es onsaece,
                                              aefier lig-torne,
                                              leofne mannan.

                                              Beowulf*.
     ______________
     * Негоже, чтоб женщина,
     Покой наш хранящая,
     Тем паче - красавица,
     Долг позабыла свой
     И в приступе гнева
     Замыслила жизнь отнять
     У мужа любимого. - "Песнь о Беовульфе" (англосакс.).

     Филип  вышел  из  Капитолия и вместе с сенатором Дилуорти направился по
Пенсильвания-авеню.  Стояло  погожее весеннее утро, дышалось легко и весело;
ярче  зеленели  живые изгороди, розовели цветущие персиковые деревья, словно
нежным  румянцем  покрылись Арлингтонские холмы, и южный ветер дышал теплом,
- во всем ясно чувствовалось ежегодное чудо обновления земли.
     Сенатор  снял  шляпу  и, казалось, раскрывал душу навстречу сладостному
утру.  После  духоты  шумного  зала  с  его тусклым газовым светом, льющимся
из-под   стеклянного   свода,   после  лихорадочного  возбуждения  и  борьбы
страстей,  длившейся  всю  ночь  напролет,  этот  спокойный мир под открытым
небом  казался настоящим раем. Сенатора охватил не бурный восторг, но скорее
благочестивая  радость,  подобающая истинному христианину и государственному
деятелю,   чьи   благотворительные   замыслы   разделило   и  одобрило  само
провидение.  Великая  битва  окончена,  но  закон должен еще предстать перед
бдительным  оком  сената,  а  воля  божья  подчас проявляется в двух палатах
по-разному.  И  все  же  сенатор был спокоен, ибо он знал, что сенату присущ
esprit  de  corps*,  которого нет в палате представителей; в силу его каждый
сенатор  относится  со  всей  любезностью к проектам других сенаторов, и они
оказывают  друг  другу взаимную поддержку, о которой грубые люди сказали бы:
"рука руку моет".
     ______________
     * Корпоративный дух (франц.).

     - По  воле божией в эту ночь палата славно поработала, мистер Стерлинг.
Правительство   основало   учреждение,  которое  вдвое  облегчит  разрешение
проблемы  Юга.  И  это  хорошо  для  наследников Хокинса, очень хорошо. Лора
будет почти миллионершей.
     - А  вы  думаете,  мистер  Дилуорти,  что Хокинсы много получат из этих
денег?  -  наивно  спросил  Филип, вспоминая судьбу ассигнований на развитие
судоходства по реке Колумба.
     Сенатор  испытующе  посмотрел  на своего спутника, стараясь понять, нет
ли тут намека на личности.
     - Без  сомнения,  без  сомнения,  - сказал он. - Я принимаю их интересы
весьма  близко  к  сердцу.  Будут, разумеется, кое-какие расходы, но вдова и
сироты получат все, о чем мечтал для них покойный мистер Хокинс.
     Пели  птицы, когда они пересекали площадь перед Белым домом, сверкающую
молодой  изумрудной  травой  и  нежной  зеленью деревьев. Они подошли к дому
сенатора Дилуорти и остановились на минуту, любуясь открывшимся видом.
     - Вот воистину благодать господня, - благочестиво произнес сенатор.
     Войдя в дом, он позвал служанку:
     - Подите  к  мисс  Лоре  и  скажите,  что мы ее ждем. Мне следовало еще
полчаса  назад  послать к ней верхового с запиской, - прибавил он, обращаясь
к  Филипу.  -  Она  будет  восхищена  нашей победой. Оставайтесь завтракать,
будете свидетелем ее радости.
     Вскоре служанка вернулась, лицо ее выражало полнейшее недоумение.
     - Мисс Лоры нету, сэр, - доложила она. - Видно, всю ночь дома не была.
     Сенатор  и  Филип  разом вскочили на ноги. В комнате Лоры на всем видны
были  следы  торопливых,  беспорядочных  сборов, ящики наполовину выдвинуты,
разная  мелочь раскидана по полу. Постель не тронута, - очевидно, хозяйка не
ложилась.  Из  расспросов  выяснилось,  что  Лора накануне не вышла к обеду,
извинившись  перед  миссис Дилуорти и сославшись на сильную головную боль, и
слугам велела не беспокоить ее.
     Сенатор  был  ошеломлен.  Филип  тотчас  подумал  о  полковнике  Селби.
Неужели  Лора  бежала  с  ним?  Сенатор  этого не думал. Нет, не может быть.
Генерал  Леффенуэл,  представитель  от Нового Орлеана, вчера вечером к слову
упомянул,  что  Селби  с  семьей  накануне утром выехал в Нью-Йорк и намерен
сегодня отплыть в Европу.
     У  Филипа  явилась  еще  одна  мысль,  но  он  не высказал ее вслух. Он
схватил  шляпу и, пообещав разузнать все, что можно, побежал к Гарри: они не
виделись со вчерашнего дня, с тех пор как Филип пошел на заседание палаты.
     Гарри  дома не оказалось. Он ушел с небольшим саквояжем накануне, около
шести  часов  вечера,  сказав,  что  едет  в Нью-Йорк, но вернется на другой
день. На столе в комнате Гарри Филип нашел записку:

     "Дорогой  мистер  Брайерли,  не  можете  ли Вы приехать к шестичасовому
поезду  и проводить меня в Нью-Йорк? Мне нужно съездить туда в связи с нашим
проектом,  получить голос конгрессмена, который сейчас там. Сенатор Дилуорти
поехать не может.
                                                            Ваша и пр. Л.X."

     - Ох,  пропади  оно все пропадом, - сказал Филип. - Дурень попался-таки
в ловушку. А ведь она обещала мне оставить его в покое.
     Он  задержался  лишь  на  минуту  - коротко написал сенатору Дилуорти о
том,  что  узнал,  предупредил,  что  немедленно  выезжает  в  Нью-Йорк, - и
поспешил  на  вокзал. Пришлось целый час дожидаться поезда; наконец-то поезд
отошел, но казалось, он ползет, как черепаха.
     Филипа  сжигала  тревога.  Куда они направились? Чего ради понадобилось
Лоре  взять  с  собой  Гарри?  Имеет  ли этот их внезапный отъезд какое-либо
отношение  к  Селби?  Неужели Гарри окажется таким дураком, что даст втянуть
себя в какой-нибудь публичный скандал?
     Казалось,  поезд никогда не дойдет до Балтимора. Потом без конца стояли
в  Гавр-де-Грас.  Разогревшимся  буксам  пришлось дать остыть в Уилмингтоне.
Неужели  этот поезд никогда не придет в Нью-Йорк? Только мимо Филадельфии он
шел  чересчур  быстро.  Филип  стоял  на  площадке,  отыскивая  глазами  дом
Боултонов,   -  ему  казалось,  будто  он  различает  знакомую  крышу  среди
деревьев,  и он спрашивал себя, что почувствовала бы Руфь, если б знала, как
он близко от нее.
     А  потом  был  штат  Джерси  -  нескончаемый  Джерси, глупый, надоедный
Джерси,  где  пассажиры  вечно  спрашивают, на какой это они поезд попали, и
где  им  выходить,  и  проехали  уже  Элизабет или не проехали. Оказавшись в
Джерси,  человек  начинает  смутно  чувствовать,  что  он попал на несколько
поездов  сразу  и  ни  на  один  в  отдельности  и что он с минуты на минуту
прибудет  в  Элизабет.  Он  не  имеет  ни малейшего представления о том, что
такое  Элизабет,  и  неизменно  решает,  что  уж  в следующий раз непременно
выглянет  из  окна  и посмотрит, на что она похожа, эта самая Элизабет, - но
так  никогда  и не удосуживается поглядеть. А если и поглядит, то, вероятно,
обнаружит,  что  это  Принстон  или  еще  что-нибудь  в том же роде. Все это
порядком  надоедает,  и  нельзя  понять,  что толку называть станции в штате
Джерси  разными  именами.  Время  от времени прибываешь в Ньюарк, - Ньюарков
тут,  видимо,  штуки  три  или  четыре;  дальше идут болота; потом рекламные
объявления,  высеченные  на  бесконечных  скалах, расхваливают патентованные
лекарства,  или  готовое  платье,  или нью-йоркские тонизирующие средства от
джерсейской лихорадки, - и вот наконец Джерси-сити.
     На  пароме  Филип купил вечернюю газету у мальчишки, кричавшего: "А вот
"Ивнинг  Грэм",  подробности  убийства!"  -  и  торопливо  пробежал  глазами
следующее:

ПОТРЯСАЮЩЕЕ УБИЙСТВО!!!
                         ТРАГЕДИЯ В ВЫСШЕМ СВЕТЕ!!!
                   КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА ЗАСТРЕЛИЛА ИЗВЕСТНОГО
                   ВЕТЕРАНА АРМИИ ЮЖАН В ОТЕЛЕ "ЮЖНЫЙ"!!!
                           ПРИЧИНА - РЕВНОСТЬ!!!

     "Сегодня  утром  совершилось  еще  одно  скандальное  убийство, о каких
почти   ежедневно  сообщают  газеты,  -  прямой  результат  социалистических
доктрин  и  агитации  за  права  женщин, которая превращает каждую женщину в
мстительницу  за  причиненное  ей  зло, а все общество - в охотничьи угодья,
где она поражает жертву.
     Около  девяти часов некая леди хладнокровно застрелила человека в общей
гостиной  отеля  "Южный",  а  затем,  отбросив  револьвер, без сопротивления
позволила  себя  арестовать,  причем  преспокойно заявила: "Он сам виноват".
Наши  корреспонденты,  немедленно  посланные  на  место  трагедии,  выяснили
следующие подробности.
     Вчера  днем  а  отель  прибыл  из  Вашингтона  полковник Джордж Селби с
семейством;  он  взял  билеты  на  пароход  "Скотия" и намеревался сегодня в
полдень  отплыть  в  Англию.  Полковник  был  красивый  мужчина  лет сорока,
человек  богатый  и  с положением, постоянно проживавший в Новом Орлеане. Он
отличился  в  армии  южан  и  получил  ранение  в ногу, от которого так и не
оправился и вынужден был при ходьбе опираться на трость.
     Сегодня   утром,   около   девяти   часов,   хорошо  одетая  женщина  в
сопровождении  мужчины  явилась в контору отеля и спросила, нельзя ли видеть
полковника  Селби. Полковник в это время завтракал. Посетительница попросила
портье  передать  полковнику,  что  эти  двое  просят  его ненадолго выйти в
гостиную.  По  словам  портье,  спутник  этой  леди спросил ее: "А его-то вы
зачем  хотите  видеть?"  И она ответила: "Он уезжает в Европу, надо же мне с
ним попрощаться".
     Полковнику   Селби  передали,  что  его  ждут;  посетителей  провели  в
гостиную,  где в это время находились еще трое или четверо постояльцев. Пять
минут  спустя  в  гостиной  раздались  один  за  другим два выстрела, и туда
сбежался народ.
     Полковник  Селби  лежал  на  полу, истекая кровью, но был еще жив. Двое
только  что  вошедших  мужчин  задержали стрелявшую; она не сопротивлялась и
немедленно  была  передана  прибывшему в отель полицейскому. Показания всех,
кто  находился в гостиной во время происшествия, в главных чертах совпадают.
Взгляды  свидетелей  как  раз  обращены  были  на  дверь, когда, опираясь на
трость,  вошел  мужчина  - полковник Селби, - и они обратили внимание на то,
что  он  остановился,  словно охваченный изумлением и испугом, и отступил на
шаг.  В  эту  минуту  леди  в  капоре  подошла к нему и сказала: "Джордж, ты
поедешь  со  мной?"  -  или  что-то  в  этом  роде.  Он вскинул руку, как бы
защищаясь,  и  попятился  к  двери  со  словами:  "Боже  мой!  Я не могу, не
стреляй!"  Но  тотчас  же раздались два выстрела, и он упал. Леди, казалось,
была  вне  себя  от бешенства или от волнения и вся дрожала, когда свидетели
схватили ее за руки; и она сказала им: "Он сам виноват".
     Полковника  Селби  немедленно  перенесли  в  его  комнату  и послали за
известным  хирургом  доктором  Пшиком.  Оказалось,  что  одна  пуля попала в
грудь,  другая  в  живот.  Был  вызван  еще  один  врач,  но  раны оказались
смертельными,  и  час  спустя  полковник  Селби скончался в тяжких мучениях;
однако  он  до  самого  конца  оставался  в  полном  сознании  и  успел дать
показания  под  присягой.  Суть  их заключается в том, что его убийца - мисс
Лора  Хокинс,  с  которой он встречался в Вашингтоне на деловой почве, как с
кулуарной   деятельницей.   Она   преследовала  его  своими  ухаживаниями  и
домогательствами  и пыталась заставить бросить жену и уехать с ней в Европу.
Когда  он  отказался и начал избегать ее, она стала ему угрожать. За день до
его  отъезда  из Вашингтона она объявила, что, если он попытается уехать без
нее, ему не остаться в живых.
     Очевидно,  тут  имело место убийство с заранее обдуманным намерением, и
именно   с  этой  целью  стрелявшая  последовала  за  полковником  Селби  из
Вашингтона в Нью-Йорк.
     Нам  стало  известно,  что  убийца - женщина необычайной, ослепительной
красоты,  всего  двадцати  шести  или двадцати семи лет от роду - приходится
племянницей  сенатору  Дилуорти,  в доме которого она провела минувшую зиму.
Она  родом  с Юга, из богатой семьи и слывет богатой наследницей. Однако, по
слухам,  она,  как  и некоторые другие прославленные красавицы в Вашингтоне,
имеет  какое-то  отношение  к  закулисной  политике.  Если  не ошибаемся, мы
слышали   ее  имя  в  связи  с  продажей  земель  в  Теннесси  университету,
создаваемому  в  Буграх,  закон  о  котором вчера вечером был принят палатой
представителей.
     Убийцу  сопровождал мистер Гарри Брайерли, нью-йоркский франт, временно
проживавший  в  Вашингтоне. Какое отношение он имеет к Лоре Хокинс и ко всей
этой  трагедии,  пока  неизвестно,  но  он  также  взят  под  стражу и будет
задержан, по крайней мере в качестве свидетеля.
     P.S.  Один  из  свидетелей  находившихся  в гостиной в момент убийства,
заявил,  что,  выстрелив дважды в полковника Селби, Лора Хокинс хотела затем
выстрелить  в  себя,  но Брайерли подскочил и вырвал у нее оружие - и это он
бросил пистолет на пол.
     Дальнейшие   подробности  и  полное  жизнеописание  всех  замешанных  в
происшествии читайте в следующем выпуске нашей газеты".

     Филип  тотчас  кинулся  в  отель "Южный", где все еще царило величайшее
волнение  и  из уст в уста передавались тысячи самых разных и фантастических
версий  случившегося.  Очевидцы,  снова и снова повторяя рассказ о виденном,
превратили  его  в  весьма  драматическую  сцену  и приукрасили ее всем, что
только  могло  сделать  ее  пострашнее.  А  те,  кто совсем ничего не видел,
пустились  сочинять. Жена полковника сошла с ума, говорили они. Дети вбежали
в  гостиную  и,  попадав  на пол, перепачкались в отцовской крови. По словам
портье,  он  в  первую  же  минуту  по  глазам посетительницы понял, что она
замышляет  убийство.  У  кого-то,  кто  встретился  с нею на лестнице, пошел
мороз  по  коже. Некоторые полагали, что Брайерли - соучастник преступления:
это  он  подговорил  женщину  убить его соперника. Иные говорили, что убийца
держалась  уж  слишком спокойно и безразлично, - должно быть, она не в своем
уме.
     Филип  узнал,  что  и  Гарри  и  Лору  отвезли  в  городскую  тюрьму, и
отправился  туда;  но  его  к  ним  не  пустили.  Так как он не был газетным
репортером,  ему не разрешили в этот вечер увидеться с кем-нибудь из них, но
караульный  офицер  стал  расспрашивать его и подозрительно осведомился, кто
он такой. Возможно, утром ему и разрешат поговорить с Брайерли.
     Последние  выпуски  вечерних  газет  сообщили  о результатах следствия.
Случай  был  достаточно  ясен  для  присяжных,  и, однако, им пришлось долго
заседать,  выслушивая  препирательства  врачей.  Доктор  Пшик утверждал, что
убитый  скончался  от последствий ранения в грудную клетку. Доктор Дуб столь
же  решительно  утверждал,  что  причиной  смерти  явилось ранение в область
живота.  Доктор Пляс высказал мнение, что смерть последовала от совокупности
обеих  ран, а также, возможно, и от других причин. Он расспросил официанта о
том,  завтракал  ли  полковник  Селби,  что  именно  он  ел  и был ли у него
аппетит.
     В  конце  концов  следствие  вернулось  к  тому  бесспорному факту, что
полковник  Селби  мертв, что (как признают врачи) любая из полученных им ран
могла  оказаться  причиной смерти, - и вынесено было заключение, что он умер
от  огнестрельных ран, причиненных выстрелами из револьвера, находившегося в
руках Лоры Хокинс.
     Утренние  газеты  так  и  пестрели  крупными  заголовками и изобиловали
подробностями  убийства.  Отчеты вечерних газет оказались всего лишь первыми
каплями   этого   оглушительного   ливня.   События   излагались   в   самых
драматических   тонах,   заполняя  столбец  за  столбцом.  Тут  были  очерки
биографического  и исторического порядка. Были длиннейшие отчеты специальных
корреспондентов  из  Вашингтона,  подробно  описывалась жизнь и деятельность
Лоры  в  столице  и  перечислялись имена всех мужчин, с которыми, по слухам,
она  была  близка; описаны были особняк сенатора Дилуорти, и семья сенатора,
и  комната  Лоры  в  его  доме, и как выглядит сам сенатор, и что он сказал.
Много  писали  о  красоте  Лоры,  о  ее талантах, о ее блестящем положении в
обществе,  и  о  ее сомнительном положении в обществе. Было также напечатано
интервью  с  полковником Селлерсом и другое - с Вашингтоном Хокинсом, братом
убийцы.  Одна  газета  поместила  длинную корреспонденцию из Хоукая о том, в
какое  волнение  повергнут  этот  мирный  уголок  и  как там приняли ужасную
весть.
     Были  опрошены  все  причастные  к  случившемуся.  Печатались  отчеты о
беседах  с  портье отеля, с посыльным, с официантом, со всеми свидетелями, с
полисменом,  с  хозяином  отеля (который подчеркнул, что в его отеле никогда
еще  не  случалось  ничего  подобного, хотя у него постоянно останавливаются
сливки  южной аристократии) и с вдовой полковника - миссис Селби. Были тут и
чертежи  и  рисунки,  показывающие,  как  произошло  убийство, и вид отеля и
улицы, и портреты действующих лиц.
     Имелись  три  подробнейших и совершенно не схожих между собою показания
врачей  относительно ран, полученных полковником Селби, составленные в столь
ученых  выражениях,  что  никто  не мог их понять. Печатались ответы Гарри и
Лоры  на  бесчисленные  вопросы  корреспондентов;  имелось  также  заявление
Филипа,  ради  чего  репортер  поднял его ночью с постели, хотя Филип просто
догадаться не мог, каким образом репортер его отыскал.
     Если   некоторым   газетам  не  хватало  материала,  чтобы  написать  о
случившемся   достаточно  длинно,  они  восполняли  пробел  энциклопедически
основательной  и разносторонней информацией о других случаях убийства, в том
числе при помощи огнестрельного оружия.
     Заявление  Лоры  было  далеко  не  полным,  в сущности отрывочным, - на
девять  весьма  ценных  замечаний репортера приходилось одно замечание Лоры,
да   и  то  бессвязное,  как  многозначительно  отмечал  сам  репортер.  Но,
по-видимому,  Лора объявила, что она жена Селби или была когда-то его женой,
что он бросил ее и изменил ей, и она хотела поехать за ним в Европу.
     - Что побудило вас застрелить его, мисс Хокинс? - спросил репортер.
     - Разве  я  застрелила  его?  -  только и сказала в ответ Лора. - Разве
говорят, что я его застрелила?
     И больше не произнесла ни слова.
     Из  этого убийства сделали сенсацию. Весь город только о нем и говорил.
Каждое  новое  сообщение тщательно изучалось, о взаимоотношениях действующих
лиц  велись оживленные споры, и выдвинутые газетами десятки различных теорий
о мотивах преступления обсуждались на все лады.
     За  ночь  хитроумное  электричество  разнесло  по проводам весть во все
концы  континента  и  за  океан,  -  и во всех городах и селениях страны, от
берегов  Атлантики до Аляски, и вдоль всего Тихоокеанского побережья, и даже
в  Лондоне, в Париже и Берлине миллионы и миллионы людей в то утро повторяли
имя  Лоры Хокинс; а его обладательница - когда-то кроткая девочка, вчера еще
прекрасная  королева  вашингтонских  гостиных  - сидела, дрожа от холода, на
железной койке в сырой и темной камере Гробницы.


ГЛАВА XVI

ЛОРА В ГРОБНИЦЕ

                    -  Mana  qo c'u x-opon-vi ri v'oyeualal, ri v'achihilal!
                    ahcarroc cah, alicarroc uleu! la quitzih varal in camel,
                    in zachel varal chuxmut cah, chuxmut uleu!

                    "Rabinal-Achi"*.
     ______________
     *  "Отвагой  и  силой  я  ничего не достиг! Увы, услышьте меня, земля и
небо!  Неужели  я  должен  умереть,  должен  умереть  здесь,  между  небом и
землей!" - "Рабинал-Ачи". (На языке киче.)

     Прежде  всего  Филип  постарался извлечь Гарри из Гробницы. В первый же
день  он  добился  разрешения  увидеться  с другом в присутствии тюремщика и
убедился, что наш герой изрядно пал духом.
     - Никогда  не  думал,  что попаду в такое место, - пожаловался Гарри. -
Это  неподходящее  место  для  порядочного  человека, тут понятия не имеют о
том,  как  надо обращаться с джентльменом. Ну что это за пища! - И он