ли,  но  первым  исполнителем  ансамбль
"Романтики" был. Сначала, когда я увидел их, слегка испугался. Что ж это
за "Романтики", думаю, фактически уже зачесывают на  голову  бороду!  Но
потом оказалось - все нормально! Выйдет Питонцев к  микрофону,  затрясет
переливчатой своей гитарой:
   - Па-аручите са-лавью...
   Весь зал хором уже подхватывает:
   - ...пусть он скажет: Ай лав ю!"
   Полное счастье!
   Крутые ребята "Романтики" эти оказались. Первый раз потрясли они меня
в одном Доме культуры: зашли на минутку за бархатную портьеру на окне  -
и тут же вышли все в пиджаках из этого бархата!
   Конечно, какой-нибудь сноб надутый скажет: "Романтики"? Фи!"  Но  кто
знает его? А "Романтиков" знают все!
   После каждого концерта буквально подруливают на  машинах  поклонники:
директора магазинов, все такое... В общем, "торговцы пряностями", как  я
их называл. И везут в какой-нибудь загородный ресторан,  где  давно  уже
уплачено за все вперед, даже за битую посуду, или  в  баню  какую-нибудь
закрытого типа!
   Особенно верными "Романтикам" поклонники с живорыбной базы оказались:
везут после концерта к себе на базу - ловят рыбу в  мутной  воде,  мечут
икру! Портфели форели! Сига до фига!
   Надо же, какая жизнь у "Романтиков" оказалась!
   И чуть было все это не рухнуло.
   Однажды мчусь я на встречу с ними, слышу вдруг: "Эй!"
   Гляжу, друг мой Леха стоит. Вместе  с  ним  работали,  потом  он,  на
что-то обидевшись, на ЗНИ перешел  -  Завод  Неточных  Изделий.  Неважно
вообще выглядит, надо сказать. Одет рубля так на четыре. Но гордый.
   - Ну, как живешь? - многозначительно так спрашивает меня.
   - Нормально! - говорю. - Жизнь удалась. Хата богата. Супруга упруга.
   - А я понял, - говорит, - что все не важно это!  Считаю,  что  другое
главное в жизни!
   И замолк. Что же, думаю,  он  назовет?  Охрану  среды?  Положение  на
Востоке? Но он вместо этого вдруг говорит:
   - Столько подлецов развелось вокруг - рук не хватает!  Вот,  думаю  -
пощечину этим запомнит любой подлец!
   Вынимает из-за пазухи странное устройство, вроде мухобойки: к палочке
приколочена старая подошва.
   - Вот, - говорит.
   Честно говоря, это меня потрясло!
   - Да брось ты это, Леха! - говорю. - Давай  лучше  поехали  со  мной,
отдохнем! По дороге Леха мне говорит:
   - А помнишь, у тебя ведь была мечта:  поехать  в  глухую  деревеньку,
ребятишкам там математику преподавать, физику!
   - Не было у меня такой мечты!
   - Ну посмотри мне в глаза!
   - Еще чего! - говорю. - Отказываюсь!
   Приехали мы с ним на концерт, после концерта повезли нас  живорыбщики
на охоту. Все  там  схвачено  уже  было:  утки,  павлины.  Вместо  дроби
стреляли черной икрой.
   И только начался там  нормальный  разворот,  слышу  вдруг  с  ужасом:
"Шлеп! Шлеп!" - Леха мухобойкой своей пощечины двум живорыбщикам дал.
   - Леха! - кричу. - Ты что?!
   С огромным трудом, с помощью шуток, прибауток и скороговорок  отмазал
его.
   Вспомнил я, когда домой его вез: ведь давно уже клялся не иметь с ним
никаких дел!
   ... Однажды уговорил он меня поехать с ним в туристский поход.  Взяли
две одноместные палатки, надувную лодку, забрались на  дикий  остров  на
Ладоге. Днем там ничего еще было, но ночью житья не  было  от  холода  и
комаров. Леха каждую ночь вылезал, просил, чтоб  я  палатку  его  песком
обкопал, чтобы щелей не оставалось для комаров. Днем намаешься как  Бог,
да еще ночью просыпаешься вдруг от голоса:
   - Эй!.. Закопай меня!
   Слегка устал я от такой жизни. Сел однажды вечером в лодку, на  берег
уплыл - там какая-то турбаза была. Никого не нашел там -  все  в  походе
были, - только увидел на скамеечке возле кухни молодую повариху.
   - Привет! - обрадованно говорю. - Ты что делаешь-то? Работаешь?
   - Не! - отвечает. - Я отдежурила уже!
   - А чего не идешь никуда?
   - А куда идти?
   - А поплыли на остров ко мне?
   - Не!
   - Думаешь, приставать к тебе буду?
   - Ага.
   - Да нет. Невозможно это. Знаешь, как холодно там?  В  двух  ватниках
приходится спать!
   Нормальный человек, послушав нашу беседу, подумал бы: странно  он  ее
уговаривает!
   Но именно такие доводы, я знал, только и действуют.
   - А люди там, - канючила она. - Что скажут?
   - Да нет там никого. Я один.
   - Честно?
   - Ей-Богу, один!
   Долго плыли мы с ней по темной, разбушевавшейся вдруг воде, в  полной
уже темноте приплыли на остров. С  диким  трудом,  напялив  на  нее  два
ватника, уговорил я ее залезть в  палатку  -  и  тут  появился  Леха,  с
обычным своим ночным репертуаром:
   - Эй! Закопай меня!
   В ужасе выскочила она из палатки, увидела Леху и  с  криком  "О-о-о!"
умчалась куда-то в глубь острова. Всю ночь я ее проискал,  утром  только
нашел на кочке посреди болота.
   И поклялся я, когда обратно мы плыли: с Лехой больше никаких  дел  не
иметь!
   И вот надо же - снова появился, притулился ко мне. Жена моя почему-то
с горячей симпатией к нему отнеслась.
   Только приходил (а он теперь часто стал приходить) - усаживались друг
против друга на кухне и начинали горячо обсуждать заведомую чушь!
   Но это еще не все, что произошло.
   Однажды - прихожу поздно вечером домой, вижу: сидит на кухне какой-то
старичок.
   - Кто это? - тихо жену спрашиваю.
   - Не знаю! - плечами пожала.
   - А кто же впустил его?
   - Я.
   - А зачем?
   - А он приехал к родственникам, а их нет. Что уж я, не могу  старичка
пустить?!
   Всегда так, с повышенной надменностью держится, когда чувствует,  что
совершила очередную глупость.
   - Здесь сараюшка-а стаяла, - старичок повторяет.
   Какая такая сараюшка, так и не добился я от него.
   Ну ладно уж, положили его на нашу тахту, сами в кухне на  раскладушке
легли. Жена лежит в темноте, вздыхает. Потом говорит:
   - ... Сегодня  над  церковью  у  нас  журавли  весь  день  кружились,
кричали. Наверно, вожака потеряли!
   - Ну и что ты предлагаешь... К нам, что ли?!
   Потом заснула она, а я долго лежал в темноте, руки  кусал,  чтобы  не
закричать!
   Когда же это кончится, ее дурость?!
   Потом заснул все-таки.
   Просыпаюсь, иду посмотреть на старичка - и падаю. Старичка нет, и так
же нет многого другого! Причем взято самое ценное - диссертацию мою  так
и не взял, хотя она на самом видном месте лежала!
   - Вот это да! - почему-то чуть ли не обрадованно жена говорит.
   - Ну, довольна? - говорю. - Кого в следующий раз  пригласишь?  Думаю,
прямо уже убийцу надо - чего тянуть?
   Обиделась, гордо отвернулась. Слезы потекли. Бедная!
   И тут впервые у  меня  мысль  появилась:  а  ведь  погубит  меня  эта
хвороба!
   Снова теперь хозяйство нужно  поднимать  -  старичок  даже  кафель  в
туалете снял! Решил  к  Дзыне  пойти  на  откровенный  разговор:  стихов
никаких он не пишет, дел  не  делает,  а  считается,  как  договорились,
соавтором Костылиным и половину гонорара за песенки получает. Приезжаю к
нему - и узнаю вдруг сенсацию: Дзыня, слабоумный мой друг, первое  место
на конкурсе молодых дирижеров занял и приглашение получил в  лучший  наш
симфонический оркестр! Вот это да! Балда балдой, а добился!
   - Ну ты, - говорю, - чудо фоллопластики... Жизнь удалась?
   - Удала-ась!
   - Но как Костылин-то... соавтор мой... ты, наверно, теперь отпал?
   - Это насчет песенок-то? Конечно! - Дзыня говорит.
   Хороший он все-таки человек! Сам отпал, и не вниз, что морально  было
бы тяжело, а вверх!
   Позавтракали с ним слегка, потом пригласил он меня на репетицию.
   Встал  Дзыня  за  пюпитр,  палочкой  строго  постучал...  Откуда  что
берется! Потом дирижировать начал. Дирижирует, потом оглянется на меня -
и палочкой на молодую высокую скрипачку указывает!
   В перерыве спрашиваю его:
   - А чего ты мне все на скрипачку ту показывал?
   - А чтоб видел ты, - гордо Дзыня говорит, - какие люди у  меня  есть!
Что вытворяет она, заметил, надеюсь?
   - Конечно, - говорю. - А познакомь?
   - А зачем? - дико удивился.
   - Надо так.
   - Ну, хорошо.
   Подвел  Регину  ко  мне.  Красивая  девушка,  но  главное   -   сразу
чувствуется, - большого ума!
   "Что ж делать-то теперь? - думаю. - В ресторан -  дорого,  в  кафе  -
дешево. В филармонию - глупо. И жена опять будет жаловаться, что одиноко
ей. И Дзыня говорит, что редко встречаемся..."
   И тут гениальная мысль мне пришла: одним выстрелом двух зайцев  убить
- может быть, даже трех!
   - А приходите, - Дзыне говорю, - завтра с Региной ко мне в гости!
   Дзыня испуганно меня в сторону отвел.
   - А как же?..
   - Жена, что ли? Нормально! Скажешь, что Регина - невеста твоя.  Усек?
Это часто среди миллиардеров практикуется - когда едет он  на  курорт  с
новой девушкой, специальный подставной человек с  ними  едет.  "Бородка"
называется. Понимаешь?
   - ... А ты разве миллиардер?
   - Да нет. Не в этом же дело! Главное в "бородке"!
   - А! - Дзыня вдруг захохотал. - Понял!
   Даю на следующий день жене три рубля, говорю:
   - Приготовь что-нибудь потрясающее - вечером гости придут.
   - Гости - это я люблю! - Жена говорит. - А кто?
   - Дзыня, - говорю, - со своей девушкой.
   Вечером захожу на кухню, гляжу: приготовила холодец из  ушей!  Решила
потрясти ушами таких гостей!
   Ругаться с ней некогда уже было - звонок,  Дзыня  с  Региной  пришли.
Дзыня одет в какой-то незнакомый костюм,  а  на  лице  его  -  накладная
бородка!
   С кем приходится работать!
   Затолкал я в ванную его, шепчу:
   - Ты что это, а? Дзыня удивленно:
   - А что?
   - Зачем эту идиотскую бородку-то нацепил?
   - Ты же сам велел, чтобы жена твоя меня не узнала!
   - Зачем это нужно-то - чтобы она тебя не узнала?!
   - А нет? Ну извини!
   Стал лихорадочно бородку срывать.
   - Теперь-то уже, - говорю, - зачем ты ее срываешь?
   Вышли наконец в гостиную, сели на стол, отведали ушей.
   "Колоссально! - думаю. - Сидим вместе все, в тепле. И  довольны  все,
особенно я! Замечательно все-таки! Какой-то я виртуоз!"
   Потом Дзыня с моей женой за дополнительной выпивкой побежали, а  я  с
Региной вдвоем остался. Быстренько оббубнил ее текстом, закружил в вихре
танца, потом обнял, поцеловал.
   Стал потом комнату оглядывать: не осталось ли каких следов? Вроде все
шито-крыто. В зеркало заглянул, растрепавшуюся прическу  поправить  -  и
вижу вдруг с ужасом: в зеркале отражение осталось, как я Регину целую!
   "Что такое?! - Холодный пот меня прошиб. - Что еще за ненужные чудеса
физики?!"
   Долго тряс зеркало - отражение остается! Примерно  после  получасовой
тряски только исчезло.
   Сел я на стул - ноги ослабли. Вытер  пот.  И  тут  дверь  заскрипела,
голоса раздались - вернулись гонцы.
   Сели за стол, гляжу, Дзыня снова все путает!  С  жены  моей  глаз  не
сводит,  непрерывно  что-то  на  ухо  ей  бубнит,  Регина  же  в  полном
запустении находится!
   Снова выволок его на кухню, шепчу:
   - Регина же -  невеста  твоя!  Забыл?  Скажи  ей  ласковое  что-либо,
обними!
   - Понял! - говорит.
   Подсел к Регине  наконец,  начали  разговаривать.  К  концу  он  даже
чересчур в роль вошел - обнимал ее так, что косточки ее бедные  трещали!
Забыл, видимо, что страсть должен он только изображать!
   Да, понял я. Видно, придется встречаться с нею наедине!
   Договорился с нею на следующий день.
   На следующий день собирался я на свидание с  Региной,  волновался,  в
зеркало смотрел... Да-а, выгляжу уже примерно как портрет Дориана  Грея!
Вдруг Леха является - как всегда, вовремя!
   - Извини, - говорю, - Леха! Тороплюсь! Хочешь - вот с женой посиди!
   Сели они  друг  против  друга,  и  начал  он  рассказывать  горячо  о
возмутительных порядках у них на Заводе Неточных Изделий.  Жена  слушала
его как завороженная,  головой  качала  изумленно,  вздыхала.  Меня  она
никогда так не слушала - правда, я никогда так и не рассказывал.
   Встретились с Региной. Довольно холодно уже было,
   - В чем это ты? - удивленно она меня спрашивает. - В чьем?
   - Да это тещина шуба, - говорю.
   - Чувствуется! - Регина усмехнулась.
   Такая довольно грустная. Рассказывал  мне  Дзыня  про  нее,  что  год
примерно назад пережила она какой-то роман, от которого чуть не померла.
Разговорились, она сама сказала:
   - Да, - говорит. - И, в общем, неплохо, что это было. Теперь мне  уже
ничто не может быть страшно. Больно может быть, а страшно - нет.  Ну,  а
тебе как живется?
   Была у нее такая привычка: все в сторону смотреть - и  глянуть  вдруг
прямо в душу.
   Стал я ей заливать, как отчаянно я живу, как стихи ^гениальные  пишу,
которые не печатают...
   Прошли по пустым улицам, вышли к реке.  Вороны,  нахохлившись,  сидят
вокруг полыньи.
   - О, смотри! - говорю. - Вороны у полыньи  греются!  Воздух  холоднее
уже, чем вода. Колоссально.
   - Может, пойдем погреемся? - Она усмехнулась.
   Стал я тут говорить, чтоб не грустила она, что все будет отлично!
   Зашли мы с ней погреться  в  какой-то  подъезд.  Довольно  жарко  там
оказалось. Потом уже, не чуя ног, спустились в подвал - и  так  до  утра
оттуда не поднялись.
   Потом, уже светать стало, задремала она. Сидел я рядом, смотрел,  как
лицо ее появляется из темноты, бормотал растроганно:
   - ... Не бойся! Все будет!
   Потом - она спала еще - я вышел наверх.
   Снег выпал - на газонах лежит, на  трамваях.  Темные  фигуры  идут  к
остановкам.
   Ходил в темноте, задыхаясь холодом и восторгом, и когда обратно шел -
неожиданно стих сочинил.

   Посвящается Р. Н.

   Все будет! Чувствуешь - я тут.
   Немного дрожь уходит с кожи.
   Не спи! Ведь через шесть минут
   Мы снова захотим того же.

   Похолодание - не чувств, -
   Похолодание погоды.
   И ты не спишь, и я верчусь.
   Уходят белые вагоны.

   Все будет! Чувствуешь - я тут.
   Нам от любви не отвертеться.
   Пройдут и эти шесть минут.
   Пройдут... Пройдут! Куда им деться?

   Написал на листке из записной, перед Региной положил, чтобы сразу  же
увидела,  как  проснется...  Когда  я  снова  вернулся  -  со  сливками,
рогаликами, - Регина, уже подтянутая, четкая, стояла, читала стих. Потом
подошла ко мне, обняла. Потом, посадив ее на такси, я брел домой...  Да,
как ни тяжело, а разговора начистоту не избежать!
   Открыл дверь - жена нечесаная стоит в прихожей. Вдруг звонок - входит
Леха с рогаликами и сливками!
   - ... В чем дело?! - задал я сакраментальный вопрос.
   Леха гордо выпрямился.
   - Мы намерены пожениться!
   Вот это да!.. Я-то,  слава  Богу,  ничего  еще  не  сказал,  так  что
моральная вина ложится на них! Леха протянул мне вдруг свою мухобойку.
   - Бей! - уронив руки, сказал он. - Я подлец!
   - Ну что ты, Леха... - пробормотал я.
   Едва сдерживая восторг, я выскочил, хлопнув дверью. Все вышло, как  я
втайне мечтал, причем сделал это не я, а другие!
   Какой-то я виртуоз!
   На работу еще заскочил. Все как раз в комнате сидели - и тут вдруг  с
потолка свалился плафон. Вошел я, поймал плафон, поставил на  стол  -  и
под гул восхищения исчез опять.
   Теперь бы, думаю, еще от композитора избавиться, чтобы все уже деньги
за песни мне капали. Жадность уже душит - сил нет!  Что  я  -  не  смогу
музыку писать? Кончил, слава Богу, два класса музыкальной школы - вполне
достаточно.
   Прихожу к композитору, говорю:
   - Родной! Нам, кажется, придется расстаться!
   - Почему?! - Композитор расстроился.
   - Понимаешь... я влюбился в японку!
   Он так голову откинул, застонал. Потом говорит:
   - Ну, ладно! Я тебя люблю - и я тебя прощаю! Приходи с ней.
   - Нет, - говорю. - Это невозможно! Обнял он меня.
   - Ну, прощай!
   И я ушел.
   И Регина, кстати, тоже вскоре исчезла - уехала  с  Дзыней,  ну,  и  с
оркестром, понятно, на зарубежные гастроли по маршруту Рим - Нью Йорк  -
Токио. Перед отъездом, правда, все спрашивала:
   - Может, не ехать мне, а? Может, придумать что-то, остаться?
   - Да ты что? - Я ей прямо сказал. - Такой шанс упустишь -  всю  жизнь
себе потом не простишь!
   В общем-то, если честно говорить, все у нас кончилось с  ней.  Меньше
двух месяцев продолжалось, но, в общем-то, все необходимые  этапы  были.
Просто от прежней жизни, похожей на производственный роман средней руки,
с массой ненужных осложнений, искусственных трудностей,  побочных  линий
пришел я, постепенно совершенствуясь, к жизни виртуозной  и  лаконичной,
как японская танка:

   Наша страсть пошла на убыль -
   На такси уж жалко рубль!

   Все!
   Уехала Регина, и я совсем уже с развязанными руками остался.
   Ну, ты даешь, Евлампий!
   Что же, думаю, мне теперь такое сотворить, чтоб небу было жарко и мне
тоже? И тут гигантская мысль мне пришла: песню сделать из стиха, который
я Регине посвятил!
   Вскочил я в полном уже восторге - бежать, с Дзыней и  с  композитором
делиться, но вспомнил тут, ведь нет уже их, сам же сократил этих  орлят,
как малопродуктивных!
   Снял балалайку со стены - и песню написал. Назвал "Утро".
   Немножко, конечно, совесть меня мучила, что  из  стихов,  посвященных
ей, песню сделал. Тем более - для "Романтиков"!
   Крепко ругаться с ними пришлось. Видимо,  общее  правило:  "Из  песни
слова не выкинешь" - не распространялось на них. Не понимают: не  только
слово - букву и ту нельзя выкидывать! Одно дело  -  "когда  я  на  почте
служил ямщиком", другое - "когда я на почте служил ящиком"!
   Порвал я с "Романтиками" - мелкая сошка. А эту песню мою -  "Утро"  -
на стадионе на празднике  песни  хор  исполнял.  Четыре  тысячи  мужских
голосов:

   Все бу-удет! Чу-увствуешь - я тут!

   Да-а... Немножко не тот получился  подтекст.  Ну  -  ничего!  Зато  -
слава!
   Даже уже поклонницы появились. Особенно одна.
   Пищит:
   - А я вас осенью еще видела - вы в такой замечательной шубе были!
   ... А сейчас что, разве я бедно одет?
   Выкинул наконец свой пахучий портфель, вернее, на скамейке оставил, с
запиской. Купил себе  элегантный  "атташе-кейс".  При  моих  заработках,
кажется, могу себе это позволить? А почему, собственно, должен  я  плохо
жить? Можно сказать, одной ногой Гоголь!
   С машиной, правда, гигантское количество  оказалось  хлопот:  ремонт,
запчасти, постройка гаража!
   Еду я однажды в тяжелом раздумье, вдруг вижу - старый друг мой  Слава
бредет. Усадил я в машину его, расспросил. Оказалось, в связи с разводом
лишился он любимой своей машины. Остался только гараж, но гараж хороший.
   "Колоссально! -  вдруг  мысль  мне  пришла,  острая,  как  бритва.  -
Поставлю мою машину в его гараж, пусть возится с ней - он это любит".
   Загнали машину к нему в гараж, потом в квартиру к нему поднялись.  Он
порывался все рассказать, как и почему с женой развелся, а я успокоиться
все не мог - от радости прыгал.
   Замечательно придумал я! С машиною Славка теперь мучается,  с  бывшей
женой-дурой - Леха, с композитором... не  знаю  кто!  А  я  -  абсолютно
свободен. Какой-то я виртуоз!
   Тексты за меня -  нашел  -  один  молоденький  паренек  стал  писать.
Врывается однажды сияющий, вдохновенный:
   - Скажите, а обязательно в трех экземплярах надо печатать?
   - Обычно, - говорю, - и одного экземпляра бывает много.
   Потом даже выступление мое состоялось по телевидению.
   В середине трансляции этой - по записи - выскочил я на нервной  почве
в магазин. Вижу вдруг в винном отделе двух дружков.
   - О!.. - Увидели меня, обомлели. - А мы тебя по телевизору смотрим!
   - Вижу я, как вы меня смотрите!
   Подвал наш с Региной отделал к возвращению ее. При  моих  заработках,
кажется, могу я себе это позволить?
   Бархатный диван. Стереомузыка. Бар с подсветкой.
   Неплохо!
   Правда, в подвале этом раньше водопроводчики собирались,  и  довольно
трудно оказалось им объяснить, почему им больше не стоит сюда приходить.
Наоборот - привыкать стали к хорошей музыке, тонким винам.
   Приходишь - то один, то другой, с набриолиненным зачесом, с сигарой в
зубах, сидит в шемаханском моем халате за бутылочкой "Шерри".
   По Регине, честно говоря, я скучал. Но и  боялся  ее  приезда.  Много
дровишек я наломал -