ровели мы вместе в Риме?
     Сганарель. Восемь лет.
     Жеронимо. Как долго вы прожили в Англии?
     Сганарель. Семь лет.
     Жеронимо. А в Голландии, куда вы потом переехали?
     Сганарель. Пять с половиной.
     Жеронимо. А как давно вы вернулись сюда?
     Сганарель. Вернулся я в пятьдесят втором году.
     Жеронимо.  А  теперь  шестьдесят  четвертый,  -  следственно,  если  не
ошибаюсь,  прошло  двенадцать  лет.  Да  пять  лет  в  Голландии,  -   итого
семнадцать, да семь в Англии, - итого двадцать  четыре,  да  восемь  лет  мы
вместе прожили в Риме, - итого тридцать два, да вам уже было  двадцать  лет,
когда мы познакомились, - выходит как раз пятьдесят два года. Итак, господин
Сганарель, из ваших же собственных показаний явствует, что сейчас  вам  года
пятьдесят два - пятьдесят три.
     Сганарель. Кому? Мне? Быть того не может.
     Жеронимо. Бог мой, да  высчитали-то  мы  с  вами  правильно!  Так  вот,
исполняя свое обещание, я вам скажу откровенно, как другу, что женитьба - не
для вас. Это такой шаг, на который и молодым людям следует решаться лишь  по
зрелом размышлении, что же касается людей вашего возраста, то у них и мыслей
таких не должно быть. И если  верно,  что  величайшее  из  всех  безумств  -
женитьба, то высшая, на мой взгляд, нелепость - совершать подобные безумства
как раз в ту пору, когда от нас можно  требовать  большей  рассудительности.
Итак, я вам ясно изложил свое мнение. Я советую вам оставить всякую мысль  о
браке, - вы были бы величайшим чудаком на свете, когда бы решились променять
свободу, которою вы сейчас пользуетесь, на самую тяжелую из всех цепей.
     Сганарель. А я вам на это скажу, что я твердо решил жениться и что если
я возьму в  жены  ту  именно  девушку,  которую  я  сватаю,  то  никому  это
чудачеством не покажется.
     Жеронимо. Ну, тогда другое дело! Вы мне об этом ничего не говорили.
     Сганарель. Эта девушка мне нравится, и я люблю ее всей душой.
     Жеронимо. Любите всей душой?
     Сганарель. Разумеется, и я уже просил у отца ее руки.
     Жеронимо. Просили ее руки?
     Сганарель. Да. Свадьба должна состояться  сегодня  же  вечером.  Я  дал
слово.
     Жеронимо. Ну так женитесь! Тут уж я ничего не могу сказать.
     Сганарель. Не такой я человек, чтобы отступиться от тоге, что  задумал!
Вы, верно, полагаете, господин Жеронимо, что я уж и мечтать  не  способен  о
жене? Оставим в покое мои лета, давайте посмотрим, как все обстоит на  самом
деле. Найдете ли вы тридцатилетнего мужчину, который на вид был бы свежее  и
бодрее меня? Разве я не так же легок в движениях, как прежде? Разве  по  мне
заметно, что я не могу передвигаться иначе как в каретах или же в портшезах?
Разве у меня не великолепные зубы? (Показывает зубы.) Разве я не  ем  четыре
раза в день с большим аппетитом? И у кого  еще  вы  найдете  такой  здоровый
желудок, как у меня? (Кашляет.) Кха-кха-кха! Ну-с? Что вы на это скажете?
     Жеронимо. Ваша правда, я ошибался. Вам хорошо было бы жениться.
     Сганарель. Прежде я и сам был против, но  теперь  у  меня  есть  важные
причины. Помимо радости обладания прелестной женщиной, которая  станет  меня
миловать, ласкать, ухаживать за мной, когда я приду  домой  усталый,  -  так
вот, не говоря уже об этой радости, тут есть еще одно соображение: ведь если
я останусь холостяком, то род Сганарелей по моей вине прекратится. Если же я
женюсь, то у меня явится возможность возродиться  в  других  созданиях,  мне
подобных: я буду иметь удовольствие видеть существа,  которые  произошли  от
меня, их маленькие личики, похожие на меня, как две капли воды, и они  вечно
будут играть в  моем  доме,  станут  кричать  мне:  "Папа!",  когда  я  буду
возвращаться из  города,  и  тут  же  наговорят  мне  всяких  очаровательных
глупостей. Право, мне уже кажется, что все это так и есть и что вокруг  меня
резвится с полдюжины ребятишек.
     Жеронимо. Это и в самом деле ни с чем не сравнимое наслаждение, и я вам
советую жениться как можно скорее.
     Сганарель. Правда, советуете?
     Жеронимо. Конечно. Лучше вы ничего не можете придумать.
     Сганарель. Честное слово, я в восторге, что вы мне даете такой  истинно
дружеский совет.
     Жеронимо.  А  скажите,  пожалуйста,  кто  эта  особа,  на  которой   вы
собираетесь жениться?
     Сганарель. Доримена.
     Жеронимо. Доримена, та самая молодая девушка, которая отличается  такою
светскостью и так хорошо одевается?
     Сганарель. Да.
     Жеронимо. Дочь господина Алькантора?
     Сганарель. Вот именно.
     Жеронимо. Сестра некоего Альсида, который вступил в военную службу?
     Сганарель. Она самая.
     Жеронимо. Вот это я понимаю!
     Сганарель. Что вы на это скажете?
     Жеронимо. Блестящая партия! Женитесь немедленно.
     Сганарель. Значит, я сделал хороший выбор?
     Жеронимо. Несомненно. Ах, как вы удачно женитесь! Не мешкайте же с этим
делом.
     Сганарель. Вы меня чрезвычайно ободрили. Позвольте поблагодарить вас за
совет и пригласить нынче вечером ко мне на свадьбу.
     Жеронимо. Непременно приду, но только,  для  пущей  торжественности,  в
маске.
     Сганарель. Будьте здоровы.
     Жеронимо (в  сторону).  Юная  Доримена,  дочь  Алькантора,  выходит  за
Сганареля, которому всего  каких-нибудь  пятьдесят  три  года!  Великолепный
брак! Великолепный брак! (Уходя, несколько раз повторяет последние слова.)


ЯВЛЕНИЕ III

                              Сганарель один.

     Сганарель. Уж, верно, мой брак будет счастливым: всехто  он  радует,  с
кем про него ни заговоришь  -  все  смеются.  Нет  теперь  на  свете  никого
счастливее меня.


ЯВЛЕНИЕ IV

                            Доримена, Сганарель.

     Доримена (в глубине сцены, обращаясь к мальчику-лакею, который идет  за
нею следом). Ну-ну, мальчик, держи хорошенько шлейф и оставь свои шалости.
     Сганарель (увидев Доримену, в сторону). Вот и моя избранница.  Ах,  как
мила! Какое личико, какая фигурка! Кто бы не польстился  на  такую  невесту?
(Доримене.) Куда вы направляетесь, очаровательная  крошка,  будущая  дорогая
супруга будущего вашего супруга?
     Доримена. Я иду за покупками.
     Сганарель.  Итак,  моя  красоточка,  наконец-то   мы   с   вами   будем
наслаждаться полным счастьем!  Вы  уже  не  вправе  будете  в  чем-либо  мне
отказать, я смогу делать с вами все, что  угодно,  и  никого  это  не  будет
коробить. Вы будете принадлежать мне вся, с  головы  до  ног,  и  я  окажусь
обладателем всего: ваших живых  глазок,  задорного  носика,  соблазнительных
губок, обворожительных ушек, прелестного подбородочка,  пышненькой  груди...
Словом, вся ваша особа будет отдана мне во власть, и ласкать я вас буду, как
мне заблагорассудится. Ведь вы довольны, что выходите за меня  замуж,  милая
моя куколка?
     Доримена. Очень довольна, клянусь вам. Дело в том, что отец был со мной
неизменно суров и до последнего времени держал меня в невыносимой строгости.
Меня уже давно бесит, что он стесняет мою свободу, и я часто  мечтала  выйти
замуж для того, чтобы не подчиняться больше родительской воле и жить по-сво-
ему. Слава богу, на мое счастье подвернулись вы, и теперь я только и думаю о
том, как я буду веселиться и наверстывать упущенное время. Вы человек вполне
светский, знаете, как нужно жить, и я  думаю,  что  из  нас  с  вами  выйдет
отличная пара: ведь вы, конечно, не превратитесь  в  того  несносного  мужа,
который хочет сделать из своей жены какую-то буку. Заранее вам  говорю,  что
это мне совсем не по душе, - жизнь уединенная приводит меня  в  отчаяние.  Я
люблю игры, визиты, званые вечера, увеселения, прогулки  -  словом,  всякого
рода удовольствия, и вы должны быть счастливы, что у вашей жены такой  нрав.
Нам не из-за чего будет ссориться, и я ни в чем  не  стану  стеснять  вас  -
надеюсь, что и вы не станете стеснять меня: я сторонница взаимных уступок, а
начинать совместную жизнь для того, чтобы изводить друг друга,  попросту  не
имеет смысла. Одним словом, поженившись, мы будем себя вести,  как  подобает
людям, которые усвоили себе светские понятия. В сердце к нам не западет даже
тень ревности, - вы всецело будете доверять мне, а я вам. Но что с  вами?  Я
вижу, вы изменились в лице.
     Сганарель. У меня отчего-то голова разболелась.
     Доримена. Теперь это бывает у многих, ну, да после свадьбы все пройдет.
До свиданья. Мне уже не терпится обзавестись приличными платьями вместо  вот
этого тряпья. Пойду сейчас наберу в  лавках  всего,  что  мне  нужно,  а  за
деньгами пошлю купцов к вам.


ЯВЛЕНИЕ V

                            Жеронимо, Сганарель.

     Жеронимо. Ах, господин Сганарель, как хорошо,  что  я  еще  застал  вас
здесь! Я встретил ювелира - он слышал, что вы  хотите  подарить  своей  жене
кольцо с красивым брильянтом, и очень просил меня замолвить за него словечко
и передать вам, что у него есть для вас дивное кольцо.
     Сганарель. А, теперь это уже не к спеху!
     Жеронимо. Как? Что это значит?  Вы  же  только  что  были  преисполнены
такого пыла?
     Сганарель. В последнюю секунду у меня  явились  некоторые  сомнения  по
поводу  брака.  Прежде  чем  предпринимать  дальнейшие  шаги,  я  хотел   бы
рассмотреть этот вопрос всесторонне, а кроме того, я вспомнил  сон,  который
мне нынче приснился, - вот бы как-нибудь  его  разгадать!  Сны,  знаете  ли,
похожи на зеркало, где отражается иной раз все, что нас ожидает  в  будущем.
Мне снилось, будто я на корабле, а вокруг бурное море, и будто...
     Жеронимо. Мне сейчас недосуг, господин Сганарель, я спешу  по  делу.  В
снах я решительно ничего не понимаю, а если вам нужно поговорить о браке, то
вот вам два ваших соседа, два ученых философа:  они  вам  выложат  все,  что
можно сказать по этому поводу. Они принадлежат к разным школам, так что  вам
предоставляется возможность сопоставить различные мнения.  Я  же,  со  своей
стороны, ограничусь тем, что было мной сказано,  а  засим  желаю  вам  всего
наилучшего.
     Сганарель (один). Он прав. Я сейчас на распутье, и мне непременно  надо
с ними посоветоваться.


ЯВЛЕНИЕ VI

                            Панкрас, Сганарель.

     Панкрас  (глядя  в  ту  сторону,  откуда  он  появился,  и  не  замечая
Сганареля). Послушайте, друг мой, вы нахал, вы человек,  с  истинной  наукой
ничего общего не имеющий и подлежащий изгнанию из республики ученых.
     Сганарель. А, великолепно! Вот и один из них, весьма кстати.
     Панкрас (все в той же позе, не замечая Сганареля). Да, я  приведу  тебе
веские доводы и сошлюсь  на  Аристотеля,  этого  философа  из  философов,  в
доказательство  того,  что  ты  человек  невежественный,  невежественнейший,
невежествующий, изневежествовавшийся и так далее и тому подобное.
     Сганарель (в сторону). Он на кого-то осердился. (Панкрасу.)  Милостивый
государь...
     Панкрас (все в той же позе, не замечая Сганареля). Суешься рассуждать и
не знаешь даже, как строится рассуждение.
     Сганарель  (в  сторону).  От  злости  он  меня  не  видит.  (Панкрасу.)
Милостивый государь...
     Панкрас (все в той же позе, не замечая  Сганареля).  На  это  положение
должны ополчиться все святилища философии.
     Сганарель (в сторону). Уж, верно, его задели за живое. (Панкрасу.) Я...
     Панкрас (все в той же позе, не замечая Сганареля). Tola соеlо, tota via
aberras.
     Сганарель. Мое почтение, господин доктор.
     Панкрас. К вашим услугам.
     Сганарель. Позвольте мне...
     Панкрас (снова повернувшись в  ту  сторону,  откуда  он  появился).  Да
знаешь ли ты, что у тебя получается? Силлогизмус идиотиссимус.
     Сганарель. Я вас...
     Панкрас (в той  же  позе).  Большая  посылка  в  нем  нелепа,  малая  -
бессмысленна, заключение же смехотворно.
     Сганарель. Я...
     Панкрас (в той же позе). Я скорей сдохну, чем с тобой соглашусь, и буду
отстаивать мое мнение до последней капли чернил.
     Сганарель. Можно мне...
     Панкрас. Да, я буду защищать это положение pugnis et calcibus, unguibus
et rostro.
     Сганfрель. Господин Аристотель, нельзя ли узнать,  что  вас  привело  в
такое негодование?
     Панкрас. У меня на то есть в высшей степени важная причина.
     Сганарель. Какая же однако?
     Панкрас.  Некий  невежда  выставил  против  меня  положение  ошибочное,
положение умопомрачительное, непростительное, возмутительное.
     Сганарель. Позвольте узнать, в чем же оно заключается?
     Панкрас. Ах, господин Сганарель, нынче все  перевернулось  вверх  дном,
весь  мир  окончательно  погряз   в   разврате!   Всюду   царит   чудовищная
распущенность - блюстители порядка в нашем государстве должны бы сгореть  со
стыда оттого, что они терпят это недопустимое и позорное явление.
     Сганарель. Да в чем же дело?
     Панкрас. Разве это не ужасно, разве это не вопиет к  небу,  что  у  нас
позволяют открыто говорить "форма шляпы"?
     Сганарель. Что такое?
     Панкрас. Я  утверждаю,  что  следует  говорить  "фигура  шляпы",  а  не
"форма", ибо разница между формой и фигурой та, что форма есть внешний облик
тел одушевленных, фигура же есть внешний облик тел неодушевленных, а так как
шляпа представляет собою неодушевленное тело, то  следует  говорить  "фигура
шляпы", а не "форма". (Снова поворачиваясь в ту сторону, откуда он  пришел.)
Да, невежда вы этакий, вот как надо  выражаться,  об  этом  ясно  сказано  у
Аристотеля в главе _О качестве_.
     Сганарель (в сторону). А я уж думал, конец  света  пришел.  (Панкрасу.)
Господин доктор, забудьте об этом. Я...
     Панкрас. Я вне себя от ярости.
     Сганарель. Оставьте в покое и форму и шляпу. Мне нужно кое о чем с вами
поговорить. Я...
     Панкрас. Отъявленный наглец!
     Сганарель. Успокойтесь, умоляю вас. Я...
     Панкрас. Невежда!
     Сганарель. Ах, боже мой! Я...
     Панкрас. Отстаивать подобное положение!
     Сганарель. Он заблуждается. Я...
     Панкрас. Положение, осужденное самим Аристотелем!
     Сганарель. Ну, конечно. Я...
     Панкрас. Самым решительным образом!
     Сганарель. Ваша правда. (Повернувшись в  ту  сторону,  откуда  появился
Панкрас.) Да, вы дурак и нахал, коли беретесь  спорить  с  таким  знаменитым
ученым, который не только что читать, а и писать умеет. (Панкрасу.) Ну,  вот
и все, а теперь я вас попрошу выслушать меня. Я хочу с  вами  посоветоваться
об одном довольно-таки трудном деле. Я намерен жениться, хочу, чтоб в доме у
меня была хозяйка. Выбрал я себе девицу статную, пригожую, она и  мне  очень
нравится и сама рада, что за меня выходит. Ее отец согласен,  а  я  все-таки
побаиваюсь... вы сами знаете, чего... той  самой  беды,  которая  ни  в  ком
сочувствия не вызывает. Вот мне  и  желательно  от  вас  услышать,  что  вы,
философ, обо всем этом думаете. Итак, позвольте узнать ваше мнение?
     Панкрас. Я скорее соглашусь, что datur vacuum in rerum natura, или  же,
что я болван, но только не с тем, что можно говорить "форма шляпы".
     Сганарель (в сторону). А, чтоб его!  (Панкрасу.)  Да  ну  же,  господин
доктор, выслушайте вы меня наконец! С вами толкуют битый час, а вы  никакого
внимания.
     Панкрас. Прошу меня извинить. Правый гнев овладел всеми моими мыслями.
     Сганарель. Да выкиньте вы все это  из  головы  и  не  сочтите  за  труд
выслушать меня!
     Панкрас. Извольте! Что же вы хотите мне сообщить?
     Сганарель. Я хочу с вами поговорить об одном деле.
     Панкрас. А каким вы языком воспользуетесь для беседы со мною?
     Сганарель. Каким языком?
     Панкрас. Да.
     Сганарель. Черт побери! Тем самым, что у меня во рту.  Не  занимать  же
мне у соседа.
     Панкрас. Я имею в виду не тот язык,  которым  мы  говорим,  а  тот,  на
котором мы говорим.
     Сганарель. А, это другое дело.
     Панкрас. Хотите говорить со мной по-итальянски?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-испански?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-немецки?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-английски?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-латыни?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-гречески?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-еврейски?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-сирийски?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-турецки?
     Сганарель. Нет.
     Панкрас. По-арабски?
     Сганарель. Нет, нет, по-французски, по-французски, по-французски.
     Панкрас. Ах, по-французски!
     Сганарель. Вот-вот.
     Панкрас. В таком случае станьте с той стороны: это ухо предназначено  у
меня для языков научных и иностранных, а то - для языка обиходного, родного.
     Сганарель (в сторону). До чего ж церемонный народ!
     Панкрас. Что же вам угодно?
     Сганарель. Хочу посоветоваться с вами  насчет  одного  затруднительного
случая.
     Панкрас. Разумеется, насчет  какого-нибудь  затруднительного  случая  в
философии?
     Сганарель. Прошу прощения. Я...
     Панкрас.  Вы,  вероятно,   желаете   знать,   являются   ли   выражения
"субстанция" и "акциденция" синонимами "бытия"  или  же  они  имеют  двойной
смысл?
     Сганарель. Отнюдь. Я...
     Панкрас. А может быть, что собой представляет логика: искусство или  же
науку?
     Сганарель. Ничего похожего. Я...
     Панкрас. Занимается ли она  всеми  тремя  процессами  мышления  или  же
только третьим?
     Сганарель. Нет. Я...
     Панкрас. Сколько существует категорий: десять или же всего только одна?
     Сганарель. Вовсе нет. Я...
     Панкрас. Является ли заключение сущностью силлогизма?
     Сганарель. Какое там! Я...
     Панкрас. В чем сущность добра: в желанном или же в дозволенном?
     Сганарель. Нет. Я...
     Панкрас. Совпадает ли добро с конечною целью?
     Сганарель. Да нет же! Я...
     Панкрас.  Чем  именно  воздействует  на  нас   конечная   цель:   своею
действительною или же предумышленною сущностью?
     Сганарель. Да нет, черт с ней совсем, нет, нет и нет!
     Панкрас. В таком случае изъясните мне вашу мысль - угадать ее  я  не  в
состоянии.
     Сганарель. Да я и хочу ее изъяснить, но  для  этого  надо,  чтобы  меня
слушали. (Продолжает говорить одновременно с Панкрасом.) Дело, о  котором  я
должен с вами поговорить, состоит вот в чем: я собираюсь жениться на молодой
красивой девушке. Я очень ее люблю и уже просил ее  руки  у  отца,  но  меня
пугает... Панкрас (говорит одновременно со Сганарелем, не слушая его). Слово
дано человеку для выражения мыслей, и подобно тому, как  мысли  представляют
собою изображения предметов, так же  точно  слова  наши  представляют  собою
изображения наших мыслей.

Сганарель в нетерпении несколько раз закрывает Панкрасу рот рукой, но стоит
             ему отнять руку, как тот опять начинает говорить.

Однако  эти  изображения  отличаются  от  другого  рода изображений тем, что
другого рода изображения не составляют со своими оригиналами единого целого,
слово  же  в  самом  себе  заключает оригинал, ибо оно есть не что иное, как
мысль,  выраженная  посредством  внешнего знака; поэтому, кто мыслит здраво,
тот  и  наиболее  красноречиво  говорит.  Итак,  изъясните  мне  свою  мысль
посредством   слова,   поскольку   из  всех  знаков  оно  является  наиболее
вразумительным.
     Сганарель (вталкивает ученого к нему в дом и держит дверь, не давая ему
выйти). Чтоб ты пропал!
     Панкрас (в глубине комнаты). Да, слово есть animi  index  et  speculum.
Это истолкователь движений сердца, это образ души. (Высовывается  в  окно  и
продолжает; Сганарель отходит от двери.) Это  зеркало,  которое  простодушно
являет нашему взору самые заветные тайны внутреннего нашего мира, и  раз  вы
обладаете способностью в одно и то же время и мыслить и говорить, то  почему
бы вам не воспользоваться словом, чтобы дать мне возможность постигнуть вашу
мысль?
     Сганарель. Я именно этого и хочу, да вы же меня не слушаете.
     Панкрас. Я вас слушаю, говорите.
     Сганарель. Ну, так вот, господин доктор...
     Панкрас. Только покороче.
     Сганарель. Постараюсь.
     Панкрас. Избегайте многословия.
     Сганарель.