ал в кусты  и  там  неожиданно  затих.
Егерь слез с трактора, подошел к нам со своим двухлетним белесым пацаном
на руках, покачиваясь, неподвижным взглядом смотрел на нас.
   - Ты чего это... с тросом? - еле сдерживая бешенство, спросил я.
   - Да тут понтоны тягали, - с трудом ворочая языком, проговорил он.
   Потом он стал демонстрировать, какие забористые  словечки  знает  его
двухлетний сынок. Тесно окружив его, мы счастливо смеялись.
   - Ладно... к обеду, может,  буду,  -  проговорил  он,  возвратился  к
своему трактору и с треском уехал в лес (называется, егерь!).
   Даша собиралась долго и кропотливо - перекладывала гербарий, отдельно
упаковывала найденную в лесу засохшую змеиную шкуру.
   - В школе же мне все это понадобится! - говорила она.
   В какой школе-то? Эх! Еще ничего и  не  известно  -  с  английской-то
школой договоренности нет, вполне  может  получиться,  что  весь  второй
класс она учила английский понапрасну...
   Когда мы ждали на  автобусной  станции,  навалилась  страшная  черная
туча, стало темно,  подул  ветер,  и  несколько  светлых  перекати-поле,
прихрамывая, выкатилось на площадь.

***

   На вокзале в Саратове творилось  что-то  невообразимое.  Не  было  ни
одного места на полу, где не сидели  бы  на  вещах  люди  -  чаще  всего
почему-то с плачущими детьми.
   - Ну, как же уехать? - прорвался я наконец к дежурной по вокзалу.
   - Понятия не имею! - злобно ответила она. - Все дополнительные поезда
отменены.
   Я не стал ее  расспрашивать  дальше,  по  опыту  зная,  что  все  так
напряжено, что только тронь - прорвутся отчаяние и злоба.
   Я вернулся в набитый зал, где ждали меня жена, дочка и песик.
   - Ну, как? - спросила меня Даша.
   Собрав все остатки энергии, я прорвался через плотную толпу к  кассе,
ничего  не  объясняя,  только  толкаясь,  и  через  два  часа,  измятый,
постаревший, выбрался из этой адской толпы с билетами...
   - А с кобелем своим куда лезете? - сказала плотная, похожая  на  печь
проводница, когда мы подошли к вагону.
   - А... что?
   - Разрешение есть на провоз?
   - А где, скажите, пожалуйста, его получать?
   - В городе, где ж еще! - ответила она и своим плечом в колючей шинели
оттеснила нас от площадки и отвернулась.
   Мы возвратились обратно на вокзал.
   "Это конец!" - подумал я.
   Жена и дочь смотрели на меня... Я вдруг расстегнул  чемодан,  схватил
взвывшего щенка, сунул его в чемодан и защелкнул замки.
   - Ты что? - проговорила жена. Губы у нее затряслись...
   - Быстрей! - яростно сказал я.
   Проводница посмотрела на нас подозрительно, но пропустила. Когда  она
вошла в купе отбирать билеты, песик, потрясенный и  оскорбленный,  сидел
на полу, а на столике лежала пятерка.
   Она плюнула на песика, зло схватила  пятерку  и,  резко,  со  скрипом
задвинув дверь, исчезла.
   Поезд качало на стрелках. За окном мелькали деревья.
   Да-а-а...

7. Попытка развода

   Туго повернулся ключ, едва растворилась дверь. Чувствовалось,  что  в
квартире у нас давно никто не был - тяжелый, застоявшийся запах, повсюду
пыль.
   Заглянули хотя бы грабители: проветрили бы квартиру, а  заодно  бы  и
прибрались.
   - Ну, вот мы и дома! - сказал я.
   Мы вошли в комнату. Странное дело: все цветы  упали  с  подоконников,
валялись на полу. Горшки разбились, рассыпалась земля. Видимо, те мощные
ветки, которые тянутся от стволов к солнцу, уперлись в стекло и  наконец
постаскивали горшки с подоконника.
   Странные растения, сами себя не могут рассчитать. Цветы-самоубийцы  -
это что-то новенькое!
   Жена, выругавшись, взяла веник, принялась подметать.
   - Ну, все! - сказал я. - Меня нет! Закрыл дверь в кабинет. Я-то знал,
что буду сейчас делать! На языке у меня давно вертелась  фраза:  "Нежное
зеркало луж".
   Я сел к столу и стал писать:

   Как темно! Мы проходим на ощупь.
   Я веду тебя, тихую, слабую.
   Может, ждет нас ответственный съемщик,
   Сняв с ковра золоченую саблю?

   Вот окно. Два зеленых квадратика.
   Станут тени зелеными, шаткими.
   В сквер напротив придут два лунатика
   И из ящика выпустят шахматы.

   ... Тени ночи вдруг сделались слабыми.
   Темнота струйкой в люки стекает.
   И овчарки с мохнатыми лапами
   В магазинах стоят вертикально.

   Ты берешь сигареты на столике,
   Ты проходишь по утренней улице -
   Там, где, тоненький, тоненький, тоненький,
   Мой сосед в этот час тренируется!

   Во!
   При чем же все-таки "нежное зеркало луж"? Я снова взял карандаш.

Дождь

   Ужасный дождь идет, спасайтесь!
   Внизу, у самого асфальта,
   Мелькают остренькие сабельки,
   Сверкают маленькие всадники.

   Они то выстроятся к стенкам,
   То вдруг опять придут в движенье.
   В каких-то тонкостях, оттенках
   Причина этого сраженья!

   Ах, кавалерия! Куда ты?
   Стою я мокрый, изумленный.
   На клумбах, словно на курганах,
   Чуть-чуть качаются знамена.

   Я встал, подпрыгнул, шлепнул ладонью о потолок.
   - Резвишься? - появляясь, сказала жена.
   - А что? - еще не отдышавшись, спросил я.
   - В школу надо сходить, вот что!
   - В какую школу?
   - В английскую - в какую, в какую! А то  из  той-то,  где  бабушка  с
дедушкой, Даша ушла, а в эту еще не записали ее.
   - А ты, что ли, не могла раньше  поинтересоваться?  Не  перед  самыми
занятиями?
   - Честно говоря, я ходила. Но мне отказали. Говорят,  район  не  тот.
Соседний с нами дом еще принимают в ту школу, а наш дом уже нет.  -  Она
вздохнула.
   Та-ак! И это на мне. И знает ведь, как я обожаю такие дела!
   Но лучше быстрее этим заняться. Школа с углубленным  английским,  все
классы могут быть переполнены. Если все рухнет - для Даши это  трагедия.
И мнение о родителях: значит, мало на что они на этом свете способны!
   Я приехал в школу, волнуясь. Надписи  на  всех  дверях  по-английски.
"Принсипал" - это, наверное, и есть
   "Директор". Запах в школах тем  же  остался,  что  и  раньше.  Старые
волнения вспомнились - не исчезли еще, оказывается,  хранятся  в  башке!
Все-таки, что ни говори, а самое нервное время жизни - школа! До сих пор
сны снятся, как ты чего-то не знаешь  и  боишься,  что  сейчас  спросят.
Навсегда комплекс тревог отпечатался. "Но мне-то что, - вдруг подумал, -
я - то поволнуюсь тут час, а Даше каждый день...  Если,  конечно,  тьфу,
тьфу, тьфу!.."
   - За мной будете! - Встал мужчина в замшевой куртке.
   "Проклятие, - подумал я, - еще претендент, и главное - впереди  меня!
Может, единственное место в классе освободилось, и  он  его  как  раз  и
займет!"
   Сколько раз меня нерешительность моя губила. Пока медлил,  колебался,
другие раз-раз - и в дамках! Не выдержал, приблизился к нему.
   - Простите, вы в какой класс? От волнения даже не заметил, что вопрос
курьезно звучит.
   - Я в первый, - улыбаясь, ответил он.
   - А, ну тогда хорошо, - успокоился.
   Улыбнулись.
   В  фойе  понемногу   набираются   старшеклассники   -   еще   летние,
независимые, в джинсах...  Какая-то  толстая  женщина  их  приветствует,
видимо, уборщица:
   - Мать моя! Один лучше другого! Ну что, соскучали без школы? - Добрые
морщинки у глаз.
   Все ясно. Добрый ангел!
   И тут стукнула дверь, появилась дама в прекрасном кожаном  пальто,  с
ней девочка, как раз, наверно, третьего класса.
   - А, здрасте! - ласково уборщица их  встретила,  провела  к  кабинету
директора, у самой двери поставила. - Вот тут и стойте.  Как  Александра
Дмитриевна придет - сразу к ней. Она вас ждет.
   Глянула нахально на нас, повернулась, ушла.
   Проклятие.  Что  ж  делать?  Кричать,  доказывать?  Как  бы  все   не
испортить, если она знакомая Александры Дмитриевны.
   С  мужчиной  в  замшевой  куртке  переглянулись,  вздохнули,   руками
развели.
   - Да-а... А еще говорят: маленькие  дети  -  маленькие  хлопоты...  -
сказал он.
   - Разрешите! - услышали мы резкий голос.
   Кожаная дама закрыла собой дверь, а тут директриса появилась.
   - Пожалуйста, пожалуйста! - Дама отстранилась.
   Директриса кинула и на нас неласковый взгляд, повернула в двери ключ.
Кожаная дама за ней ворвалась, буквально на ее плечах...
   - Вениамин  Машинович  в  Паланге  сейчас,  но  он...  Обменялись  мы
взглядами с мужчиной.
   - Ну, это надолго, наверное, - говорит. - Покурю.
   Я кивнул. Он на воздух вышел, видно: стоит под окном, курит.
   - ... Спасибо. Обязательно передам. Непременно. Всего вам доброго!  -
Кожаная дама пятилась из кабинета.
   - Прошу! - В дверях директриса. - Вы ко мне?
   В окно посмотрел - мужчина курит, ни о чем не  ведает.  В  такие  вот
напряженные минуты и важно порядочность сохранить. А так, в спокойной-то
жизни, чего легче!
   - ... Нет. Передо мной еще мужчина. Сейчас позову.
   Тот благодарно кивнул, бросил окурок, побежал.
   Долго  его  не  было.  Видно,  дело  серьезное,  раз  она   так   его
выспрашивает.
   - Прошу!
   Я встрепенулся. Не своими шагами прошел по  ковровой  дорожке,  боком
сел к столу.
   Приблизительно  минут  через  пять  я  выскочил  из  кабинета,  хотел
подпрыгнуть, вовремя опомнился...
   - Ну как, папа? - сразу спросила Даша, когда я вошел.
   - Нормально, - небрежно ответил я.
   - А насчет учебников не спросил?
   - А что? Нету? - Я перевел взгляд на жену.
   - А я откуда знала? - пожала плечами она.
   - Понимаешь, в той школе мне не дали, потому что знали, что я уйду. А
в этой, наверно, меня не было еще в списках, - объяснила Даша.
   - Ясно! - сказал я. - Ну, это ничего. С учебниками уладим как-нибудь,
без учебников не останешься!
   - Надеюсь! - улыбнулась Даша.
   - А  я  тоже  тут  сделала  одно  дело,  -  смущенно-хитро  улыбаясь,
промолвила жена, прикрывая кончиком языка верхние порченые зубы.
   - Какое, интересно?
   - Денег достала! - Она высунула язык.
   - Ну? Где? - обрадовался я.
   - Дяде Симе книги она продала, - сказала Даша.
   - Та-ак... - Я бросился в кабинет. - Ты что... совсем  уже?  Половину
библиотеки, самых любимых поэтов моих!
   - Да? - вздохнув, сказала жена. - А я думала, ты их не любишь...
   - Так вот. Быстро звони этому твоему Симе, пусть тащит  книги  назад,
пока он не загнал их по спекулятивной цене!
   - Нет.
   - Что нет?
   - Он обидится.
   - А мне-то что? Десять минут назад я не знал ни о каком  Симе,  ни  о
каких его обидах... Это все твое творчество!  Мне  надо  только  одно  -
чтобы книги мои снова на полках стояли, а эмоции меня не волнуют.
   Скорбно кивнув, жена вышла. Потом я слышал, как  она  в  той  комнате
набирает номер, потом очень тихий - специально, чтоб я не мог  разобрать
- долгий разговор.
   - Ну, все! - появляясь, сказала жена.
   - Что все? - Все улажено. Сейчас Сима приедет. Непонятно,  чего  было
так психовать?
   - Непонятно? - в ярости спросил я. Минут через сорок  появился  Сима.
Сухо поздоровавшись, он стал обиженно смотреть в сторону.
   - Ну... принес книги?
   - Какие книги?
   - Которые ты сегодня купил вот у нее.
   - А? Так их уже нет.
   - Так. А где они?
   - Я не для себя их покупал, - глядя в  сторону,  обиженно  проговорил
он. - Для брата... вернее, для его жены.
   - Ну, и у нее, уже, конечно, нельзя их забрать?
   - Ну, почему же? Можно, - пожав плечами, произнес Сима. - Только  она
в Индию улетела полчаса назад, - добавил он, глянув на часы.
   - Та-ак. Уже и Индия показалась на горизонте! - Я глянул на  жену.  -
Значит, элементарно, - весело сказал я. - Надо  просто  съездить  мне  в
Индию и взять там у нее мои книги. Я правильно понял?
   - Ну, почему же так все оглуплять! - дернув плечом,  произнес  он.  -
Достаточно будет просто выслать ей деньги,  и  она  вышлет  ваши  книги.
Только там не рубли, в Индии. Там рупии, кажется. Можете рупии достать?
   - Ну, конечно же! - сказал я. - Значит,  я  достаю  рупии,  отдаю  их
тебе, ты отсылаешь их своей сестре, она присылает тебе мои книги,  и  ты
приносишь их мне?
   Сима кивнул.
   - Видишь, как все, оказывается, просто! -  повернулся  я  к  жене.  -
Значит, все? - спросил я у Симы.
   -  Ну,  почему  же  все?  -  снова  обиженно  отворачиваясь  к  окну,
проговорил он.
   - Так... а что еще? - спросил я, глядя на жену.
   - Не знаю... Мне Лора сказала, вы еще какие-то книги хотите  продать.
Я схватил такси, примчался... - Он пожал плечами.
   Жена  мне  усиленно  подмигивала,  хотя  вроде  бы  она  должна  была
подмигивать ему.
   - Иначе он приехать не соглашался! - наконец сказала мне  она.  -  Ты
уж, Симка,  вообще!  Столько  замечательных  книг  взял  практически  за
бесценок, а теперь и остальные хочешь забрать!
   - Не знаю. Ты мне сказала. Я взял такси, приехал. -  Сима  смотрел  в
сторону.
   - Ну, видишь? - сказал я жене. - Человек на такси приехал! Ясно тебе?
Чего, Сима, тебе нравится еще из моего добра?
   Забрав вторую половину библиотеки,  Сима,  обиженный  и  недовольный,
уехал.
   - Зачем ты эти-то книги ему отдал?! - как бы выговаривая  абсолютному
несмышленышу, спросила жена.
   - Вали отсюда! - Я затрясся. Через час я подошел к  ней.  Она  лежала
ничком на кровати, уткнувшись в подушку.
   - Слушай меня внимательно и запоминай: никогда, нигде  и  ни  за  что
ничего не делай! Так будет значительно легче и тебе и мне!
   - Вот это мне нравится! - Она радостно подскочила.
   Быстро же улетучилось ее расстройство!
   Но главные неприятности этого дня, оказывается,  были  впереди.  Часа
примерно в три раздался звонок. В дверях стоял хмурый человек с мешком.
   - О! Приехали наконец-то, - проговорил он. - А  то  мы  дверь  у  вас
хотели ломать.
   - Зачем же дверь-то ломать? - растерялся я.
   - Сейчас увидите! - ответил он.  И,  подойдя  к  телефонной  розетке,
вырвал ее из стены и положил вместе с телефоном в мешок.
   - В чем, собственно, дело? - дрожащим голосом произнес я.
   - Вовремя надо платить! - ответил он и хлопнул дверью.
   Я посмотрел на моих домочадцев.
   -  Наверное,  это  из-за  того  счета,  -  очаровательно  смутившись,
проговорила жена.
   - Какого того?
   - Вот, - потупясь, она протянула мятый листок.
   - Симферополь? Это зачем?
   - Это я Дийке звонила. Они тогда с Лешкой поругались, и она к  матери
уехала. Могу я поддержать свою подругу? -  нахально  пытаясь  перейти  в
наступление, сказала жена.
   - Да... но не за пятнадцать же рублей!
   - Это я согласна, - кивнула она.
   - И это ведь в марте еще было, чего ж ты раньше-то не сказала?
   - Я боялась, ты ругаться будешь, - потупилась она.
   - Да? А теперь не боишься? Странно.
   - Боюсь.
   - Но ведь, наверное, и повторные напоминания присылали?
   - Присылали. А я их прятала, -  с  некоторым  упрямством,  упрямством
отчаяния, повторила она.
   - Ну, и чего ты добилась? - я кивнул на то  место,  где  была  раньше
телефонная розетка.
   - Добилась! - повторила она. Я махнул рукой.
   - Так что же теперь делать? - через некоторое время спросил я.
   - Надо на телефонную станцию  обратиться-,  -  рассудительно  сказала
дочка.
   - Ну, и кто пойдет? - Я посмотрел на жену.
   О! Трет уже кулачками под глазками! Надо же, как трогательно! Картина
Пикассо "Любительница абсурда".
   - Мне, видимо, выпадет это счастье?
   - А хочешь, мы тебя проводим? - сразу же развеселившись,  проговорила
жена.
   Вместе с собачкой они отправились провожать меня до автобуса.  Солнце
сверкало в лужах, глаза от блеска и ветра слезились.
   - Кто последний? -  входя  на  телефонный  узел,  задал  я  привычный
вопрос.
   - Я! -  кокетливо  поворачиваясь,  ответила  старушка  в  панамке  и,
обратившись к своей собеседнице, продолжала:
   - Нет, телефон у нас есть. Ни одного дня без телефона я не жила! И до
войны, когда мы у отца жили, он концертмейстером был Мариинского театра,
имелся у нас телефон, и после того, как он скончался, телефон остался. В
блокаду, правда, ненадолго  отключили,  но  после  снятия  ее  сразу  же
восстановили. Только  я  заявление  подала,  буквально  в  тот  же  день
поставили телефон. - Она произнесла "тэлефон".
   "Чего же она делает тут, если телефон есть у нее?"  -  отвлекшись  от
своих тяжких мыслей, подумал я.
   - Правда, четыре  года  назад,  когда  мы  от  коммунальной  квартиры
отгородились, телефон в той половине оставили жильцам. Как они  устроили
эту мерзость - их дело. Но муж в тот же день,  он  техник  был  крупного
завода, надел все свои награды, пошел в исполком - и нам буквально через
месяц установили телефонный аппарат!
   "Ясно, - вдруг понял я. - Просто надыбала  старушка  место,  где  она
счастливей, удачливей других, и хвастается. Все правильно!"
   - Ладно, - повернулся к ней, - так уж и быть, давайте ваш телефон.
   - В каком смысле? - надменно проговорила она.
   - Ну, в смысле - номер ваш. А то телефон-то у  вас  есть,  да  никто,
видимо, вам не звонит?
   - Ну, почему же? То брат, то племянник!
   - Ну, тогда хорошо.
   Все остальные в очереди молча сидят, с нетерпением глядя на  дверь  в
кабинет. Надеются, что с катушкой оттуда  выскочат,  помчатся,  на  ходу
разматывая телефонный шнур. Но  получается,  скорее,  наоборот.  Красные
выходят оттуда, расстроенные, бумаги  свои,  на  которые  такие  надежды
возлагали, в портфель обратно суют, не попадают.
   Скоро и мне. Мандраж некоторый бьет, не скрою. Это когда-то я считал,
что все на свете могу. А теперь... кислота жизни всех разъедает. Жизень!
   - Нет, - снова старушкин голос прорезался, - я без телефона ни одного
дня не жила!
   Молодец!
   Лампочка загорелась над кабинетом. Я пошел.
   Чего только я не делал перед тем начальником!  И  бумаги  предъявлял,
что я являюсь несусветным гением и красавцем, и генеалогическим  деревом
своим тряс, и чуть не плясал!
   - Ничего не могу поделать, - только повторял он, -  такое  положение:
через неделю после последнего уведомления телефон отключается.
   - Ничего, значит?
   - Я уже говорил. И кнопку нажал.
   - Сейчас как дам по лбу! - трясясь от ярости, выговорил я.
   В коридоре, как и все, я пытался засунуть свои бумаги в портфель.
   За что я ненавижу свою жену -  за  то,  что  она  меня  все  время  в
ситуации такие толкает, где я так остро несостоятельность свою чувствую!
И главное, чувство это останется  на  всю  жизнь,  на  другие  мои  дела
распространится! Вот так.

***

   Вернулся домой, стал из кувшинчика цветы поливать. Даже  такие  вещи,
про которые принято говорить: "Да  это  так,  жена  балуется",  -  и  те
целиком на мне!
   - Какие у тебя дальнейшие планы? - спрашивает жена.
   - Побриться, - отвечаю, - постричься, сфотографироваться и удавиться!
О-о! Заморгала уже...
   - А белье кто в прачечную отнесет?
   - Никто!
   И все! Кулачками глазенки свои  трет.  Поглядел  я  на  крохотные  ее
кулачки с синенькими прожилками и вдруг подумал:  "А  ведь  загонит  она
меня этими вот самыми кулачками в могилу!"
   Впервые ясно так это почувствовал!
   ...  В  прачечной  такая  же  юркая  старушка  обнаружилась,  как  на
телефонном  узле.  Стояла  поначалу  за  мной,  потом  заметила  женщину
впереди, к ней перекинулась... Вот чем теперь загружен мой мозг!
   - ...училище закончил, устроился. Форму носить не надо, оклад  двести
тридцать,  как  у  научного  работника.  Говорю  ему:  "Зачем  ты  тогда
училище-то кончал?" - "Мама! - говорит. -  Не  учите  меня,  как  жить!"
Теперь женился. Бабу свою к  нам  привел.  Техникум  у  нее  кончен,  на
фабрике "Светоч" работает. И с первого дня у них - симоны-гулимоны, дома
и не увидишь. Дочка растет - им  хоть  бы  что.  "Посмотрите,  мама,  за
Викоч-кой!" - и хвост трубой. Но дочка, правду сказать, такая уж  умница
да красавица! В первый класс в прошлый год пошла,  одни  пятерки  только
домой приносит...
   Гляжу потом - к другой уже бабе, поближе к цели перебралась.
   - ...но зато,  -  слышу  оттуда,  -  такая  умница  да  красавица,  в
четвертый класс осенью пошла!
   Вот оно как! Уже в четвертый!
   Сунула в окошко свой узелок и, резко смолкнув, ушла.
   Потом самодовольный без очереди  сдал.  Вошел  ва