Локвуд.   Как
выяснилось, не такая уж это редкая фамилия. Не совсем такая, как Смит  или
Браун, но более распространенная, чем Солтонстолл.
   - На моей родине Локвудов тоже довольно много.
   - Но в этих местах мы -  единственные  Локвуды.  -  Джордж  осекся.  Он
совсем уже было решил посвятить молодого собеседника во все  детали  своих
планов относительно рода Локвудов, но вдруг  передумал.  Не  было  в  тоне
этого человека доброжелательства;  откровенность,  которую  они  позволяли
себе в ходе беседы, была вызвана отнюдь не чувством взаимной  симпатии.  В
то же время Джордж Локвуд, как человек всегда напряженно думающий,  упорно
искал ответ на вопрос: чем его привлекает Хиббард и чем он сам  привлекает
Хиббарда? Ему пришло в голову - эту мысль он всесторонне обдумает позже, -
что Хиббард распознал в нем нового достойного представителя того класса, к
которому принадлежат сами Хиббарды.
   - Жаль, что будущие поколения Локвудов оставят этот  дом  пустовать,  -
сказал Хиббард. - Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Кто  знает?  А  вдруг
сын Бинга предпочтет жить на  Востоке.  Но  об  этом,  конечно,  рано  еще
говорить.
   - Не очень-то я на это надеюсь, - возразил Джордж. - Вы нарисовали  мне
весьма яркую картину калифорнийской семьи. Придется подумать и решить, как
поступить с домом. Мой младший брат откажется от него  -  он  теперь  стал
нью-йоркским жителем. Кто же тогда остается?
   - Я вас вполне понимаю.  Добротное  здание,  долго  простоит.  И  через
двести лет будет таким же. Всякому, даже неопытному  человеку  видно,  как
здесь все продумано и сколько вложено средств. - Хиббард встал.
   - Хотите посмотреть дом? - спросил Джордж.
   - Мне уже давно пора бы ехать, и все же - да, с удовольствием  взгляну,
как вы тут живете. -  Хиббард  улыбнулся.  -  Эти  горгульи  на  камине  -
чертовски зловещие бесенята, верно? Но смешные.
   - Я все думаю, можно ли доверить вам одну тайну.  Вероятно,  можно.  Вы
ведь состоите в клубе фарфорщиков, не так ли?
   - Состою.
   - И, наверно, в других обществах, где не принято  рассказывать  о  том,
что в них происходит?
   - Конечно.
   - Хотите быть посвященным в тайну, которую  будем  знать  только  мы  с
вами?
   - Если вы во мне уверены. Я умею хранить тайны, но  вы-то  об  этом  не
можете знать.
   - Инстинктом угадываю, - сказал Джордж Локвуд.  Он  подошел  к  входной
двери в кабинет и повернул в замке ключ.  -  Теперь  возьмитесь  рукой  за
вторую фигурку справа.
   - Вторую справа, - повторил Хиббард.
   - Поверните ее так, как поворачивают дверную ручку.
   - Очень легко поворачивается. Что дальше?
   - Дальше - ничего, если вы не толкнете фигурку.
   - Вы хотите, чтобы я толкнул ее?
   - Да.
   Хиббард сделал так, как ему сказали, и панель в стене поднялась, открыв
доступ к потайной лестнице.
   - Великолепно! - воскликнул Хиббард. - А куда она ведет?
   - Наверх - в стенной шкаф моей спальни и вниз - в подвал.
   - О, как забавно! И никто о ней не знает? А плотники?
   - Плотники - итальянцы из  Нью-Йорка.  Первоклассные  мастера.  Они  не
могут не знать, но им нет никакого смысла рассказывать.
   - В идеале, конечно, вам лучше было бы их прикончить, засунуть трупы  в
мешок и сбросить в Большой канал.
   - В идеале - да, но наш канал для этой цели непригоден.
   - Есть и другие сложности. Какой цели должна служить эта лестница?
   - Пока не знаю. Даже не могу сказать, зачем я велел ее построить.
   - Ваши слуги, конечно, ничего о ней не знают?
   - Даже жена не знает.
   - Зато я теперь знаю, - сказал Хиббард.  -  А  панель  можно  задвинуть
изнутри?
   - Да. И фигурка займет прежнее положение.
   - Знаете, о чем я подумал, глядя на эту лестницу?
   - О чем?
   - О шкатулках, которые давали нам в школе святого Варфоломея.
   - Они-то и натолкнули меня на мысль соорудить эту лестницу. В  школе  у
меня тоже была шкатулка, только не совсем такая, как  у  других.  По  моей
просьбе один столяр, старый немец из Пенсильвании,  сделал  в  ней  второе
дно, и я прятал под фальшивым дном деньги.
   - Вопреки правилам, - сказал Хиббард.
   - Да. Зато, пока я учился в школе, у меня всегда были при себе наличные
деньги.
   - Откровенность за откровенность, мистер Локвуд: я делал то  же  самое.
То есть тоже хранил деньги в тайнике. Все время, пока учился в  школе.  Но
не в шкатулке. В ваше время ученикам вообще не разрешалось  иметь  деньги.
Нам же сделали некоторое послабление, но все равно мы имели право получать
не больше полутора долларов  в  неделю.  Мне  это  правило  не  нравилось,
поэтому я нарушал его все шесть лет.
   - Где же вы прятали свои деньги?
   - В разных местах. Один год я  держал  двадцать  долларовых  бумажек  в
переплетенных  старых  "Протоколах  конгресса".  Потом  я  хранил   их   в
скворечнике на дереве за  старой  котельной.  Отверстие  в  скворечнике  я
закрыл металлической  сеткой,  чтобы  там  не  поселились  птицы.  Однажды
положил деньги в банку из-под табака  "Принц  Альберт"  и  спрятал  ее  за
доской объявлений  на  лодочной  станции,  но  там  их  кто-то  обнаружил.
Двадцать пять долларов. Потом  я  придумал  ловкий  ход.  Это  была  самая
остроумная мысль из всех, какие  когда-либо  приходили  мне  в  голову.  Я
вложил деньги в конверт, на котором не было ничего написано, и сунул его в
отделение на доске для корреспонденции, где  лежала  моя  почта.  Его  мог
взять  любой  человек,  но  никто  не  взял.  Он  ни  у  кого  не  вызывал
любопытства. Простой, дешевенький конверт. Будь на  нем  моя  фамилия  или
чья-нибудь еще, кто-то, может, и  соблазнился  бы.  Но  он  был  настолько
невзрачен, что никто его не тронул. Так, по крайней мере, мне казалось.
   - Очень остроумно, - сказал Джордж Локвуд. - Как вы думаете,  зачем  мы
тратили  на  это  столько  энергии?  Деньги-то  мы  все  равно  не   могли
израсходовать, не рискуя выдать себя, - даже в ваше время.
   - Что касается меня, то я знаю, зачем я это  делал.  У  вас,  возможно,
была другая цель, я же задался целью перехитрить  всех  -  и  учителей,  и
товарищей по школе.
   Джордж кивнул.
   - И я этого хотел.
   - Шкатулки удовлетворяли в нас потребность остаться  наедине  с  собой.
Правда, некоторым из нас хотелось еще большего.
   - Чего же, например? Чего вам хотелось?
   - Возможности быть совсем одному. Некоторые  мальчики  у  нас  в  школе
стеснялись ходить по малой нужде а присутствии других. Лично для меня  это
была не проблема, но мне всегда хотелось  иметь  что-нибудь  сугубо  свое,
принадлежащее только мне. В школе это были спрятанные деньги.
   - А в колледже?
   - Собственная квартира - та, где я по сей день живу. Только в  бытность
мою студентом родители о ней ничего  не  знали.  Теперь  они,  разумеется,
знают, но она  остается  моей.  В  ней  нет  ни  одной  вещи,  которая  не
принадлежала бы мне или которую бы мне кто-то дал. Переуступив ее порог, я
могу отгородиться от всего мира.
   - Что вы далеко не всегда делаете, - сказал Джордж.
   - Верно, не всегда. В ней побывало немало посетителей, но все они потом
уходят. Около двух лет назад я купил весь дом, а со временем куплю  и  оба
соседних дома.
   - Таким образом, вы можете не сдавать квартиры тем, кого вы не знаете.
   - Наоборот: тем, кого я знаю, я не сдаю квартир. То  есть  тем,  с  кем
встречаюсь в обществе. Все мои жильцы - чужие люди, и, естественно, они не
знают, что я - владелец дома. Так будет и впредь.
   - Собственное королевство на Бикон-хилле, - заметил Джордж.
   - Со временем я приобрету и дома, расположенные позади моего,  и  таким
образом полностью избавлюсь от любопытных глаз, - сказал Хиббард. -  Но  у
меня нет потайного хода. Вы подали мне мысль.
   - Мой маленький секрет очень скромен по сравнению  с  вашим,  -  сказал
Джордж. - Полагаю, со временем вы станете владельцем целого квартала.
   - Возможно. Но дело не в том, мал или велик секрет.  Ваш  потайной  ход
доставляет вам такое же удовольствие, какое мои дома доставляют мне.
   Джордж кивнул.
   - Да. Я очень быстро полюбил этот дом. Он уже приобрел  характер,  хотя
обычно на это требуются годы. Когда его строили, я  неотступно  следил  за
каждой мелочью. И вот когда мы уже были почти  готовы  к  переезду,  здесь
произошло несчастье. - И Джордж коротко рассказал о мальчике, напоровшемся
на пики, которыми утыкана ограда.
   - Хорошо еще, что вы не суеверны, - сказал Хиббард.
   - Нисколько, - сказал Джордж. - Если,  конечно,  не  считать  суеверием
веру в дурное предзнаменование. Впрочем, это, пожалуй, и есть суеверие.
   - Какое же было дурное предзнаменование?
   - А вот какое: я построил стену для того, чтобы сюда  не  ходили  люди;
так же поступил в свое время мой дед, желая  защитить  себя  от  тех,  кто
угрожал его жизни. Это длинная история, долго сейчас рассказывать, но  ему
действительно угрожали. Таким образом, идея постройки  стены  вокруг  дома
Локвуда, моего дома, явилась как бы продолжением семейной традиции. Кстати
говоря, эта стена столь же непопулярна у окрестных жителей, как  и  стена,
воздвигнутая когда-то моим дедом. Да и все остальные  мои  начинания  были
встречены неодобрительно.  Например,  я  купил  ферму  у  человека,  семья
которого трудилась на этой земле более столетия, и снес  все  постройки  -
дом, сарай и прочее. Бывший ее владелец уехал из округа. Потом  я  воздвиг
эту стену, которая в глазах моих соседей и городских жителей  должна  была
являться символом неприкосновенности, и укрепил сверху пики. И  первый  же
нарушитель  этой  неприкосновенности  поплатился  жизнью.   Что   вы   как
миротворец об этом думаете?
   - Трудно сказать. Вы не имеете к гибели мальчика никакого отношения.
   - Но пики-то поставили по моему указанию.
   - Я не считаю себя вправе осуждать. Ведь и  я  стремлюсь  сделать  так,
чтобы люди не вмешивались  в  мою  жизнь,  разве  нет!  Меня  тоже  всегда
привлекала идея жить в замке, окруженном рвом с водой. Я знаю одного очень
религиозного человека, владеющего маленьким  островком  в  штате  Мэн.  Он
наверняка сурово бы вас осудил за эти пики, но сам он отделился  от  людей
Атлантическим океаном. Надо быть очень хорошим пловцом, чтобы  доплыть  до
этого островка с большой земли. Туда даже и в лодке не  всякий  доберется.
Нет, я не стану оценивать вашу стену с точки зрения нравственности -  ведь
и вы тоже, кажется, не осуждаете меня за мое королевство на Бикон-хилле.
   - Может, вы отложите свою поездку к Бейярду Дональдсону  и  переночуете
здесь? - спросил Джордж.
   - Благодарю вас, сэр. С удовольствием  бы,  да  не  могу.  Очень  жаль,
честное слово. Беда в  том,  что  сегодня  вечером  меня  ждет  не  мистер
Дональдсон,  а  мистер  Мэки,  который  послезавтра  отплывает  в  Европу.
Сегодняшний вечер - самое позднее, когда он может меня принять.
   - В таком случае, придется вам ехать.
   - Долг превыше всего, - сказал Хиббард.
   - Очень занятный малый, этот Мэки. Угостит  вас  новейшими  скабрезными
стишками. Скрантонцы отличаются необычайным радушием.  А  куда  вы  оттуда
направитесь?
   - Завтра вечером я буду в  Олбани,  в  клубе  "Форт-Ориндж".  Обед  для
узкого круга в честь бывших питомцев, что живут  в  тех  краях.  А  наутро
отправлюсь домой и сдам машину в капитальный ремонт. Да мне и самому после
такого путешествия понадобится ремонт.
   - Еще бы, - сказал Джордж. - Где решили отдыхать?
   - Запрусь в своей квартире на Честнат-стрит. Возьму  неделю  отпуска  и
побуду без людей.
   - И правильно сделаете. Общение с людьми тоже утомляет. Жаль, что я  не
очень люблю животных, хотя и они могут надоесть.
   - Ну что ж,  мистер  Локвуд,  этот  завтрак  мизантропов  доставил  мне
удовольствие. Одно из светлых пятен в моем путешествии.
   - Надеюсь, вы говорите это не просто из вежливости, - сказал Джордж.
   - О нет. Заметьте, что когда я говорю "благодарю вас", то именно это  и
имею в виду; но если я сказал "ваш завтрак доставил мне удовольствие", это
уже больше, чем благодарность.
   - Скажите это еще раз, - попросил Джордж.
   - Зачем?
   -  Приятно  слышать,  как  вы  произносите  "заметьте"  с  этим   вашим
бостонским  акцентом.  Так  и  кажется,  что  я  снова  в  школе   святого
Варфоломея.
   - Ну, раз уж вы вспомнили школу, то я подписываю вас на  десять  тысяч.
Подписной бланк вы получите в свое время. Вас это устраивает?
   - Подождем развития событий в школе Гротона. Пока вы не  ушли,  я  хочу
представить вас своей жене, - сказал  Джордж.  Он  подошел  к  внутреннему
телефону на стене, нажал  кнопку  и  сказал:  -  Дорогая,  мистер  Хиббард
собирается уходить. Можешь спуститься и поздороваться с ним?..  Спасибо...
Сейчас она придет.
   Джеральдина тотчас сошла вниз.
   - Я считала, господа, что вам надо побыть вдвоем, - сказала она.
   - Никогда не прощу мистеру Локвуду, что он скрывал вас. На  вас  платье
"фортуни"?
   - Да. Черт побери, откуда вы это-то знаете? - удивилась Джеральдина.
   - Я много чего знаю. Об этих платьях  мне  невестка  рассказывает.  Она
такие все время носит. Разных цветов.
   - Удобное для дома, - сказала Джеральдина.
   - Простите, что  прерываю  обсуждение  фасонов,  но  если  вы  едете  в
Скрантон, то вам предстоит большой крюк между Хейзлтоном и Уилкс-Барре,  а
на это нужно время. Надеюсь, вы дадите о себе знать, если снова  окажетесь
где-нибудь по соседству; мы пригласим вас переночевать, - сказал Джордж.
   - Непременно сообщу, - сказал Хиббард.
   Джордж Локвуд помог ему надеть пальто.  Они  пожали  друг  другу  руки.
Хиббард взял свой  зеленый  войлочный  мешок,  Локвуды  проводили  его  до
машины, и он уехал.
   - Очень милый и приятный молодой человек, -  сказал  Джордж.  -  Ты  не
находишь?
   - Я слишком мало его  видела,  чтобы  составить  какое-либо  мнение,  -
сказала Джеральдина.
   - Вот как? А я наблюдал за вами, и мне показалось, что я  уловил  искру
взаимопонимания.
   - Если что-то и было, то ты неверно это истолковал. С моей стороны,  во
всяком случае, не было ничего. И он вовсе не показался мне очаровательным.
Скорее наоборот.
   - Отталкивающим?
   - Ну, не отталкивающим, но и не очаровательным.
   - Почему?
   - Он прохвост.
   - Прохвост? Откуда ты знаешь? Это же абсурд! Как можно так  говорить  о
человеке, с которым ты не пробыла и пяти минут?
   - Я говорю тебе то, что подумала.
   - Может, я чего-нибудь не заметил?  Несколько  секунд  я  стоял  к  вам
спиной.
   - Он не тискал меня, если ты это имеешь в виду.  Но  мог  бы,  судя  по
выражению  его  лица.  Возможно,  это  выражение  ты  и  принял  за  искру
взаимопонимания. Могу себе представить, как он танцует с дамами.
   - Это чудовищно, Джеральдина! Я провел с ним два часа и чем больше  его
узнавал, тем больше убеждался, что у меня с ним много общего.
   - Я же знаю, как ты танцуешь с дамами.
   - Я танцую так, как нравится моей партнерше.
   - На  партнершу  всегда  можно  все  свалить.  Ну,  мне  надо  написать
несколько писем.
   - Кому?
   - Что?
   - Письма. Кому ты их собираешься писать?  Ты  всегда  пользуешься  этим
предлогом - писать письма, но за целую неделю и двух писем не отправляешь.
   - Откуда ты знаешь? Может, я украдкой беру их с собой  в  город  и  там
отправляю.
   - Что ж, может быть. Ты в самом деле так делаешь?
   - Об этом я предоставляю догадаться тебе самому. По крайней мере, будет
чем занять себе голову, если других проблем нет.
   По его лицу пробежала едва заметная улыбка.
   - Что ж, именно этим я и займусь. Ладно, иди  и  пиши  свои  мифические
письма. Я еду в город. Тебе ничего не надо?
   - В городе? Нет. Разве что заехать к миссис Молер и узнать, не получила
ли она мои пяльцы для вышивания.
   - Пяльцы?
   - Я решила заняться вышиванием.
   - Неужели? И миссис Молер обучает тебя?
   - Обещала.
   - Я бы предпочел не заезжать, если можно. Ты делай  как  хочешь,  но  в
мастерскую к миссис Молер я - ни ногой. Сплетница и  любит  совать  нос  в
чужие дела. Во время болезни Агнессы она много о нас болтала.
   - По-моему, да, - сказала Джеральдина.
   - Значит, ты знала?
   - Догадывалась.
   - На чем же ты строила свои догадки?
   - Не все ли равно? Она - лучшая мастерица города и обещала обучить меня
вышиванию. Сплетничать с ней я не стану, и надо же мне хоть что-то делать.
   - Сколько уже раз я слышу это от тебя, - сказал Джордж.
   - И дальше будешь слышать, пока я не подыщу себе какое-нибудь занятие.
   Он открыл стенной шкаф и достал  шляпу  и  пальто.  Потом  сел,  сложив
пальто на коленях и держа шляпу на весу большим и указательным пальцами.
   - Пока ты не отправилась писать свои неотложные письма, можешь  уделить
мне минутку?
   Она молча опустилась на стул.
   - Когда ты была замужем за Бакмастером, ты вела  очень  светский  образ
жизни. Путешествовала, навещала подруг, принимала их у себя.  А  выйдя  за
меня, свела общение с внешним миром к абсолютному  минимуму.  Допустим,  в
Шведской Гавани нет интересных людей. Но в Гиббсвилле они есть! Уж  там-то
светской жизни хватает. Ты пренебрегаешь гиббсвиллской публикой, считая ее
слишком провинциальной,  и  словно  нарочно  водишь  знакомство  с  такими
провинциалами, которые только подтверждают твою оценку.  Но  ты  прекрасно
знаешь,  что  в  этом  городе  больше  чем  достаточно  мужчин  и  женщин,
обучавшихся в лучших учебных заведениях  и  занимающих  не  менее  высокое
общественное положение, чем те, с  кем  когда-то  встречались  ты  и  твой
Бакмастер. В Гиббсвилле есть не только члены клуба "Ротари",  но  и  члены
"Плюща" и других подобных ему клубов. Конечно, это  не  Лонг-Айленд  и  не
филадельфийская Главная линия, но я что-то не припоминаю, чтобы ты и  твой
Бакмастер занимали в этих кругах очень  уж  завидное  положение.  Вряд  ли
кто-либо из жителей  Гиббсвилла  ездит  отдыхать  в  Палм-Бич  [курорт  во
Флориде], но зато они выезжают в Орландо, а летом - на Рыбацкий  остров  и
на Горные пески, - кому что нравится.  В  Лондоне  они  останавливаются  в
отеле Брауна - сообразно своим вкусам и привычке. Так что  твое  мнение  о
том, будто все они провинциалы, ни на чем не основано. Ты просто не хочешь
утруждать себя.
   - Вы с Агнессой тоже не утруждали себя.
   - Да, не слишком. У  Агнессы  был  необщительный  характер.  Но  ее,  в
отличие от тебя, признавали как  полноправную  представительницу  иерархии
углепромышленников, в то время как ты здесь чужая. Надо  было  постараться
сблизиться с людьми, а ты не желаешь. Не играешь ни в гольф, ни в бридж, а
когда тебя  зовут  играть,  то  реагируешь  так,  словно  тебе  предлагают
записаться в женскую пожарную дружину.  Эти  люди  не  заслуживают  такого
отношения к себе, потому что они не хуже тебя, Джеральдина. Кое у кого  из
них больше денег, чем у меня или  Бакмастера,  большинство  происходит  из
семей, которые насчитывают двести и триста лет существования.  Именами  их
предков названы старинные  пенсильванские  города  и  некоторые  старинные
города Новой Англии, потому что не все они коренные  пенсильванцы.  Ты  не
знаешь местной истории, потому что не интересуешься ею.
   - История меня вообще не интересует, - сказала она.
   - Тогда скажи, что тебя интересует. Если бы ты хоть к чему-то  проявила
интерес, я помог бы тебе. Ты купила две приглянувшиеся тебе дорогие  вазы,
и я надеялся, что наконец-то  понял,  что  тебя  интересует.  Но  нет.  Ты
проходишь мимо них по пятьдесят раз в день, даже не взглянув.  С  тех  пор
как их поставили, ты и слова о них не сказала. Между  прочим,  месяца  два
назад я поменял их местами. Они не совсем одинаковы на вид, и мне хотелось
проверить, заметишь ли ты перемену. Не заметила.
   - Мне говорили, что они одинаковые, - возразила она.
   - Они парные, но на одной вазе дракон смотрит вправо,  а  на  другой  -
влево.
   - Господи! Да знала я это.
   - Но ты не заметила, что я поменял их местами.
   - Ну и что? Боже мой, как будто мне не о чем больше думать.
   - О