но посмотрел на него:
   - Если вы хотите привлечь к себе внимание, это лучший способ.
   - Нет-нет. Я уверен, вы лучше знаете, как надо действовать.
   Джонни двинулся к двери в соседнюю комнату, но внезапно остановился и
обернулся. Между бровями у него пролегла глубокая морщина.
   - Вы знаете, когда я смотрю на вас в этом обличье старой женщины, это
мне напоминает...
   - Все пожилые женщины чем-то похожи, - быстро сказал Шип.
   - Да, но этот костюм, этот нос...
   - Вы расскажете мне об этом позже.
   - Я могу поклясться...
   - Позже!
   В этом последнем слове прозвучала такая властная  нотка,  что  Джонни
инстинктивно подчинился, но  все  же  бросил  на  собеседника  последний
внимательный взгляд, прежде чем вышел в другую  комнату.  Шип  подождал,
пока дверь за Джонни закроется, потом повернулся к Летти.
   - А теперь, - сказал он, и его голос ничуть не смягчился, -  скажите,
какое вознаграждение меня ждет за мою любезность.
   - Вознаграждение? - Летти повторила это слово так, будто  никогда  не
слышала его раньше.
   - Вы удивлены? По-вашему, я буду это делать  из  чистого  милосердия?
Или из-за вашей улыбки, которой я, кстати, пока еще и не видел?
   - Да, мне не следовало ожидать от вас чего-либо иного, кроме такого в
высшей степени бессердечного отношения.
   На лице ее было такое презрение, что Рэнсому стало  не  по  себе.  Он
вдруг почувствовал настоятельную потребность  рассказать  ей  обо  всем,
лишь бы она снова весело и открыто взглянула на него. Но он не мог  себе
этого позволить.
   - У меня нет с собой денег, - нахмурилась Летти.  -  Однако  если  вы
назовете вашу цену...
   - В золоте? Какая же вы меркантильная! Типичная дочь  лавочника-янки.
Я имел в виду более изысканную награду.
   Летти уставилась на  него  и  пристально  смотрела,  пока  у  нее  не
потемнело в глазах. Ей внезапно  захотелось  истерически  расхохотаться.
То, что это недвусмысленное предложение  исходило  от  мужчины,  который
представал в неестественном обличье старухи, делало ситуацию  совсем  уж
причудливо нереальной.
   Она откашлялась и с усилием проговорила:
   - Какую монету?
   - О, мисс Мейсон, - промолвил он насмешливо, - вы скучный объект  для
ухаживания.
   - А ваши шутки жестоки! - Летти вскочила и наклонилась над столом.  -
Вы действительно хотите выторговать за жизнь человека...
   - Ваши прелести? Да, конечно.
   - Это дико! Это оскорбительно!
   - Оскорбительно? Мне кажется, вы себя переоцениваете.
   - Вы не дождетесь, что я соглашусь!
   - Неужели какие-то несколько минут своего времени, о которых я прошу,
вы цените выше человеческой жизни?
   Рэнсом стремился разозлить ее не только, чтобы  потеснить  презрение,
которое он у нее вызывал, но еще и для того, чтобы сбить Летти с  толку.
Когда-то вместе с Мартином и Джонни  они  разыгрывали  сцену,  изображая
трех  ведьм  из  "Макбета".  Что-то  в  наряде  старухи,  должно   быть,
напоминало Джонни об этом.
   Однако  еще  важнее  для  него  была  потребность  узнать,  как   она
отреагирует на его оскорбительное предложение. Ему хотелось понять,  что
она чувствует, не тревожат ли ее воспоминания о том, что произошло между
ними в кукурузном сарае, так же, как они тревожат  его.  Ему  необходимо
было знать, приблизится ли она к нему  снова,  невзирая  на  запрещающие
условности, на ее страх, на ужасные рассказы,  которые  делали  из  него
кровожадного зверя. Короче говоря, он хотел знать, желает ли она его так
же, как он ее...
   В наступившей вдруг звенящей тишине  Летти  пришла  в  голову  мысль,
которая ей  же  самой  показалась  не  правдоподобной.  И  все-таки  она
ухватилась за нее, как за соломинку:
   - Вы же... вы  же  шутите,  правда?  Вы  только...  только  пытаетесь
разозлить меня?
   Он посмотрел на ее поникшие плечи, услышал мольбу  в  голосе  и  чуть
было не согласился. Но была какая-то неуверенность в ее  словах,  и  это
заставило его пульс биться чаще.
   - На самом деле вы ведь так не думаете, - усмехнулся он.
   Летти глубоко вздохнула.
   - Тогда что же мне вам ответить? Вы сами сказали, что мой  отказ  был
бы жестокостью...
   Это было согласие по принуждению, обещание, которое она не собиралась
выполнять.  Ему  будет  не  так-то  просто  победить  ее.  Летти   могла
ошибаться, но она не думала, что Шип попытается насильно овладеть ею  на
глазах у Джонни.  Он  сказал,  что  перевезет  Джонни  в  другое,  более
безопасное место. Это даст ей время, чтобы скрыться.
   И все-таки ей следовало  раньше  подумать,  что  за  свою  помощь  он
назначит твердую цену. По правде говоря,  Летти  предполагала  что-то  в
этом роде, зная, что это за человек. По-другому и быть не могло.
   - Летти...
   - Для вас - мисс Мейсон.
   Поправка прозвучала,  пожалуй,  слишком  чопорно,  но  она  не  могла
слышать свое имя из его уст. Кстати, ее нисколько не удивляло,  что  Шип
знает его - он, казалось, знает все. Летти холодно взглянула на него - и
неожиданно чуть не рассмеялась. Очень уж не соответствовало  его  наряду
откровенное желание в его глазах.
   Рэнсом сразу все понял и усмехнулся:
   - Это нелепо, правда? Мне придется переодеться, прежде чем я вернусь.
   - А когда переоденетесь, вы будете с усами или без?
   Она разглядела в свете лампы, что глаза у него карие,  того  оттенка,
который является как бы смесью всех остальных цветов. В  данный  момент,
однако, они казались скорее серыми - из-за его нелепого серого платья.
   - А как вам больше нравится?
   Летти пожала плечами:
   - Мне совершенно безразлично.
   - Возможно, тогда я удивлю вас.
   - Да вы и сами, может быть, удивитесь, - сказала она  с  самой  своей
милой улыбкой.
   Бровь его приподнялась, но прежде чем  он  смог  что-нибудь  сказать,
открылась дверь в другую комнату  и  появился  Джонни.  Достаточно  было
только  взглянуть  на  него  в  женском  одеянии,  чтобы  понять,  каким
одаренным актером был Шип. В то время как Джонни  широко  шагал,  хлопая
юбками, Шип передвигался семенящей и запинающейся  походкой  старухи,  у
которой больные суставы. Его сутулые плечи и сгорбленная спина  казались
такими естественными, что становилось почти жутко. Летти  подумала,  что
он мог быть кем угодно - мог наблюдать за ней, смеяться над ней,  а  она
ничего не подозревала. Эта мысль была не новой и вовсе не  из  приятных,
но не думать об этом Летти не могла.
   Джонни подошел к Летти и взял ее за руку.  Когда  он  заговорил,  его
голос был серьезен и печален:
   - Я ненавижу прощания, но не знаю, увижу ли вас снова. Я  никогда  не
забуду вас и того, что вы с тетушкой Эм для меня сделали.
   - Пожалуйста, не надо. Любой бы сделал то же самое на моем месте.
   - Однако никто не сделал, - сказал он просто. - Только вы.
   - Я... я надеюсь, что вы  все  это  скоро  забудете,  что  вы  будете
счастливы.
   Он улыбнулся, хотя в глазах его была боль.
   - Я постараюсь. Я обязательно постараюсь. - Он взял ее руку и  поднес
к губам.
   Шип  двинулся  к  двери  и  распахнул  ее,  Джонни   шагнул   следом.
Рыжеволосый и плотного сложения, Джонни совсем не походил  на  Генри.  И
все же он почему-то напомнил Летти брата. В горле был тугой комок, когда
она окликнула его:
   - Берегите себя!
   Он оглянулся, улыбаясь:
   - Это уж непременно.
   Дверь за ними закрылась. Подойдя к окну, Летти наблюдала, как  фургон
выехал со двора. На переднем сиденье виднелись две сгорбленные фигуры  в
глубоко надетых шляпках, как их носят  старухи.  Через  несколько  минут
дребезжание оглоблей, скрип колес и  перестук  подков  затихли.  Наконец
совсем ничего не стало слышно.
   Подождав еще немного, Летти приоткрыла дверь, потом пошире - как  раз
чтобы протиснуться - и осторожно  притворила  дверь  за  собой.  Легкими
быстрыми шагами она спустилась по ступеньками, пересекла двор,  а  выйдя
на узкую дорожку, подобрала юбки - и побежала.
   Летти мчалась изо всех сил,  пока  не  закололо  в  боку.  Тогда  она
перешла на шаг, а когда боль прошла, снова побежала. Волосы выбились  из
узла на затылке, рассыпались по  плечам,  но  она  не  обратила  на  это
внимания. Гораздо хуже дело  обстояло  с  тяжелыми  сапогами  -  они  не
предназначались для таких забегов,  и  скоро  Летти  натерла  мозоль  на
пятке. Она остановилась, сняла сапоги, взяла их в руки и пошла дальше  в
одних чулках. Между пальцев  тут  же  набился  мелкий  песок,  но  Летти
старалась этого не замечать.
   Однако она не могла не вслушиваться в звуки, которые окружали ее, - в
крики ночных животных, шелест прошлогодних листьев  в  траве.  Несколько
раз сердце замирало у нее в груди, когда казалось, что за спиной  слышит
стук подков, но это были лишь отзвуки ее собственных шагов.
   Когда донесся настоящий стук подков, Летти не сразу это  поняла.  Она
почти уже добралась до поворота на дорогу  к  кукурузному  сараю,  но  с
ужасом осознала, что стук подков приближается  быстрее,  чем  она  может
бежать.
   Летти бросилась с дороги в заросли  сумаха  и  присела  там,  скрытая
густой листвой. Группа из пяти всадников  проскакала  мимо  Промелькнули
белые одеяния. Значит, не только они с Джонни и Шипом не сидели  дома  в
эту ночь...  Она  инстинктивно  пригнулась  еще  ниже,  но  всадники  не
остановились и скоро исчезли из вида.
   Летти смогла двинуться дальше только через некоторое время.  Она  уже
взялась  за  деревце,  чтобы  подняться,   как   вдруг   услышала,   что
приближается еще один всадник. Летти замерла, неловко опираясь  на  одну
ногу и не решаясь поставить вторую, чтобы  не  хрустнула  ветка.  Легкой
рысцой всадник проехал мимо. Его шляпа была низко надвинута  на  лоб,  а
голова наклонена, как будто он к чему-то прислушивался. Было похоже, что
он старается  сохранять  безопасное  расстояние  между  собой  и  первой
группой всадников.
   Вскоре и этот всадник исчез в ночи, наступила тишина, пыль на  дороге
осела. Летти вернулась на дорогу и снова пустилась бежать, однако теперь
она часто оглядывалась через плечо.
   Когда Летти добралась до  кукурузного  сарая,  грудь  ее  вздымалась,
волосы и лицо были мокрыми. Она прислонилась  спиной  к  одной  из  опор
навеса и долго стояла, пытаясь отдышаться. Немного  придя  в  себя,  она
нагнулась и попыталась надеть сапоги, но ноги распухли и болели, а кроме
того,  были  совсем  грязные.  Недолго  думая,  Летти  сняла  с   гвоздя
потрепанную веревку, связала ею сапоги и перебросила через  луку  седла.
Некоторое время она размышляла, что делать с лошадью  Джонни,  но  потом
решила, что Шип знает, где она, и пускай сам  обо  всем  позаботится.  В
конце концов, он может доставить ее матери Джонни вместе с запиской.
   Низко нагнувшись, чтобы не задеть навес, она выехала в ночь.
   Летти никого не встретила на дороге к парому, и все-таки она испытала
огромное облегчение, когда заметила блеск воды, увидела спуск к пристани
и хижину паромщика среди деревьев. Когда она подъехала ближе,  навстречу
с лаем выскочили собаки, а из-за дома вышел человек с фонарем в  руке  и
неспешно двинулся к ней.
   -  Надеюсь,  я  не  разбудила  вас?  -  спросила  Летти,   когда   он
приблизился. - Мне очень нужно переправиться именно сегодня.
   - Нет, не разбудили, мэм. У  меня  заболела  лошадь,  и  я  ходил  ее
проведать.
   Говорил он хрипло, растягивая слова, и Летти начала подозревать,  что
посещение заболевшего животного паромщик использовал,  чтобы  потихоньку
выпить на конюшне. Но это не имело  значения,  если  он  был  достаточно
трезв, чтобы переправить ее через реку.
   Летти спустилась на землю и повела лошадь к парому; паромщик пошел за
ней. Он держал фонарь низко, чтобы освещать ей путь,  но  фонарь  светил
еле-еле - это была очень старая поделка из пробитой консервной банки.
   Паром закачался, когда она на него ступила; Летти  провела  лошадь  к
дальнему краю парома  и  привязала  ее  к  перилам,  а  потом  отошла  в
противоположный угол, чтобы уравновесить  платформу.  Паромщик  поставил
фонарь на  землю,  отвязал  веревку,  которой  паром  был  пришвартован,
оттолкнулся от берега и вспрыгнул на борт. Платформа несколько осела под
его весом, и вообще в этот раз паромщик показался Летти не таким  худым,
как раньше. Зато борода его была все  такой  же  густой  и  неухоженной.
Летти хотела было сказать, что он забыл фонарь, но потом решила, что он,
очевидно, оставил его  нарочно.  Паромщик  взялся  за  веревку  и  начал
перебирать по ней руками, словно доставал воду из колодца. Паром  пришел
в  движение  и  отошел  от  берега.  Огонек  фонаря  уменьшился,   потом
превратился в одну желтую светящуюся точку и  наконец  совсем  исчез  из
вида. Плеск речной воды о паром стал громче, волны разбегалась от парома
в разные стороны,  улавливая  и  отражая  тусклый  свет  звезд,  который
казался серым под черным покрывалом ночной темноты. Когда они выплыли на
середину  реки,  у  Летти  возникло  чувство  изолированности  от  всего
остального мира. Как будто на  какое-то  короткое  время  они  оказались
между двух берегов абсолютно одни, и вокруг не существует ничего,  кроме
неспешного бега времени и воды.
   Паром  остановился.  Летти  повернулась  и  удивленно  посмотрела  на
паромщика.  Он  бросил  веревку,  выпрямился   и   направился   к   ней.
Остановившись не  далее  чем  в  двух  футах,  он  заговорил  тем  самым
хрипловатым голосом, звучание которого Летти не могла спутать ни с каким
другим. Только этот голос был способен вызвать ту жаркую и  унизительную
волну возбуждения, которая сейчас пробежала вдоль ее позвоночника.
   - Удивлены?
   Добродетели не положено вознаграждения, Летти  знала  это  уже  много
лет. И все же казалось несправедливым - она столько сил потратила, чтобы
избежать того, что этот человек от нее требовал, - но все-таки со  всего
размаха попала в его ловушку.
   - Нет, - прошептала она.
   - А ведь вы мне дали слово...
   - Скажите, зачем? Зачем вы все это делаете?
   - Потому что я не могу иначе.
   Это была правда. Он знал, что, когда вернется в  хижину,  ее  там  не
будет. И он так же точно знал, где найти ее. Заставить себя не поехать к
парому и не перехватить ее он не  мог,  как  не  мог  перестать  дышать.
Воспоминания о той ночи, которую они провели вместе, зажигали его кровь,
а ее непостижимая красота не давала ему покоя по ночам. Он восхищался ее
умом и смелостью и хотел бы добиться ее уважения и симпатии. Но так  как
это было невозможно, ему хотелось прильнуть к ее губам  и  слушать,  как
стучит ее сердце в унисон с его собственным.
   Риск был большим, но  он  пошел  на  него,  поскольку  вознаграждение
обещало быть еще большим.
   Его слова заставили Летти вздрогнуть. В них  звучала  категоричность,
которая ей говорила еще более определенно, чем собственные чувства,  что
ловушка захлопнулась. Летти знала, что ей никто не  поможет:  паромщику,
должно быть, заплатили, чтобы он оставался в постели, а в такой  поздний
час вряд ли кто-нибудь приедет на переправу. Река была широка и глубока,
и она не умела плавать.
   Кое-кто, должно быть, сказал бы, что ей следует броситься  в  воду  и
избежать  бесчестья,  -  но  вряд  ли  тот,  кому   самому   приходилось
оказываться в подобном положении...
   Летти убеждала себя, что ее колебания никак не связаны с  ним  самим.
Конечно же, нет! Слабость в ногах и сердцебиение  вызваны  усталостью  и
вполне естественным страхом - ведь он стоит так  близко,  а  она  хорошо
знает его силу, его безжалостность и дерзость. Хуже всего  то,  что  это
вызывало воспоминания, о которых ей лучше было бы забыть...
   - Вы и в самом деле изверг! - Она хотела произнести это с презрением,
но голос ее дрогнул.
   - Летти, я напугал вас? Это не входило в мои намерения.
   - А что же тогда  входило  в  ваши  намерения?!  Просто  появиться  и
предоставить мне право броситься к вам в объятия?
   - Это было бы прекрасно. Но нет, я отлично понимал, что мне  придется
сначала поймать вас.
   По его голосу чувствовалось, что он  улыбается,  но  улыбки  не  было
видно из-за темноты и этой проклятой накладной бороды, которая  скрывала
черты его лица.
   - О, вам очень весело, не правда ли? Простите, но я не  вижу  в  этом
ничего смешного.
   - Летти...
   Он поднял руку,  как  будто  собирался  прикоснуться  к  ней,  и  она
отшатнулась, судорожно пытаясь придумать, что бы сказать, чтобы  отвлечь
его.
   - Вы ничего не говорите о Джонни... Он в безопасности?
   - О да, - тут же ответил он, снова  придвигаясь  ближе.  -  Я  обычно
держу свое слово.
   - Вы хотите сказать, что я нет? Но это же не сделка, это шантаж!
   - А по-моему, просто обмен любезностями.
   - Если это так мало значит для вас, к чему столько хлопот? Почему  бы
просто не позволить мне уйти?
   - Потому что вы согласились, - сказал он, и  голос  его  стал  совсем
хриплым. - А еще потому, что мысли о вас, воспоминания о  вашем  теле  в
моих руках сводят меня с ума. Потому что я хочу вас, как ничего не хотел
никогда в жизни, и нет другого способа вас получить.
   Он  совсем  не  собирался  говорить  ничего  такого,   не   собирался
выторговывать ее уступчивость в обмен на  жизнь  Джонни,  когда  вечером
отправлялся на  условленную  встречу.  Но  так  случилось,  а  за  одним
потянулось другое, и вот в результате они стояли друг  перед  другом  на
пароме, покачивающемся посреди реки. Ему надо было прекратить это  здесь
и  сейчас,  немедленно  отвезти  ее  в  Сплендору.  Все   его   чувства,
воспитанные с детства на законах рыцарского  благородства,  говорили  об
этом. Но были и другие чувства - более сильные. Она  пообещала!  Он  сам
это слышал и видел в ее глазах. Он не позволит ей отречься от  обещания.
Он не может этого допустить.
   Его руки, теплые и сильные, легли ей на плечи, он притянул ее к себе.
Захваченная  врасплох  его  неожиданными  словами  и  звучавшим  в   них
отчаянием, Летти чуть не опоздала, но  все  же  успела  поднять  руки  и
упереться ему в грудь.
   - Нет!
   - Летти, даже ради безопасности Джонни и моего здравого рассудка?
   Он наклонил голову, его губы коснулись  ее  губ.  Прикосновение  было
легким, как прикосновение пера, но все же обжигало.
   - Нет...
   Ее голоса почти не было слышно. Силы оставили Летти. Его  губы  снова
опустились на ее губы, борода ласково покалывала кожу. Она ощутила,  как
откуда-то Из глубины ее существа поднимается чувственная волна. Желание,
как медленно действующий  наркотик,  охватило  ее.  Еще  какое-то  время
чувства  страха,  гордости  и  угрызения   совести,   а   также   острое
беспокойство, что же этот человек будет думать о  ней,  боролись  внутри
Летти. Но в конце концов она отогнала прочь эти сомнения и  прильнула  к
нему.
   Грудь Рэнсома сжало, его дыхание сдавила благодарная  радость,  и  он
принял ее капитуляцию. Медленно и осторожно он ответил ей.
   Что же было такого в этом человеке, что начисто лишало ее воли? Летти
не могла сказать. Она только знала, что его губы обжигали, очаровывали и
давали невообразимое наслаждение. Вздрагивая, плотно закрыв  глаза,  она
ощущала, как эти губы касаются ее век, щек,  подбородка  и  изгиба  шеи.
Летти провела ладонями по его спине,  по  буграм  мышц,  сознавая,  что,
какими бы искренними ни были ее ярость и попытки убежать, она  хотела  и
ждала этого. "Боже, прости меня!" - мысленно произнесла она.
   Ждать больше было нечего. Рэнсом опустился на помост,  прислонился  к
стойке перил, потянул Летти на себя и уложил на приподнятое колено,  как
на подушку. Потом он снял шляпу и отложил ее в сторону. В его  движениях
была спокойная уверенность. Он не останавливался, но и не спешил, как бы
стремясь насладиться каждым движением.
   Летти чувствовала, как сильно бьется его сердце рядом с  ее  сердцем,
ощущала на себе его изучающий взгляд, хотя вряд ли он мог  ее  видеть  -
как и она его. Летти подумала, что это к лучшему, потому что  сейчас  ей
вряд ли хотелось знать, кто же он  на  самом  деле.  Когда  он  силь