- После штата Мэн здешняя вода кажется почти теплой, - сказал Хиббард.
   - По-моему, вы бравируете, - сказал Джордж.
   - Может быть.
   - Конечно, бравируете. Ну, накупались?
   - Достаточно, чтобы проголодаться.
   - Тогда пошли к столу.
   Стол был накрыт на террасе, обнесенной сеткой от комаров. Подали  омара
по-ньюбергски, рис, зеленую фасоль, землянику и кофе.
   - Я знал, что у Локвудов меня хорошо покормят, - сказал Хиббард.  -  И,
по-моему, я отдал должное ленчу.
   - У нас в Пенсильвании любят поесть. Мой дед говорил: "Никто от  нашего
стола не уйдет голодным".
   - Рад видеть, что вы продолжаете эту традицию.
   - У нас их не так много. Ну, если вы готовы, то я велю убрать со стола.
Работать мы можем здесь же. По-моему, это лучше, чем в доме.  Извините,  я
схожу за бумагами брата.
   Было два часа дня. Джордж знал, что  подробный  разбор  финансовых  дел
Пена затянется допоздна, а  Тина  и  Джеральдина  должны  вернуться  самое
позднее в четыре тридцать. В последующие два часа он рассказывал  Престону
Хиббарду историю капиталовложений Пенроуза Локвуда и  не  успел  окончить,
как к парадной двери подкатил "паккард".
   - Как хорошо, что вы еще  не  уехали,  -  обрадовалась  Джеральдина.  -
По-моему, с нашей дочерью вы знакомы.
   - Это было давно, - сказала Тина. - Не притворяйтесь, что помните меня.
   - То, что мы знакомились с вами  -  помню,  но  с  тех  пор  вы  сильно
изменились, - сказал Хиббард.
   - Ну, не будем вам мешать, - сказала Джеральдина.  -  Продолжайте  вашу
работу.
   - Пойду выкупаюсь, - объявила Тина. - Никто со мной не хочет?
   - Опять в эту ледяную  воду?  Ни  за  какие  деньги.  Но  если  мистеру
Хиббарду охота снова порисоваться, то пусть идет. Сегодня мы все равно  не
кончим, Хиббард. Боюсь, что придется вам приехать еще раз.
   - Почему бы вам не переночевать у нас? - спросила Джеральдина.
   - Потому что у него есть другие дела.
   - Не очень-то гостеприимно с твоей стороны, - упрекнула его жена.
   - Я и так обязан мистеру Хиббарду за то, что он приехал, и не могу быть
навязчивым. Тем более что весь завтрашний день, я уверен, он будет занят.
   - Весь завтрашний день я буду занят, но это не значит, что я не могу  у
вас переночевать, - возразил Хиббард. - Если вы не против, то я останусь.
   - Конечно, не против. Значит, после ужина мы сможем продолжить работу?
   - Да. Или, может быть, я приеду в другой раз. А сейчас выкупаться хочу.
Вода теперь наверняка потеплела, мистер Локвуд.
   - Но для меня - недостаточно. Я дам вам другие купальные  трусы.  Ваши,
наверно, еще не высохли.
   Весь фокус был в Эрнестине: это она мгновенно приковала к себе внимание
Хиббарда, и, когда она предстала перед ним в купальном костюме, размахивая
белой резиновой шапочкой и явно желая поскорее окунуться в  воду,  Хиббард
покорно пошел за ней. А Хиббард был не из породы покладистых.
   Они отсутствовали почти два часа. Не так  уж  было  важно,  о  чем  они
говорили, но, когда они вернулись, Джорджу показалось, что Тина держится с
намеренным безразличием, в то время  как  Хиббард  всячески  старается  ей
угодить.
   - Какого размера рубашки вы носите? - спросил Джордж.
   - Пятнадцать с половиной.
   - Значит, одного со мной размера, - сказал Джордж. -  Я  дам  вам  пару
сорочек: одну для сегодняшнего вечера, другую - для  утра.  Моя  пижама  и
нижнее белье будут вам впору. Ужин в семь тридцать. Сейчас покажу вам вашу
комнату.
   - Надеюсь, я  не  причиняю  вам  неудобств,  мистер  Локвуд,  -  сказал
Хиббард.
   - Нет. А что?
   - Сказать вам по  совести,  Тина  предупредила  меня,  что  вы  слишком
перетрудились и приехали сюда отдохнуть. Она заставила меня  обещать,  что
сегодня я больше не сяду с вами работать.
   - Тина - большая умница. И очень мне помогла. Около семи мы  собираемся
на коктейль. На этой же террасе. Но вы приходите когда угодно.
   Как до,  так  и  во  время  ужина  Престон  Хиббард  всячески  старался
расположить к себе Джеральдину. Ему явно хотелось ей  понравиться.  Джордж
догадывался, зачем ему это было нужно: он хотел  продолжить  знакомство  с
Тиной. Обращаясь к Джеральдине, он рассказывал  смешные  истории  о  своих
прошлых посещениях этого дома и не  забывал  подносить  зажженную  спичку,
когда та  доставала  очередную  сигарету.  Эти  маленькие  знаки  внимания
нравились Джеральдине, она чуть не мурлыкала от удовольствия.
   -  У  нас  есть  билеты  в  летний  сад  на  Ист-Сандвиче,  -   сказала
Джеральдина. - Можете воспользоваться, если хотите. Не знаю, что там идет,
но можно позвонить и узнать.
   - Я знаю, - сказала Тина. - "Летучая мышь".
   - Я знаю эту вещь, - сказал Хиббард. - Она поставлена  по  роману  Мэри
Робертс Райнхарт "Винтовая лестница". Хотите посмотреть?
   - Давайте посмотрим, - согласилась Тина. - Если не понравится, уйдем.
   - Тогда быстрее допивайте кофе, -  заторопила  их  Джеральдина.  -  Они
начинают рано. Когда вы вернетесь, я, наверно, буду уже в постели, так что
заранее желаю вам доброй ночи.
   - А утром я вас увижу, миссис Локвуд? - спросил Хиббард.
   - Боюсь, что нет. Так что заодно и попрощаемся. Но вы приезжайте снова,
и скорее. И не только по делу. Приезжайте - и все, в любое время.
   Когда они уехали, Джеральдина сказала:
   - Тебе следовало бы поощрить их дружбу, Джордж.
   - Можно спросить почему?
   - Потому что Тине нужен такой человек, как он. Возможно, он  скучноват,
но у него хорошие манеры и он надежен, если ты понимаешь,  что  я  имею  в
виду. К тому же он увлечен Тиной.
   - Увлечен Тиной? Ты слишком торопишься с выводами, должен тебе сказать.
   - А разве это так уж невозможно? Сам-то  ты  всегда  знал,  когда  тебя
влекло к девушке.
   - Не сравнивай меня с молодым Хиббардом.
   - А почему нет? У тебя с ним есть что-то общее.
   - Очень мало. Однако, если ты считаешь, что Тине он подойдет хотя бы на
время, мы можем пригласить его снова.
   - Только не откладывай этого в долгий  ящик.  Она  сейчас  нуждается  в
друге. Смотри, как бы ей не подвернулся какой-нибудь тип.
   - Она что, сказала тебе что-нибудь по секрету? - спросил Джордж.
   - Из ее недомолвок я извлекла больше, чем из ее слов.
   - Ну, разумеется. Ты женщина бывалая, все и без слов понимаешь.
   - Представь себе, да. Ну, мне пора на урок французского.
   - Урок французского?
   - Я слушаю радио Монреаля. Интересно проверять себя, насколько хорошо я
понимаю по-французски.
   - Au'voir, cherie [до свидания, дорогая (фр.)], - сказал он.
   - Au'voir. Ты не засиживайся допоздна. Уйди наверх  до  того,  как  они
вернутся. Не мешай им, Джордж.
   Джордж ушел наверх, но, когда они вернулись, он еще не спал. Сначала он
услышал шум автомобиля - это был "додж" Хиббарда, - а  потом  увидел,  как
они идут к террасе. Было без десяти минут двенадцать. Спустя два часа  шум
возобновился: они ходили по кухне, хлопали дверцей  холодильника,  двигали
по линолеуму стулья. Потом он услышал  их  шаги  на  лестнице.  Интересно,
насколько он "надежен", этот Хиббард. В эту ночь он спал скверно.
   Утром  Джордж  Локвуд  единственный  из  всей  семьи   спустился   вниз
позавтракать с отъезжающим гостем.
   - В эту субботу  вы  меня  опять  увидите,  мистер  Локвуд,  -  объявил
Хиббард.
   - Да? Здесь?
   Хиббард кивнул.
   - Мы с друзьями поплывем из Марбл-Хед на яхте. Возьмем  с  собой  Тину.
Ночь с субботы на воскресенье проведем на Нантакете, а на  следующий  день
прибудем на Вест-Чоп, где пообедаем. В воскресенье будем здесь, и я у  вас
переночую.
   - Неплохо задумано, - заметил Джордж.
   - Надеюсь уговорить ее через две недели  приехать  в  штат  Мэн.  Может
быть, вы замолвите словечко за штат Мэн?
   - Нет. Но и препятствовать не буду.  Тина  вольна  поступать  так,  как
хочет, и в этом я ее поддерживаю.
   - Она  очень,  очень  хорошо  про  вас  говорит.  Считает  своего  отца
замечательным человеком.
   - Это я считаю ее замечательной девушкой. - Джорджу  казалось,  что  он
правильно выбрал момент для того, чтобы скромно  выразить  свою  отеческую
любовь.
   - Если позволите, то скажу, что я с вами согласен, - признался Хиббард.
   - Рад это слышать. Я хочу, чтобы у нее  было  побольше  друзей  по  эту
сторону океана. Европа - не место для нее, то есть не то место,  где  надо
жить постоянно.
   - Она хочет жить за границей?
   - Да, так решила. Сюда приехала только из-за меня. Вы  ведь  знаете,  в
каких отношениях я с сыном.
   - Да.
   - Смерть брата подкосила меня сильнее, чем я вначале думал. И Тина  это
поняла. Я же сказал вам вчера, что она большая умница. Выпейте кофе.
   - Нет, благодарю. А сорочку я верну вам в воскресенье.
   - Смотрите не забудьте, - улыбнулся Джордж Локвуд.
   В течение лета Тина встречалась с  Хиббардом  не  реже  одного  раза  в
неделю. В ее ненужных объяснениях по поводу отлучек из дома  было  столько
недомолвок и  умолчаний,  что  Джордж  Локвуд  распознал  в  них  признаки
завязавшегося романа. Приличия ради  она  все  еще  старалась  давать  ему
какие-то объяснения, но, когда они оставались вдвоем, уже не находила  тем
для разговора. Он и не старался ее разговорить, руководствуясь при этом не
столько соображениями деликатности, сколько растущей уверенностью  в  том,
что она еще не дает воли своему чувству. И эта ее сдержанность озадачивала
его.  Не  исключено,  думал  он,  что  она  сама  догадалась  о   порочных
наклонностях Хиббарда. Надо бы объяснить ей, что в этих  наклонностях  нет
ничего чудовищного и необычного; но он опасался, что дочь,  выслушав  его,
попросту рассмеется ему в лицо. В сущности, что он про  нее  знает?  Какие
мысли бродят и ее хорошенькой головке? Кто, где и когда целовал  ее?  Кого
она целовала? Ничего этого он не узнает, если она не расскажет сама.
   И все же дочь радовала  его,  хотя  и  не  относилась  к  нему  так  же
сердечно, как некоторое время назад. В ней сохранилось  достаточно  жизни,
чтобы связать ее с жизнью другого человеческого существа. Она  производила
впечатление  цветущей  женщины,  хотя  могла  бы  увянуть.  В  ее  взгляде
угадывался интерес ко всему окружающему,  а  не  равнодушие,  и  если  она
испытывала сомнения в своей любви, то они, эти сомнения, возникали в этом,
а не в каком-то выдуманном мире. Что бы она ни решила, решение  это  будет
принято здесь, и отец о нем скоро узнает.
   Однажды утром -  это  было  в  конце  августа  -  Тина,  спустившись  к
завтраку, обнаружила у себя на тарелке поверх писем небольшой сверток. Это
была заказная бандероль с обратным адресом бостонского ювелира.
   - Надеюсь, твоя почта интереснее моей, - сказал Джордж.
   - Думаю, что  да.  -  Тина  взяла  с  буфета  фруктовый  нож,  взрезала
оберточную  бумагу,   вынула   из   продолговатой   коробочки,   обтянутой
искусственной кожей, золотые часики и повертела перед глазами отца.
   - Впервые вижу у тебя эту вещь, - удивился он.
   - Я и сама-то их всего один раз видела. Они были у гравера.
   - Можно взглянуть?
   - Конечно.
   Он положил часики себе на ладонь:  браслет  из  тонкой  золотой  сетки,
циферблат окаймлен бриллиантиками, заводная головка из небольшого рубина.
   - Прелестная вещь.
   - Я вижу, ты умираешь от любопытства. Прочти надпись.
   Он повернул часики и вслух прочитал:
   - "Тина, время уходит. П.Х." Те же слова он  мог  написать  тебе  и  на
простой открытке, - сказал он, возвращая ей подарок. - А это -  далеко  не
простая открытка.
   - Верно, не простая, - согласилась она, разглядывая часики.
   - Не хочу ни о чем тебя спрашивать, Тина. Будь я проклят, если спрошу.
   - А есть что спросить?
   - Да, есть. Но я не стану.
   - Он хочет, чтобы мы поженились до начала учебного года, - сказала она.
   - И ты согласна?
   - Кажется, да.
   Он засмеялся.
   - Кажется, да. А учебный год начинается уже через две-три недели.
   - Точнее, через три, если считать от ближайшего вторника.
   - Где же состоится бракосочетание, если ты на него согласишься?
   - У мирового судьи. Пышной свадьбы в этом году уже не получится, да я и
не хотела.
   - Могла бы сыграть скромную свадьбу в Шведской  Гавани,  в  кругу  двух
семей.
   Она покачала головой.
   - Женятся-то не семьи, папа, а только Прес и я.
   - Меня там тоже не будет?
   - Боюсь, что нет. Я не скрытничаю. Просто я сама еще ничего не  решила.
Но когда решу - если решу, - то уеду отсюда. И в следующий раз когда увижу
тебя, буду уже замужем.
   - И Престон тоже так хочет?
   - Он-то как раз и хочет.
   - А его родители?
   - Родителям он еще ничего не сказал. Я познакомилась с ними  со  всеми,
кроме брата, который в  Мексике.  Они  видели  меня,  так  что,  когда  их
известят о браке, смогут сказать, что знают  меня,  знают,  что  я  белая,
молодая и не такая уж безобразная.
   - Я обещал не спрашивать тебя, а сам только и делаю, что  спрашиваю,  -
сказал Джордж. - Но вот единственный, в сущности, важный вопрос: почему ты
никак не можешь решиться?
   - На этот  вопрос  столько  ответов,  что  я  не  знаю,  какой  из  них
правильный. Какой настоящий.
   - Значит, я не так сформулировал свой вопрос. Ты его любишь?
   - Нет.
   - Потому что боишься полюбить?
   - Возможно. Ты думаешь, меня смущает  то,  что  случилось  со  мной  за
границей?
   - Я этого не сказал, Тина. Я лишь спросил, боишься ли ты полюбить его.
   - Я не боюсь любви, папа. Я просто его не люблю.
   - Тогда на чем же будет основан ваш брак?
   Она помолчала.
   - На общности взглядов. Дружбе. Товариществе. Чувстве солидарности.
   - Так я и думал. Этого я как раз и боялся.
   - Чего боялся?
   -  Ты  сама  знаешь,  Тина.  Давай  говорить  честно,  нас   никто   не
подслушивает. Я целиком за этот брак, если ты его  хочешь,  но  ты  должна
звать точно, на что идешь.
   Она улыбнулась с довольным видом, чего отец никак от нее не ожидал.
   - Молодец, папа.
   - Я - молодец?
   - А он все гадал, помнишь ли ты. Оказывается, помнишь. Он так и  думал,
но не был до конца уверен. Я была убеждена, что  помнишь,  потому  что  ты
никогда ничего не забываешь.
   - Не задавай мне загадок, барышня.
   - В первый раз, когда Прес был здесь, он рассказал тебе о своей  дружбе
со школьным преподавателем физкультуры.
   - Рассказал. Не мог же я этого забыть.
   - И ты, естественно, решил, что это - не простая дружба.
   - Да, решил.
   - Ты был прав. Прес вступал в связь как с женщинами, так и с мужчинами.
Уже с мальчишеских лет. И Прес не знает, излечит ли его наш брак.
   - Я могу сказать  тебе,  Тина.  Не  излечит,  если  ты  имеешь  в  виду
гомосексуализм. Поэтому ты и боишься выходить за него? Или колеблешься?
   - Нет. Наша дружба как раз на этом и зиждется. У него своя проблема,  а
у меня была своя. Была и осталась.
   - У тебя-то что за проблема? Ты же не лесбиянка.
   - Нет. Назову ее деликатно: неразборчивость в связях.
   - Один-два романа в Европе, - сказал отец.
   - Ха-ха.
   - Тебе же всего двадцать шесть лет. Не понимаю, что еще может  означать
эта твоя "неразборчивость в связях".
   - Не для разговора за завтраком, папа. За всю жизнь у меня  был  только
один настоящий роман - с путевым обходчиком. Единственная связь, длившаяся
достаточно долго, чтобы назвать ее романом. Вот почему я так расстроилась,
когда она порвалась. Думала, что  нашла  человека,  который  не  даст  мне
превратиться в шлюху, но я все  равно  превратилась,  и  он  меня  бросил.
Помнишь, я говорила тебе про оперную певицу, муж которой постоянно пьяный?
Так вот, меня застали с ним в постели. Причем я была  почти  уверена,  что
застанут, и все-таки легла с ним. Если бы я находилась за границей,  папа,
и жила среди этих людей, то была бы одной из многих. В Соединенных Штатах,
где меня, по всей вероятности, будут окружать люди иного сорта, я  выгляжу
как женщина с клеймом.
   - Женщина с клеймом, - повторил отец. - К тому же не с одним.
   - Да, не с одним.
   - Я не имел в виду только твой характер.
   - Я тоже. На внуков от меня не рассчитывай, папа.
   - У тебя был аборт?
   - О, это бы еще ничего. Я  схватила  дурную  болезнь,  поэтому  меня  и
оперировали. Дядя Пен об этом знал, и тетя Уилма знала. Дядя  оплатил  все
расходы. Наверно, поэтому он и оставил мне  эти  деньги  -  наличными.  Ты
ошеломлен. Я по лицу вижу, что ошеломлен. - Она протянула руку через  стол
и коснулась его руки. - Отпусти меня за границу, папа.
   Он покачал головой.
   - Нет.
   - Если скажешь "уезжай", то я уеду. Иначе выйду замуж за Преса.
   - Он обо всем этом знает?
   - Почти все. Самое худшее я ему сказала. Да  ему  и  о  себе  было  что
рассказать.
   - Я думаю, - согласился отец.
   - Большинство людей вступает  в  брак  в  надежде  на  что-то  хорошее,
светлое. У нас же нет почти никаких надежд.
   Он погладил ее по руке.
   - Не заблуждайся насчет большинства. Бывают случаи и похуже.
   - Ты уже не радуешься браку так, как несколько минут назад?
   - Не знаю, - ответил он. - Не было времени подумать. Но отправлять тебя
за границу я, во всяком случае, не собираюсь. И не  пытайся  перекладывать
это на мои плечи. Тина. Будь твой дядя Пен сейчас жив,  он  бы  знал,  что
ответить. А я не знаю.
   - Не обижайся на меня за то,  что  я  обратилась  тогда  к  дяде  Пену.
Обратиться к тебе я не посмела. Полгода назад я бы сюда  не  приехала.  Но
теперь я здесь и спрашиваю, что мне делать.
   - Что бы я тебе ни посоветовал. Тина, ничто не пойдет на  пользу,  если
ты  не  захочешь  серьезно  пересмотреть  свою  жизнь.   Можно,   конечно,
обратиться к психологам и специалистам по  психоанализу,  но  я  не  знаю,
много ли от них будет проку.
   - С одним из них я спала. Отвратительный человек. Гном. Русский еврей с
длинными усами и намного меньше меня ростом.  Единственный  психоаналитик,
кого я знала, но он ничем мне не помог. Наоборот, я помогала ему - он  сам
мне откровенно в этом признался.
   - Вот видишь, Тина. Как я могу советовать тебе, что предпринять?  Среди
твоих знакомых вдруг оказывается еще одна личность, о  которой  я  впервые
слышу. - Он посмотрел на садовника, начавшего подстригать газон. -  И  все
же я могу сказать, откуда все это взялось. - Он взял ее за  подбородок.  -
Знаю, откуда эти глаза. Эти скулы. Форма твоей головы. - Он опустил  руку.
- И совершенно точно знаю, откуда все остальное  -  и  хорошее  и  плохое.
Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь еврей с длинными усами или безусый  нееврей
способен был изменить тебя. Да я и не хочу, чтобы менял.
   Она вдруг разразилась слезами и выскочила из-за стола. Они сказали друг
другу все, что в силах были сказать, и теперь она  воспользовалась  правом
женщины отдаться чувству более сложному, чем все ее прежние чувства.
   Заведенный в доме порядок заявил  о  своих  правах  и  не  дал  Джорджу
времени на размышления. Кухонная дверь распахнулась и впустила кухарку.
   - Разве мисс Тина не будет завтракать? - спросила она.
   - Пока нет, - ответил Джордж Локвуд.
   - Я слышала, как она пошла наверх. Она любит  поджаристый  бекон,  и  я
могла бы приготовить его к тому времени, когда она вернется  сюда.  Вы  не
знаете, какие она любит яички?
   - Золотые, - ответил Джордж Локвуд.
   - Золотые яички? Это что, то же самое, что, как вы говорите,  солнечной
стороной кверху? Знаете, мистер Локвуд, вы  не  всегда  понятно  говорите,
Иногда я почти вас не понимаю. В вашей семье это - в порядке вещей.
   - Иногда и я не совсем понимаю, что вы говорите, Мэй. Мисс  Тина  будет
завтракать тогда, когда пожелает. А когда она пожелает, я не знаю.
   - Разве чашка кофе - завтрак для молодой здоровой девушки? Да и кофе-то
не допила. От завтрака откажешься, весь лень наперекосяк пойдет. - С этими
словами Мэй вышла и  закрыла  за  собой  дверь,  чтобы  не  слышать  ответ
хозяина.
   Но он не собирался ей отвечать. Мэй относилась к тому типу служанок,  о
существовании которых, если они в данный момент отсутствуют, легко забыть.
А наверху Тина, она страдает, и он ниче