Крестьянка же ему все, не таясь, открыла,
                   Что вам она дитя в те годы уступила.

                                   Оронт

                   Что ваши милости и крайняя нужда
                   На этот шаг ее подвинули тогда.

                                  Кризальд

                   Надежда сладкая тотчас им овладела:
                   Он вместе с женщиной приехал кончить дело.

                                   Оронт

                   И в скором времени сюда придет она,
                   И будет тайна вся для всех разъяснена.

                                  Кризальд
                                 (Арнольфу)

                   Что мучит вас, теперь, мне кажется, понятно;
                   Но вам, по-моему, судьба благоприятна:
                   Рога считали вы несчастием таким,
                   Что вам верней всего остаться холостым.

                                  Арнольф
                 (возмущенный, не в силах сказать ни слова)

О!
                                 (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ X

                   Энрик, Оронт, Кризальд, Агнеса, Орас.

                                   Оронт

                      Что же он бежит безмолвно?

                                    Орас

                                                 Этой тайны
                   Я растолкую вам весь смысл необычайный.
                   По воле случая уже совершено,
                   Что вашей мудростью заране решено:
                   Взаимной склонности сладчайший жар и страстный
                   Меня соединил с подругою прекрасной,
                   И вот я огорчил своим отказом вас,
                   Не зная, что за ней явились вы как раз.

                                   Энрик

                   Я понял, кто она, при первом появленье.
                   Теперь не в силах я сдержать души волненья:
                   Ко мне, о дочь моя! Тебя обнять я рад!

                                  Кризальд

                   Охотно взял бы с вас и я пример, мой брат;
                   Но оставаться здесь едва ли нам удобно;
                   Войдемте в дом и там обсудим все подробно;
                   Отплатим за добро приятелю добром
                   И благости небес молитву вознесем.


КОММЕНТАРИИ

     Первое представление  комедии  было  дано  в  Париже  на  сцене  театра
Пале-Рояль 26 декабря 1662 г. Роль Арнольфа исполнял Мольер.
     Впервые комедия была напечатана в 1663 г. ("L'Ecole  des  femmes",  ed.
Ch. de Sercy, 1663).
     Первые издания русских переводов:
     1. "Школа жен",  Комедии  из  театра  господина  Мольера,  переведенные
Иваном Кропотовым, т. I, М. 1757, изд. 2-е, М. 1788.
     2.  "Школа  женщин",  перевод  Н.   Хмельницкого,   Сочинения   Н.   И.
Хмельницкого, 1821. Изд. 2-е, А. Смирдина, СПб. 1849.
     Первый спектакль на русском языке состоялся в С. - Петербурге в октябре
1757 г. (дворцовый театр).
     Из спектаклей XIX в. наиболее примечательны постановки  "Школы  жен"  в
Москве на сцене Малого театра 24 января 1825 г. (бенефис М. С. Щепкина) и  в
С.-Петербурге в Александрийском театре, 1842 г. (бенефис А. Е. Мартынова).

     Стр. 405. Посвящение. Ее высочеству. -  Мольер  посвятил  свою  комедию
Генриетте   Английской,   супруге   герцога   Орлеанского,   брата   короля,
официального покровителя его труппы.
     Стр. 407. Предисловие.  ...диалога,  но  я  еще  не  знаю,  как  с  ним
поступить. - Мольер, как известно, в ответ на враждебные нападки  на  "Школу
жен", написал собственную "Критику Школы жен", в виде небольшой  пьесы.  Эта
пьеса была показана на сцене мольеровского театра  через  две  недели  после
выхода из печати "Школы жен".
     ...одному лицу из высшего света... - По  мнению  современника  Мольера,
литератора де Визе, здесь имеется в виду салонный автор аббат Бюиссон.
     Стр. 413. ...Игра в "корзиночку"... - игра в фанты. Арнольф  мечтает  о
супруге, которая, не ведая никаких светских забав, не знала бы и этой игры и
полагала бы в своей наивности, что речь идет  об  обычной  корзиночке,  куда
можно положить пирожок.
     Стр. 414. Пантагрюэль Панургу отвечал...  -  персонажи  романа  Франсуа
Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль". Имеется в виду сцена  из  пятой  главы  III
книги.
     Стр. 416. Имение Ла Суш... - Ла Суш (la Souche) -  по-французски  пень,
чурбан.
     И называться стал де Л'Илем... - насмешка над братом великого  Корнеля,
посредственным  драматургом  Тома  Корнелем,  который  выступал  под  именем
Корнель де Л'Иль. Т. Корнель был  типичным  автором  салонного  направления,
известным своими резкими нападками на Мольера и его театр.
     Стр. 428. Как далеко могло зайти меж ними дело. - Эти и  следующие  три
строчки в издании 1682 г. были взяты в скобки, что  было  вызвано  цензурным
запрещением произносить их со сцены.  По  той  же  причине,  а  также  чтобы
избежать длиннот, в скобки были взяты следующие стихи:

     Стр. 442. И если бы не я... и 7 следующих строк.
     Стр. 443. Хотя вступить и мог в супружество... и 8 следующих строк.
     Стр. 445. Правила супружества - к произнесению на сцене были  разрешены
только 1, 5, 6 и 9 правила.
     Стр. 447. Положим, в эти дни... и 7 следующих строк.
     Стр. 454. Проклятое письмо... и следующая строчка.
     Стр. 461. Давно я думаю... я 7 следующих строк.
     Стр. 463. Глядишь - и разобьют... и 19 следующих строк.

                                                                 Г. Бояджиев 



   Жан-Батист Мольер
   Критика "Школы жен"


                          Комедия в одном действии

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод A. M. Арго
     Ж.Б. Мольер. Собрание сочинений в двух томах. Т. 1
     М., ГИХЛ, 1957
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

     Королеве-матери

                              Ваше величество!

     Я  вполне  сознаю,  что  посвящения  наши Вам не нужны и что, по правде
сказать,  Вы,  Ваше  величество,  охотно  избавили бы нас от этой, изысканно
выражаясь,  дани  нашей  преданности.  И  все  же  я  беру  на себя смелость
посвятить  Вашему  величеству "Критику "Школы жен"; я не мог не прибегнуть к
этому   слабому  изъявлению  своей  радости  по  поводу  Вашего  счастливого
выздоровления,  возвратившего  нам  величайшую,  лучшую  в мире государыню и
сулящего  ей  долгие  годы  доброго  здравия.  Каждому  человеку свойственно
рассматривать  события  со  стороны ему наиболее близкой; вот почему я среди
всеобщего  ликования  радуюсь  возможности  снова  иметь честь развлечь свою
государыню,  чей  пример  убеждает  нас  в  том, что истинное благочестие не
враждебно развлечениям благопристойным, - государыню, которая с высоты своих
помыслов  и  важных занятий снисходит к забавам наших представлений и из уст
которой исходят не только жаркие молитвы, но и смех. Я льщу себя надеждой на
эту  честь,  я  с  величайшим  нетерпением  ожидаю этой минуты, и когда она,
наконец, настанет, то это будет верх блаженства для
                  нижайшего, покорнейшего и преданнейшего
                    слуги и подданного Вашего величества
                                                 Ж.-Б. МОЛЬЕРА.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

     Урания.
     Элиза.
     Климена.
     Маркиз.
     Дорант, он же шевалье.
     Лизидас, поэт.
     Галопен, лакей.

                       Действие происходит в Париже,
                               в доме Урании.


ЯВЛЕНИЕ I

                              Урания, Элиза.

     Урания. Неужели, кузина, никто к тебе не приезжал?
     Элиза. Ни одна душа.
     Урания. Прямо удивительно, как  это  мы  с  тобой  провели  целый  день
наедине друг с дружкой.
     Элиза. Меня это тоже удивляет; мы ведь к этому не привыкли;  дом  твой,
слава богу, всегда привлекает к себе придворных бездельников.
     Урания. По правде сказать, день показался мне очень длинным.
     Элиза. А мне так слишком коротким.
     Урания. Это потому, кузина, что люди тонкого ума любят одиночество.
     Элиза. Тонкого ума? Благодарю покорно! Ты же знаешь, что я  на  это  не
претендую.
     Урания. А я, признаюсь, люблю общество.
     Элиза. Я тоже люблю, но только избранное.  Глупцы,  которых  приходится
принимать, нередко заставляют меня предпочитать одиночество.
     Урания.  Ты  слишком  взыскательна:  ты  хочешь  вращаться   только   в
изысканном обществе.
     Элиза. Нет, я просто не чересчур снисходительна, я не завожу  знакомств
с кем попало.
     Урания. Я люблю разумных людей, а от причудников отворачиваюсь.
     Элиза. Это верно: причудники скоро надоедают, с большинством из них при
второй встрече уже скучно. Да, кстати о причудниках: помоги  мне  избавиться
от твоего несносного маркиза! Неужели я должна весь век  с  ним  возиться  и
терпеть его вечное паясничество?
     Урания. Но такой язык нынче в моде! Шутки ради  так  говорят  даже  при
дворе.
     Элиза. Не поздравляю тех, кто так говорит, - они сами устают  от  этого
непонятного жаргона. Чудесное занятие - сыпать в Лувре избитыми каламбурами,
подобранными в рыночной грязи, где-нибудь на площади Мобер! Шуточки, как раз
подходящие для придворных! Подумай, как это остроумно: "Сударыня, вы до того
восхитительны, что вас следует  привлечь  к  суду:  вы  похитили  целый  воз
сердец". Ах, как изящно, как тонко! Изобретатель подобной игры слов может по
праву гордиться.
     Урания. Да никто и не выдает это за остроумие. Большинство тех, кто так
изъясняется, сами знают, насколько это нелепо.
     Элиза. Тем хуже для них, если они нарочно стараются говорить  глупости,
если  они  умышленно  прибегают  к  плоским  шуткам.  Тогда  это  уж  совсем
непростительно. Будь я судьей, я бы придумала наказание для этих паяцев.
     Урания. Оставим этот разговор - он тебя волнует.  Скажи  лучше,  почему
это Дорант так опаздывает? Ведь мы его пригласили к ужину.
     Элиза. Может быть, он забыл...


ЯВЛЕНИЕ II

                          Галопен, Урания, Элиза.

     Галопен. Сударыня, к вам госпожа Климена!
     Урания. Боже мой! Вот еще не хватало!
     Элиза. Ты жаловалась на одиночество - небо тебя и покарало!
     Урания. Пусть скажут, что меня нет дома!
     Галопен. Ей уже сказали, что вы дома.
     Урания. Какой дурак это сказал?
     Галопен. Я, сударыня.
     Урания. Вот я тебя, болван! Ты у меня будешь  знать,  как  отвечать  за
свою госпожу!
     Галопен. Я пойду скажу, сударыня, что вы уходите.
     Урания. Стой, скотина! Сделал глупость, так уж теперь пусть войдет.
     Галопен. А они еще на улице с кем-то разговаривают.
     Урания. Ах, кузина, если б ты знала, как мне досадно!
     Элиза. Да, эта  особа  может  досадить.  Она  всегда  была  мне  ужасно
противна. Не в обиду ей будь сказано, это глупое животное, которое еще смеет
рассуждать.
     Урания. Не слишком ли сильное выражение?
     Элиза. Нет, нет, она его заслужила, и если уж на то пошло, так это  еще
слишком  слабо  сказано.  Кого  еще  с  большим  основанием  можно   назвать
жеманницей в самом худшем значении этого слова, как не ее?
     Урания. Однако она открещивается от этого прозвища.
     Элиза. Пусть открещивается сколько ей угодно, но это  не  меняет  дела.
Она жеманница с головы до ног, всем кривлякам кривляка. Можно подумать,  что
тело у нее развинчено, бедра, плечи, голова словно на пружинах. Говорит  она
деланно томным голосом, нарочито наивным тоном, делает ртом  гримасы,  чтобы
он казался меньше, а глаза таращит, чтобы они казались больше.
     Урания. Тише! Она может услышать...
     Элиза. Нет, нет, она еще  не  поднимается  по  лестнице.  Мне  навсегда
запомнился один вечер. Она много  слышала  о  Дамоне,  об  его  игре,  и  ей
захотелось с ним повидаться. Ты знаешь, что  это  за  человек,  до  чего  он
несловоохотлив. Она его пригласила на  ужин,  думала,  что  он  будет  душой
общества, пригласила "на него" человек пять гостей, и какой же у него в этот
вечер был дурацкий вид! Гости пялили на него глаза, как на диво. Они думали,
что он будет смешить общество остротами,  что  из  уст  его  исходят  только
какие-то необыкновенные слова, что он на  все  будет  отвечать  экспромтами,
пить попросит, так и то с каламбуром. А он как воды в  рот  набрал.  Хозяйка
была так же им недовольна, как я недовольна ею.
     Урания. Перестань! Я пойду ей навстречу.
     Элиза. Я вот что еще хотела сказать:  хорошо  бы  выдать  ее  замуж  за
маркиза, про которого мы только что говорили. Чудесная  была  бы  парочка  -
жеманница и паяц!
     Урания. Да будет тебе! Она идет сюда.


ЯВЛЕНИЕ III

                      Климена, Урания, Элиза, Галопен.

     Урания. Хотя время позднее...
     Климена. Ах, милочка, умоляю вас, прикажите подать мне стул!
     Урания. Кресло! Живо!
     Климена. О боже!
     Урания. Что случилось?
     Климена. Я больше не могу.
     Урания. Что с вами?
     Климена. Сердце!
     Урания. Сердечный припадок?
     Климена. Нет.
     Урания. Не расшнуровать ли вас?
     Климена. О нет! Ах!
     Урания. Что же у вас болит? И давно ли?
     Климена. Больше трех часов. Это со мной случилось в Пале-Рояле.
     Урания. Как так?
     Климена. В наказание за мои грехи я смотрела эту  чудовищную  мешанину,
именуемую Школой жен. Меня до сих пор тошнит - боюсь, как бы  это  состояние
еще недели две не продлилось.
     Элиза. Бывают же такие неожиданные заболевания!
     Урания. Быть может, мы с кузиной иначе устроены,  но  мы  третьего  дня
смотрели эту пьесу и обе вернулись здоровые.
     Климена. Как? Вы видели эту пьесу?
     Урания. Да, и высидели до конца.
     Климена. И вас не схватили судороги, милочка?
     Урания. Слава богу, я не так чувствительна. Напротив, я нахожу, что  от
такой комедии люди скорей могут вылечиться, чем заболеть.
     Климена. Господь с вами! Что вы говорите? Никто из людей здравомыслящих
вас не поддержит. Вы это утверждаете вопреки рассудку. Ни один остроумец  не
вынесет тех пошлостей, которыми уснащена  эта  комедия,  уверяю  вас!  Я  во
всяком случае не обнаружила в ней ни крупинки  остроумия.  "Детей  родят  из
уха" - по-моему, это дикая безвкусица. От "пирожка"  меня  стало  мутить,  а
когда речь зашла о "похлебке", меня чуть не вырвало.
     Элиза. Ах боже мой, как вы прекрасно говорите! Мне  сперва  показалось,
что пьеса недурна, но вы так блестяще, так убедительно доказываете обратное,
что с вами нельзя не согласиться.
     Урания. Ну, а я не так легко меняю мнения. Я полагаю, что Школа  жен  -
одна из самых забавных комедий этого автора.
     Климена. Мне жаль вас - одно могу сказать. До чего  же  вы  слепы!  Как
может  добродетельная  женщина  восхищаться  пьесой,  которая   беспрестанно
оскорбляет стыдливость и оскверняет воображение?
     Элиза.  Какие  у  вас  изысканные  выражения!  Вы,   сударыня,   критик
беспощадный. Сочувствую бедному Мольеру, что у него такой враг, как вы.
     Климена. Поверьте, дорогая:  вам  нужно  искренне  раскаяться  в  своем
заблуждении. Если вам дорога ваша репутация, не говорите в обществе, что эта
комедия вам нравится.
     Урания. Но я все-таки  не  пойму,  что  же  там  могло  оскорбить  вашу
стыдливость.
     Климена.  Все!  Все!  Порядочная  женщина  не  может  смотреть  ее  без
омерзения - столько там сальностей и непристойностей.
     Урания. Как видно, у вас на непристойности особое  чутье,  а  я  их  не
заметила.
     Климена. Просто вы не хотите их замечать, а они, слава тебе господи, на
виду. Никаким покровом они не защищены, самый смелый  взгляд  пугается  этой
наготы.
     Элиза. Ах!
     Климена. Да, да, да!
     Урания. Будьте добры, укажите мне хоть на одно такое место.
     Климена. Зачем же еще указывать?
     Урания. Нет, нет,  напомните  мне  хотя  бы  одно  место,  которое  вас
покоробило.
     Климена. Ну, например, сцена с Агнесой, когда она говорит о том, что  у
нее взяли.
     Урания. Ну, так что же здесь такого сального?
     Климена. Ах!
     Урания. Нет, в самом деле?
     Климена. Фи!
     Урания. Ну все-таки?
     Климена. Мне нечего вам сказать.
     Урания. Да, мне кажется, там придраться не к чему.
     Климена. Мне жаль вас.
     Урания. А по-моему, за меня можно только радоваться. Я смотрю на вещи с
той стороны, с какой мне их показывают, но не переворачиваю их и так и  этак
и не ищу в них того, чего не надо.
     Климена. Достоинство женщины...
     Урания. Достоинство женщины не  в  ужимках.  Не  нужно  стараться  быть
благонравнее самых благонравных. Это наихудшая из всех крайностей. По-моему,
нет ничего смешнее этой щепетильности, которая все  видит  в  дурном  свете,
придает преступный смысл невиннейшим  словам  и  пугается  призраков.  Такие
ломаки уважения не заслуживают, уверяю вас. Напротив,  их  многозначительная
серьезность, их ужимки навлекают на них подозрения. Они ликуют, когда  можно
к чему-нибудь придраться. Вот вам пример: на представлении комедии  напротив
нашей ложи сидели какие-то женщины, они все время морщились, отворачивались,
закрывали себе лицо. Чего же они этим добились? Того, что по их адресу  было
отпущено невероятное количество  глупых  шуток.  А  кто-то  из  лакеев  даже
крикнул, что у этих дам самая целомудренная часть тела - уши.
     Климена. Только слепой может ничего не видеть в этой пьесе.
     Урания. Не надо выискивать то, чего в ней нет.
     Климена. А я утверждаю, что все ее сальности бросаются в глаза.
     Урания. А я с вами не согласна.
     Климена. Неужели же эти слова Агнесы не оскорбляют стыдливости?
     Урания.  Ничуть!  Она  не  употребляет  ни  одного   неблагопристойного
выражения, а если вам угодно видеть в ее словах скрытый смысл,  значит,  это
уж вы придаете ее словам непристойный характер. Ведь она говорит, что у  нее
взяли ленточку, только и всего.
     Климена. Ну, хорошо, пусть это будет, по-вашему, ленточка. Ну, а  слово
"мою", которое она подчеркивает? Ведь оно же здесь недаром. Оно  наводит  на
размышления. Это неприличное "мою" меня  ужасно  коробит,  и  вы  ничего  не
сможете сказать в его защиту.
     Элиза. Это верно, кузина, я согласна с госпожой Клименой. Слово "мою" в
высшей степени неприлично, - ты тут не права.
     Климена. Это слово до невозможности обсценно.
     Элиза. Как вы сказали, сударыня?
     Климена. Обсценно, сударыня.
     Элиза. Ах, боже мой, обсценно!  Я  не  понимаю,  что  это  значит,  но,
по-моему, это прелестно.
     Климена. Видите? Ваша родственница на моей стороне.
     Урания. Боже мой! Эта  болтушка  всегда  говорит  не  то,  что  думает.
Советую вам не придавать ее словам особого значения.
     Элиза. Нехорошо это с твоей стороны чернить меня в  глазах  гостьи!  Ну
что, если она тебе поверит? Ах, сударыня, не думайте обо мне дурно!
     Климена. Нет, нет, я не обращаю внимания на слова госпожи Урании,  ваша
искренность для меня вне сомнений.
     Элиза. У вас для этого есть все основания, сударыня! И  я  надеюсь,  вы
мне поверите, что я нахожу вас обворожительной,  что  я  разделяю  все  ваши
мнения и что я в восторге от всех ваших выражений.
     Климена. Ах, что вы! Я выражаюсь так просто...
     Элиза. Да, сударыня, у вас все выходит  естественно.  Ваши  слова,  ваш
голос, выражение лица, походка,  движения,  одежда  -  все  полно  какого-то
особого очарования. Я впиваюсь в вас и слухом и взором, я так пленена  вами,
что готова обезьянничать с вас, подражать вам во всем.
     Климена. Вы смеетесь надо мной, сударыня!
     Элиза. Помилуйте, сударыня! Как можно над вами смеяться?
     Климена. Мне подражать не в чем, сударыня.
     Элиза. Нет, есть в чем, сударыня!
     Климена. Вы мне льстите, сударыня!
     Элиза. Нисколько, сударыня.
     Климена. Пощадите, сударыня!
     Элиза. Я и так щажу вас, сударыня, я