ткуда взяться там модному
чемодану?"
   - Зато, говорят, в школе нашей со следующего  года  будут  занятия  в
бассейне, - сказала жена и направилась в кухню.
   Там Даша играла с песиком и, увидев меня,  подняла  быстро  голову  и
улыбнулась.
   На кухне жена взбила омлет и вылила его из мисочки на сковородку.
   - Во сколько завтра едете-то? - спросил я. Она пожала плечами.
   - Как так?
   - Не знаю, - сказала она. - Звоню все время Дийке, она не отвечает.
   - Но вы договаривались или нет?
   - В общем, да.
   - А когда?
   - На той неделе еще.
   - А вчера не могла  созвониться?  Позавчера?  Трудно  это  было?  Или
невозможно?! Мало ли что могло случиться за эти дни?
   Жена отвернулась к плите, заморгала, что означало у  нее  приближение
слез.
   Я ушел в комнату, сел на диван, сидел, автоматически сводя и  разводя
два маленьких черных магнитика,  оставшихся,  наверно,  от  какой-нибудь
"Маши не хочу  каши",  стараясь  отвлечься,  успокоиться  их  маленьким,
выскальзывающим сопротивлением.
   - Что, папа? - в комнату вошла встревоженная Даша.
   - Ничего, - сказал я, погладив ее по голове.
   Я надел ботинки, вышел на лестницу, хлопнув дверью.
   Та-ак! И это дело завалено!  А  Даша,  особенно  последние  дни,  так
мечтала о том, что она поедет к Хиуничевым на дачу, будет  вместе  с  их
дочкой Катей поливать грядки, как они будут бегать по лесу!
   - Там, наверное, ландышей уже много. - Поддерживая в ней  бодрость  в
последние дни занятий, я сам часто поднимал эту тему.
   - Нет, - серьезно подумав, как всегда, отвечала Даша. - Ландышей  еще
нет. Только внизу, у ручья есть.
   - Но вы-то знаете небось это место?
   - Конечно! - небрежно отвечала Даша. - Мы с Катькой  в  прошлом  году
каждый день туда носились!
   Да и сам я радостно думал, как хорошо будет оказаться ей  в  сосновом
лесу после тяжелых занятий в  конце  года,  тем  более,  как  рассказала
однажды жена, Даша, выйдя  после  контрольной  по  математике,  потеряла
сознание. Меня эта история очень перепугала - что же это такое... в  чем
дело? Может быть, просто переутомление? Даша занималась так старательно,
дотошно, и вот наступили  каникулы,  она  собрала  свои  вещи  в  старый
чемодан... и вдруг выясняется, что никуда они не едут!
   Я стоял, слушая ровные гудки в трубке. У Лехи с Дийкой - никого!  Все
ясно! Собственно, это давно было ясно, что Хиуничевы не  горят  желанием
приютить нас у себя на даче. Мы сами давно прервали семейное  общение  с
ними и только перед самым летом, в ожидании каникул, резко  возобновили.
Эта хитрость, конечно, шита белыми нитками, и обидчивый  Леха,  конечно,
ее раскусил. И вот результат: долгие, тягучие гудки в трубке. "Нас  нет,
а вы живите, как знаете!"
   Я нервно топтался во  дворе.  Главное,  тяжело  было  возвращаться  к
дочке, что-то ей объяснять...
   - Ничего! Утро вечера мудренее! - сказала жена.
   - Мудрёнее! - сказал я.
   Утром, когда дочь с женой  еще  спали,  я  снова  позвонил...  Нет...
никого! Тягучие гудки.
   - Ну как? - спросила дочка, подходя.
   - Пусто! - сказал я.
   - Ух, мама! Уж не могла договориться! - Сощурясь, Даша посмотрела  на
выходившую из спальни мать.
   - Ну, что будем делать? - садясь в прихожей на стул, спросил я.
   - Они на даче,  точно!  -  подумав,  сказала  Даша.  "Может,  они  на
кладбище поехали? - подумал я. - Троица сегодня, все на кладбище едут".
   - А поедем к ним. Нет, так нет! - сказала жена.
   Я представил, как они с дочкой, со щеночком  на  поводке  подходят  к
даче - и никого там нет, ворота закрыты. Только  представить  себе,  как
они будут идти потом обратно!
   - Ладно, съездим! - решил я.
   Я открыл чемодан, стал перекладывать вещи в сумку.
   - Английский берем?
   - А как же! - вытаращив глаза, сказала Даша. - Обязательно надо будет
там английским заниматься!

***

   В электричке песик спокойно уснул,  Даша  читала  английский.  Я,  не
отрываясь, смотрел в окно.
   "Как долго едем-то! - думал я. - С прошлого года помню  эти  торчащие
из воды черные палки. Сколько едем, а самое только начало пути!"
   Наконец мы вышли на станции и,  спустившись  с  платформы,  пошли  по
ноздреватому  после  дождя  песку.  И  сразу  же  почувствовали  чистый,
промытый дождем, прохладный воздух!
   По дороге Даша, разрывая мое сердце, все рассуждала о том,  что  дядя
Леша с тетей Дней, конечно, уже взяли Катю из детского сада.
   - Любому хочется отдохнуть от этих занятий! - рассудительно  говорила
она.
   Мне все хотелось добежать первому до дачи, узнать,  как  там  обстоят
дела, вернуться с какой-то определенной вестью, чтобы жена и дочь не шли
так, в сомнениях и переживаниях, по  дороге...  Но,  сдерживая  себя,  я
шагал с сумкой рядом, чуть впереди.
   И вот показался за оградой двор, у сарая серый бок "жигулей".
   - На месте! - небрежно сказал я.
   Словно услышав команду, песик стал рваться на поводке. Даша  побежала
за ним, но я с сумкой обогнал их, чтобы в случае чего  принять  удар  на
себя! Мы подошли к калитке.  Леха,  остроносый,  в  берете,  обстругивал
какую-то доску: поставив ее на  топчан  посреди  двора,  с  наслаждением
прищурив глаз, готовился нанести снайперский удар - и тут он увидел нас.
   - А-а-а... И с собачкой! -  только  и  произнес  он  и,  не  в  силах
сдержать своей досады, скрылся в бане, которую он строил, наверное,  лет
пять.
   Даша со щенком на руках стояла у закрытой калитки. Из  бани  раздался
стук топора.
   К счастью, страдания в жизни не тянутся долго - этого не  выдерживают
ни жертвы, ни палачи, - и вот уже с крыльца дома спускается Дня,  громко
говоря:
   - Дашка! Какая ты большая-то стала! А это что с тобой за  безобразная
женщина? А это что за командированный с узлом?
   Жена быстро подхватила ее тон. Дня открыла калитку, и, обнявшись, они
с женой, болтая на тарабарском своем наречии, ходили по двору.
   Катя, не обращая внимания на Дашу, хотя они так  дружили  год  назад,
сразу, конечно, бросилась к щенку.  Но  Даша  спокойно  ждала,  пока  та
опомнится и поздоровается, -  характер  у  Даши  был  твердый,  дожимать
ситуации она умела, тут я даже иногда ей завидовал.
   Дождавшись приветствия, Даша присела к щеночку, и они стали  щекотать
его вместе с Катей.
   - Сходите, девочки, погуляйте с  ним  в  лесу!  -  сказал  я,  быстро
закрепляя этот альянс.
   - Леня! - густым своим голосом закричала Дня. -  Может,  ты  покинешь
свой скит хотя бы по случаю приезда дорогих гостей?
   - Должен же я закончить эту сторону, раз решил? - с  досадой  отвечал
Леха.
   Я сел на раскладной стульчик посреди двора.
   -  Телеграмму  получили  от  Риммы,  -  высунувшись  вдруг  из  бани,
проговорил Леха, - шестого приезжает,  точно  уже!  Так  что  ничего,  к
сожалению, не получится!
   И тут же скрылся обратно.
   Собрав силы, я вошел к нему в клейкий, пахучий сруб.
   - Да-а-а... Здорово ты тут развернулся!
   - Шестого, говорю. Римма приезжает, Дийкина мать, -  упрямо  повторил
Леха.
   - А? Ну и  что?  -  небрежно  и  весело  сказал  я,  хотя  веселья  и
небрежности осталось у меня очень мало. - Но  до  шестого-то  могут  тут
девочки пожить вместе, тем более,  видишь,  как  они  обрадовались  друг
другу!
   - До шестого - я  ничего  не  говорю.  До  шестого  -  пожалуйста!  -
сломался Леха.
   Тут  из  леса  (как  по  сценарию)  с  криком  и   визгом   выскочили
разрумянившиеся,  радостные  девочки,  за  ними,  взмахивая  ушами,  как
крыльями, мчался щенок.
   Поглядев  на  них,  Леха  вонзил  топор,  вышел  из  бани  и  наконец
поздоровался с моей женой и дочкой.
   - Что, Лешенька? - Не давая остыть железу, жена  выхватила  из  сумки
бутылку. - Может быть, с легким паром?
   - С легким паром, с легким паром! - подхватил я.

***

   Через час я шел к станции. На последней прямой я обогнал  старичка  и
старушку и, спохватившись, высоко  подпрыгнул,  чтоб  показать  им,  что
быстро иду я просто от избытка  энергии,  а  вовсе  не  из-за  опасности
опоздать на электричку!
   ... В городе я вдруг почувствовал, что я один, что обычные заботы  на
время отпали.
   "Что-то я давно не не ночевал дома!" - бодро подумал я,  впрыгивая  в
автобус.
   Автобус переехал мост. Я все собирался выйти, позвонить  (кому?),  но
на первой остановке не вышел, подумав, что на следующей  автоматы  стоят
прямо у автобуса... Но почему-то опять не вышел и так доехал  до  самого
дома.
   "Ну, ничего, - бодро подумал я,  -  зато  чаю  сейчас  попью!  Хорошо
попить горячего чаю с лимоном в холодный вечер!"
   Потирая руки,  я  отправился  на  кухню.  Но  заварки  в  коробке  не
оказалось. И лимона не было. И  вечер,  в  общем-то,  был  не  такой  уж
холодный.
   Я побродил по пустой квартире.
   Да-а-а... Помнится, два года назад, когда  жена  уехала  в  отпуск  и
через пять минут вернулась, забыв билет, квартира была уже  полна  моими
гостями.
   - Вот ето да! - с изумлением, но и с  некоторым  восхищением  сказала
тогда жена. - В шкафу они у тебя были, что ли?
   Нет, они были не в шкафу -  они  прятались  во  дворе,  за  мусорными
баками, ожидая момента! Да... теперь, конечно, не то!  Видимо,  возраст.
Тридцать лет. Еще двадцать девять лет одиннадцать месяцев -  ничего,  но
тридцать - это уже конец.
   Видимо,  жизнь  прошла.  Не  мимо,  конечно,  но   прошла.   С   этой
умиротворяющей мыслью я и уснул.
   Проснулся я необычно рано. По привычке я стал искать на  стене  пятно
света, сквозящего  между  шторами,  -  по  расположению  этого  пятна  я
определял время довольно точно. Но пятна на стене не было.
   "Значит, пасмурно, дождь!" - подумал я, и сразу же возникло почему-то
ощущение вины.
   Потом пятно на стене стало проступать, сперва бледно, потом все  ярче
и ярче наливаясь солнцем.
   Я вскочил, отодвинул штору: на кусок  ярко-синего  высокого  неба  со
всех сторон надвигались набухшие тучи. Я смотрел некоторое время на этот
кусочек с надеждой, но потом задвинул штору, оделся, поел  и,  сдуваемый
ветром, вышел на улицу.
   "Что за лето?" - с отчаянием думал я.
   С таким трудом, ценой таких  унижений  удалось  пристроить  дочку  на
шесть дней на дачу, на воздух, и надо же - пошел дождь, они с Катей даже
не могут выйти погулять! Что я, метеоролог, что ли,  виноват,  что  лето
выдалось в этом году такое холодное?..
   - У тебя жена в отъезде? - спросил приятель на работе.
   - А что, есть хорошие  девушки?  -  автоматически,  думая  о  другом,
спросил я.
   - Да нет... Я не к тому. Вид у тебя какой-то неухоженный.

***

   На следующий день, отпросившись с работы, я поехал к своим.  Время  в
электричке промелькнуло в этот  раз  быстро,  я  соскочил  с  платформы,
побежал по дорожке.
   Дочь выскочила из калитки, бросилась навстречу,  стукнулась  в  живот
головой. За оградой лаял  щенок,  выпрыгивая  из  высокой  травы,  чтобы
посмотреть, кто это приехал.
   Я вошел в дом, обнял жену. Щеку мою  защипало  -  я  понял,  что  она
плачет.
   - Ну, в чем дело?! - злобно спросил я.
   - Взвалили тут все на меня! - сжав свои маленькие кулачки, утирая ими
щеки, рыдала она. - А магазины все закрыты,  ничего  нет.  Вот,  достала
только это! - Она ткнула кулачком в маленькую синеватую курочку, которая
лежала, поджав тоненькие лапки. Жена умела создавать  жалобные  картины,
когда ей нужно было изобразить одинокую свою, печальную участь. -  Лешка
совершенно не разговаривает! - всхлипнула она.
   - Так... в лес-то хоть ходите? - обратился я к девочкам.
   - Нет. Холодно очень, - грустно вздохнув, сказала Катя.
   - Эх вы, мерзлячки! - бодро сказал я. -  Быстро  надевайте  курточки,
сапоги! А где папа твой? - спросил я у Кати.
   - Папа в городе, - вздохнув, сказала она.
   В лесу действительно было очень холодно.  Подгоняемые  мною,  девочки
дошли до ручья. Там было не только холодно,  но  и  сыро.  Свисающие  из
тугих трубочек белые шарики ландышей казались олицетворением зимы.
   Возвращаясь обратно, я увидел, что ворота в ограде широко  распахнуты
и посередине двора стоят "жигули". Леха, стоя на  коленях  у  багажника,
вынимал  оттуда  банки  с  краской,  долго  осматривая  каждую,   нюхал,
подбрасывал.
   - Что это у тебя?
   Этого вопроса, видимо, Леха и дожидался.
   - Да краску вот купил, - ответил он. - Пол на кухне хочу покрасить  к
приезду Риммы, а то ворчать начнет, как всегда, что дача запущена.
   - Как же в комнаты придется входить?  Через  окно?  -  легкомысленным
тоном спросил я.
   Леха молча покачал головой: "Ни за что!" - и с банкой ушел в дом. Уже
в отчаянии я стал бегать с девочками, взбадривать щеночка (совершенно не
справляется, сукин сын, со  своими  функциями!)  и,  когда  смех  и  лай
сделались практически непрерывными, пошел на кухню.
   - Что ж теперь, - не выдержав легкого тона, сорвался я. - Из-за твоей
чертовой хозяйственности все должно рушиться?!
   - Что все? - пожав недоуменно плечами, спросил Леха.
   - Для чего ты дачу-то строил? Чтоб дочка  была  счастлива,  верно?  И
конечная цель уже достигнута - посмотри в окно! А теперь  ради  какой-то
промежуточной  цели  ты  хочешь  порушить  цель  конечную,   понимаешь?!
Взглянув в окно, я спросил у Кати:
   - Нравится тебе, Катенька, с собачкой играть?
   - Нравится, - робко пропищала она.
   Мне немало приходилось в жизни интриговать, но впервые я интриговал с
помощью маленькой девочки и щеночка!
   И все зря!
   Не слушая меня, Леха опустился вдруг на колени и стал измерять пядями
пол, что-то бормоча.
   Расстроившись, я ушел в лес.
   "Все ясно! - думал я, шагая по лесу. - Такой тип людей - и ничего  им
не объяснишь! Преодолевая трудности, так привыкают к ним, что забывают о
конечной цели, упиваясь трудностями как таковыми! И главное, нет никакой
возможности им  доказать,  что  девяносто  девять  процентов  проблем  и
несчастий создают они себе сами, своими  же  руками!..  Хотя,  с  другой
стороны, - несколько уже успокаиваясь, думал я, -  будь  Леха  на  каплю
другим, не было бы дачи и вообще не о чем было бы дискутировать!"
   Я спустился вниз, перепрыгнул ручей.
   Да-а...  Когда-то  мы  жили  примерно  в  этих  местах,  посланные  в
студенческие каникулы на  мелиорацию...  Какое  счастливое,  безоблачное
житье тогда было!
   Днем с друзьями бегали  по  болотам,  опрыскивая  химикалиями  чахлые
кусты, вечером веселились... Потом я, не чувствуя никакой усталости, шел
за двадцать километров туда, где жила с  яслями  знакомая  медсестра,  и
часа в четыре утра возвращался от нее обратно. Как раз тогда были  белые
ночи (как, впрочем, и сейчас, но сейчас я как-то их  не  заметил).  Было
светло, я  шел  напрямик  по  пружинистому  глубокому  мху,  подходил  к
неподвижному озеру, спускался в гладкую холодную воду и плыл.
   ... Когда я вернулся на дачу, Катенька  плакала,  по  лицу  ее  текли
длинные слезы. Даша стояла молча.  Жена  спускалась  с  крыльца,  толкая
перед собой коленом набитую сумку.
   - Что, едете уже? - мимоходом спросил Леха, отрываясь от пола.
   Жена, не глядя на него, кивнула.
   - ... Ну, так позвоните? - не выдержав тишины, проговорил он.
   Я сунул руку в окно, мы молча обменялись рукопожатием.
   - Дашенька, бери Рикки, - светским тоном проговорила жена.
   Даша постояла неподвижно, потом сняла со стула поводок и  пристегнула
к ошейнику щеночка.
   Песик упирался, жена тащила его, ошейник сполз ему на уши...
   - Матери скажем, что он на машине  нас  до  станции  довез!  -  после
долгого молчания сказала жена, когда мы шли уже по дороге.
   Я кивнул.
   - Ну, ничего! - говорила в электричке жена. - Зато пожили все-таки на
свежем воздухе!
   - Мне не понравилось в этот раз, что погода холодная,  -  тараща  для
убедительности глаза, произнесла Даша.

***

   Домой мы приехали поздно, молча попили чаю и легли.
   - Ничего! Я уверена, все как-то устроится! - безмятежно сказала жена.
   "Конечно! - подумал я. - Обязательно! Как тут  может  устроиться-то?!
Приучил ее в свое время ни в чем не видеть трагедии и сам теперь на этом
горю!"
   "Что ж делать-то? - лежа ночью без сна, думал я. - Что Даше  сказать,
когда она утром проснется? Старалась, так хорошо закончила второй класс,
удивив всех  обстоятельностью  и  серьезностью;  так  мечтала  интересно
прожить каникулы, и  вот  из-за  разболтанности  родителей  придется  ей
провести лето между мусорными бачками и пивным ларьком!"
   Утром я спустился по лестнице к почтовым ящикам  посмотреть,  нет  ли
какого-нибудь письма. В последнее время почему-то я все  ждал  какого-то
письма, даже замочек на ящике сломал, чтобы быстрее можно было запустить
руку, но письма не приходили.
   Я спустился... В одной из дырочек ящика что-то белело! Вынув, я сразу
разорвал конверт. Письмо было от двоюродного брата Юры.

   Здравия желаем!
   Сим письмом спешу уведомить  вас,  что,  спихнув  наконец  все  дела,
ослобонился душой и телом, поэтому готов принять  вас  с  достопочтенным
вашим семейством  на  берегах  великой  русской  реки  Волги.  Следующие
факторы дают  основание  предполагать,  что  может  иметь  место  весьма
насыщенный культурный отдых:
   1) Лодка с мотором "Вихрь-М".
   2) Польская трехкомнатная палатка (Сашок тоже  собирается  прибыть  с
семейством).
   3) Пропуск-разрешение на житье на малообитаемом острове-заповеднике.
   4) Огромный запас рыболовных  снастей  (некоторые  из  них  на  грани
законности, но это - тайна!).
   Ждем! Надеюсь, ты не забыл наш зимний договор, хотя заключался  он  в
состоянии некоторого подпития.
   Неоходимо взять:
   1) Одежду на случай холода и жары.
   2) Энное количество банок тушенки.
   3) Неограниченное количество огненной воды.
   4) Несколько флаконов ДЭТы  (на  Волге  в  этом  году  необыкновенный
выплод комаров - мириады!).
   Мы все очень надеемся, что Дашу отпустят с  вами,  ее  здесь  ждут  и
Мишка, и Димочка.
   Все!
   Срочно звони.
   Твой друг и брат Юра.

   - От кого это? - спросила в прихожей Даша, как только я вошел.
   - От дяди Юры. Помнишь, к  нам  зимой  приезжал?  Приглашает  нас  на
Волгу.
   - А что, поедем! - кивнув для убедительности головой, сказала Даша. -
А будут там какие-либо дети? - важно спросила она.
   - Мишка, сын его. И Димка, сын Сашка. В  прихожую  вышла  из  спальни
жена.
   - Приснился мне сон, что мы плывем по какой-то реке.
   - Все правильно, - сказал я. - Вот, Юрка нас приглашает.
   - Ведь говорила же  я,  что  все  устроится!  -  сладко  потягиваясь,
сказала жена.
   Снова она со своей беспечностью неожиданно оказалась права!
   В тот же день я дозвонился в  Саратов,  потом,  отстояв  три  часа  в
очереди,  купил  им  билет  на  самолет  (сам  я,  как  выяснилось,  мог
освободиться на работе не раньше чем через неделю).
   И вот мы ехали  уже  на  экспрессе  в  аэропорт  Ржев-ска.  За  окном
мелькали широкие проселки, холмы, речки, словно мы уже прилетели куда-то
далеко. Аэропорт  оказался  маленький,  сельский.  В  зале  было  душно,
преобладали старухи с корзинами.
   Щеночек пугался шума самолетов, скулил... Хотели было оставить его  у
бабушки, но он так рвался с поводка и сипел, что решено было взять его.
   Скрепя сердце я оставил их в неказистой этой обстановке,  вскочил  на
последний в этот день экспресс. Автобус отправился. Они, уменьшаясь, все
так и сидели неподвижно в сквере, хотя начал вдруг  накрапывать  крупный
дождь.
   Всю неделю меня мучила эта картина -  как  сидят  они  в  сквере  под
дождем. Один раз вечером я даже поехал туда, чтобы  посмотреть,  так  ли
там действительно все печально? Оказалось, что так.
   И вот наконец  с  чемоданом  и  тяжелым  рюкзаком  я  ехал  туда  как
пассажир.
   В салоне самолета было сумрачно, слова из-за мягких  кресел  доходили
глухо.
   На промежуточной посадке в Ижевске я вышел на воздух. Самолет стоят в
пустом, глухом конце  аэродрома  возле  каких-то  вагончиков-мастерских.
Было холодно и темно (я и забыл уж, что летом, оказывается,  может