отом -  он  был  в  этом
уверен - уговорит ее стать его, Джорджа, постоянной  любовницей.  С  такой
женой, как Джеральдина, без любовницы ему не обойтись, а поскольку взгляды
Мэриан на жизнь ему теперь хорошо известны, нетрудно будет прийти с ней  к
соглашению, основанному на деньгах а  взаимной  терпимости.  Пен  допустил
ошибку, предъявив Мэриан слишком большие требования, - этого нельзя делать
при односторонней любви. А между  Мэриан  и  Джорджем  любви  вообще  нет.
Любовь? Интересно, подумал Джордж Локвуд, любил ли он  кого-нибудь,  кроме
Элали Фенстермахер? Какое ужасное имя! А его самого кто-нибудь, кроме нее,
любил? "Должно быть, я старею", - пробормотал  он.  Впрочем,  смешно  было
даже думать так после того, что было, и перед  тем,  что  предстояло  ему.
Старею, конечно, но еще не состарился. Мужчины Локвуды в  этом  смысле  не
стареют. Он вспомнил, что рассказывала ему Агнесса о его отце и  о  миссис
Даунс, навещавшей его. Мужчины, злоупотребляющие алкоголем и не думающие о
своем здоровье, скоро слабеют и к пятидесяти годам  становятся  стариками.
Джордж с восхищением подумал о своем отце. "Вот старый шельмец!" Но  самым
удивительным ему казалось то, что и миссис Даунс не  утратила  интереса  к
таким вещам. Да, миссис Даунс была женщина хоть куда.
   Ночные звуки в восточной части Нью-Йорка начали затихать. Часы на стене
и часы на его руке дружно показывали за полночь. Теперь можно ждать от нее
звонка в любую минуту. Он надел нижнее белье, носки,  ботинки,  приготовил
рубашку и галстук. Теперь между  ним  и  безмолвным  телефонным  аппаратом
установилась невидимая, хрупкая связь. Джордж почти  зрительно  представил
себе, как ее голос вылетает из микрофона, хотя знал, что голос  передается
через наушник.  Интересно,  что  же  она  скажет?  Будет  ли  лаконична  и
настойчива, устало-иронична или зла на Пена, задержавшего ее так  надолго?
Джордж уже не сомневался в том, что Пен был у  Мэриан  и  почти  наверняка
устроил ей сцену. Сцена, по всей  вероятности,  получилась  драматичной  и
бурной, и с обеих  сторон  было  сказано  то,  что  неизбежно  приводит  к
неприятным последствиям. Джордж представлял себе  эту  сцену  в  прошедшем
времени, но вполне допускал, что она все еще  продолжается.  Ему  хотелось
позвонить Мэриан, но он знал, что это лишь усложнит дело.  И  зачем  такой
человек, как Пен, ставит себя в подобные ситуации?
   Вся наличная литература в номере состояла из Библии  (массовое  издание
"Гидеон") и романа Синклера Льюиса, но Джорджа Локвуда не интересовали  ни
изречения  пророков,  ни  интриги   медицинского   мира.   Вид   утреннего
гостиничного меню вызывал у него лишь раздражение, напоминая о том, что он
рассчитывал на завтрак в квартире на Мэррей-хилле,  приготовленный  руками
молодой чувственной женщины, жаждущей доставить ему удовольствие.
   И тут зазвонила эта чертова штука.
   Он взял трубку и, чтобы не выдать волнения, набрал побольше  воздуха  в
легкие.
   - Алло!
   - Джордж? Слава богу, ты на месте! - Это был голос Джеральдины.
   - Где же мне еще быть? Почему ты звонишь в такое время?
   - Значит, ты еще не знаешь. Я была уверена, что не знаешь.  О,  Джордж!
Случилось нечто ужасное.  Ужасное!  С  Пеном,  твоим  братом  Пеном,  и  с
какой-то женщиной из вашей конторы.
   - Говори толком, женщина. Ради бога.
   - Я  и  _пытаюсь_.  Пен  убил  ее,  застрелил  из  пистолета,  а  потом
застрелился сам. Твой милый брат. Это так ужасно,  Джордж!  Я  сижу  здесь
одна.
   - От кого ты узнала?
   - От Уилмы. Она позвонила сюда минут... минут пятнадцать назад.  У  нее
там полиция, так что поезжай к ней. Что  мне  делать?  Ехать  с  Эндрю  на
машине в Нью-Йорк? Поезда сейчас не ходят.
   - Никуда не езди. Давай уточним: Уилма позвонила тебе, то есть  мне,  а
ты взяла трубку.
   - Полиция пришла к ней и сообщила, что ее муж убил женщину и покончил с
собой. Какую-то женщину из вашей конторы. Не свою секретаршу,  а  какую-то
женщину с немецкой фамилией.
   - Мисс Стрейдмайер?
   - Да, ее.
   - Когда это случилось? Вечером, конечно.
   - Наверно, около десяти вечера. Уилма не хотела со мной  разговаривать,
хотела говорить с тобой. Ты должен ехать к ней немедленно, Джордж. Я  даже
не представляю себе ее состояния.
   - Они умерли сразу?
   - Откуда мне знать? Когда пришла полиция, они были уже мертвы.  Ты  все
узнаешь от Уилмы. Значит, Эндрю не будить?
   - Оставайся дома, пока я тебе не позвоню. Где Эрнестина?
   - Эрнестина? То ли в Риме, то ли на пути в Рим. В последнем письме  она
сообщала, что предполагает поехать в Рим. Кажется, как раз  в  это  время.
Найду письмо и еще раз проверю.
   - Хорошо. Сделай это сейчас, пока  не  легла  спать.  Потом  разыщи  по
телефону Артура Мак-Генри.
   - Тоже сейчас?
   - Можно утром - как можно раньше.
   - А зачем нам адвокат?
   - Он нам  нужен  не  как  адвокат,  а  как  человек  трезвого  ума.  Не
предпринимай ничего и не говори ни с кем, не  посоветовавшись  с  Артуром.
Если его нет в городе, позвони Джо  Чэпину,  но  сначала  попытайся  найти
Артура. Вряд ли ты знаешь, куда отправили тело.
   - Знаю, в морг. Оба тела. Уилма сказала.
   - Как видно, у Уилмы больше самообладания, чем у тебя.
   - Ничего не могу с  этим  поделать,  Джордж.  Когда  она  позвонила,  я
слушала радио. Я сразу испугалась, уж не с тобой ли что стряслось.
   - Благодарю. Со мной ничего не стрясется.
   - Кто мог думать, что такая ужасная вещь  случится  с  Пеном?  Не  могу
этому поверить. Ты что-нибудь знал? У него с этой женщиной была связь?
   - А как ты думаешь? Стал бы он убивать и потом кончать с собою, если бы
ничего не было?
   - Пен мог так поступить. Если бы она ему отказала.  Он  выглядел  очень
подавленным. Мне всегда казалось, что он  был  слишком  погружен  в  себя,
никогда не выдавал своих чувств. Но я и мысли не допускала, что  он  может
вести двойную жизнь.
   - Двойной жизни никто не ведет. Каждый  живет  только  одной  жизнью  -
хорошей, плохой ли, но одной.
   - Ну, хорошо. Ты никогда не перестаешь думать -  голова  у  тебя  вечно
работает.
   - А разве это не благо, что есть  человек,  способный  думать  в  такие
минуты? Так ты выясни, где сейчас Эрнестина,  а  утром  как  можно  раньше
позвони Артуру. Карандаш у тебя есть?
   - Есть.
   -    Запиши    фамилию:    Солон    Шисслер.    Эс-о-эл-о-эн.    Солон.
Ша-н-эс-эс-эл-е-эр. Шисслер. Владелец похоронного бюро в Шведской  Гавани.
Попроси Артура позвонить ему - пусть ждет моего звонка.
   - Ты собираешься устраивать похороны здесь?
   - А где же  еще?  Очень  сомневаюсь,  чтобы  в  данных  условиях  Уилма
пожелала предоставить ему местом на своем фамильном участке, где бы он  ни
находился. Его место рядом с Локвудами. Так что попроси  Артура  известить
Шисслера.
   - Похороны будут торжественные? Народу будет много?
   - Конечно, нет. Когда нью-йоркские  власти  дадут  разрешение,  я  велю
перевезти Пена в  Шведскую  Гавань  и  отправить  прямо  на  кладбище.  На
погребении будут только близкие.
   - А к Уилме ты поедешь?
   - Как только накину на себя  что-нибудь.  А  ты  лучше  выпей  брому  и
немного поспи.
   - Хорошо, милый. Наверно, я так и сделаю. Доброй  ночи.  Я  очень  тебе
сочувствую. Знаю, как ты любил Пена.
   - Доброй ночи, Джеральдина. - Джордж повесил трубку.  -  Да,  любил,  -
пробормотал он. - Очень любил. Только до сих  пор,  по-моему,  не  отдавал
себе в этом отчета.
   Когда такси проезжало мимо станции метро  на  Пятьдесят  первой  улице,
Джордж велел шоферу остановиться. Не выходя из машины, он  прочитал  вверх
ногами на первой полосе "Дейли ньюс": "ДВОЕ УМЕРЛИ В ЛЮБОВНОМ  ГНЕЗДЫШКЕ".
Джордж купил "Таймс", "Уорлд", "Америкэн", "Ньюс" и "Миррор". Лишь  "Ньюс"
и "Миррор" поместили репортаж об  этом  событии.  Тексты  репортажей  были
фактически одинаковы.
   - Читаешь эти чертовы газеты и думаешь: у них там в любовных гнездышках
больше стреляют, чем целуются, - сказал шофер. - Ну за каким дьяволом  ему
понадобилось стрелять в бабу? На мой взгляд, если ты ее застукал,  дай  ей
на счастье по морде - и дело с концом. Какой смысл рисковать - потом  ведь
не расхлебаешь. Баба есть баба. Их только  в  этом  городе  два  миллиона.
Может, со мной не всякий согласится, но я так считаю. Я до них охоч,  и  у
меня их много. По этой самой причине жена и  не  живет  со  мной.  Завела,
наверно, другого. И что же? Из-за этого я должен в нее стрелять?  Нет,  не
доставлю я ей такого удовольствия. Или вот этот несчастный подонок Грэй  -
Джадд Грэй. Ну,  подговорила  она  его  шарахнуть  Снайпера  железякой  по
голове,  а  дальше?  Ненавидят  теперь   друг   друга   и   вместе   будут
расплачиваться. Возишь по ночному Нью-Йорку разных потаскух - чего  только
не увидишь. Эх, бабы! Скажу вам  вот  что,  мистер:  цена  им  сорок  пять
центов.
   - Очень поучительно, - сказал Джордж.
   - Еще как, - согласился шофер.
   Газеты содержали не больше сведений, чем мог сообщить таксист:  Джордж,
во  всяком  случае,  узнал  из  них  мало  нового.  В  скупых,   торопливо
составленных отчетах говорилось, что соседи слышали четыре  выстрела:  три
раза Пен выстрелил в Мэриан, одетую в домашний халатик, и один  -  себе  в
висок. Это произошло в начале одиннадцатого вечера. По  описанию  соседей,
Стрейдмайер была женщина привлекательная, одевалась  строго  и  играла  на
рояле  классическую  музыку.  Несколько   раз   жильцы   дома   жаловались
управляющему, что у нее на квартире бывают вечеринки, которые  длятся  всю
ночь, но такое  случалось  не  часто.  Говорили,  что  она  когда-то  была
замужем, по развелась. Пенроуз  Локвуд  числился  в  "Книге  избранных"  -
миллионер, совладелец  фирмы,  занимающейся  размещением  капиталов,  член
фешенебельных клубов, выпускник аристократической  школы  св.Варфоломея  и
Принстонского университета. Двадцать три года состоял  в  браке  с  Уилмой
Рейнслер - дочерью ныне покойных мистера  и  миссис  Дж.Киллиан  Рейнслер,
принадлежавших к старинному роду Никербокеров. Детей они не имели.
   В вестибюле дома Пена горел свет. Джордж  нажал  кнопку  звонка.  Дверь
открыл дворецкий, уже много лет служивший у Пена.
   - Добрый вечер, сэр, - сказал он. - Позвольте заметить, сэр, что  я  не
нахожу слов.
   - Благодарю, Норман, - сказал  Джордж.  -  Выбросьте,  пожалуйста,  эти
газеты. Купил их по дороге сюда. Не так уж много информации.
   - То, что в "Ньюс" напечатано, сэр, я уже видел. Участковый полицейский
дал мне экземпляр.
   - Ну, а как миссис Локвуд? Держится?
   - Я бы сказал, хорошо держится, сэр. У нее там сейчас  подруга.  Миссис
Шервуд Джеймс - жена двоюродного брата миссис Локвуд. Она живет  недалеко,
за углом. Пришла сюда более часа назад. И вообще у миссис Локвуд постоянно
кто-нибудь находится.
   - А кто еще?
   - Сейчас больше  никого,  сэр.  Приходил  мистер  Хайм,  но  он  пробыл
недолго. Очень многие звонят по телефону, что  естественно.  Мне  пришлось
прибегнуть к помощи приятеля-полицейского, чтобы отделаться от прессы. Был
тут  особенно  неприятный  малый,  представившийся  помощником   окружного
прокурора, но внутренний голос подсказал мне  не  впускать  его,  и  я  не
впустил. Рыжий ирландец. В полиции его  знают.  Потом  пришла  тихая,  как
мышонок, молодая женщина - эта пыталась выдать себя за медицинскую сестру,
хотя никаких медсестер мы не вызывали. Оказалось, что она тоже из  прессы.
Под сообщением в "Ньюс" значится ее имя: Глэдис Робертс.
   - А вы сообразительны, Норман.
   Они поднялись по нескольким ступенькам в библиотеку. Уилма  встала  ему
навстречу, и они молча обнялись.  Дороти  Джеймс  поспешила  сказать,  что
посидит в соседней комнате, и вышла, оставив их вдвоем.
   - Я так рада, что ты оказался поблизости, - сказала  Уилма.  -  Мне  не
хотелось беспокоить Джеральдину, но ты был первым, о ком  я  подумала.  Ты
что-нибудь знал об этой связи, Джордж?
   - Нет. В такие дела Пен никого не посвящал, даже меня.
   - Судя  по  всему,  это  началось  давно.  -  Уилма  в  нерешительности
помолчала. - И я об этом знала.
   - Знала?
   - Я не виновата, Джордж. Я была уверена, что это пройдет. Мы  не  очень
ладили в последнее время, но ведь и  самые  счастливые  браки  порой  дают
трещину, а мы были уже немолоды. Скажу тебе правду, Джордж: я тоже  завела
любовника. Если Пен мог на это пойти, то почему не могла я? У  каждого  из
нас могло быть что-то на стороне, пока мы не перебесимся. Но  Пен  слишком
увяз, да и эта женщина не собиралась упускать случай. Пен  просил  у  меня
развода.
   - Развода?
   - Я ему отказала. Мне вдруг  стало  страшно.  Я  немолода,  но  лет  на
двадцать пять - тридцать, я думаю, меня еще хватит, и мысль о том, что мне
придется прожить их в одиночестве, испугала меня.  Выйти  замуж  за  моего
любовника я не могла по многим  причинам.  Во-первых,  он  намного  моложе
меня. По возрасту он мне в сыновья годится. Да и  по  ряду  других  причин
брака у нас не получилось бы. Пен и я могли бы продолжать жить, как  жили,
но он потребовал слишком многого. Или она потребовала, что одно и то же. В
итоге никто ничего не получил. Лишь грязь в бульварных газетах.
   - Уилма, ты поразительная женщина, - сказал Джордж. - А  я  так  боялся
нашей встречи.
   - Ты думал, я буду биться в истерике? Да, у меня  была  истерика  -  до
того, как ты пришел. Или почти истерика. Для меня, во всяком  случае,  это
была истерика. Я рано легла вчера и почти  уже  засыпала,  когда  постучал
Норман и сказал, что в вестибюле у нас люди из сыскной полиции.  Сыщики  в
вестибюле, а полицейские перед домом. Я не совсем помню, что со мной  было
в первые минуты. Не помню, ни кто из сыщиков сообщил мне о Пене, ни как  я
на это реагировала. Бедный Норман, он не привык к таким передрягам.  Когда
пришла эта  весть,  он,  наверное,  мирно  потягивал  вино.  Эстелла  была
выходная,  я  разрешила  ей  навестить  сестру  в  Бронксе.  Горничная  не
показывалась мне на глаза, и я собираюсь уволить  ее.  Кухарка  тоже  была
бесполезна - она глуховата, к тому же вечерами,  после  окончания  работы,
сидит в своей комнате. Она очень религиозна. У нее там  небольшой  алтарь,
перед которым  она  подолгу  молится.  И  каждое  утро  ходит  в  церковь,
буквально каждое.
   - К счастью, недалеко от тебя живет Дороти Джеймс.
   Уилма замялась.
   - Дороти -  мое  спасение.  Но  я  нуждалась  в  мужской  поддержке,  а
единственным мужчиной, к которому мне пришло в голову обратиться, был  мой
финансовый советник.
   - Я даже не знал, что у тебя есть такой  советник.  Считал  само  собой
разумеющимся, что твоими денежными делами занимается Пен.
   - Он и занимался - в большинстве случаев. Но я, как и  все,  играла  на
бирже.
   - А, тогда понятно.
   Их взгляды встретились.
   - Ты хочешь вогнать меня в краску, Джордж.
   - Ну что ты, Уилма.
   - Он не финансовый советник. Это мой любовник. Живет на углу  Семьдесят
седьмой и Парк-авеню. Он сразу приехал. Посоветовал мне позвонить тебе.  И
успокоил меня. А тебя избавил от лишних хлопот.
   - Вижу. Ты совершенно спокойна.
   - Пена отвезли в морг. Надеюсь, я не должна туда ехать для опознания.
   - Думаю, что мы  сумеем  договориться  с  фирмой  "Стрэтфорд,  Керси  и
Стрэтфорд". Они пошлют кого-нибудь.
   - Он выстрелил себе в висок, - сказала Уилма. - А ей  попал  в  сердце.
Зачем он стрелял себе в голову?
   - А что? О своей внешности он вообще никогда не думал, и я  сомневаюсь,
чтобы он слишком беспокоился о том, как будет выглядеть  после  смерти,  -
сказал Джордж. - Ну, давай теперь обсудим кое-что, Уилма.  Две  бульварные
газеты - "Дейли ньюс" и "Дейли миррор" - я видел. Третья - "Дейли  грэфик"
- появится только сегодня. Примерно в  это  же  время  выйдет  херстовская
"Нью-Йорк джорнэл". Газета "Пост энд сан" не станет делать сенсации,  зато
остальные - это-то я прекрасно знаю - развернутся  вовсю.  Эта  история  -
совершенно в их вкусе.
   - Дороти говорила то же самое.
   - Вот мой совет: пусть Дороти увезет тебя отсюда. Тебе совсем ни к чему
попадаться на глаза фотографам и репортерам.
   - Дороти мне уже предлагала. У них в Манчестере, в штате Вермонт,  есть
дом. Я отказалась.
   - Я договорюсь, чтобы тело Пена перевезли в Шведскую Гавань.  Панихида,
на которой будут присутствовать  только  близкие  родственники,  состоится
прямо на кладбище, где похоронены все Локвуды, начиная с нашего деда.
   - Я знаю это кладбище. Была там, когда хоронили Агнессу.  Когда  придет
мой час, надеюсь, что и меня похоронят там.  Мы  с  Пеном  прожили  вместе
полжизни и, когда это случилось, все еще состояли с ним в браке. Я бы сама
себя порицала, если бы не присутствовала на его похоронах. Он был  хороший
человек и почти двадцать пять лет хорошо ко мне относился.  Настолько  был
хороший, что не умел противостоять злу. Я была бы мерзкой лицемеркой, если
бы сейчас публично отказалась от него. Нет, Джордж. Спасибо тебе за добрые
намерения, но Пен заслуживает уважения. И любви. Я любила его. Не  всегда.
Без страсти. Без романтики. Но это  была  любовь,  которую  испытываешь  к
таким, как он. Простодушному. Очень доброму. Мягкому. Да, именно  мягкому.
И, конечно, немного сумасшедшему, как все в вашей семье.
   - Поэтому у вас и не было детей?
   - О нет, детей я завела бы, несмотря на безумие и  в  моей  и  в  вашей
семье. Я никогда не предохранялась. Мы хотели иметь детей,  но  у  нас  не
получалось. Нет, я поеду на похороны Пена, так же как он поехал бы на мои.
Если только...
   - Что "если"?
   - Если только это не поставит тебя в неловкое положение.
   - Почему это может поставить меня в неловкое положение?
   - Ну, лишний повод для разговоров... Кто тебя  знает,  Джордж.  Ты  так
тщательно все продумываешь. По-моему, ты ничего не  делаешь  под  влиянием
импульса.
   - А если что и делаю, то это  не  очень  хорошо  кончается,  -  ответил
Джордж Локвуд.
   - Бедный Пен был совсем другим.
   - Мне кажется, мы слишком долго оставляем Дороти одну.
   - Она будет у меня ночевать, - сказала Уилма. - Если  хочешь,  ночуй  и
ты, места здесь много.
   - Благодарю, но в гостинице мне будет удобнее. Завтра, то есть сегодня,
мне придется много разговаривать по телефону, а  там  есть  коммутатор.  И
люди меня знают. Закажу себе еще один номер, и  тогда  у  меня  будет  два
телефона. Второй номер запишу на имя... Шервуда Джеймса. Тебе придется это
запомнить, если захочешь мне позвонить.
   - Шервуд Джеймс, Шервуд Джеймс, - повторила Уилма. - Кого они  позовут,
чтобы опознать эту женщину?
   - Не знаю. Очевидно,  кого-нибудь  из  родных.  А  почему  ты  об  этом
спрашиваешь?
   - Да так, я подумала о том, как она там лежит. Когда женщина попадает в
такую историю, это хуже, чем мужчина.
   - Почему?
   - Сама не знаю, но это так. Наверно, я так думаю потому, что я  -  тоже
женщина. Другого объяснения нет. Или их держат, по-твоему, вместе?
   - Нет, по-моему, каждый лежит в отдельном ящике,  которые  открываются,
как ящики комода. Но не думай об этом, Уилма, и  не  пей  больше  кофе.  Я
скажу Дороти, чтобы она уложила тебя в постель.
   - Как жаль, что ты - это ты, а не посторонний мужчина. Я не должна тебе
этого говорить, правда? Но тут природа виновата.  Жизнь  есть  жизнь  и...
тебе не надо ничего объяснять. Обними меня, Джордж.
   - Это было бы большой ошибкой, Уилма. Дороти в соседней комнате.
   - Тогда уходи, прошу тебя. Когда ты уйдешь, я успокоюсь.
   - Доброй ночи, - сказал он.


   Большие счета, которые он без звука оплачивал в гостинице  "Карстейрс",
щедрые чаевые - все это сейчас окупилось. Когда он  вернулся  от  Уилмы  в
гостиницу, ночной администратор просто сказал:
   - Мистер Локвуд, весь наш персонал желает выразить вам сочувствие.
   Лифтер-ирландец, страдавший артритом, сказал:
   - Мы сожалеем о вашей беде, сэр.
   Он поднялся к себе в номер и не успел еще повесить пальто, как зазвонил
телефон.  Это  был  Деборио,  управляющий  оте