Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
и рядом с
ним главный из нас - Урман, организатор круиза. Обычно хохочущий, как бы
легкомысленный, сейчас он был хмур, неподвижен... иногда они о чем-то
переговаривались с капитаном.
Чем дальше мы шли, тем больше было по бокам кораблей, стоящих на
якоре.
- Черное море штормит... Но решили идти! - передавалось друг другу.
Берега удалялись. Все сильнее раскачиваясь, мы выходили в шторм.
Обгоняя нас, в море выходил длинный серый сухогруз, раскачиваясь все
больше, пролетая сквозь брызги.
- Наш! "Волго-Балт"! - вдруг раздался крик. Мы кинулись на тот борт.
- Наш! - воскликнул украинец, стоящий рядом, радостно переглянувшись
со мной, забыв на это время о проблемах круиза.
Все мы стояли вдоль борта - и украинцы, и белорусы, и эстонцы - и со
слезами смотрели, как наш сухогруз, единственный, кто вышел в море с
нами, ныряет в волнах!
Тут нечего было обсуждать... Любим мы Родину, любим все!
Потом мы разошлись.
***
А это что за хмурый город встает из тяжелого тумана?
... Одесса! Господи, Одесса!
Впервые как иностранцы вплываем в нее!
Хмурые улицы, мрачная толпа... Господи! Одесса!
Мы высадились из автобусов у Дюка, у знаменитой лестницы,
спускающейся к морю.
Дюк здорово что-то позеленел. У его подножия стояла старушка в
панамке и что-то дребезжащим голосом пела. Что-то в этом было такое, на
что и смотреть было невыносимо, не то что помогать! То ли дело нищие в
Италии!
А здесь все стояли, поеживаясь, позевывая, вежливо время от времени
поглядывая на экскурсовода... Ну?.. Все?
Тут вдруг откуда-то рядом с нами появилась толпа роскошных красавиц -
в богатых шубах, с накрученными кудрями... Особенно вот эта хороша!..
Скромно потупила взгляд.
Да это же члены делегации, одесские поэтессы, ударило вдруг меня. С
нами поплывут! Вот это да!
Уж с ними-то мы найдем общий язык! Я снова глянул... На этот раз
красавица стеснительно улыбнулась. Улыбайся! А как же? Принимай
гостей!.. Но лучше это продолжить на элегантном теплоходе! Получив еще
один взгляд-аванс, я отложил это дело до вечера. Скорее в комфорт!
В салоне было тепло, уютно, замечательно пахло. Многие, как я понял,
и не покидали его.
- Ну... как Одесса? - встретил я наконец знакомого шведа переводчика.
- Проспал! - Он сокрушенно развел руками. Что делать? Не всех так
волнует Одесса, как нас.
- Быстро переодеваться! - сурово одернул меня друг. - Через полчаса
украинский вечер!
Ага-а!
Горячий душ, потом - холодный, снова - горячий, снова холодный...
растираясь, я вышел в каюту... даже и это зеркало запотело - друг его
протирал.
- Ну? - проговорил он. - Ты видал, какие шикарные были проститутки?
- Проститутки? Где?..
- Ты что - ослеп?.. Еще бабником считаешь себя! Около Дюка подходили!
- Около Дюка? Так это же были поэтессы! - Я захохотал.
- В таких шубах - поэтессы? Ну, ты и идиот! Действительно... Я тупо
молчал.
- Москвичи интересовались... Пятьдесят долларов!
Пятьдесят! Господи! Сколько дней и ночей я бродил по душной, сочной
Одессе, пялясь на роскошных ее красавиц!.. И вот!.. Пятьдесят долларов!
Я метнулся к окну.
По стеклу текли крупные слезы. Далеко на горизонте еле брезжила цепь
огоньков... Прощай, счастье!
***
Вечер был не очень удачный. Чего только не выслушали мы! И что триста
лет пьем из Малороссии кровь - и кончая тем, что это мы украли золото
Шлимана из Трои!
Я вышел на палубу, пошел на корму к длинному ряду белых шезлонгов,
вытянутых во тьме.
Темно - и за кормой пустота. Только чайки. Мрачные существа.
Неподвижно, не шевельнув ни косточкой, висят в темноте - и при этом ни
на метр не отстают от корабля, идущего полным ходом. Иногда вдруг только
вздрагивают, словно поправляясь, и снова висят. И вдруг так же бесшумно,
ничем не пошевельнув, обгоняют и исчезают за рубкой.
В тумане скрылась милая Одесса.
... Снова висят. Невдалеке сидят на шезлонгах какие-то англичане и,
переговариваясь, тоже глядят на чаек.
И вдруг - видимо, сбросили помои из камбуза - чайки с воплями
кинулись вниз.
- Фром Раша! - указывая на них, проговорил кто-то, и все слегка
засмеялись.
... Вот теперь Стамбул так Стамбул!
Наш теплоход еле втискивается в узкий отросток воды среди
нагромождения домов. Бьет мокрый снег, и капитан, как и швартовая
команда, в оранжевой накидке. Все! Встали!
Тесные улочки, по которым еле проходит наш автобус. Через мост - и
все выше и выше в гору!
Дворец шаха. Бесконечный восточный лабиринт. Гарем. Роскошные залы -
все как один похожие на конференц-зал Дома архитектора. Все? Нет, еще
несколько... Помещение, где хранится волосок Аллаха. Слепящее сияние
золотого ларца за стеклом и сдавленные, равномерные выкрики муллы,
сопровождаемые поклонами. Так он молится, не сбиваясь, ровно сутки,
потом сменяется. Кинжал с сотнями алмазов. А выйти побыстрее отсюда
нельзя? Хочется увидеть живую жизнь, но экскурсоводша, как бы соглашаясь
с нами, кивая, ведет нас все дальше и дальше... Вот с террасы видно
Мраморное море, бухта Золотой рог, но мы далеко, высоко. Интересно, если
бы я понял, что меня отсюда не выпустят никогда, смог бы я разбить себе
голову о мраморную стену? Запросто бы мог!
Огромное количество янычар с радиотелефонами, в европейских костюмах,
с непривычно внимательными глазами. К тому же, как манекены, всюду
стоят, расставив ноги в галифе, неподвижные полицейские в надвинутых
касках, положив руки на автомат.
А мы еще думали, что живем в несвободе! Посмотреть бы на это раньше!
Говорят, что самый лучший для развивающихся стран путь - это турецкий.
Значит - столько же полицейских?
Наконец мы получаем свободу в узкой улочке под бортом теплохода.
Какие-то сплошные механические мастерские, и люди в них пьют чай, но
почему-то не из чашек, а из одинаковых приталенных рюмочек с торчащей
ложечкой... "На рюмку чая"? А где же нега?
Вот по улице, дребезжа, едет рваный человек на велоколяске - из
кузова впереди вздымается, пылит ржавый хлам. Он явно счастлив. Это -
светлое капиталистическое будущее, которое ждет всех нас? Нормально!
Впрочем, достань еще такую велоколяску сперва!
***
Следующее пробуждение - в огромной морской чаше среди меловых гор,
слегка заросших, с прошибленными в них белыми тропинками.
Измир. Турецкая Ницца... И бывшая Смирна. Поплавав тут, видишь, что
все не очень просто, что один народ, бывает, теснит другой.
Экскурсия в древнегреческий Эфес, потом ставший римской колонией и
оказавшийся наконец в Турции. Спускается улица из полированных плит с
древними насечками, чтобы не скользила нога. Составленные из кусков
колонны, слева - шершавая стена, справа - тоже, и от левой стены до
правой больше тысячи лет!
Наш экскурсовод-татарин, воевавший, как он говорит, в Крыму, правда
не уточняющий, на чьей стороне, ведет нас в старинный общественный
туалет с рядом отверстий и протекающей вдоль них освежающей канавкой.
Неужели люди в тогах сидели здесь?
Экскурсовод наконец выпускает нас на набережной: "Погуляйте! До
теплохода примерно двадцать минут". Мы разбредаемся... Да - такие товары
уже не покупают даже у нас! Господи! Где же рай? Пора на борт!
Но где же он? Вдоль берега бухты нас мчит извилистая набережная с
шуршащими, стучащими пальмами, но нашего теплохода нигде не видно! Может
быть, там, где бухта загибается? Oro-ro! Какие тут "двадцать минут"? Тут
и за час не добежишь, а через десять минут отплытие! Хрипя, мы мчимся по
набережной, вдоль роскошных отелей, автомобилей... Да, отомстил нам
"крымский воин"! А может быть, все получилось случайно?
Мы оказываемся в "связке" с литовцем... "Давай! Давай!" - повторяет
он. Все литовцы, как на подбор, огромные, крепкие, но и он задыхается...
все же выходит вперед, удаляется... Кто-то окликает меня из такси, но
там наших битком!
Вдали - поворот, за которым или стоит наш теплоход... или?
На повороте, перед тем как исчезнуть, литовец на секунду замедляется,
оборачивается и машет мне рукой: "Сюда!"
Сипя, но уже сдерживая бег, отдыхиваясь, я подхожу к трапу - с него
смотрят на меня эстонцы, видно, вместо экскурсии отметившие на борту
какой-то свой национальный праздник. Я приближаюсь.
- Не спешит-те! - благожелательно, но слегка ехидно произносит их
главный. - Т-теплоход не уходит-т - на море бу-уря!
Все еще приходя в себя, я развалился в кресле на палубе... Фу! Знали
бы, что так тяжело! Подходит друг.
- Не уходим!
- Я знаю.
- Выходит - не успеем ни в Салоники, ни в Дельфы... ни в Афины
толком.
- Что делать?!
- Главное - один украинец исчез!
- Как?
- Не появился вовремя, и вот уже час - ни слуху, ни духу. Такой
круглолицый - в бакенбардах, в очках!
- Помню! Куда же он делся?
- Где-то отстал!
- Да-а... дружба народов!
- Тут - не только народов, вообще дружба... оказалась не на высоте.
Обзвонили участки, морги... Ничего!.. Но сказали, что приезжих иногда
убивают - вполне вероятно.
- Но какие ж у него деньги?!
- То-то и оно!
***
И на три дня нам в подарок Измир - то ли из-за шторма, то ли из-за
украинца. Подходит друг.
- Сейчас... с комиссией... осматривали его чемодан Никаких намеков!
Интересно - множество наглаженных носовых платков. Видно, жена собирала.
... И, может быть, приговаривала ласково: "Смотри - ежели с бабой
какой!" Знала бы, что ждет... согласилась бы и на бабу!
- Ну что... пойдем?
Мы в который уже раз сходим по трапу на пирс.
Нет, оказывается, ничего еще, неплохо мы живем: стоящих рядом
ливийцев под зеленым флагом вообще не выпускают на берег - закупорили на
корабле, в железе, нет даже рядом трапа, и они таращатся из
иллюминаторов на нас, завидуя свободе!
Да, как-то туго наша осень переходит в их лето! Холодно, ветрено.
Знаменитый рынок. Колом висит знаменитая кожа, которую у нас сейчас не
наденет даже умный председатель колхоза, не говоря уж о фермере. Когда
мы, вяло поглазев, вытекаем из очередной лавки, яростный продавец
выскакивает в гулкий каменный коридор рынка и почему-то четко и
аритмично хлопает в ладоши - видно, сигналя своим: особенно не
старайтесь, надвигаются мудаки. Наконец все мы стекаемся в большом
маркете... или шопе? И украинцы, и латыши торгуются с продавцами
по-русски... Все мы в шопе!
И наконец, так не найдя украинца и не дождавшись окончания шторма, мы
покидаем Измир. Теперь, если не потонем, только-только успеем в Афины -
и на самолет! Другие, впрочем, могут и задержаться - жесткое расписание
лишь для нас. Зато мы сможем потом всю жизнь гордиться: единственные в
мире люди, побывавшие в Афинах и не увидевшие Акрополя!
Эгейское море встречает нас свистом. Поначалу нас прикрывают еще два
высоких острова. Лесбос! И Хиос (где была еще знаменитая хиосская
резня). Они еще прикрывают нас. "Лесбос спасает" - простая шутка, но
все, нервничая, повторяют ее.
Я укутываюсь в шезлонге, достаю тетрадку. Ведь взял же работу -
обещал сам себе написать статью "Литературные шампиньоны", но здесь,
посреди волн, тема эта кажется почему-то не важной. Сам ты шампиньон!
И когда уходят острова - тут-то и начинается! Рев!
Антенна на рубке изгибается, как спиннинг, словивший совершенно
непомерную рыбу. Резиновый провод с лампочками, предназначенный для
прощального карнавала, крутится, как скакалка!
Эге-гейское море! Прощай!
Уже темнеет. Я спускаюсь в салон. Седой и мудрый грузинский поэт
походит вдруг к столу, где сидят абхазы, и что-то долго им говорит. Я
замедляюсь в отдалении... Наконец один из абхазов поднимает свою лысую
голову и что-то, улыбаясь, отвечает. Слава Богу! Может - плавали не зря?
Совсем уже недоуменно смотрит Хелена: "Так когда же?" - "Рано,
сказано же тебе!"
***
... Выползла Гаага, Амстердам, потом пополз Гамбург... а где же мы?
Потом пошел Ханой, Пекин!
- А где же наши вещи?
- Ваши вещи не пришли! - сухо говорит амбал за стойкой, даже не
глянув на нас. Здравствуй, Родина!
- А где: же они?
- Видимо, остались в Афинах.
- Как же так?!
- "Аэрофлот"! - усмехается он, словно не имеет с этой позорной фирмой
ничего общего.
- Когда же... могут появиться?
- Может быть... со следующим рейсом?
- Может быть?! - уже возвращаясь в почти забытое состояние,
восклицаем мы. - Что значит - "может быть"? А когда этот следующий
рейс?
- Послезавтра, - роняет он и, совсем уже потеряв с нами терпение,
уходит.
Без теплых вещей, ночующих в далекой стране, прикрыв одной ладонью
горло, другой темечко, мы выходим на холод, в темноту... Где тут что?
Везде - ничего! Ничего не меняется у нас в стране! "Осень, переходящая в
лето", - но так и не перешедшая!
Возвращение в рай
И наконец самый волнующий момент путешествия - я вбегаю под арку во
двор и кидаю взгляд наверх, на окна! Светятся! Значит, кто-то жив! О! И
даже постукивает машинка - это не дочурка ли вернулась из своих
странствий и занимается переводами?
Родные лестничные запахи. Как-то по-новому искуроченный звонок: лишь
маленький кусок пластмассы прикрывает сложную электротехнику... Не
важно!
Первым бросается на шею пес...
***
Новости: временно нашлась дочурка, но зато, видимо, окончательно
потерялся кот - этот огненно-рыжий некастрированный бандит.
Находки и потери.
Жена заглядывает в ванную.
- О! Никак засос! Поздравляю!
- Поцелуй Иуды, - хмуро поясняю я.
***
Не спится уже как-то по-новому... Несомненные шаги прогресса: все
дворовые бандиты оборудовали свои рыдваны сигналами угона - и всю ночь
завывает то один, то другой, причем воют, даже меняя тон и ритм,
подолгу, видно, хозяевам лень подниматься из теплой постели ради такой
ерунды.
***
Маленькая ночная серенада для семи сигналов угона с котами!
Ночь глухая неспешно идет.
Лишь машины во тьме завывают...
То ли правда, что их угоняют,
То ли просто душа их поет?!
Жизнь пошла, словно и не уезжал, только обозначился вдруг резкий
интерес к помойке - раньше его не замечал. То и дело восторженно вбегал
домой с замечательными трофеями в руках. "Смотри!"
Жена и дочь переглядывались.
... А что? Эти инофирмы, расплодившиеся вокруг, иногда выбрасывают
почти целые вещи!
***
В одну из ночей проснулся от удушья: вся комната была заполнена
дымом, пес, цокая когтями, носился по коридору, но почему-то не лаял. Я
подскочил к водогрею - не горит, потом свесился в форточку: так и есть,
из хранилища мусорных баков под нашей кухней валил дым! Был и огонь - на
стене напротив дрожала тень решетки.
Я стал лихорадочно одеваться. Эти гении помойки, разыскивая
сокровища, швыряют в баки окурки... форменный пожар!
- Ты куда? - проснулась жена.
- На помойку! - Она презрительно отвернулась к стене.
***
Огонь уже бушевал вовсю, сразу в трех баках!
А ведь сама же она говорила, что нижние соседи весь день через окна
загружали канистры с бензином!
Я стал стучать им в окно... Тень моей фигуры довольно красноречиво
металась по дому, доставая до крыши... Но хозяин... или хозяйка
абсолютно невыразительно глядела на меня... потом задернула занавеску.
Поразительно! Никакой реакции! И ведь дети у них! Ну и что? Видно,
выросли люди, которым пожары, тюрьмы кажутся уже чем-то вполне
правомерным, привычным... "Ну и что?"
Лишь Бог о нас заботится: выпал снег!
Я набивал его в ведро, опрокидывал в баки - сначала снег таял еще на
лету, потом стал оставаться - пока я бежал за новой порцией, пробивалось
пламя. Наконец я утрамбовал все баки снегом, победно вытер пот,
огляделся... Кое-где засветились в доме окна, но, в общем-то, паники
никакой. А может ли быть у нас паника вообще? Думаю, что с нашей
закалкой - навряд ли!
Гордясь силой нашего духа, я лег.
***
Под Новый год принято подбивать итоги... А чего подбивать? Все, что
было у нас, смели вместе с ненавистным строем, а то, что пробивается по
новой, как-то растет мимо нас. Был самиздат, за который преследовали
нас... теперь хамиздат, который нас, увы, не преследует!.. Что еще?
Статьи "Литературные шампиньоны" - о новой литературе - так и не
написал. И абсолютно правильно сделал. Себе дороже! Что еще? Более
ничего! "Дэтс олл!" - как говорят англичане.
***
Но на елку, может быть, хватит - пересчитал бумажки, все время
меняется их значимость, не успеваю привыкнуть!
***
Толкучка Сенной площади уже притихла - лишь самые отчаянные ханыги
толкались здесь, но торговали лишь ветками. Как всегда - опоздал! Спрячь
свои бумажки - не пригодятся!
На всякий случай я обошел площадь и в дальнем закутке, в темноте,
нашел елки: они стояли в изобилии, прислоненные к стене. Я выбрал одну -
скромную, но прекрасную, - постоял, задумчиво встряхивая ее в руке...
Потом с нетерпением поглядел на двух ханыг, спорящих чуть в стороне о
чем-то высоком. "Ваша?" - крикнул я. Но ближний ханыга только отмахнулся
- люди о важном говорят, а ты лезешь с ерундой! Я пошел, сначала
оглядываясь... Давайте, догоняйте же! Я не убегаю! Но они не
реагировали!.. Новогодний подарок.
***
Радостный, я распахнул дверь на лестницу, взлетел к своей площади и
обомлел - прямо перед моей дверью сидел какой-то восточный человек -
кореец, китаец? - в каком-то странном оцепенении. Я обомлел... Что же
это? Новогодний подарок?
- Ты что же это? - выговорил наконец я.
- Не могу! Живот прихватило! - с натугой выговорил он. - Да я
по-умному, на газету! Не беспокойся - уберу!
Странный Дед Мороз! Таиландец? Малаец?.. Не елкой же его бить!
Тут я заметил, что из-под него действительно торчит угол газеты...
Прогрессивная? Реакционная? Незнакомая какая-то верстка!
- Ну, смотри, - абсолютно безвольно пробормотал я и бочком пробрался
в квартиру. Прикрыв дверь, я стоял за ней с колотящимся сердцем... Что
же это? Выждав, сколько требовали приличия, я приоткрыл дверь...
Лестница пуста! Не обманул малаец! И звонок уже месяц не курочили:
видно, беспощадные лестничные дизайнеры достигли наконец идеала,
удовлетворены его теперешним видом... И это - вместе с благородным
поступком непальца - и будем считать главными успехами прошедшего года.
***
Почти уже перед полночью позвонил, рыдая, Ширшович:
- Что же он делает? Мы же так верили ему! Всю душу ему отдали!
- А вот это напрасно! - Я грубо захохотал. - Всю душу не надо было
отдавать - надо было частичку оставить!
Ширшович грохнул трубкой.
***
- Что значит - нечего надеть, ничего нового? Ожерелье из пробок
надень! Продали его? Это когда же?
***
Во дворе в отличие от обыденных выстрелов грохнул фейерверк, и весь
двор подошел к окнам - и мы тоже махали. Завыли сигналы угона, но без
них уже и праздник - не праздник!
***
... Проснулся я в уголке прихожей, почему-то сидя на сундуке. Видимо,
зашел сюда, чтобы разбежаться отсюда для выпивания заключительной, сто
шестнадцатой рюмочки - и внезапно уснул! Бывает.
Пес, не признавая никаких компромиссов, горячо задышал мне в ухо... У
этого одно на уме! Но найти трудовую одежду среди этой свалки нелегко,
кругом - одна роскошь... Ага!
Мы вышли на пустую улицу. Такая же пустота, мне вспомнилось, была в
один из предыдущих, первых дней года... какого же? Уже и не упомнишь -
столько б