Мне все равно, от кого я об этом
услышу.
     Дон Жуан (делая Сганарелю знак приблизиться). Ну, рассказывай!
     Сганарель (Дон Жуану, тихо). Да что я должен говорить?
     Донья Эльвира. Подойдите же, раз вам велят,  и  объясните  мне  причину
такого стремительного отъезда.
     Сганарель (Дон Жуану, тихо). Мне  нечего  сказать.  Вы  ставите  вашего
слугу в дурацкое положение.
     Дон Жуан. Ты будешь говорить или нет?
     Сганарель. Сударыня...
     Донья Эльвира. Что?
     Сганарель (поворачиваясь к своему господину). Сударь...
     Дон Жуан (грозит ему). Если ты...
     Сганарель. Сударыня! Завоеватели, Александр Македонский и другие миры -
вот причина нашего отъезда. Это, сударь, все, что я могу сказать.
     Донья Эльвира. Быть может, Дон Жуан, вы откроете мне эти необыкновенные
тайны?
     Дон Жуан. Сударыня, сказать по правде...
     Донья Эльвира. Вы - придворный, и так плохо умеете защищаться! Ведь для
вас это должно быть делом привычным. Вы  так  смущены,  что  на  вас  тяжело
смотреть. Почему бы вам не напустить на себя благородное бесстыдство? Почему
вы не клянетесь мне, что полны ко мне все тех  же  чувств,  что  по-прежнему
любите меня необычайно пылко и что только  смерть  может  разлучить  вас  со
мной? Почему вы не говорите мне, что дела величайшей важности заставили  вас
уехать, не предупредив меня, что вам волей-неволей  придется  пробыть  здесь
еще некоторое время, а мне надлежит вернуться домой  в  полной  уверенности,
что вы последуете за мною при первой возможности, что  вы,  конечно,  горите
желанием соединиться со мной и что вдали от меня вы страдаете  так  же,  как
страдает тело, с которым рассталась душа? Вот как вам надо бы защищаться,  а
не стоять передо мной в замешательстве!
     Дэн Жуан. Признаюсь,  сударыня,  я  не  обладаю  даром  притворства,  я
человек прямодушный. Я не стану вам говорить, что полон к  вам  все  тех  же
чувств и горю желанием соединиться с вами, ибо ясно и так, что раз я  уехал,
значит я намеревался покинуть вас, хотя и вовсе не по тем причинам,  которые
вы, быть может, воображаете: так мне подсказывала совесть, я уже не мог себя
уверить, будто и впредь  могу  жить  с  вами,  не  впадая  в  грех.  Во  мне
зародились сомнения, сударыня, у души моей раскрылись глаза  на  то,  что  я
творю. Я подумал о том, что ради женитьбы я похитил вас из монастыря, что вы
нарушили обеты, связывавшие вас, и что небо весьма ревниво относится к таким
вещам. Меня охватило раскаяние, мне стало страшно гнева небес. Я решил,  что
наш брак есть не что иное, как скрытое прелюбодеяние, что он навлечет на нас
какую-нибудь кару свыше и что мне в конце концов надо постараться вас забыть
и дать вам возможность вернуться к вашим  прежним  оковам.  Неужели  же  вы,
сударыня, будете противиться такому  благочестивому  намерению,  неужели  вы
заставите меня удерживать  вас  и  ссориться  из-за  этого  с  самим  небом?
Неужели...
     Донья Эльвира. Ах, злодей! Теперь я вполне поняла  тебя,  но,  на  свое
несчастье, слишком поздно, - от этого сознания мне будет только еще тяжелее.
Но знай, что преступление твое  не  останется  безнаказанным,  и  небо,  над
которым ты глумишься, отомстит тебе за твое вероломство.
     Дон Жуан. Слышишь, Сганарель? Небо!
     Сганарель. Не на таких напали, нам-то это хоть бы что!
     Дон Жуан. Сударыня...
     Донья Эльвира. Довольно! Я ничего больше не хочу слушать  и  даже  виню
себя, что выслушала слишком много. Это малодушие - позволять, чтобы тебе еще
объяснили твой позор. Слушая такие речи, благородное  сердце  с  первого  же
слова должно принять твердое решение. Не жди, чтобы я разразилась упреками и
проклятиями, - нет, нет, гнев  мой  не  таков,  чтобы  изливаться  в  пустых
словах, вся ярость моя сохранится для  мести.  Говорю  тебе  еще  раз:  небо
накажет тебя, вероломный, за то зло, которое ты мне причинил,  а  если  небо
тебе ничуть не страшно, то страшись гнева оскорбленной женщины.


ЯВЛЕНИЕ IV

                            Дон Жуан, Сганарель.

     Сганарель (в сторону). Если бы в нем могла заговорить совесть!
     Дон Жуан (после краткого раздумья). Теперь  подумаем  о  том,  как  нам
осуществить нашу любовную затею.
     Сганарель (один). Ах, какому ужасному господину я должен служить!


                              Действие второе

СЦЕНА ПРЕДСТАВЛЯЕТ МЕСТНОСТЬ НА БЕРЕГУ МОРЯ

ЯВЛЕНИЕ I

                              Шарлотта, Пьеро.

     Шарлотта. Просто счастье, Пьеро, что ты оказался тут как тут.
     Пьеро. Да, черт их возьми, еще бы немножко - и они бы оба потонули, как
пить дать.
     Шарлотта. Стало быть, это утренним ветром их в море опрокинуло?
     Пьеро. Да ты погоди, Шарлотта, я тебе как есть все с начала и расскажу:
я-то ведь, как говорится, их первый увидал, увидал-то их первый я. Были  это
мы с толстым Лукой, он да я, на берегу моря и забавлялись  да  баловались  с
ним: бросали в голову друг дружке комья грязи. Ты ведь знаешь, толстый  Лука
охотник до всякого баловства, а  я,  право  слово,  тоже  баловник.  Вот  мы
баловались,  баловались,  и  вижу  это  я,  будто  вдалеке  что-то  в   воде
барахтается и этакими рывками к нам плывет. Я  это  видел  хорошо,  а  потом
вдруг вижу, что ничего не вижу. "Эй, Лука, - говорю, -  кажется  мне,  народ
там плавает". - "Ишь чего, - говорит он мне, - кошка тебе в глаза наплевала,
мутится у тебя в глазах". - "Вот те крест, - говорю, - не мутится у  меня  в
глазах, это люди". - "А вот и нет, - говорит, - у тебя бельмо". - "Давай  об
заклад побьемся, - говорю, - нет у меня  бельма,  -  говорю,  -  а  это  два
человека, - говорю, - плывут прямехонько сюда", - говорю. - "Черт, - говорит
он мне, - бьюсь об заклад, что нет". - "Ну, - говорю,  -  хочешь  биться  на
десять су?" - "Ладно, - говорит, - и вот тебе деньги на кон", - говорит. Я с
ума не сошел, головы не потерял, а взял да  и  бросил  на  землю  четыре  су
парижских, да еще пять туренских полушками, - вот ей-ей,  одним  махом,  как
стакан вина выпить! Я ведь человек отчаянный и уж ни на что не посмотрю,  но
тут-то я знал, что делал. Мне пальца в рот не клади! Не успел я и  деньги-то
на кон поставить, а уж вижу, как на ладони: два человека, и зовут на помощь,
и тут я сразу стал собирать заклад. "Ну, Лука, -  говорю,  -  вишь  ты,  нас
зовут, давай живо к ним". - "Нет, - говорит, - я из-за них деньги проиграл".
Ну, тут уж я стал его стыдить да выговаривать ему, - худо ли, хорошо  ли,  а
кончилось тем, что сели мы с ним в лодку и с грехом пополам вытащили  их  из
воды, а потом отвел я их домой к огню, и тут они догола разделись и сушиться
стали, а потом набежало еще двое из той же шайки, только те сами спаслись, а
потом Матюрина пришла, а с ней они перемигиваться стали. Вот оно,  Шарлотта,
какое дело, как оно все случилось.
     Шарлотта. Ты, Пьеро, помнится, говорил мне, будто один из  них  получше
будет.
     Пьеро. Да, то хозяин. Он, верно, знатный, важный такой господин, платье
у него сверху донизу все в золоте, и те, что в слугах у него,  сами  господа
настоящие, а хоть и важный он господин, а потонул бы как пить дать,  кабы  я
той порой не подоспел.
     Шарлотта. Скажи на милость!
     Пьеро. Да, вот те крест, крышка бы ему, кабы не мы.
     Шарлотта. Он все еще голый у тебя сидит, Пьеро?
     Пьеро. АН нет, они его при нас опять разодели! Бог ты мой, никогда я не
видывал, чтобы так одевались! Сколько там всего понакручено да  понаверчено,
пуговиц сколько  всяких  у  этих  господ  придворных!  Я  бы  во  всем  этом
запутался, как увидел - глаза вылупил. Знаешь, Шарлотта, волосы у них такие,
что на голове ке держатся, они их напяливают на себя, как колпак из  кудели.
На рубашках у них такие рукава, что мы с тобой, ты да я, целиком  бы  в  них
залезли. Заместо штанов у них вроде как  передник,  а  уж  велик,  что  твой
великий пост; заместо камзола кацавеечки какие-то,  и  не  доходят  даже  до
пупа, а заместо воротничка большой шейный  платок,  сетчатый  и  с  четырьмя
большущими кистями из полотна, свисают они им прямо на живот. А  еще  у  них
воротнички, совсем маленькие, на рукавах, а на ногах - бочки целые,  обшитые
позументом, и повсюду столько лент, столько лент, что просто  жалость.  Даже
башмаки - и там понатыкано лент  с  одного  конца  до  другого,  и  так  они
устроены, что я бы в них шею сломал.
     Шарлотта. Право слово, Пьеро, надо мне хоть пойти посмотреть.
     Пьеро. Да ты сперва послушай, Шарлотта, мне тебе что-то надо сказать.
     Шарлотта. Ну, что такое? Говори!
     Пьеро. Вот какое дело, Шарлотта, надо мне,  как  говорится,  душу  тебе
открыть. Я тебя люблю, ты ведь это знаешь, и я хочу на тебе жениться, но  я,
ей-богу, недоволен тобой.
     Шарлотта. Это почему же?
     Пьеро. А потому, что ты меня огорчаешь, верно говорю.
     Шарлотта. Чем же это я тебя огорчаю?
     Пьеро. Да вот не любишь ты меня.
     Шарлотта. Ах, вот что! Только и всего?
     Пьеро. Да, только и всего, и этого предостаточно.
     Шарлотта. Господи, Пьеро, ты мне всегда одно и то же говоришь!
     Пьеро. Я тебе всегда одно и то же говорю, потому у нас с  тобой  всегда
одно и то же, а кабы не было всегда одно и то же, я бы тебе всегда одно и то
же не говорил.
     Шарлотта. Да чего тебе надо-то? Чего ты хочешь-то?
     Пьеро. Черт возьми, я хочу, чтоб ты меня любила!
     Шарлотта. А разве я тебя не люблю?
     Пьеро. Нет, ты меня не любишь, а вот я-то  все  делаю,  чтобы  ты  меня
любила. Я без всяких разговоров покупаю тебе ленты у всех торговцев, которые
к нам заходят, чуть шею себе не ломаю, а  достаю  тебе  дроздов  из  гнезда,
нанимаю скрипачей, чтобы играли на твои именины, - и все как об стену горох.
Знаешь, Шарлотта, нехорошо это и нечестно - не  любить  людей,  которые  нас
любят.
     Шарлотта. Господи, да я ж тебя люблю!
     Пьеро. Нечего сказать, хороша любовь!
     Шарлотта. Да как же тебя еще-то любить прикажешь?
     Пьеро. А так, как любят все люди, когда они взаправду любят.
     Шарлотта. А я тебя не взаправду люблю?
     Пьеро. Нет. Когда взаправду любят, так это  всякому  и  видно,  и  чего
только тут не вытворяют с людьми, если любят их от всего сердца! Погляди  на
Томасу-толстуху, что втюрилась в молодого Робена:  все-то  она  вокруг  него
егозит, все-то его дразнит, никогда в покое не оставит. Пройдет мимо него  -
всякий раз как-нибудь пошутит или подзатыльника ему даст, а то намедни сидел
он на скамейке, так она ее  вытащила  из-под  него  -  он  во  весь  рост  и
растянулся на земле. Вот это любовь так любовь! А ты никогда словечка мне не
скажешь, ровно пень какой-то. Я хоть двадцать раз перед тобою пройду, ты и с
места не двинешься, чтоб меня шлепнуть или что сказать. Черт возьми, так  не
годится, уж очень ты бесчувственная!
     Шарлотта. Уж какая есть. Такой у меня нрав, мне себя не переделать.
     Пьеро. Нрав тут ни при чем. Когда кого любишь,  всегда  чем-нибудь  это
покажешь.
     Шарлотта. Люблю я тебя сколько могу, а коли  тебе  этого  мало,  можешь
полюбить другую.
     Пьеро. Вот те на! Мне не этого надо.  Да  ты  послушай,  кабы  ты  меня
любила, стала бы ты говорить такие вещи?
     Шарлотта. А ты чего мне голову морочишь?
     Пьеро. А, черт, да что я тебе дурного сделал? Я только прошу:  будь  со
мной поласковее.
     Шарлотта. Ну, так не трогай меня и не приставай. Может,  оно  само  так
вдруг и придет, когда мы перестанем об этом думать.
     Пьеро. Ну, так ударим на этом по рукам, Шарлотта!
     Шарлотта (дает ему руку). Ладно, идет.
     Пьеро. Только обещай, что ты постараешься любить меня побольше.
     Шарлотта. Я-то постараюсь как могу, но  только  надо,  чтобы  оно  само
пришло. Это кто, Пьеро, тот самый господин, что ли?
     Пьеро. Да, это он.
     Шарлотта. Ах, боже мой, какой миленький! Что за жалость была бы,  ежели
бы он потонул!
     Пьеро. Я сейчас ворочусь - пойду винца выпью, надо маленько  оправиться
от всех передряг.


ЯВЛЕНИЕ II

              Дон Жуан, Сганарель; Шарлотта (в глубине сцены).

     Дон Жуан. Мы потерпели неудачу, Сганарель: этот нежданный шквал  вместе
с лодкой опрокинул и всю нашу затею. Но, по правде  сказать,  крестьянка,  с
которой я только что расстался, за все меня  вознаградила,  -  она  до  того
очаровательна, что я уже начинаю забывать об огорчении, которое мне доставил
наш неуспех. Это сердечко не должно ускользнуть от меня, и я уже  сумел  так
расположить его к себе, что мне недолго придется томиться и вздыхать.
     Сганарель. Признаться, сударь, я вам дивлюсь. Только что  нас  миновала
смертельная опасность, а  вы,  вместо  того  чтобы  возблагодарить  небо  за
милость, которую оно нам явило, вы опять стараетесь навлечь на себя его гнев
вашими всегдашними затеями и любовными...

                            Дон Жуан грозит ему.

Ну,  довольно,  мошенник  ты  этакий:  ты сам не знаешь, что говоришь, а вот
господин твой знает, что делает. Идемте!
     Дон Жуан (заметив Шарлотту). Ого! Откуда же, Сганарель, взялась  еще  и
эта крестьяночка? Посмотри, какая хорошенькая!  Ведь  правда,  она  не  хуже
первой?
     Сганарель. Разумеется. (В сторону.) Новое дело!
     Дон Жуан (Шарлотте). Чему я обязан, красавица, столь приятной встречей?
Неужели в сельской местности, среди деревьев и скал, можно  встретить  особ,
подобных вам?
     Шарлотта. Как видите, сударь.
     Дон Жуан. Вы из этой деревни?
     Шарлотта. Да, сударь.
     Дон Жуан. Вы там и живете?
     Шарлотта. Да, сударь.
     Дон Жуан. А как ваше имя?
     Шарлотта. Шарлотта, с вашего позволения.
     Дон Жуан. Ах, какая красивая! И какие глаза! Так в душу и смотрят.
     Шарлотта. Сударь, мне просто стыдно.
     Дон Жуан. О, пусть вам  не  будет  стыдно  -  вам  же  говорят  правду!
Сганарель, что ты скажешь?  Какая  прелесть!  Повернитесь,  пожалуйста.  Ах,
какая изящная талия! Чуть-чуть выше  голову,  сделайте  милость.  Ах,  какое
миленькое личико! Откройте глаза пошире. Ах, как они хороши!  Позвольте  мне
взглянуть  на  ваши  зубки.  Ах,  какое  очарование!  А   ваши   губки   так
соблазнительны! Я в полном  восторге,  такой  обворожительной  особы  я  еще
никогда не видел.
     Шарлотта. Воля ваша, сударь, но только, может, вы смеетесь надо мной.
     Дон Жуан. Мне над вами смеяться? Боже сохрани! Я слишком вас  люблю,  я
говорю от чистого сердца.
     Шарлотта. Премного вам благодарна, ежели так.
     Дон Жуан. Не за что благодарить. За все, что я говорю, вы  должны  быть
благодарны не мне, а только вашей красоте.
     Шарлотта. Все это, сударь, для меня слишком красно сказано,  у  меня  и
ума-то не хватает ответить вам.
     Дон Жуан. Сганарель, посмотри-ка на эти руки.
     Шарлотта. Полно вам, сударь, они у меня черные как невесть что!
     Дон Жуан. Да что вы!  Таких  рук  ни  у  кого  нет.  Позвольте  мне  их
поцеловать.
     Шарлотта. Это мне, сударь, слишком много чести  будет.  Кабы  я  раньше
знала, я бы их помыла с отрубями.
     Дон Жуан. А скажите, прекрасная Шарлотта, вы  ведь  еще,  наверное,  не
замужем?
     Шарлотта. Нет, сударь, но скоро выйду  за  Пьеро,  сына  нашей  соседки
Симонетты.
     Дон Жуан. Возможно  ли!  Такой  особе,  как  вы,  быть  женой  простого
крестьянина! Нет, нет,  это  значило  бы  осквернить  подобную  красоту,  вы
рождены не для жизни в деревне. Вы достойны, несомненно,  лучшей  участи,  и
небо, которое это знает, как раз и привело  меня  сюда  для  того,  чтобы  я
помешал этому браку и воздал должное вашим  прелестям.  Ведь  я,  прекрасная
Шарлотта, люблю вас всем сердцем, так что от вас одной будет зависеть, чтобы
я вырвал вас из этого убожества и помог вам занять  положение,  которого  вы
достойны.  Моя  любовь  зародилась  внезапно,  не  отрицаю,  но  ничего   не
поделаешь, Шарлотта: такова  сила  вашей  несравненной  красоты,  -  вас  за
четверть часа полюбишь так, как другую не полюбил бы и за полгода.
     Шарлотта. Когда вы говорите, сударь, я, право, не знаю, как  быть.  То,
что вы сказали, мне по сердцу, и я хотела  бы  вам  верить,  но  мне  всегда
твердили, что господам верить нельзя и что вы, придворные, обманщики; у  вас
одно на уме: как бы обольстить девушку.
     Дон Жуан. Я не из таких людей.
     Сганарель (в сторону). Как же!
     Шарлотта. Знаете ли, сударь, в этом мало хорошего, когда обманывают.  Я
бедная крестьянка, но честь берегу, и мне лучше умереть, чем потерять ее.
     Дон Жуан. Неужели же у меня такая черная душа, что я способен  обмануть
такую особу, как вы? Неужели же я так низок,  что  обольщу  вас?  Нет,  нет,
совесть мне этого не позволит. Я вас люблю, Шарлотта, искренно и беззаветно,
и, чтобы вы поняли,  что  я  говорю  правду,  знайте:  у  меня  нет  другого
намерения, как  жениться  на  вас.  Вам  требуется  еще  более  убедительное
доказательство? Я готов жениться, когда вам  будет  угодно,  а  в  свидетели
обещания, которое я вам даю, беру вот этого человека.
     Сганарель. Да, да, не бойтесь: он женится на вас сколько вам угодно.
     Дон Жуан. Ах, Шарлотта, вижу я, что вы меня еще  не  знаете!  Вы  очень
несправедливы ко мне, если обо мне судите по другим. Может быть, и  есть  на
свете обманщики, которые только и думают, как бы обольстить девушку, но меня
вы должны исключить из их числа и не подвергать  сомнению  искренность  моих
слов; да к тому же ваша красота порукой вам во всем. При  такой  наружности,
как у вас, не должно быть и места для подобных опасений. Верьте мне,  вы  не
похожи на особу, которую можно обмануть, а что до меня, то  клянусь  вам,  я
тысячу раз пронзил бы свое сердце, если б  только  у  меня  мелькнула  мысль
изменить вам.
     Шарлотта.  Господи!  Не  знаю,  правду  вы  говорите  или  неправду,  а
получается так, что вам веришь.
     Дон Жуан. Если вы мне поверите, вы только отдадите мне должное. Итак, я
вновь обращаюсь к вам с тем же самым предложением.  Вы  его  принимаете?  Вы
согласитесь стать моей женой?
     Шарлотта. Да, только бы тетка моя согласилась.
     Дон Жуан. Так по рукам, Шарлотта, раз вы сами на это согласны!
     Шарлотта. Только, сударь, я вас прошу: вы уж меня не обманите, это  был
бы на вашей душе грех, вы сами видите, какая я доверчивая.
     Дон Жуан. Что? Вы словно еще сомневаетесь в моей искренности! Хотите, я
принесу самые страшные клятвы? Пусть небо...
     Шарлотта. Господи, да не клянитесь! Я вам и так верю.
     Дон Жуан. Поцелуйте же меня разок в знак вашего согласия!
     Шарлотта. Ах, сударь, подождите, пожалуйста, пока мы поженимся! А тогда
я буду целовать вас сколько вам будет угодно.
     Дон Жуан. Ну что ж, прекрасная Шарлотта, мне  угодно  все,  что  угодно
вам. Дайте мне только вашу руку и позвольте  тысячью  поцелуев  выразить  то
восхищение...


ЯВЛЕНИЕ III

                   Дон Жуан, Сганарель, Пьеро, Шарлотта.

     Пьеро (толкает Дон Жуана, целующего руку  Шарлотте).  Но,  но,  сударь,
сделайте милость, подальше! Вы уж больно распалились, как бы не схватить вам
воспаление.
     Дон Жуан (грубо отталкивает Пьеро). Это еще что за наглец?
     Пьеро (становится между Дон Жуаном и Шарлоттой). Подальше, говорят вам,
не приставайте к нашим невестам!
     Дон Жуан (снова отталкивает Пьеро). Чего он раскричался ?
     Пьеро. Вот черт, кто ж так толкается?
     Шарлотта (берет Пьеро за руку). Пусть его, Пьеро!
     Пьеро. Как это пусть? Я не позволю.
     Дон Жуан. Ого!
     Пьеро. Черт возьми! Раз вы господин, стало быть, вам можно приставать к
нашим бабам у нас под носом? Нет уж, идите приставайте к своим.
     Дон Жуан. Что?
     Пьеро. Ничего.

                        Дон Жуан дает ему пощечину.

Черт возьми, вы меня не бейте!

                               Еще пощечина.

Ох, черт побери!

                               Еще пощечина.

Черт подери!

                               Еще пощечина.

Черт  раздери!  Черт  разорви!  Не  годится  это  -  бить людей, не так надо
благодарить людей за т