уверена, что так и должно быть.
Даже  я  иногда  чувствую  себя одинокой вдали от старых друзей, хоть меня и
окружают  новые,  которых  я  тоже  успела полюбить, - как же одиноко должно
быть  вам! Ведь вы понесли такую утрату и не находите благодатного отдыха от
бремени  государственных  забот.  Вам  надо  чаще  бывать  в обществе - и не
только  ради  окружающих,  а  и  ради  себя  самого. Я так редко вижу вас на
приемах, а когда и вижу, вы не балуете меня своим вниманием.
     - Никогда  не  думал,  что это будет вам приятно, иначе я был бы только
счастлив  доставить  себе  столь большое удовольствие. Но на этих приемах не
часто  удается  поговорить с вами. Вас всегда окружает столько народу - вы и
сами могли это заметить. Вот если бы можно было навещать вас здесь...
     - Ну  разумеется,  я всегда буду от души вам рада, мистер Бакстоун. Мне
часто  хотелось,  чтобы  вы  пришли  и  рассказали  мне  побольше  о Каире и
пирамидах, - вы ведь мне однажды обещали.
     - Неужели  вы еще помните об этом, мисс Хокинс? Я думал, женская память
так ненадежна...
     - О,  мужские  обещания  еще  ненадежнее. А потом, если бы я и страдала
забывчивостью... разве вы не оставили мне кое-что для памяти?
     - Я?
     - Подумайте-ка...
     - Да, кажется я что-то такое сделал... не припомню, что это было.
     - Никогда,  никогда  больше  не говорите, что женская память ненадежна!
Вот - узнаете?
     - Веточка  букса!  Побежден,  сдаюсь!  Но неужели вы хранили ее столько
времени?
     Лора  очаровательно  смутилась.  Она  пыталась скрыть свое смущение, но
чем  больше  старалась,  тем  явственней  оно  становилось  и  тем больше ее
красило. Наконец она с досадой отбросила веточку.
     - Я  забылась,  -  сказала  она. - Это было очень глупо с моей стороны.
Прошу вас, забудьте об этой ребяческой выходке.
     Мистер Бакстоун поднял веточку и сел рядом с Лорой на диван.
     - Пожалуйста,  позвольте  мне  сохранить  эту  веточку,  мисс Хокинс, -
сказал он. - Теперь она стала мне особенно дорога.
     - Верните  ее мне, мистер Бакстоун, и не говорите так. Я уже достаточно
наказана  за  свое  безрассудство.  Неужели  вам  нравится  доводить меня до
отчаяния? Пожалуйста, отдайте.
     - Нет,  право  же, я не хочу доводить вас до отчаяния. Но не относитесь
к  этому  так  серьезно;  вы ничего дурного не сделали. Вы, наверно, забыли,
что  у  вас  осталась эта веточка; вот если бы вы дали ее мне, я бы сохранил
ее и не забыл об этом.
     - Не  говорите  так,  мистер  Бакстоун.  Отдайте  ветку,  прошу  вас, и
забудьте об этом.
     - Было  бы  невеликодушно  отказать  вам,  раз  это  вас так волнует, а
потому  -  вот,  я ее возвращаю. Но если бы вы отдали мне половину, а другую
оставили у себя...
     - Чтоб  она  напоминала  вам  обо мне, когда вы захотите посмеяться над
моей глупостью?
     - Боже  избави!  Просто  это  будет  для  меня  напоминанием о том, как
однажды  я  доставил  вам  неприятную  минуту,  и  предостережением - больше
никогда этого не делать.
     Лора  подняла глаза и пытливо посмотрела на Бакстоуна. Она чуть было не
разломила веточку, но заколебалась, потом отбросила ее.
     - Если  бы  я  была  уверена,  что  вы...  -  начала  она. - Как глупо!
Поговорим о чем-нибудь другом. Нет, не настаивайте - пусть будет по-моему.
     Тут  мистер  Бакстоун  оттянул свои войска и повел коварное наступление
на  крепость по