уду ждать, пока вы  выйдете
за меня. Сколько бы это ни длилось. И запрещаю вам  выходить  за  другого.
Запрещаю принадлежать кому бы то ни было, кроме меня. Вы будете моей женой
- и ничьей больше.
   Вернувшись домой и обдумав случившееся, он понял, что в припадке  гнева
наговорил много такого, чему не верил сам и чего при иных  обстоятельствах
не сказал бы. Но раз он это сказал, раз это сорвалось у него с  языка,  он
этому поверил. Убедил он себя и в  том,  что  поступил  правильно,  связав
себя, хоть и сгоряча, словом, и в  том,  что  отсутствие  любви  в  данном
случае - не помеха, а благо, поскольку всякая сделка  становится  прочнее,
если она зиждется на здравом смысле, а не на эмоциях. В течение нескольких
месяцев мысль об Агнессе не покидала его. Временами он  замечал,  как  его
кулаки то сжимаются, то разжимаются, и ловил себя  на  мыслях  об  Агнессе
даже в минуты, когда ему казалось, что он совсем  о  ней  не  думает.  Его
работа от этого не страдала - напротив: он трудился усерднее  прежнего,  а
Авраам Локвуд недоумевал. Оба кандидата, претендовавшие в ту осень на пост
президента, были моложе Авраама Локвуда, причем Брайен годился ему чуть ли
не в сыновья, а  Маккинли  казался  зеленым  юнцом  по  сравнению  с  ним.
Президент Стивен Гровер Кливленд был одних лет с Авраамом Локвудом, и  то,
что он покидал свой пост, тоже не удивляло,  ибо  Локвуд  и  сам  устал  и
начинал отходить от дел.
   Введение Джорджа в детали фамильного  достояния  было  увлекательным  и
своевременным занятием, на время оно как бы возвращало Авраама к  активной
деятельности и стимулировало интерес к делам компании. Почти ежедневно ему
приходилось напрягать память, чтобы вспомнить  ту  или  иную  подробность,
связанную с историей их фамильных предприятий. И он уже не раз ловил  себя
на ошибках и упущениях, в которых не признавался Джорджу. Ему  легче  было
примириться с небольшими убытками, коль скоро его ошибки стоили денег, или
солгать. ("Но, папа, ты же говорил так-то и так-то!" - "Нет,  Джордж,  как
раз наоборот. Ты спутал. Мне кажется, ты не поспеваешь за мной. Но это  не
беда, сынок. Все мы ошибаемся, и нельзя требовать, чтобы ты все усвоил  за
один день".)
   О деньгах Авраам Локвуд не  беспокоился:  их  накопилось  столько,  что
после его смерти оба сына станут миллионерами. Ни одна  семья  и  ни  один
деловой альянс в Шведской Гавани не могли соперничать  с  Локвудами.  Дело
Авраама  Локвуда  имело  теперь  под  собой   прочную   финансовую   базу.
Оглядываясь назад, он видел, с какой завидной легкостью нажил капитал, так
много значивший для успеха Дела.  Серьезно  его  начинала  тревожить  лишь
боязнь не дожить до того времени, когда у  его  сыновей  появятся  будущие
продолжатели Дела. Тем более что в подобных делах (а возможно, и  во  всех
других) Джорджа торопить было нельзя.
   Авраам испытал чувство облегчения, узнав,  что  Джордж  заинтересовался
молодой особой из семьи Уиннов. Это открытие, как ни странно, он сделал не
только вопреки, но и благодаря молчанию  Джорджа,  совершившего  несколько
поездок в угольный район и не объяснившего их цели. Возвращался он  оттуда
с таким видом, который у молодого человека говорит сан за себя.
   "Выясни для меня, в кого влюблен  твой  брат,  -  писал  Авраам  Локвуд
Пенроузу. - Я убежден, что у него кто-то есть и что его "ухаживания"  пока
безуспешны. Разумеется, я не хочу, чтобы ты спрашивал его  об  этом  прямо
или дал ему понять, кто этим интересуется".
   Пенроуз, как всегда, безропотно повиновался, выполнил то,  "о  чем  его
просили, и быстро прислал отцу ответ.
   - Прошлым летом ты затевал разговор  насчет  аренды  леса,  -  напомнил
Авраам Джорджу.
   - По-моему, это было осенью.
   - Верно, осенью. Получилось что-нибудь? Лесопильное дело сулит  большие
прибыли. Население растет. В восьмидесятом году, по данным переписи, у нас
было пятьдесят миллионов человек, а десять лет спустя - уже шестьдесят. По
миллиону в год. Если и дальше так пойдет, Джордж...
   - В последнее время я этим не интересовался.
   - Пожалуй, надо бы поинтересоваться, пока они не заграбастали все,  что
есть вокруг.
   - Кто это - они?
   - Крупные заводы, угольные компании. Дельцы вроде нас.
   - Мы никогда  не  сможем  развернуть  это  в  таких  масштабах,  как  в
Миннесоте.
   - Да, но валить-то лес мы все-таки можем, пусть в скромных масштабах, и
обеспечивать местные нужды, не тратя больших денег  на  перевозку  леса  с
северо-запада. Мы могли бы конкурировать.
   - Что ж, если хочешь, я попробую еще раз.
   - Иначе нам скоро придется продавать свои заводы, причем с убытком.
   - Что это ты вдруг вспомнил о лесе?
   - Всякий раз, когда я присутствую на похоронах, Джордж, я думаю о лесе.
С годами-то я не становлюсь моложе.
   - Ну, будет тебе, папа. Ты сто лет проживешь.
   - Хотелось бы и мне так думать, сынок. Но в прошлом  году  я  похоронил
трех своих товарищей по университету. Сразу трех за один год. Быстро стали
мы умирать... Так поезжай и посмотри еще раз и узнай, какие сейчас цены на
лес. Хочешь, поедем вместе?
   - Тебе-то не стоит беспокоиться.
   - А если я отсюда наведу справки? Или ты не хочешь, чтобы я ввязывался?
Идея твоя, я не хочу тебе мешать.
   - Ладно, займусь, - сказал Джордж Локвуд.
   У самого отца не было повода вторгаться на  территорию  Уиннов,  но  он
подыскал предлог для Джорджа. Поспешность, с  какою  Джордж  ухватился  за
этот  предлог,  удовлетворила  любопытство   Авраама:   Джорджу   хотелось
навестить девицу Уинн, он лишь ждал удобного случая.
   Джордж Локвуд приехал в  Хиллтоп,  заказал  номер  в  скверной  местной
гостинице и нанял извозчика, болтливого ирландца по  имени  Кейн.  (Джордж
Локвуд и не подозревал, что отец хитростью толкнул его на тот же маневр  -
сочетание коммерческих дел с амурными, - который сам когда-то  совершил  в
отношении Аделаиды Хоффнер.)
   - Вы, случайно, не приглядеть ли чего приехали? - спросил Кейн.
   - Случайно - да, - ответил Джордж.
   - Насчет угольных участков? Тогда...
   - Нет, не угольных.
   - Потому что я хотел  сказать...  Оно,  конечно,  лишняя  мелочишка  не
помешала бы мне, да совестно брать с вас деньги за пустое дело. Скажу  вам
правду, мистер Локвуд: не знаю, зачем вам нужна земля, но  вы  не  найдете
тут даже акра, на котором старый Том Уинн не закрепил бы  за  собой  право
добывать уголь, будь он трижды проклят, убийца, черная душа.
   - Убийца?
   - Вы новичок в этих краях, поэтому не знаете, что  лет  двадцать  назад
здесь произошло великое несчастье - убили семерых невинных людей. Уинны  и
их подпевалы добились того, что их осудили на виселицу.
   - Это вы о братьях Молли Мэгуайерсах?
   - Значит, вы про них слыхали?
   - О том, что они были невиновны, не слыхал.
   - И не услышите, если будете слушать Уиннов и их подпевал. А вам  никто
не говорил про  отпечаток  ладони  на  стене  камеры  в  окружной  тюрьме?
Ручаюсь, что нет.
   - Нет.
   - Нет. Так вот, на  стене  камеры  в  тюрьме  Моч-Чанк  есть  отпечаток
ладони. А знаете, как  он  там  появился?  Утром  в  день  казни  один  из
осужденных приложил ладонь к стене своей  камеры  и  торжественно  заявил:
"Бог мне судья, но я невиновен, и пусть  отпечаток  моей  ладони  на  этой
стене подтвердит мою невиновность". И вот этот отпечаток там по сей  день.
По сей день, сколько бы раз его ни соскабливали и ни смывали. Они не могут
стереть отпечаток правой ладони невинного человека.
   - И вы этот отпечаток видели?
   - Я? Нет, не видел. Не приходилось мне бывать в окружной тюрьме, но это
хорошо известно как протестантам, так и католикам. Нет, я  его  не  видел,
как наверняка не видел и старый Том  Уинн.  Но  уверяю  вас,  что  я  сплю
спокойнее старика Тома Уинна и всех остальных, кто не может ни  смыть,  ни
соскоблить, ни закрасить доказательство своей вины.
   Как Джордж  и  предвидел,  на  одной  из  улиц  Хиллтопа  он  неизбежно
натолкнулся на Терона Уинна.
   - Что же вы не известили нас о своем приезде? - спросил Терон Уинн.
   - Боялся, как бы вы не подумали, что я рассчитываю остановиться у  вас.
Да и пробуду-то я здесь всего один-два дня.
   - И прибыли, конечно, по важному делу. Иначе не представляю  себе,  что
могло привести вас в Хиллтоп в такую стужу.
   - Да, я приехал по делу, только не знаю,  насколько  важному.  Надеюсь,
миссис Уинн и ваша дочь Агнесса здоровы?
   - Миссис Уинн слегла было в постель из-за легкого приступа  ревматизма,
на который она всегда в это время года жалуется. Но теперь  поправилась  и
опять на ногах, спасибо. Агнесса замещает кого-то в детском саду, и все мы
готовимся к праздникам. Агнесса почти все рождество будет в отъезде, но  я
рад за нее. Скучновато у нас  тут  в  Хиллтопе  девушке,  которая  уже  не
учится. Не поужинаете ли у нас завтра? Я бы и на сегодня вас пригласил, да
миссис Уинн не любит, когда ее застают врасплох.
   - К сожалению, завтра мне ехать обратно, но за приглашение спасибо.  И,
пожалуйста, передайте им обеим привет.
   - Ну, тогда на чашку чая. Приходите сегодня после  обеда,  -  предложил
Терон Уинн. - Они нередко чаевничают вместе.
   - Что ж, если вы убеждены, что  это  не  причинит  миссис  Уинн  лишних
хлопот...
   - Для нее это будет повод показать вам свой чудесный чайный сервиз.
   К своему  удивлению,  Джордж  Локвуд  обнаружил  в  Хиллтопе  цветочный
магазин. Дюжина оранжерейных роз, купленная им для миссис Уинн,  послужила
темой для разговора.
   - Должно быть, вы купили их у Джимми Макгрегора, - сказала Бесси  Уинн.
- Узнаю его розы.
   - Разве в Хиллтопе есть и другие цветочные магазины?
   - У нас их три, - сказала Агнесса.
   - На два больше, чем в Шведской Гавани, - удивился Локвуд. - Целых  три
цветочных магазина! А я, признаться, не ожидал и одного здесь найти.
   - Это вас окружающая местность ввела в  заблуждение,  -  сказала  Бесси
Уинн. - А между тем весной и летом здесь в каждом дворе цветы. Пусть  хоть
подсолнух, а цветет. Даже у шахтеров -  по  крайней  мере,  у  англичан  и
валлийцев.
   - У шотландцев и ирландцев - тоже, - добавил Терон Уинн.
   - Да. Ханки редко сажают цветы, но все остальные  -  сажают.  Может,  и
участки-то у них с этот вот стол, а все равно  вечерами  видно,  как  люди
копаются в своих садиках. Ну,  а  овощи  стараются  выращивать  все,  даже
ханки. Капусту, свеклу и прочее. Правда, в огородах работают в большинстве
женщины.
   - Удивительно. По-видимому, цветы скрашивают им жизнь, - сказал Локвуд.
- Яркий цвет радует. Сам я мало смыслю в цветах. Вот мой дедушка -  другое
дело. И в цветах, и в деревьях отлично  разбирался.  С  ним  бы  мне  сюда
приехать. Я ищу участки для лесоразработок.
   - Боюсь, что ни одного продажного участка вы здесь не найдете, - сказал
Терон Уинн.
   - Все может быть продажным, - возразил Джордж Локвуд. - Вопрос  в  том,
сколько заплатить.
   - Да, это так. Но деловой  человек  не  захочет  покупать  лес  в  этих
местах. Компания моего двоюродного брата не  продаст,  другие  компании  -
тоже вряд ли. Учтите, что эти пенсильванские немцы из Аллентауна опередили
вас и захватили все, что оставалось незанятым.
   - Об этом я сегодня уже узнал.
   - Вам придется ехать дальше на север, но даже и там вы обнаружите,  что
все лучшие земли находятся  в  руках  у  нескольких  семей.  Говорят,  что
некоторые из этих земель были  приобретены  по  два-три  доллара  за  акр.
Возможно, это преувеличено.  Лет  сто  тому  назад  группа  голландцев  из
Нью-Йорка скупила у индейцев земли в западной части округа Нескела.  Часть
леса там пока не трогают, на остальной же территории,  насколько  я  знаю,
лесозаготовительные работы идут полным ходом.
   - А что будет, когда вы выкопаете здесь весь уголь?
   - То есть через двести лет?
   - Разве его хватит на двести лет?
   - Так говорят, - сказал Терон Уинн. - Если у вас есть свободные деньги,
вкладывайте их в акции какой-нибудь крупной угольной компании. Сколько  бы
вы ни заплатили за них сейчас, они непрерывно будут расти в цене. Стране с
каждым годом все больше нужно будет угля.
   - Да. И через двести лет здесь вообще жить будет невозможно, -  сказала
Агнесса. - И сейчас места эти уже довольно неприглядны, а представь  себе,
что будет через двести лет. Сплошные отвалы.
   - Через два столетия, Агнесса, отвалы покроются горной растительностью.
А вот мы с тобой будем... под слоем угольной сажи.  Агнесса  не  понимает,
что промышленность и процветание не даются даром.
   - Я это знаю, папа. Помню, было время, когда у шахты  номер  двенадцать
отвал был высотой всего лишь с наш дом, а теперь он - как гора.
   - Ну, не совсем гора, Агнесса, - возразил отец.
   - Признаюсь, мне бы не хотелось жить в угольном районе, - сказал Джордж
Локвуд.
   - Но признайтесь и в том, что  вы  не  прочь  были  бы  заняться  таким
прибыльным  делом,  как  добыча  угля.  И  если  уж   сравнить   шахты   с
лесоразработками, то я не знаю, что хуже -  отвалы  или  пустоши  в  сотни
акров, где ничего, кроме пней,  не  осталось.  -  В  голосе  Терона  Уинна
прозвучали нотки раздражения.
   - Пожалуй, нам лучше переменить тему, - встревожилась Бесси Уинн.
   - Согласен, - сказал Джордж Локвуд. - Мистеру Уинну не нравится то, как
влияет промышленность на ландшафт. Мисс Уинн это тоже  не  нравится,  как,
впрочем, и мне, и любому другому. Но, с другой стороны, никому из  нас  не
нравится, например, слушать визг свиней на бойне, а скоблянку  на  завтрак
мы любим все.
   - Вот уж терпеть не могу скоблянку, - сказала Агнесса.
   - А бифштексы? Корова не кричит так, как  свинья,  но  если  вы  хотите
кушать бифштекс, то учтите, что  сначала  надо  забить  корову  ударом  по
голове. Туфли-то ваши, мисс Уинн, сделаны из кожи.
   - Спасибо за информацию.
   -  Есть  религии,  которые  запрещают  людям  носить  кожаную  обувь  и
пользоваться роговыми пуговицами, - сказал Джордж Локвуд.
   - Оставим религию в покое, -  предложила  Бесси  Уинн.  -  И  бизнес  -
достаточно неприятная тема, а если начать обсуждать еще и религию,  то  мы
испортим себе вечер.
   - Миссис Уинн имеет в виду мои споры с Агнессой, а не то, что могли  бы
сказать о религии вы, мистер Локвуд.
   - Я думаю, мистер Локвуд так меня и понял, не  правда  ли?  -  спросила
миссис Уинн.
   - Конечно, - подтвердил Джордж. - Мне хотелось бы сказать другое,  если
вы не сочтете это нескромным с моей стороны. Всякий раз, когда я  бываю  в
вашем семейном кругу, мне хочется вызвать вас на этот разговор. То, что вы
сказали о моем дедушке, мистер Уинн...
   - О господи! - вздохнул Терон Уинн.
   - Была правда, - продолжал Джордж. - И мне кажется, что мы  никогда  не
поймем друг друга, если не  посмотрим  в  лицо  фактам.  Не  я  убил  двух
человек. Меня в то время еще и на свете не было. И моего  отца,  по-моему,
тоже. Но тогда - этим я не хочу оправдывать своего дедушку  -  люди  жили,
если можно так выразиться, более примитивно.  Мужчины  всегда  носили  при
себе оружие - не могли не носить. У нас и сейчас есть фермеры, чьи деды ни
за что не выходили на работу в поле,  не  прихватив  с  собой  ружья.  Это
действительно так. Не знаю, как здесь, но у нас, когда мой  отец  был  еще
мальчиком, в лесах жили индейцы. Иногда они убивали фермеров, а их  жен  и
детей уводили с собой.
   - Они были доведены до отчаяния, эти  индейцы,  -  сказал  Терон  Уинн,
когда-то мечтавший стать миссионером.
   - Доведены ли, нет ли, но согласитесь,  что  я  говорю  правду,  мистер
Уинн.
   - Да, я слышал, что есть индейцы, которые живут в лесах округа Нескела.
   - И белые тоже. Причем не только в округе Нескела,  айв  Лантененго.  В
Блу-Маунтинс есть семьи, которые даже не говорят  на  пенсильвано-немецком
наречии. Только по-верхненемецки, как говорили еще  сто  лет  тому  назад.
Живут на индейский лад, в городе никогда не  бывают.  Я  это  точно  знаю.
Фермеры наслышаны об этих людях и смертельно их  боятся,  потому  что  они
дикари. Даже выглядят не совсем нормальными - по известной причине.
   - По какой? - спросила Агнесса.
   - Тебе, Агнесса, это не нужно знать, - сказала Бесси Уинн.
   - Извините, я не должен был этого говорить.
   - А, знаю. Из-за кровосмешения.
   - Агнесса! - воскликнула Бесси Уинн. - Воспитанные люди о  таких  вещах
не говорят.
   - Это моя вина, - сказал Джордж Локвуд. - Так вот: как я  сказал,  если
мы не посмотрим в лицо фактам, то как же мы поймем друг  друга?  Взять,  к
примеру, моего дедушку. Если бы я не знал, как  было  дело,  то  и  вашего
двоюродного брата мог бы принять за ужасного негодяя.
   - Тома Уинна? - спросил Терон.
   - Не знаю, правда это или нет, но ирландцы считают, что  казнь  семерых
рабочих - дело его рук.
   - Ирландцы - известные лгуны, мистер Локвуд, -  сказал  Терон  Уинн.  -
Иначе их  не  назовешь.  Каются  в  грехах,  обещают  исправиться,  а  все
напрасно: пьяницы продолжают пить, драчуны - драться и  так  далее.  Ведут
себя, как дети, озорные дети, и образумить их невозможно. Говоришь с  ними
серьезно,  а  они  смотрят  на  тебя  с  усмешкой,  словно  считают   тебя
безнадежно... Напомни мне это французское слово, Агнесса.
   - Nai've [простодушный, глупый (фр.)].
   - Nai've. Я пробовал обходиться с ними  по-хорошему,  как  обходятся  с
детьми, и очень полюбил их. Вы можете, например, оставить  деньги,  и  они
даже цента не возьмут. Когда  в  нашей  семье  заболевал  кто-нибудь,  они
переживали, заботились, точно мы - их близкие родственники.
   - Например, миссис  Райен,  -  сказала  Бесси  Уинн.  -  Когда  Агнесса
заболела крупом...
   - Я помню миссис Райен, - сказала  Агнесса.  -  Она  обмотала  мне  шею
фланелевой тряпкой, а грудь натерла чем-то липким.
   - Неужели ты помнишь? - удивилась Бесси. - Тогда тебе  всего  три  года
было.
   - От этой мази пахло овсянкой.
   - По-моему, это и была овсянка. Припарка из овсяной каши.
   - В таких случаях они бывают чрезвычайно добры, - сказал Терон Уинн.  -
Но в то время мы были молоды и жили не намного лучше их. Когда же я  начал
продвигаться по службе в  компании...  Какой  здравомыслящий  человек  мог
обвинить Тома в том, что он отправил  этих  головорезов  на  виселицу?  Их
судили по закону и признали виновными.
   - Не знаю, - сказал Джордж Локвуд. - Но меня это не шокирует.  То  есть
не шокировало бы, если бы ваш кузен в самом деле отправил их на  виселицу.
Судя по тому, что я слышал, они вполне этого заслуживали.  Я  уверен,  что
мой  дед  тоже  воздал  бы  им  по  заслугам.  Приходится  защищать   свою
собственность, или же подобного рода люди могут ее отнять.
   - Догадываюсь, к чему вы клоните, - сказал Терон Уинн. -  Вы  находите,
что между Томом и вашим дедушкой есть нечто общее. Кто знает, может  быть.
Насколько мне известно, Том ни  в  кого  не  стрелял,  но  он  всегда  был
вооружен.
   - Ты ведь тоже когда-то ходил с оружием, папа, - сказала Агнесса.
   - Это когда я работал в отделе оплаты.
   - А ты стал бы стрелять в грабителя?
   - Чтобы защитить себя.
   - А может, деньги? - спросил Локвуд.
   Терон Уинн улыбнулся.
   - Видите ли, я и сам задавал себе этот вопрос всякий раз, когда вез  на
шахту жалованье. При нас были эти тяжеленные жестяные коробки с банкнотами
и монетами. Банкноты были  некрупные  -  достоинством  не  более  двадцати
долларов каждый, да и тех немного. Но вообще наличных денег  мы  раздавали
помногу - часто по три тысячи долларов в день, что служило, я  бы  сказал,
хорошей приманкой для бандитов. На большие шахты мы  ездили  в  поезде,  в
казначейском вагоне с обрешеченными дверями и окнами,  где  и  оставались,
пока шла выдача денег. А в дни  выплат  на  шахтах  меньшего  размера  нас
встречали на станции и отвозили в санитарной повозке, запряженной  мулами,
в контору. В зависимости от количества денег выезжало  по  три,  четыре  и
пять кассиров. Всех нас вооружали дробовиками. Сижу, бывало, с обрезом  на
коленях и думаю: а что я сделаю, ес