- Ужасно хочется познакомиться с ним! - воскликнула Джеральдина.
   - Только штанишки не намочи. Сейчас познакомишься, - сказал Джордж.
   - Значит, это он? - спросила Уилма. -  Как  я  рада,  что  он  все-таки
приехал.
   Бинг Локвуд стоял у парадной двери и ждал, когда  ему  откроют.  В  это
время подъехал "линкольн". На  Бинге  был  синий  саржевый  костюм,  белая
сорочка с пуговками на воротничке и черный вязаный галстук. Лицо  его  так
сильно загорело, что казалось почти черным рядом с  белыми  лицами  людей,
вылезших из "линкольна".
   - Здравствуй, отец, - сказал он. - Я попал не в тот дом.
   - Здравствуй, сын. Не в тот дом? А в какой же? - Они пожали друг  другу
руки.
   - В старый. Домой. Здравствуйте, тетя Уилма. - Он обнял ее и  поцеловал
в щеку.
   - Знакомься - твоя мачеха, - сказал Джордж.
   -  Здравствуйте,  пасынок,  -   сказала   Джеральдина.   -   Наконец-то
встретились. Я так рада.
   - Конечно, ты этого дома еще не видел, - сказал  Джордж.  -  Ну,  будем
ждать остальных? А, вот и они. Давайте здесь же все и представимся. Мистер
и миссис Шервуд Джеймс, родственники Уилмы.
   - Мы уже давно знакомы, - сказал Бинг, пожимая руки  Дороти  и  Шервуду
Джеймс.
   - А это - мистер и миссис Десмонд Фарли, тоже родственники Уилмы.
   Бинг Локвуд поздоровался и с ними.
   - Джеральдина, проводи всех в дом, пожалуйста.  Мне  надо  сказать  два
слова Дигену. Эндрю, будь любезен, возьми чемодан моего  сына.  Откуда  ты
приехал, сын?
   - Из Филадельфии. Прибыл я туда сегодня утром.  Один  приятель  одолжил
мне свой автомобиль, но я застрял на Стентон-авеню. Приехав же сюда...
   - Стентон-авеню? - удивился Джордж. - Что ты делал на Стентон-авеню? Мы
уже много лет туда не заглядываем.
   - Ну, и я больше не загляну, - сказал Бинг. Он обнял Уилму за плечи,  и
та робко подняла на  него  печальные  глаза.  Джордж  это  заметил,  и  ее
лицемерие сначала покоробило его. Но потом он понял,  что  это  совсем  не
лицемерие: просто на нее подействовала искренняя печаль его сына.
   Джордж предупредил Дигена насчет газетных фотографов.
   - Эндрю позаботится о том, чтобы они не прошли через главные ворота,  а
вы последите за задней дверью.
   - В том, что они не полезут через стену,  я  вполне  уверен,  -  сказал
Диген.
   Джордж подумал, что Диген мог бы и не напоминать ему о пиках на  стене,
но сказал только:
   - Так я полагаюсь на вас, - и пошел в дом.
   Все  вернувшиеся  с   кладбища   разошлись   по   туалетным   комнатам.
Распорядиться о завтраке должна была Джеральдина -  точное  его  время  не
было назначено, потому что никто не знал, сколько продлятся  похороны.  На
какое-то время Джордж остался в кабинете  один.  Супруги  Фарли  и  Шервуд
Джеймс отправлялись ближайшим дневным поездом в Нью-Йорк, а Дороги  Джеймс
и Уилма собирались заночевать. Уилме необходимо было  подписать  кое-какие
бумаги, поэтому утром ей предстояла встреча с Артуром  Мак-Генри.  Джорджу
были неизвестны только планы сына.
   Пришла Джеральдина.
   - Как ты думаешь, нести коктейли сюда или в парадный  зал?  -  спросила
она.
   - Здесь будет тесновато, - ответил  он.  -  Ты  что-нибудь  выяснила  о
планах Джорджа?
   - Да. Он хочет остаться здесь до завтра. Повезет Уилму и Дороти в своей
машине до Филадельфии. Оттуда они поедут поездом.
   - Значит, он у нас переночует.
   - Да.  Видимо,  он  считает  это  само  собою  разумеющимся.  Он  очень
симпатичный. Между прочим, просил, чтобы я звала его Бинтом. Говорит,  что
в Калифорнии Джорджем его никто не зовет.
   - Разумеется, никто.
   Завтрак прошел  сообразно  правилам  этикета,  действующим  в  подобных
случаях: никто не упоминал имени покойника; Джордж Локвуд кратко рассказал
историю своего поместья; Десмонд Фарли и Бинг Локвуд побеседовали о добыче
нефти; и, наконец, хозяйка напомнила извиняющимся тоном, что если  супруги
Фарли и Шервуд еще не уложили свои вещи, то должны сделать это, так как до
вокзала ехать пятнадцать - двадцать минут.
   Вскоре супруги Фарли и  Шервуд  Джеймс  уехали.  Джеральдина,  Уилма  и
Дороти Джеймс ушли наверх,  в  комнату  Джеральдины,  и  Джордж  Локвуд  -
впервые за шесть лет - остался вдвоем с сыном.
   - Сигару, сын?
   - Пожалуй. Спасибо. К сигарам я уже привык. У нас, как правило,  нельзя
курить на работе. Достаточно одной спички - и все летит к черту. Так что я
всегда ношу с собой сигары как жвачку. Не зажигаю, а  только  жую.  Усвоил
такую привычку.
   - Говорят, ты здорово преуспел.  У  меня  был  Престон  Хиббард  и  все
рассказал. Привез даже несколько фотографий твоей жены и детей.
   - Да, мы приятно провели с ним время. Отличный парень. В школе я был  о
нем не очень высокого мнения, но Гарвард,  должно  быть,  сделал  из  него
человека. По-моему, именно Гарвард. Во всяком случае,  он  поставил  перед
собой цель и стремится к ней. Этого как раз и не  хватает  ребятам  нашего
возраста. Они ни черта не знают - к чему стремиться,  чем  заняться.  Если
они не нуждаются в деньгах, то сидят сложа руки. Потом спохватываются,  да
уже поздно.
   - Насколько я понимаю, сам ты не нуждаешься в деньгах, - сказал Джордж.
   - Теперь - нет. Когда я заработал первую крупную сумму,  я  тут  же  ее
положил на имя жены и детей. Этим капиталом никто не может воспользоваться
- ни я, ни до поры до времени они.  Ну,  а  подстраховавшись,  я  мог  уже
рисковать. И рисковал, и риск оправдывал себя.
   - Пятьдесят тысяч - школе святого Варфоломея и пятьдесят - Принстону, -
сказал Джордж. - Любопытно, что ты даешь деньги Принстону.
   - Да. Я подумал: черт побери, ведь научили же меня там  чему-то!  Тому,
за чем туда и поступают. Но когда меня вышибли, я узнал и еще кое-что.  Не
насчет жульничества. Для того чтобы узнать, что  жульничать  нехорошо,  не
обязательно поступать в Принстон. В этом отношении и мать и ты всегда были
строги ко мне. Но кое-кто в Принстоне научил меня, как справиться с бедой.
   - Как?
   - Надо закалить себя. Стать твердым. Ни у кого  не  возникало  сомнения
насчет того, что меня надо исключать. Но они могли сделать  вид,  будто  я
совершил мелкий проступок, а это было бы неправдой. То,  что  я  совершил,
было  в  их  глазах  не  мелким  проступком,  а  серьезным  преступлением,
заслуживающим строгого наказания. В то же время они заверили меня, что все
хорошее, что я сделал, будет принято во внимание. Если  кому-то  придет  в
голову поинтересоваться, почему я ушел из Принстона, то, учитывая все это,
они будут решать, насколько подробно обо мне рассказывать. К счастью,  тот
единственный человек, у которого мне пришлось работать, знал точно, за что
меня выгнали; он многим помог выйти в люди.
   - Ты считаешь, что я был слишком суров? - спросил Джордж.
   - Тогда считал, теперь - уже нет.
   - Что заставило тебя думать иначе?
   - Что? По-моему, расстояние. И то, что я  нашел  подходящую  девушку  и
женился на ней. Создал собственный дом. И добился финансового успеха.
   - И к тому же, ты ни от кого не зависел, - сказал Джордж.
   - Да. Когда я узнал о смерти мамы, я понял, что оказался  совсем  один.
Конечно, была еще Эрнестина. Но сестра - это всего лишь  сестра,  что  еще
она может значить для мужчины.
   - А отец?
   - Видишь ли, я теперь сам отец двух детей и задаю себе тот  же  вопрос.
Возможно, я не менее суров,  чем  ты,  но  моя  суровость  -  иного  рода.
Вспоминая наши тогдашние отношения, я вижу, что у тебя были  планы  насчет
меня, но они вовсе не обязательно были моими планами.
   - Тогда у тебя не было своих планов. Собственно, ты уже был на  пути  к
тому, кем я хотел тебя сделать.
   - Верно. Я это  знаю.  Но,  может  быть,  поэтому  я  и  сжульничал.  В
сущности, мне не хотелось быть точной копией  тебя  или  дедушки  Локвуда.
Шесть лет я проучился в школе  святого  Варфоломея  и  почти  четыре  -  в
Принстоне и начал понимать, что все это  -  ерунда.  Кто  мы,  собственно,
такие? Твой дед был убийцей, а кем был отец деда,  никто  не  знает.  Отец
мамы  ничего  особенного  собой  не  представлял,  а  что  касается  нашей
рихтервиллской ветви, то не исключено, что где-нибудь в  горах  живут  еще
наши двоюродные братья и совокупляются с родными сестрами. Нет. Я  никогда
не считал, что мы так уж элегантны, черт меня дери.
   - Слово "элегантный" употребляет только прислуга.  Так  же,  как  слово
"шикарный", - сказал Джордж Локвуд.  -  Я  заметил,  что  ты  и  во  время
завтрака употребил это слово. Тебе, по-моему, ни разу не пришло в  голову,
что есть что-то стоящее в том, к чему стремился мой отец, к чему стремлюсь
я и к чему, как я надеялся, будешь стремиться ты и твои дети.
   - К чему?
   - К тому, чтобы превратить род, начавшийся с убийцы, в нечто  значимое.
А ты сноб. Ты, очевидно, сравнивал нас со старинными  семействами  Англии,
получающими титулы и все прочее по наследству и уходящими своими корнями в
трех-четырехвековую историю. Но ты не знаешь, сколько в этих семьях убийц,
насильников и воров. Или с американскими аристократами, которые  привозили
из Африки чернокожих и продавали их в рабство.  Не  одно  такое  семейство
нажило в прошлом веке огромное состояние, а потом жертвовало крупные суммы
Принстонскому и Гарвардскому университетам. Но это были грязные деньги.
   - Верно, но как раз этими людьми ты, должно быть, и восхищаешься.
   - Нет, не этими. Я хотел, чтобы мы были лучше них.
   - Ну, ладно. Я буду лучше. Но это начнется с меня, а не с  тебя,  не  с
твоего отца и не с твоего деда.
   - Что ты в этом понимаешь, невежда? Ты, может быть, думаешь, что тебя в
капусте нашли? В жилах у тебя, как и у всех, течет отцовская кровь. В этом
нет ни малейшего сомнения. Ты даже лицом похож на своего прадеда, который,
кстати, был убийцей.
   - Что ж, в его жилах кровь действительно текла. Это я скажу за него.  И
уж лучше быть похожим на прадеда, чем на тех, кто появился на свет потом.
   - Ты имеешь в виду меня?
   - Ну, раз уж мы так откровенны друг с другом, то... да, тебя, - ответил
Бинг.
   - Немного отклонюсь от темы. Что заставило тебя сюда приехать?  Ты  так
сильно любил своего дядю Пена?
   - Да, любил. Но ты прав. Были и другие причины. Мне хотелось  взглянуть
- единственный  и  последний  раз  на  могилу  матери.  Кроме  того,  меня
интересовал этот дом.
   - Ты сказал, что ездил в наш старый дом.
   - Да. На похороны я все равно не успевал, так что заехал  взглянуть  на
старый дом. Я думал, его превратили в больницу. А там обувная фабрика!
   - Я продал его обувной фирме, а деньги пошли на больницу. Строительство
больницы еще не начато, и, если ты так уж щедр, они, я уверен, рады  будут
принять твое пожертвование.
   - Извини, но этого не произойдет: я уже порвал  все  связи  с  Шведской
Гаванью, - ответил Бинг.
   - Тогда что же привело тебя к нам? Захотелось посмотреть на  этот  дом.
Зачем?
   - Ну, разумеется, я знал о нем  со  слов  Эрнестины,  но  мне  хотелось
посмотреть своими глазами.
   - Если ты скажешь, что он тебе понравился,  то  я  сочту  свой  замысел
неудавшимся.
   - Он вполне в  твоем  вкусе.  Твоя  жена,  кажется,  неплохая  женщина.
Видимо, она принимала участие в строительстве.
   - Критикуй, критикуй. Она не имела к строительству никакого  отношения.
Занималась лишь меблировкой. Все остальное - мое.
   - Я был почти уверен в этом, - сказал Бинг. - Не хватает только  рва  с
водой и porte coleice [подъемная решетка в крепостных воротах (фр.)].
   - А ты знаешь, что значит porte coleice?
   - Мост, который перекидывают через ров. Да?
   - Нет. Вернешься домой - посмотри в словаре.  Может,  когда-нибудь  сам
захочешь соорудить. Но ров с водой - неплохая идея. Насколько  я  понимаю,
тебя беспокоят гремучие змеи, и ты каждый день ходишь их убивать. Надеюсь,
твою жену это не пугает, особенно в свете  того,  что  случилось  с  твоим
дядей.
   - Что за чертовщина, - поморщился Бинг.
   - Я  лишь  хочу  напомнить  тебе,  сын,  что,  несмотря  на  переезд  в
Калифорнию, кровь у тебя все та же. У тебя прекрасный, здоровый загар,  но
внутри ты не переменился.
   - Об этом мы говорили с женой. Она не боится.
   - За дядю Пена тоже никто не боялся.
   - Что ты хочешь этим сказать, черт побери?
   - То, что уже сказал. Ты все тот же. Жизнь, которую я для тебя  избрал,
ты называешь ерундой. А какой автомобиль ты себе купил? "Роллс-ройс".  Мог
бы обойтись "фордом" или "доджем", но  купил  "роллс-ройс".  И  оправдание
придумал. У меня вот "линкольн", "пирс" и "паккард". И "форд" есть. Мог бы
и "роллс-ройс" купить, чтобы подчеркнуть свою исключительность, но он  мне
не нужен. А уж если купил бы, то не стал бы придумывать оправданий. Что бы
я ни сделал, я никогда ни перед кем не оправдываюсь.
   - Это верно. Даже когда и следовало бы оправдаться, - сказал Бинг. - Ну
что ж, отец. Жизнь, которую ты избрал, не так плоха, как я думал, но и  не
очень хороша. Извини, я хочу съездить на кладбище.
   - Могила твоей матери - через две могилы от того места,  где  похоронен
дядя Пен, - сказал Джордж. - Я думаю, ты еще застанешь  там  народ.  -  Из
нашего разговора следует, что ты не желаешь, чтобы я  продолжал  сохранять
за тобой место на кладбище.
   - Нет, благодарю. Я даже удивлен, что ты мне выделил какое-то место.
   - Не то чтобы выделил. Я только не отдавал его никому.
   - В котором часу обед? Я могу немного задержаться.
   - Обычно - в семь. Проверь у своей мачехи. Вот  этот  телефон  соединит
тебя с ее гостиной. Нажми кнопку с надписью "Г-2". Гостиная второго этажа.
   - Я вернусь раньше, - сказал Бинг. - Не так уж много мне там смотреть.
   Дамы тоже отправились на прогулку. Они сделали большой круг по  часовой
стрелке, показали  Дороти  Джеймс  поля  и  фермы,  леса,  угольные  копи,
окружной центр Гиббсвилл и вернулись к дому Локвудов.  Прогулка  заняла  у
них около двух часов, но, когда они приехали, Бинга еще не было.
   - Ну, что вы скажете? - спросил Джордж.
   -  Красиво  и  ужасно,  -  ответила  Дороти  Джеймс.  -  А   потому   -
очаровательно. Подумать только, как тщательно ухаживают фермеры за землей,
какого труда им, должно быть, стоит содержать  все  в  порядке.  И  совсем
рядом, в нескольких милях отсюда, первобытный лес, где за  каждым  деревом
чудится индеец. А потом - эти ужасные угольные  шахты.  Горы  антрацитовой
пыли. Бедные лачуги и овраги. Конечно, мне не следует так говорить -  ведь
дядя моего мужа служит директором в одной из угольных компаний. А потом мы
проехались по Гиббсвиллу  -  по  той  улице,  где  растут  такие  чудесные
каштаны.
   - Лантененго-стрит, - сказал Джордж Локвуд.
   - Мы проезжали мимо  большого  дома,  откуда  выходили  какие-то  дамы.
Очевидно, после бриджа. По  обеим  сторонам  улицы  выстроились  лимузины.
Точь-в-точь как у нас дамы выходят из "Плазы" после музыкального утренника
мистера Багби. Глядя на  них,  я  невольно  подумала:  интересно,  сколько
времени прошло с тех пор, как кто-нибудь из них был в шахтерском поселке?
   - Во всяком случае, немало, - сказал Джордж. - Там  недавно  бастовали,
так что лимузины стараются объезжать  шахтерские  поселки.  Между  прочим,
здесь их называют "заплатами".
   - По-моему, кое-кто из них узнал наш автомобиль, - сказала Джеральдина.
   - Ну и что? - сказал Джордж. - Когда мы обедаем?
   - Уилма хотела прилечь на полчасика,  поэтому  я  решила  подождать  до
половины восьмого.
   - Надеюсь, Бинг еще не уехал? - спросила Уилма.
   - Нет. Он тоже поехал прогуляться.
   - Такой интересный мальчик, - сказала Дороти  Джеймс.  -  Уже  мужчина.
Приятно  бывает  взглянуть  на  них  опять,  если  они  вырастают  такими.
Другие... Вы знаете. У нас их предостаточно. Но на таких, как ваш сын,  мы
можем положиться. Я имею в виду нашу  страну.  Побольше  бы  нам  таких  и
поменьше этих нудных молодых людей, которых интересуют только игра в  поло
да хористки.
   - Начинаю подозревать, Дороти,  что  вы  увлекаетесь  статьями  Хейвуда
Бруна.
   - Боюсь, что о нем я тоже не очень высокого мнения, - возразила  Дороти
Джеймс. - Шерри говорит, что он каждый  день  бывает  в  клубе  "Ракетка".
Хотела бы я знать, что  делает  Хейвуд  Брун  в  "Ракетке".  И  зачем  ему
понадобилось вступать в этот клуб. Нет, нью-йоркскую "Уорлд" я не читаю. А
вот Дона Маркиса люблю и жалею, что не вижу больше статей Кристофора Морли
в "Пост". Без него "Пост" уже не та. Морли родом не из этих мест?
   - Не думаю, - ответил  Джордж.  -  Насколько  я  знаю,  в  этих  местах
литераторов никогда не водилось.
   - Знаете, о ком я сегодня  подумала?  О  Лоуренсе.  Вы  читали  у  него
что-нибудь?  Молодой  английский  писатель.  Не   всякому   я   стала   бы
рекомендовать его. Но при виде этих угольных шахт я о  нем  вспомнила.  О,
Уилма! Я мешаю тебе дремать. Иди наверх, а  я  посижу  здесь  и  покурю  с
Джорджем.
   - Он для нее - посланец божий,  его  присутствие  поможет  ей  пережить
первые месяцы. Но она такого мне наговорила... Жаль, что я вас  еще  почти
не знаю, Джордж.
   - А вы сделайте вид, что знаете.
   - Очевидно, придется, потому что ждать помощи от Шерри я  не  могу.  Вы
ведь знаете Шерри. Для  него  существуют  только  белый  и  черный  цвета.
Никаких оттенков. Я не могу ему сказать, что у нашей Уилмы есть  любовник.
Он тогда и в дом  ее  не  пустит.  Мало  того,  она  сделала  мне  столько
признаний, что, если Шерри узнает о них, он  вообще  запретит  мне  с  ней
встречаться. Скажу вам откровенно: из слов Уилмы мне стало  ясно,  что  от
нее чего угодно можно ждать.
   - Чего угодно?
   Дороти кивнула.
   - Большую часть жизни она провела в заботах о Пене  и  теперь  обвиняет
себя в том, что не усмотрела за ним. Думаю, что в этом она не  права.  Все
шло хорошо, пока он не попал  в  руки  расчетливой  женщины.  Случилось  в
точности то же, что с Джаддом, торговцем корсетами, и Рут Снайдер.
   - У той истории другой конец, - возразил Джордж.
   - В сущности, нет. Все говорят, что их ждет электрический стул.  Обоих.
А это все равно что сначала убить ее, а потом покончить с собой.
   - Ах, вы в этом смысле.
   - Дело это так и не распутали. А  помните  тот  случай  со  священником
Холлом и миссис Миллз? Его замяли, что бы там у них ни было.
   - Судя по всему, да, - согласился Джордж. - Продолжайте, Дороти.
   - Конечно, торговца корсетами нельзя ставить в один ряд с Пеном.  Но  в
деле Холла и Миллз были замешаны очень известные люди. Лично я их не знаю,
но кое-кто из моих знакомых знает. Этим  я  хочу  сказать,  что  какое  бы
общественное  положение  ни  занимал  человек,  как  бы  хорошо   его   ни
воспитывали, в жизни его может настать момент, когда он забывает и о своем
воспитании, и обо всем прочем. К несчастью, именно это случилось с Пеном и
этой особой - не помню ее фамилии.
   - Мэриан Стрейдмайер.
   - Между прочим, я  ничего  в  тот  момент  не  сказала,  но,  когда  мы
проезжали сегодня мимо одной фермы, на ее почтовом ящике значилась эта  же
фамилия. К счастью, Уилма не заметила.
   - Это не родственники. По-моему, она была родом со Среднего  Запада,  -
сказал Джордж. - Но совпадение удивительное.
   - Верно, удивительное.  Я  так  рада,  что  Уилма  не  заметила.  Мы  с
Джеральдиной изо всех сил старались отвлечь ее.
   - Вы молодец, Дороти. Стало быть, вы считаете, что она переживает нечто
вроде кризиса?
   - Нервного кризиса или морального. А может, и того и другого.
   - Думаете, это настолько серьезно?
   - Да, Джордж. Не могу повторить дословно все, что она мне  сказала,  но
она действительно способна на все.  Когда  девушку  воспитывают  так,  как
воспитывали Уилму, ей нечем держаться в жизни.  Я  хочу  сказать:  она  не
способна легко переносить испытания.
   - Хоть вы этого прямо и не сказали,  но,  видимо,  вы  опасаетесь,  что
отныне Уилме будет все равно, с кем спать, - сказал Джордж.
   - Она способна на все. Это ее собственные слова.
   - Ну, если так, значит,  дело  действительно  может  принять  серьезный
оборот, -