м  не  может  ей  помочь.  Сознание
неспособности придумать что-то, найти средство  вывести  ее  из  состояния
отчаяния угнетало его. В первый и единственный раз в жизни  ему  пришла  в
голову мысль увезти ее в какую-нибудь неведомую страну, где они  могли  бы
начать жизнь заново. Но он знал, что такой страны нет,  и  сама  мысль  об
этом лишь подтверждала его беспомощность.
   Взяв с собой бостонские и нью-йоркские газеты, он перешел с  террасы  в
комнату, которую супруги Уайт именовали салоном, и сел на диван. Это слово
неизменно вызывало в воображении дам и джентльменов в  вечерних  туалетах,
благовоспитанно беседующих в то время,  как  слух  их  услаждает  струнный
квартет, расположившийся за комнатными пальмами. По всей  вероятности,  не
только струнный оркестр, но даже солист-скрипач  никогда  не  появлялся  в
этих стенах, и тем не менее во всех описаниях дома и в  переписке  комната
эта именовалась салоном. Он рассеянно смотрел в газету, сам же в это время
терзался мыслью о дочери. Как она обнаружила, что заразилась  венерической
болезнью? По всей  вероятности,  со  слов  других:  ей  сказали,  что  она
заразила кого-то. Если так, то, значит, есть  на  свете  мужчина,  который
презирает ее. И теперь она всю жизнь будет знать, что такой человек есть и
что рано или поздно он может сказать кому-нибудь: "Тина  Локвуд  наградила
меня триппером"; пусть даже не скажет, а только шепнет  -  все  равно  она
узнает и всегда будет этого бояться. Придет время, найдется  еще  мужчина,
который сделает ей предложение, а она вынуждена будет ответить: "Я не могу
иметь детей". И при этом непременно объяснит, почему не может,  иначе  она
не была бы Тиной.
   Но для Престона Хиббарда это, кажется, не имеет значения...
   Джордж Локвуд отложил в сторону газету и отправился наверх,  к  дочери.
Постучав в дверь, он сказал:
   - Это я. Отец.
   - Не надо, - вяло откликнулась  она,  но  уже  в  этой  короткой  фразе
слышалась трагическая нотка.
   Дверь была не заперта, и  он  вошел.  Она  сидела,  понурив  голову,  в
кресле-качалке. Он закрыл за собой дверь, подошел к ней и  положил  ей  на
голову руку.
   - Я подумал, Тина.
   - Не утруждай себя, папа. Я уже сама все обдумала. Мне надо уезжать.
   - Я на твоем месте поступил бы иначе. "Время уходит". - Она подняла  на
него глаза, потом с трудом перевела взгляд на часики, лежавшие  у  нее  на
туалетном столике. Он кивнул. - Да, я имею в виду его. Я  хочу,  чтобы  ты
поехала к нему. Сегодня.
   - А потом что?
   - И вышла бы за него замуж.
   Она выпрямилась в кресле.
   - Ты, должно быть, не очень внимательно меня слушал.
   - Напротив, я слышал каждое слово, и, что еще важнее, он слышал,  когда
ты ему все это рассказывала. Сейчас важно не то, что я думаю,  а  эти  вот
часики и слова, которые он на них написал. Ты знаешь, где он сегодня?
   - Сегодня? В школе.
   - Поезжай туда. Без предупреждения. Просто так.  Даже  если  этот  брак
продлится всего несколько лет. Тина, все равно  вам  обоим  это  будет  на
пользу.
   - Почему ты так считаешь?
   - Потому что вы этого  хотите.  Причина  достаточно  основательная.  Ты
хочешь, чтобы я назвал более высокий мотив? Могу назвать.
   - Таких мотивов я не знаю, - сказала она.
   - Однако он есть. Даже два: он нуждается в тебе, а ты - в нем.
   - Это и есть высокие мотивы? Здесь только эгоизм.
   - Подумай об этом по дороге в школу святого Варфоломея, - сказала он.
   - Знаешь что? Мне приходилось присутствовать на  многих  венчаниях,  но
лишь сейчас я по-настоящему поняла, что значит быть отцом, отдающим  замуж
свою дочь.
   - И я это понял, - сказал он.
   - А Джеральдине я ничего не скажу.
   - Извести нас телеграммой, - сказал он.
   - Он никогда не сможет сказать, что не знал, на что идет. Правда, папа?
- Эти слова прозвучали как заклинание.
   Они поженились на следующее утро в Сентрал-Фолс, штат  Род-Айленд,  где
закон разрешал регистрировать браки сразу. Телеграмма гласила:

   ВРЕМЯ НЕ УХОДИТ ПОЖЕНИЛИСЬ СЕГОДНЯ В ДЕСЯТЬ УТРА
   ЦЕЛУЕМ КРЕПКО ПРЕС И ТИНА.

   Когда ее принесли, Джордж и Джеральдина обедали.
   - Конечно, ты об этом знал, - сказала Джеральдина.
   - Это же я собирался тебе сказать.
   - Но я сказала первая. Знал?
   - Догадывался.
   - Доволен? Ну конечно, доволен. Да?
   - Еще бы. Более приятной вести не могу себе представить.
   - Я с самого начала этого хотела.
   - Верно. И я это видел.
   - Интересно, где они будут жить.  Ты  думаешь,  он  останется  в  школе
святого Варфоломея? Просто не  представляю  себе,  каково  это  -  жить  в
окружении сотен парней, только и думающих что о сексе.
   - Когда я там учился, никто и не думал о сексе.
   - Когда ты там учился, то был, по крайней мере, один  человек,  который
думал о сексе. Этот человек - ты. Спал, наверное, с горничной.
   - У нас не было горничных. Мы сами стелили себе постели.
   - Ну, тогда, возможно, с женой директора школы.
   - Она-то, жена директора, и была, наверно, причиной того,  что  мы  так
мало думали о сексе. Не было у  нас  таких  женщин,  которые  вызывали  бы
физическое влечение.  Среди  ребят  довольно  широко  была  распространена
содомия,  и,  если  кому-то  становилось  невтерпеж,  он  мог  найти  себе
партнера. Женщин в те годы мы не знали. Так что Тине, я уверен,  опасаться
нечего.
   - Как бы не так. Я бывала в мужских  школах  и  сама  видела,  как  они
поглядывают на женщин. А Тина как  раз  из  тех,  кто  привлекает  к  себе
внимание. Тем более если узнают, что она новобрачная. Представляю,  о  чем
они подумают.
   -  Стало  быть,  школа  святого  Варфоломея  в  этом  отношении  -   не
исключение.
   - По-моему, было бы лучше, если  б  Тина  поскорее  родила  ребенка,  -
сказала Джеральдина.
   - Правда? Почему ты так думаешь? - спросил он, избегая ее взгляда.
   - Ты не хуже меня знаешь, что она не девушка. Будь у меня  дети,  я  бы
чувствовала себя совсем иначе.
   - Не сомневаюсь.
   - Из меня могла бы выйти очень хорошая мать.
   - Думаю, да. Но согласись, что бывают женщины, которые  ведут  полезный
образ жизни, не приумножая населения.
   - Полезный кому?
   - Самим себе и мужчинам, с которыми  они  спят.  Уилме,  например,  без
детей лучше. Как и всему человечеству без ее детей. Не говоря уж  о  самих
этих детях.
   - К твоему сведению, Уилма отнюдь не образец добродетели. Мне  пришлось
изменить свое мнение о ней.
   - Оно никогда не было очень лестным.
   - Верно. А теперь стало еще хуже. Не спрашивай почему.
   - Почему?
   - Не скажу. Вот видишь, сколько бы ты ни размышлял, ни анализировал,  а
многое еще останется для тебя незамеченным.
   - Ничто не остается для меня незамеченным. Ничто.
   - Я вижу, у тебя неплохое настроение. Ты, конечно, радуешься за Тину.
   - Конечно. Тем более что я же все и устроил.
   - Нет, ты невозможен, просто невозможен! Уж если кто устраивал, так это
я.
   - Вынужден огорчить тебя, но устроил все я.
   - Боюсь, через минуту ты и сам в это поверишь, - сказала она.
   - Тем не менее я благодарен тебе.  Твоя  роль  была  небольшой,  но  ты
сыграла ее хорошо. И очень мне помогла. Я должен наградить тебя  достойным
подарком.
   - Не надо мне никаких подарков. Лучшей наградой мне служит твое хорошее
настроение. Уж и не помню, когда видела тебя таким в последний раз.
   - И все же подарок будет. Завтра в Нью-Йорке найду для тебя  что-нибудь
сногсшибательное.
   - Ты едешь завтра в Нью-Йорк?
   - Да. Заседание кондитерской фирмы. Хочешь со мной?
   - Спасибо. Променять эту чудесную погоду на  жаркий,  душный  Нью-Йорк?
Нет уж. Я бы не прочь пробыть здесь до первого октября.
   - Даже когда начнется сезон ураганов?
   - Может, обойдется и без ураганов.
   - Верно. Илайес Уайт, конечно, с удовольствием продлит  аренду  еще  на
три недели. Наш договор истекает десятого. Поговорю с агентством. Но  если
мы останемся до первого октября, кто-то из нас  должен  будет  съездить  в
Шведскую Гавань и проверить.
   - Что проверить?
   - Все ли в  порядке.  Мы  ведь  хотели  вернуться  домой  одиннадцатого
сентября, но раз возвращение откладывается на три недели, то я съезжу туда
и проверю, не случилось ли чего за лето. Заодно договорюсь со  сторожем  и
садовником -  пусть  они  продолжают  за  всем  присматривать.  Надо  быть
готовыми к первому визиту Тины и Хиббарда.  Потом,  разумеется,  пригласим
его родителей и к ним съездим. Хорошо бы устроить  званый  обед  и  гостей
побольше пригласить. В ноябре. Как ты думаешь?
   - Или бал. В нашем доме еще не было ни одного бала. Не можем же мы  без
конца напоминать людям  о  Пене  и  Мэриан  Стрейдмайер.  Устроим  бал  на
рождество. Пригласим гостей из Бостона и оркестр Эмиля Коулмена.
   - Я бы предпочел Маркела.
   - Нет, Маркел для такого случая не годится. Сейчас Эмил Коулмен в моде.
   - Если ты так хочешь, пожалуйста. Бал - это  твоя  идея.  Может,  ты  и
раньше мечтала устроить бал?
   - Раньше - нет, а теперь хочу. Лучшего повода для бала и не придумаешь.
Созовем всех. Друзей Тины. Твоих старых друзей. Моих старых друзей. Друзей
Престона. Всех членов загородного клуба.
   - Придется мне договариваться с бутлегером. Спиртные напитки для такого
количества гостей надо заказывать заблаговременно, если  желаешь  получить
то,  что  надо.  Обслуживанием  балов   когда-то   занимался   Уимли.   Из
Филадельфии.
   - Я вижу, ты загорелся этой мыслью о бале не  меньше  меня,  -  сказала
она.
   - Уж коли мы затеваем такой вечер, то должны хорошо подготовиться, чего
бы это ни стоило. Помню прием в Форт-Пенне, когда Грейс Колдуэлл  выходила
за Сидни Тейта; Агнесса не могла на нем присутствовать, но я все же пошел.
Вот уж было зрелище так зрелище! Красивая была девушка.  Да  и  сейчас,  я
думаю, красивая. Людей наприглашали полно - и губернатора, и  целый  поезд
гостей из Нью-Йорка, в большинстве из Йеля. Сидни Тейт из общества "Илия".
Он умер несколько лет назад. Они не очень ладили между собой.  Я  случайно
встретил  ее  брата,  Брока  Колдуэлла.  Хорошие  вечера  получаются  либо
экспромтом, под влиянием минуты, либо по заранее разработанному  плану.  Я
предпочитаю план. Вот съезжу в Шведскую Гавань и вернусь с кучей идей.
   - И когда же ты вернешься?
   -  Давай  прикинем.  Завтра  вечером  я  буду  в  Нью-Йорке,  в   отеле
"Карстейрс". Рано утром  отправлюсь  поездом  в  Филадельфию.  Сделаю  там
пересадку и прибуду в  Гиббсвилл  как  раз  ко  времени  ленча  с  Артуром
Мак-Генри, который и отвезет меня потом на машине в Шведскую  Гавань.  Всю
вторую половину дня я проведу дома. Потом  вызову  такси  и  возвращусь  в
Гиббсвилл. Пообедаю, вероятно, в клубе  или  в  отеле.  В  запасе  у  меня
останется достаточно времени, чтобы забронировать место в спальном  вагоне
гиббсвиллского поезда. На следующий день рано утром прибываю в Нью-Йорк  и
пересаживаюсь на поезд, следующий в Провидено. Там  меня  встретит  Эндрю.
Дома я буду к обеду на третий день. Неплохо,  если  учесть,  как  много  я
успею за это время сделать и  какое  покрою  расстояние.  Вот  что  значит
планирование.
   - Осточертеют тебе эти поезда, пока до дома доберешься, - сказала она.
   - Я же не стану сидеть сложа руки. Все  время  буду  чем-нибудь  занят.
Люблю работать в поезде.  Проводник  поставит  мне  столик,  и  я  займусь
чем-нибудь, скучать не придется. А что ты будешь делать в мое отсутствие?
   - Я так привыкла к обществу Тины, что без нее умру, наверно, от  скуки.
Так что возвращайся как можно скорее.
   - Если надо будет  позвонить  -  звони  мне  завтра  в  "Карстейрс".  А
послезавтра - либо в  Гиббсвиллский  клуб,  либо  в  контору  Артура.  Оба
телефона - в твоей записной  книжке.  Можешь,  конечно,  позвонить  мне  и
домой. Послезавтра от трех часов дня до шести вечера. Но я  могу  выйти  в
сад и тогда не услышу звонка.
   - Сомневаюсь, что мне понадобится звонить. От Тины мы никаких вестей на
этой неделе не получим.
   - Верно. Им надо еще привыкнуть друг к другу.
   - Всем супругам надо, - как молодым, так и не совсем молодым.
   - Согласен. А когда я вернусь, ты расскажешь мне о  своих  планах.  Нам
тоже надо определить свое будущее. Возможно, это  даже  серьезнее,  чем  у
молодых. Надеюсь, в твои намерения не входит жить без меня, хотя ты имеешь
полное основание решать иначе.
   - Как ты уже сказал, мы сможем поговорить обо всем  этом  после  твоего
возвращения.
   - Одной из привлекательных сторон жизни является то, что наш мозг может
работать одновременно на разных уровнях.  Вот  мы  замышляем  с  тобой  за
четыре месяца вперед большой бал. Это один уровень. А через три дня у  нас
состоится  разговор,  который  вполне  может  повлечь  за  собой   быстрое
расторжение брака. И это уже - другой уровень. Все зависит в  значительной
мере от того, насколько мы не удовлетворены друг другом.
   - А также от твоих собственных планов,  поскольку  ты  так  хорошо  нее
продумываешь, - сказала она.
   - Точно. Но прошу тебя об одном: пока меня  нет,  не  настраивай  себя,
пожалуйста, так, будто тебя незаслуженно обидели.  Если  ты  внушишь  себе
это, то вряд ли вообще будет смысл в моем возвращении. Уж лучше я останусь
в Шведской Гавани.
   - Я хочу, чтобы ты вернулся.
   - Вот и хорошо. Я тоже хочу вернуться. И привезти тебе подарок.  Это  и
называется - думать на трех уровнях.
   - Твои мысли так скачут, что на одном уровне долго не задерживаются,  -
сказала она.
   - Гм. Мои мысли скачут к тем временам, когда - это было три года  назад
- употребляли жаргонное выражение "он не на уровне". Помнишь?
   - Песня была такая. Баловень на уровне. Слово "уровень" рифмовалось  со
словом "баловень". Что-то в этом роде.
   - Я не очень силен по части песен, - сказал он,  откладывая  в  сторону
салфетку. - Сегодня у меня много работы.
   Он злился, но не хотел выдать себя. Разговор у них принял такой оборот,
что их отношения опять испортились. Эту ночь он намеревался провести с ней
в одной постели, но теперь понимал, что оба  они  будут  чувствовать  себя
принужденно; вялый мужчина и холодная женщина, лишенные страсти  и  полные
неприязни друг к другу.  Потребовалось  бы,  по  крайней  мере,  три  ночи
воздержания, прежде чем он получил бы возможность  насладиться  ее  телом;
если же разговор, который предстоял им по его возвращении, опять расстроит
ее, то пройдет еще неделя или больше, пока  у  нее  появится  желание.  Он
знал, что ей не всегда требуется  любовь  к  нему,  чтобы  лечь  с  ним  в
постель. Бывают моменты - они могут случаться с кем  угодно,  -  когда  их
любовные ласки становятся для них обоих чем-то вроде адюльтера. ("Ты в это
время думала о ком-то другом", -  сказал  он  ей  однажды.  "Ты  тоже",  -
ответила она). Пока же их недовольство друг другом не рассеется, они будут
держаться отчужденно и каждый погрузится  в  свои  мрачные  мысли.  Но  он
женился на ней не для того, чтобы она погружалась в  свои  мрачные  мысли.
Тем хуже для нее, если она это-то не поймет.
   Их расставание, когда он уезжал на вокзал, было достаточно вежливым. Он
поцеловал ее, она улыбнулась. Он сел рядом с Эндрю в маленький "универсал"
и в знак прощания приподнял  над  головой  шляпу.  Джеральдина,  одетая  в
домашний халат, стояла в дверях. Довольно  и  того,  что  спустилась  вниз
проводить своего мужа. Ему пришло в голову, что если он никогда ее  больше
не увидит, - к этой мысли он возвращался не  так  уж  редко  во  время  их
расставаний, - то она останется в его памяти женщиной, с которой он провел
много счастливых часов. Ради _этого_ он на ней и женился.


   Дэйзи Торп, преемница Мэриан  Стрейдмайер  в  конторе  фирмы  "Локвуд",
стояла у стола Джорджа с  карандашом  в  руке  и  ставила  галочки  против
записей в блокноте.
   - И последний по счету, но не по  значению,  -  мистер  Эдмунд  О'Берн.
Звонил вам два раза вчера и два раза позавчера. Сказал, что будет  звонить
еще сегодня утром, но не позвонил. При желании вы можете связаться  с  ним
по телефону Уоткинс-2044, но если он в том же состоянии, в каком  пребывал
во время разговора со мной, то вы ничего от него не добьетесь.
   - В состоянии опьянения? - спросил Джордж.
   - Мягко выражаясь. Я отказалась дать ему ваш дачный телефон.
   - Благодарю вас. Если он будет звонить, скажите,  что  меня  нет.  Хотя
подождите! Позвоните нашему маклеру и узнайте  последнюю  котировку  акций
под названием "Магико". На нью-йоркской фондовой бирже они не котируются.
   - Сейчас?
   - Пожалуйста.
   Он ждал,  пока  она  поговорит  с  маклером.  Торп  повесила  трубку  и
сообщила:
   - А вы знаете, они котируются на фондовой бирже. Вчера перед  закрытием
курс был девяносто два с половиной, а сегодня после открытия  -  девяносто
три.
   - Гм. - Джордж вспомнил о  разговоре  с  Недом  О'Берном  во  время  их
последней  встречи.  Название  акций  запомнить   было   легко:   "Магико.
Радиокомпания". Цифры, которые О'Берн называл, Джордж  уже  забыл,  но  он
вспомнил, что тот намеревался выйти из игры,  как  только  курс  достигнет
сорока - пятидесяти пунктов.
   - Соедините меня с О'Берном, - распорядился он.
   - Насколько я помню, это телефон бара, мистер Локвуд.
   - Я знаю. Вы там бываете?
   - Каждый воскресный вечер.
   - Странно, что мы там ни разу с вами не встретились.
   - Я совсем недавно стала туда ходить. С тех пор как переехала на  новую
квартиру. - Она назвала телефонистке номер и попросила О'Берна.
   - Нед? Джордж Локвуд. Мне только что сообщили, что  ты  звонил.  Как  у
тебя дела?
   - Ты на даче или в городе?
   - У себя в конторе. Ты звонил?
   - Можешь ты со мной сегодня поужинать?
   - Сегодня как раз свободен. Где и во сколько?
   - Буду ждать тебя у дома сорок два на Сорок  девятой  западной  в  семь
часом. Жена с тобой? Тогда я закажу столик.
   - Я один. А ты?
   - И я один, - ответил О'Берн. - Но это можно  будет  поправить,  только
сначала поговорим.
   - Ну, там видно будет.
   Весь остаток дня Джордж гадал,  зачем  он  понадобился  О'Берну.  Голос
Неда,  когда  тот  говорил  по  телефону,  звучал  уверенно,  что   имело,
по-видимому, прямое отношение к высокому курсу  акций  "Магико".  Но  лицо
О'Берна, когда они встретились в семь часов на Сорок девятой  улице,  явно
свидетельствовало о недавней попойке.
   - Я не послал тебе соболезнования по поводу смерти брата, потому что не
знал его. А еще потому, что ты не написал мне по поводу моего брата.
   - А что стряслось с твоим братом? - спросил Джордж. - Я ничего не знаю.
   - Ты не знаешь? Он упал в метро на рельсы, прямо под колеса поезда. Это
случилось за несколько недель до смерти твоего брата. В  газетах  об  этом
писали. Всего несколько строк. Погибла звезда принстонского футбола.
   -  Извини,  Нед.  Возможно,  это  было  как  раз  в  тот  день,   когда
нью-йоркские газеты опоздали к поезду. Тем не менее ты  мог  предположить,
что я об этом потом узнал.
   - Ну, если не знал, то я тебя прощаю. Кевин мало  что  значил.  Жена  и
двое  детей  в  Ист-Ориндже,  служба  в  страховом  агентстве.   Даже   не
партнерство. Всего лишь служба. Я не поэтому тебе звонил. И не  для  того,
чтобы оросить взаймы. С деньгами у меня, к счастью, все благополучно.  Ты,
наверно, уже не помнишь, но, когда мы виделись с тобой в последний раз,  я
говорил тебе, что мне подсказали одну идейку. Так  вот,  дельце  оказалось
выгодным.
   - Что-то припоминаю. Кажется, "Дженерал электрик"?
   - Ну что ты, мое дельце чисто спекулятивное,  но  теперь  оно  получило
размах, и я сижу крепко. Давай выпьем. Джорджетти, можем  мы  занять  этот
столик? Еще пару "плантаторских пуншей", пожалуйста.
   Они сели.
   - Буду с тобой откровенен, Джордж. Не сразу я на это решился, не  знал,
как и быть. Думал, думал, а потом пришел к выводу, что в общем-то мы  ведь
с тобой довольно близкие друзья. Были друзьями по колледжу, и хотя видимся
теперь редко, но я все еще считаю тебя своим другом.
   - И правильно с