был скуп. Больше  все  делами  старался  угодить  -
наколоть  дров,  зарезать  свинью...  Часа  в  два   ночи   обычно   все
хозяйственные дела кончал и шел пешком себе на вокзал.
   Сам на вокзале пока жил.
   ... Заявляется как-то сравнительно веселый.
   - Ну! - говорит. - Решил я тебя, девушка, угостить!
   Обрадовалась, думаю:  "Хоть  в  ресторан  схожу!"  Выходим.  Проходим
почему-то все рестораны. Приходим на вокзал.  Заходим  в  зал  ожидания.
Говорит соседу своему по скамейке:
   - Спасибо, что присмотрел! Берет  у  него  свой  деревянный  чемодан,
достает яйца, соль. Потом говорит:
   - А-а-а, чего уж там!
   Вынимает  бутылочку,  заткнутую  газетой,  наливает  какой-то  мутной
жидкости в стакан.
   - Ладно уж, - говорит, - невеста как-никак!
   На другой день снова хмурый пришел -  как  видно,  попрекал  себя  за
кутеж. Молча, ни слова не  говоря,  до  глубокой  ночи  строгал  что-то,
пилил. Ни слова так и не сказав, ушел.
   И все - больше не приходил. Видно, не мог мне простить  произведенный
расход.

Четвертый

   Однажды открываю на звонок, стоит молодой красивый мальчик.
   - Тебе чего? - спрашиваю. Он, глядя в сторону, говорит:
   - Макулатуры.
   - Ах, макулатуры! - говорю. - Пожалуйста. Вынесла ему пачку журналов,
среди них несколько зарубежных  старых  журналов  мод:  "Вог",  "Бурда".
Гляжу, он эти журналы от пачки отделил, отдельно понес. Через  несколько
дней вдруг появляется снова.
   - Еще таких журналов нет? - спрашивает,
   - Есть, - говорю, - но дать их пока тебе не могу.
   - Может, посмотреть тогда можно? - глядя в сторону, буркнул.
   - Посмотреть? Ну, пожалуйста. Сел в кресло, стал  картинки  смотреть.
Особенно жадный интерес у него джинсы вызывали.
   -  "Супер  райфл"  отличный...  Ну,  это  обычные   "слаксы".   "Леви
страус"... нормальные "Ли".
   Другие журналы стал листать... Габриель Гарсиа Маркес  положительного
отзыва его удостоился.
   - Попсовый паренек! Да, - говорит, - нынче все дело в прикиде. Как ты
прикинут, такая у тебя и жизнь!
   - В чем дело? - удивилась.
   - Ну, как вы говорите, в шмотках. А мы называем  это  -  прикид.  Без
фирменного прикида никто и водиться с тобой не будет! - с обидой сказал.
   Наверно, был уже у него в этом вопросе печальный опыт.
   Спрашиваю у него:
   - А у меня как джинсы, ничего? Посмотрел пренебрежительно:
   - "Лассо" - это не фирма.
   Потом стал пластинки перебирать - снова оживился:
   - "Дип папл"! "Статус кво"! Я думал, в нашем доме одни козлы живут  -
вот уж не ожидал, что у кого-то "Статус кво" окажется.
   Поставил, долго раскачивался в такт.
   Потом говорит:
   - Вообще клево у тебя - журналы,  диски...  А  главное,  есть  о  чем
поговорить... А "Энимелз" у тебя, случайно, нет?
   - "Энимелз"? Это, что ли, звери по-нашему? Кошка вот есть.
   Усмехнулся снисходительно:
   - "Энимелз" - это группа такая! Все-таки слабо ты сечешь.
   И так мы с ним беседовали - проникся он  ко  мне  доверием,  довольно
часто стал приходить. И каждый раз рассказывал доверительно,  сколько  у
него на джинсы уже скоплено и вообще какие потрясения происходят на этом
фронте.
   - ... Сговорился с одним - за рубль  десять  (на  их  языке  это  сто
десять, как я поняла), - отличные "Ли". Собрал,  прихожу  -  он  полтора
просит! Прям не угнаться за ценами,  где-то  еще  надо  четыре  червонца
доставать!
   -  Ты,  -   говорю,   -   прямо   как   Акакий   Акакиевич!   Говорит
пренебрежительно:
   - С козлами не вожусь.
   Посидит так, порассказывает, потом встает.
   - Дела!
   И вдруг исчез. Как оказалось потом, просто достиг своей цели, и я уже
была ни к чему.
   Встретила его случайно на улице -  в  джинсах!  Сухо  мне  кивнул  из
компании таких же пареньков возле метро... Ясно! Проник в высшие круги.
   И долго потом его не видела.  Однажды  только  -  звонок,  появляется
какая-то женщина, как я поняла, его мать.
   - Это ты его загубила! Шестую ночь дома не ночует!
   - Осторожней! - говорю. - У меня он не только что  ночью,  даже  днем
никогда не ночевал.
   - Будь ты проклята! - плюнула. "Вот  так  история",  -  думаю.  Потом
забыла совсем об этих делах. Однажды ночью - телефонный звонок:
   - С вами из больницы говорят... Кулькова знаете?
   - Кулькова? - Никак не могла такого знакомого вспомнить, потом только
вычислила, методом исключения, что это паренек тот.
   - А, знаю, кажется. А что случилось?
   - Приезжайте, если можете. Он нам  отказывается  что-либо  объяснить,
говорит, что только вам все расскажет.
   Приезжаю в больницу, вижу его...
   Выясняется: пытался повеситься из-за того, что украли джинсы!
   Случайные люди еле его спасли!
   Дежурный мне говорит:
   - Собственно, можете его взять - опасности для жизни никакой уже нет.
   - Ясно, - говорю.
   Привезла я его к себе домой, уложила на диван, напоила молоком.
   - Как же я теперь буду жить? - Все всхлипывает.
   - Ничего, - утешаю его, - скоро, может быть, поеду в Голландию, куплю
там тебе джинсы.
   - Голландия - это не фирма! - продолжая всхлипывать, говорит.
   Но все же стал понемногу успокаиваться, уснул.
   Утром положила на стул перед ним записку:  "Ряженка  в  холодильнике,
там же сосиски".
   Прихожу с репетиции - его нет. Нет также транзистора "Сони" и колечка
моего с бирюзой.
   Вот такой еще у меня был жених...

Пятый

   Но самый замечательный был другой.
   Заметила в самом начале еще спектакля: какой-то тип сидит  во  втором
ряду почему-то с забинтованной головой.
   Апофеоз, мы, балерины-лебеди, стоим, руки закинув. Вижу с  изумлением
-  тип  этот  подмигивает  мне,  головой  дергает:  "Выйди,  мол,   надо
поговорить!"
   Выхожу из служебного подъезда - стоит... Дождь лил как из ведра,  так
он мне как-то намекнул, косвенно, чтобы я его курточку надела...  самого
слова "курточка" не было - точно помню.
   Пришли с ним в какую-то компанию. Физики гениальные, режиссеры. Полно
народу, и все босиком. Огромная квартира, много дверей, и все занимались
тем, что одновременно в них появлялись. Мотают головами, говорят: "А  мы
тут дураки - и - ничего не знаем!"
   И потом ходили мы с ним больше по улицам, и он все бормотал, что  вот
повесила я на двери записку "Стучите сильнее", может,  для  кого  это  и
годится, а он уж как смог поскребся, потерся и упал  без  сознания.  Это
только слава о нем - мастер спорта, метр девяносто, а на  деле  -  тьфу!
Снять бы его, к чертям, с  кандидатов  всех  этих  наук,  в  одну  лодку
положить, другой накрыть - и вниз по течению пустить. Единственное что -
это деньги. Чего-чего, а деньги уж есть! Только с собой восемь копеек да
еще дома копеек шесть запрятано по разным местам. А со мной он, дескать,
проститься хочет - что, мол, сижу я перед ним в шестицилиндровом красном
"ягуаре", а он стоит в обмотках, галифе, а под мышкой веник...
   И так он все время бормотал, пока мы ходили.
   Однажды только зашли погреться к нему домой. Он усадил меня в кресло,
а сам слонялся по комнате и стонал. Потом стал говорить, как его женщины
безумно любят, вынимал из стола пачки писем и в руки мне совал. Совал  -
и тут же отнимал. Совал - и тут же отнимал.  И  вдруг  увидел  на  шкафу
статуэтку -  мальчик  с  крылышками  целует  фарфоровой  женщине  пятку.
Смотрел,  смотрел  и  захохотал.  Минут  двадцать  хохотал,  не  меньше.
Непонятно, откуда у него такие силы взялись, ведь,  надо  думать,  не  в
первый раз статуэтку эту он видел.
   И только раз за все время услышала я от  него  членораздельную  речь.
Вышли мы на балкон, а внизу под балконом "волга" стоит.
   - Хочешь, - говорит, - плюну на машину? И не успела я ничего сказать,
как вниз здоровый плевок полетел!
   - А чья, - спрашиваю, - это машина? Он  помолчал  минут  пять,  потом
говорит:
   - Моя.
   А в прошлую субботу позвонила мне Ленка и говорит:
   - У папаши вечером прием, важные гости. Возьми  какого-нибудь  мужика
приличного и приходи.
   ... Ну я, дура, и догадалась его взять.
   Пришли, сидим. Светская беседа. И вдруг - звонок. Гости.
   А он бросился к комоду, на нем такие фарфоровые руки стояли,  схватил
их, засунул в рукава и стал этими руками со всеми знакомиться - по плечу
бил, обнимал. Все были, конечно, потрясены, но виду никто не подал.
   Сели ужинать. Он руки фарфоровые вынул и по краям тарелки положил.
   Все жуют молча, он заводит разговор:
   - Сегодня я наблюдал один совершенно поразительный случай!
   И все. И молчит.
   Наконец один из гостей не выдерживает:
   - Простите, так что же это за случай? А он:
   - Да нет. Не стоит... Слишком долго рассказывать.
   Снова тишина. Все жуют. И снова его голос:
   - Я считаю, что каждый интеллигентный человек  должен  читать  газету
"Киевский транспорт"!
   И все. И опять замолчал. Наконец другой гость не выдерживает:
   - Простите, но почему именно эту газету? А он:
   - Да нет... ничего! Не важно. Долго объяснять.
   И так весь вечер. Потом посадил меня  в  трамвай  и  стал  со  стоном
трамвай сзади пихать, чтобы тот побыстрее уехал, что ли!

Шестой

   Но это все так, эпизоды. Главное - официальный мой жених, постоянный!
Познакомились,  правда,  мы  с  ним  тоже  случайно.  Молодой   человек,
воспитанный, элегантно одетый, вышел со мной из  автобуса,  заговорил...
Почему же не поговорить? Рассказал, что папа у  него  академик,  недавно
купили новую машину... Все обстоятельно. Потом говорит:
   - Разрешите вам время от времени звонить?
   - Ну пожалуйста! - говорю.
   "Телефон, - думаю, - не пулемет, от него зла не будет".
   И здорово, надо сказать, обмишулилась.
   Звонит уже на следующий день и неожиданно сообщает,  что  говорит  со
мной из больницы - какие-то хулиганы напали на него в восемь утра, когда
он шел на работу, и челюсть ему сломали. Хочет, чтоб  я  к  нему  зашла,
продиктовал список, что необходимо  купить,  и  еще  "что-нибудь  легкое
почитать"... Повесила я трубку... Что, думаю, за  ерунда?  Вчера  только
познакомились - и вот я уже  в  больницу  к  нему  должна  идти.  Как-то
непонятно все... Как-то странно мне  показалось:  к  кому  это  хулиганы
подскакивают в восемь утра и ломают челюсти? Потом только, когда  узнала
его, поняла: ничего странного,  наоборот,  абсолютно  в  его  стиле  эта
история!
   Приехала я к нему в больницу, встретил он меня, конечно, не в  лучшем
виде: голова забинтована, челюсть на каких-то проволочках  -  не  в  том
виде, в каком мужчина может понравиться. Но  это  мало  его  беспокоило.
Стал подробно рассказывать, какие косточки у него где пошатнулись, потом
потребовал  у  дежурной  сестры   принести   рентгенограмму,   показывал
обстоятельно, где что.
   Дальше. Общаясь с его коллегами по палате, понимаю, что что-то он уже
им про меня рассказывал. Хотя что он им мог про меня рассказать - десять
минут всего были знакомы, - убей меня Бог, не понимаю.
   И потом стал он  мне  звонить  по  несколько  раз  в  день,  подробно
рассказывая, как заживает его челюсть, и я почему-то  обязана  была  все
это выслушивать.
   Потом новая тема  звонков  появилась:  "Через  неделю  выписываюсь!",
"Через пять дней...". Так говорил, как будто всем  из-за  этого  события
полагалось от счастья с ума сойти.
   - Ну, ты меня встретишь, разумеется?
   "Что такое? - думаю. - Почему? Как вдруг образовалась неожиданно  вся
эта ерунда?"
   С какой это стати я должна все бросать, идти встречать? Ноги  у  него
работают - дойдет сам!
   ... Как-то в семь утра звонит.
   - Что такое? - говорю. -  Что  случилось?  Почему  ты  так  рано  мне
звонишь?
   - Есть у тебя какие-либо деньги? - сухо спрашивает.
   - Деньги? - говорю. - Есть, кажется, рубль.
   - А больше?
   - Могу попробовать занять у соседки три  рубля.  А  что  такое  -  ты
совсем без денег?
   - Разумеется, нет. Просто  отцу  нужно  купить  боржом,  а  сберкасса
открывается только в девять. Подняться к тебе я, к сожалению, не  смогу,
выкинь мне деньги, пожалуйста, в спичечном коробке из окна.
   Трубку повесил.
   "Да-а, - думаю, - влипла в историю! Какому-то незнакомому человеку  в
семь утра выкидывать деньги в окно, чтобы его отец-академик смог  купить
на эти деньги боржом! Более идиотскую ситуацию трудно придумать!"
   Нет уж, не пойду к соседке в семь утра треху занимать! Хватит и рубля
на боржом его отцу!
   Слышу, раздался под окном свист, выкинула я  ему,  как  договорились,
спичечный коробок - ушел.
   Через короткое время снова слышу его  свист.  Выглядываю  -  стоит  с
обиженным, злым лицом. Губы так свело обидой,  что  даже  свистнуть  как
следует не смог.
   - Сколько ты мне выкинула?
   - Рубль. А что?
   - Ты сама, наверное, понимаешь, что можно купить на рубль!
   "Да, - думаю, - здорово мне повезло!"
   - Иди-ка ты, - говорю, - подальше.
   И окно захлопнула. И все!
   Однажды сижу во время антракта, еле дышу - приносит  билитерша  букет
роз!
   Сразу все упало у  меня:  "Он,  идиот...  Лучше  бы  пачку  пельменей
прислал!"
   И вот встречает меня  у  выхода  церемонно.  Прекрасно  сшитый  новый
костюм.
   - Мне кажется, здесь немного морщит... - И  с  обиженным  лицом  ждет
непременных горячих возражений.
   И все! Каждый раз - стоит у входа, как истукан!
   Подружки мне говорят:
   "Колоссальный у тебя, Ирка, парень!"
   Знали бы, какой он колоссальный!
   Каждый день: стоит, аккуратно расчесанный на косой пробор, непременно
держа перед собой  коробочку  тающих  пирожных.  Приводит  в  свой  дом,
знакомит непременно с какими-то старыми тетушками, потом под руку  ведет
к себе.
   У каждого свой  стиль.  У  этого  -  очаровывать  манерами!  Чашечки,
ложечки - все аккуратно. За все время, может быть, один раз  вылетел  от
меня к нему дохленький флюидик, да не долетел, упал в кофе. Кофе попил -
и сдох!
   Потом, при расставании, целует руку. До часов уже добрался!  Конечно,
при его темпах...
   Однажды Ленка меня спрашивает:
   - Ну как он, вообще?
   - А-а-а! - говорю. - Бестемпературный мужик!
   Но все терпела почему-то. Недавно только произошел срыв.
   Встречает у выхода - пирожных нет! Церемонно приглашает в ресторан.
   Приходим - уже накрыто: шампанское и букет роз!
   "Сейчас бы, - думаю, - мяса после спектакля!"
   - Поесть, - говорю, - можно? Дорого?
   - Это, - говорит, - не имеет значения!
   А сам небось в кармане на маленьких счетиках - щелк!
   Сидим. Смотрит на себя в большое зеркало, через плечо,  и  говорит  с
грустью:
   - Да-а-а... Вот у меня и виски уже в инее!
   - Какой еще иней? - говорю. - Что за чушь?
   Откинул обиженно голову... Потом стал почему-то рассказывать, какая у
него была  неземная  любовь.  Она  считала  его  богом,  а  он  оказался
полубогом...
   Видит, что я его не слушаю, вскочил, куда-то умчался.
   Тут появляются вдруг знакомые - монтажники  наши,  из  постановочного
цеха.
   -  О  Пантелеевна,  -  говорят.  -  Привет!  Закурить,  случайно,  не
найдется?
   - У меня, - говорю, - только рассыпные... Да чего там,  -  говорю,  -
садитесь сюда!
   Приходит мой ухажер - у нас уже уха, перцовка, дым коромыслом. Он так
сел,  откинув  голову,  молчал.  Пил  только  шампанское,  а   закусывал
почему-то только лепестками роз. Видит, что на него  никто  не  смотрит,
вскочил, бросил шесть рублей и ушел.
   Но на следующий день снова явился...

2. Он говорил

Первая

   Да. У меня с этим тоже хорошо! Недавно - звоню одной.
   - А куда мы пойдем? - сразу же спрашивает.
   - А что, - говорю, - тебе именно это важно?
   -  Нет,  конечно,  не  это,  но  хотелось  бы  пойти  в  какое-нибудь
интересное место.
   - Например?
   - Ну, например, в ВТО!
   - Почему это в ВТО? Ты артистка, что ли?
   - Нет, ну вообще приятно провести время среди культурных людей!
   Уломала все-таки - пошли в ВТО.
   - Ой! - говорит. - Ну обычная вэтэошная публика!
   Тут  я  несколько  уже   дрогнул.   Нельзя   говорить:   "вэтэошная",
"киношная". "Городошная" - это еще можно.
   И главное, сидит практически со мной, а глазами  по  сторонам  так  и
стрижет!
   - Ой, Володька! Сколько зим! Ну, как  не  стыдно?  Сколько  можно  не
звонить?
   Тот уставился так тупо. Явно не узнает. Действительно, не понимает  -
сколько же можно не звонить?
   - Прямо, - мне говорит, - нельзя в ВТО прийти, столько знакомых!
   Потом стала доверительно рассказывать про Володьку: так  будто  бы  в
нее влюблен, что  даже  не  решается  позвонить,  пьет  с  отчаяния  дни
напролет!
   Слушал я ее, слушал, потом говорю:
   - Иди-ка ты спать, дорогая!

Вторая

   Больше всех почему-то дядька с теткой переживают за меня.
   - Четверть века прожил уже, а жены-детей в заводе нет! Мы  в  твои-то
годы шестерых имели!
   - Да как-то все не выходит, - говорю.
   - Ну хочешь, - говорят, - приведем мы  к  тебе  одну  красну  девицу?
Работает у нас... Уж так скромна, тиха -  глаз  на  мужчину  поднять  не
смеет!
   - Ну, что же, - говорю, - приводите.
   - Только уж ты не пугай ее...
   - Ладно.
   И утром в субботу завели ее ко мне под  каким-то  предлогом,  а  сами
спрятались. Сидела она на стуле, потупясь, что-то вязала,  краснея,  как
маков цвет. А я, как  чудище  заморское,  по  дальним  комнатам  сначала
скрывался, гукал, спрашивал время от времени глухим голосом:
   - Ну, нравится тебе у меня, красавица?
   И куда она ни шла - всюду столы ломились с угощением.
   Наконец, на третий примерно час, решился я ей показаться, появился  -
она в ужасе закрыла лицо руками, закричала... С тех пор я больше  ее  не
видел.

Третья

   Однажды друг мой мне говорит:
   - Хочешь, познакомлю тебя с девушкой?  Весьма  интеллигентная...  при
этом не лишенная... забыл чего. Только учти, говорить с ней можно только
об искусстве пятнадцатого века, о шестнадцатом - уже пошлость!
   - Да я, - говорю, - наверное, ей не  ровня.  Она,  наверное,  "Шум  и
ярость" читала!
   - Ну и что? - говорит. - Прочитаешь - и будешь ровня!
   - Это ты верно подметил! - говорю. Подучил еще на всякий случай  пару
слов: "индульгенция, компьютер", - пошел.
   С ходу она ошарашивает меня вопросом:
   - Как вы думаете, чем мы отличаемся от животных?
   Обхватил голову руками, стал думать...
   - Тем, что  на  нас  имеется  одежда?  И  -  не  попал!  Промахнулся!
Оказывается, тем, что мы умеем мыслить. Больше мы не встречались.

Четвертая

   Встречает меня знакомый:
   - Слушай, колоссальная у меня сейчас жизнь,  вращаюсь  всю  дорогу  в
колбасных кругах. Хочешь, и тебя могу ввести в колбасные круги?
   Ввел меня, представил одной. Как-то позвонил  я  ей,  договорились  о
свидании.
   Приходит - на голове сложная укладка, на теле - джерсовый костюм  (на
базе, видимо, недавно такие были).
   Зашли мы в шашлычную с ней, сели.  Вынимает  из  кармана  свой  ключ,
уверенно открывает пиво, лимонад.
   Приносит официант шашлык. Она:
   - Что это вы принесли? Официант:
   - Как что? Шашлык... Мясо. Она:
   - Знаю я, что это за мясо! Вы то принесите, которое у вас на  складе!
Знаю как-нибудь - сама работаю в торговле!
   Дикую  склоку  завела,  директора  вызвала.  Пошла  с  ним  на  кухню
поднимать калькуляцию.
   Возвращается - злая, в красных пятнах.
   - Вот так, - говорит, - я уж свое возьму!
   "Ты, - думаю, - наверно, и не только свое возьмешь!"
   Стала она рвать сырое почти мясо, на меня хищные взгляды кидать.
   - Посмотрим, - урчит, - поглядим, на что ты способен!
   "Да, - думаю, - ждет меня участь этого мяса!"
   - Знаете, - говорю,  -  я  чувствую  непонятную  слабость.  Я  должен
непременно пойти домой, на несколько секунд прилечь... Всего доброго.

Пятая

   Недавно я с отчаяния додумался зайти в кафе. Девушки молодые,  одетые
модно, у стойки сидят.
   С одной попытался заговорить - получил в ответ надменный взгляд.
   - Мне кажется, я читаю!
   Ей кажется, что она читает.
   Хотя, в общем-то, разговор их известен. Если двое  их  -  обязательно
почему-то говорят, что они польки или  что  они  двоюродные  сестры.  На