тывалось не менее двух сотен. Все они замолчали, как только
Джулия вошла в комнату, и принялись разглядывать новенькую.  Черкешенка,
которая заходила  к  Джулии,  поднялась  на  ноги,  повелительно  кивнув
наваррке с каштановыми волосами.  В  ее  сопровождении  она  быстро,  но
высокомерно приблизилась к Джулии, остановилась на расстоянии  вытянутой
руки и заговорила. Наваррка, видимо,  служившая  переводчицей,  поспешно
обратилась к Джулии:
   - Мария, прекрасная наложница Мохаммеда, хочет  узнать,  кто  ты,  по
чьей воле пришла сюда и зачем?
   - Меня зовут Джулия. Я пришла, потому что была избрана деем, думаю, с
той же целью, что и все вы.
   Женщины коротко посовещались, затем наваррка снова заговорила:
   - Ты лжешь. Хотя нескольких новых женщин были  подарены  гарему  дея,
могущественный и блистательный правитель  Алжира  не  выбирал  для  себя
никого уже десять лет, с тех пор как его выбор пал на  Марию.  Она  была
последней женщиной, ставшей сосудом для  его  семени,  и  это  случилось
почти три года назад. Разве могли чресла  дея  внезапно  помолодеть  при
виде такой костлявой фигуры? Невероятно, чтобы ты  могла  возбудить  его
желание, если даже пышная и юная девственница не сумела этого сделать.
   - Возможно, - ответила Джулия, слегка краснея. - Я знаю  только,  что
попала в плен к Баязеду Рейсу и меня послали сюда.
   - Ты шпионка, приставленная к нам Абдуллой, чтобы доносить  ему,  кто
из нас недоволен  порядками  в  гареме,  кто  предается  опиуму,  а  кто
лесбийским играм.
   - Это не правда, - заявила Джулия.
   - А мы заявляем, что это так! Как иначе можно это объяснить?
   Мария повернулась к остальным женщинам, пытаясь расшевелить  их.  Она
продолжала обвинять Джулию, в том, что та  шпионка,  злобно  выкрикивала
что-то, потрясала кулаками и  постепенно  довела  себя  до  лихорадочной
дрожи. Вокруг раздавался недовольный  шепот.  Женщины  начали  подходить
ближе, бросая на новенькую злые взгляды. Не имея возможности общаться  с
ними, Джулия оказалась совершенно беспомощна и могла рассчитывать только
на наваррку. Атмосфера в комнате быстро накалялась.  Раздались  выкрики,
похожие на угрозы. Женщины стягивались все более плотным кольцом  вокруг
Джулии, она чувствовала запах их разгоряченных тел. Чья-то рука  дернула
Джулию за волосы, другая  больно  ущипнула  чуть  повыше  локтя.  Джулия
выгнулась вперед, так как ее толкнули  сзади.  Оглянувшись,  она  хотела
наказать обидчицу, но не могла понять, кто же ударил ее.
   Теперь ее толкали и тузили со всех сторон. Кто-то еще сильнее потянул
ее за волосы, с плеча сдернули блузку, обнажив одну грудь. Она  пыталась
отвечать, но враги были слишком многочисленны. Щипая,  дергая,  царапая,
они наступали на нее со злобными улыбками на лицах.
   Внезапно в задних рядах завизжали, затем последовали  высокие  окрики
евнухов и свист плети из кожи носорога, называемой курбашом.  Словно  по
волшебству,  женщины  расступились,  оставив  Джулию   полураздетой,   в
разорванной одежде и с кровавыми царапинами на руках.  Через  комнату  к
ней подошел Абдулла. Медленным, холодно-враждебным взглядом  он  оглядел
женщин и, убедившись, что все повинуются ему, подал знак двум охранникам
вернуться на посты. Затем, словно в задумчивости, он двинулся к Джулии.
   - Что за беспорядок? - спросил он голосом невероятно тонким и высоким
для такого огромного тела.
   Джулия облизнула губы, подыскивая  соответствующие  испанские  фразы.
Однако Мария опередила ее, начав  что-то  быстро  объяснять.  Джулия  не
могла знать, в чем именно обвиняла ее эта женщина, но ее  слова  привели
Абдуллу в состояние бешеной ярости. Его черные, близко посаженные  глаза
пылали звериной злобой. Парализованная ужасом, Джулия смотрела,  как  он
шел к ней, отведя назад руку с курбашом на всю  длину,  затем  рука  его
начала подниматься.
   - Довольно! - Голос раздался  из  первого  коридора,  отходившего  от
общей комнаты. Он не был ни  громким,  ни  пронзительным,  но  прозвучал
безапелляционно и властно.
   Абдулла чуть не опрокинулся вперед, останавливая плеть. Навстречу ему
поступью, исполненной достоинства,  шла  пожилая  женщина.  Он  согнулся
почти пополам, приветствуя ее. Так как женщина говорила по-испански,  он
ответил ей на том же языке, хотя накануне не  снизошел  до  разговора  с
Джулией.
   - О дорогая и высокочтимая госпожа, - сказал евнух,  -  какова  будет
ваша воля?
   - Я могу засвидетельствовать, что эта женщина ни в  чем  не  повинна.
Мария из ревнивой злобы подло оклеветала ее. Она не называла вас  жирной
бесполой свиньей и ничем не провоцировала  нападения.  Это  тоже  работа
Марии. Теперь, когда вам все известно, ваша воля выбрать  наказание  для
нарушительницы порядка в гареме!
   - О всевидящая и всезнающая госпожа Фатима! Что вы скажете  о  десяти
ударах курбашом той, кто чинит беспорядки в гареме?
   Госпожа Фатима наклонила голову в знак согласия.  Абдулла  хлопнул  в
ладоши, и стража явилась снова. Получив приказ, они подошли к Марии.
   Смертельно побледнев, женщина  начала  протестовать,  повернувшись  к
Абдулле со словами, в которых звучала мольба.  Однако  действия  они  не
возымели. Джулия с ужасом смотрела, как охранники догола раздели Марию и
бросили на большую  подушку.  Они  стиснули  ее  запястья  и  щиколотки,
заставляя лежать неподвижно. Абдулла вышел вперед, и плеть просвистела в
воздухе раз, другой. Затем со всей силы он опустил ее на плечи женщины.
   Курбашом можно было содрать мясо с костей, а можно было лишь  рассечь
кожу. Абдулла выбрал последнее. Мария не закричала после первого  удара,
хотя плечи ее стали багрово-красными. Она молча приняла вторую и  третью
плети, которые ровно легли ей на  спину.  Когда  плеть  обвилась  вокруг
талии, она зарычала. Следующий удар исторг из ее горла бешеный крик, она
начала корчиться, дергая руками и ногами.  Абдулла  безжалостно  опускал
плеть на ее ягодицы, бедра и нижнюю часть ног.  Когда  женщина  получила
десятый удар, он остановился. Капли пота выступили на его  лице,  стекая
вниз по подбородку. Он отступил, любуясь своей работой.  Тело  Марии  не
было изуродовано, но отмечено десятью ярко-красными полосами. Ее  голова
безжизненно болталась, когда она рыдала, уткнувшись в подушку.
   Старший евнух кивнул,  и  стражи  отпустили  женщину,  поклонились  и
разошлись по своим постам. Абдулла  с  почтением  повернулся  в  сторону
госпожи Фатимы.
   - Дело сделано, - сказал он.
   - Хорошо, - откликнулась она и отпустила его коротким взмахом руки.
   Как только широкая спина Абдуллы скрылась из виду, женщины  бросились
к Марии, подняли ее и унесли направо по второму коридору.
   Джулия горестно наблюдала за этим зрелищем. На борту алжирской фелюги
Баязед Рейс приказал  дать  по  сорок  ударов  курбаша  Реду  и  О'Тулу.
Наказали ли их? Она не знала. Она  ненавидит  Редьярда  Торпа,  говорила
себе Джулия, презирает его за предательство, но все-таки ей стало не  по
себе при мысли о таком наказании. Сорок плетей! Какие шрамы должны после
них остаться! Выжили ли Ред и О'Тул?
   Сзади раздался голос госпожи Фатимы:
   - О Марии позаботятся другие. А вас я попросила бы сопроводить меня в
мои скромные владения.
   Хотя по форме это прозвучало как просьба,  Джулия  понимала,  что  не
имеет права отказаться.
   - Это большая честь для меня, - ответила она, следуя за женщиной и ее
служанкой.
   Владения  госпожи  Фатимы  состояли  из  трех  великолепных   комнат,
выходивших в общий сад. В отличие от других, сравнительно пустых  комнат
гарема, здесь было много  мебели,  чувствовался  определенный  жизненный
уклад. Среди обычных кушеток с высокими подушками и обитых тканями  стен
здесь стояли богато  украшенные  деревянные  ширмы;  оконные  и  дверные
проемы  были  задрапированы  дамасским  бархатом,   золотым   шитьем   и
серебряным кружевом. Бронзовые светильники, отделанные золотом,  свисали
с потолка и стояли на затейливо изукрашенных  подставках.  Повсюду  были
расставлены золотые и серебряные сосуды для воды, сока, масла. Здесь  же
находились инкрустированные сундуки из сандалового  дерева  и,  слоновой
кости, размером от спичечного коробка до колоссальных ларей выше Джулии.
Нашлось место и для  настоящих  сокровищ  -  огромных  гобеленов,  шитых
золотом, серебром и разноцветным шелком, вырезанных  из  слоновой  кости
фигурок слонов с позолоченными хоботами, сосудов для питья из  алебастра
и кувшинов для благовоний; эмалевых  подносов  и  кубков  с  золотыми  и
серебряными   краями,   украшенных   изображениями   птиц,   зверей    и
стилизованных цветов; бронзовых  павлинов  и  статуэток  из  зеленого  и
розового  нефрита.  На  низком  столике  в  беспорядке,  словно  хозяйка
пересчитывала их, когда  ее  потревожили,  лежали  удивительной  красоты
драгоценные камни: изумруды, бриллианты, опалы, рубины  цвета  голубиной
крови, яхонты, аметисты, аквамарины и гладкие сверкающие жемчужины.  Все
это выглядело поистине королевской коллекцией.
   Служанка осторожно убрала драгоценные камни. Ее  хозяйка  уселась  на
диван, указав Джулии на шелковую  подушку,  лежавшую  рядом.  Затем  она
распорядилась (очевидно, насчет освежающих  напитков)  и  повернулась  к
Джулии.
   - Вы озадачены, - сказала она.  -  Вы  оказались  жертвой  злобы  без
всякой видимой причины. На вас нападают, издеваются, бьют - в общем,  вы
попадаете в водоворот событий, которых не понимаете.
   - Это так, - подтвердила Джулия.
   - Будет нелишне узнать, в чем причина такой враждебности. Я, первая и
единственная из оставшихся жен  великого  и  могущественного  алжирского
дея, объясню вам  эту  причину.  Десять  лет  назад,  когда  Марии  было
четырнадцать лет, ее выбрали, чтобы она согревала постель дея. Она  была
тогда нежной и  юной  и  на  какое-то  время  смогла  раздуть  угли  его
угасавшей страсти. Алжирский дей  немолод.  Ему  скоро  минет  семьдесят
четыре года. Поэтому он стал звать ее на свое  ложе  все  реже  и  реже.
Последний раз он посылал за Марией  в  месяце  рамадан  более  трех  лет
назад. Однако с тех пор он ни разу ни за кем больше не посылал, и  Мария
была  последней,  познавшей  силу  его  желания,  и   поэтому   правящей
фавориткой. Удерживая это положение так долго, она уверовала, что  имеет
на него право. Она забыла, что поднялась  так  высоко  только  благодаря
своему господину - дею. Ваше появление стало для  нее  жестоким  ударом.
Она испугалась, что вы посягнете на ее место, и поэтому решила покончить
с вами или подчинить вас настолько, чтобы вы  не  решились  заменить  ее
среди женщин, каково бы ни было ваше прежнее положение.
   Джулия сделала знак, что поняла.
   -  Я  еще  не  выразила  свою  благодарность  вам   за   великодушное
вмешательство, о великая госпожа.
   - Не благодарите меня,  дитя  мое.  Моя  душа  тоже  не  свободна  от
ревности. Я давно мечтала увидеть, как ложится плеть на спину Марии - вы
дали мне возможность это увидеть. Хотя положение первой жены дея у  меня
не отнять, но чувства дея много раз доставались другим женщинам. Он взял
еще трех других положенных ему жен, одна из которых  умерла  при  родах,
другая попалась на переписке с прежним любовником, а третья сошла с  ума
от заточения в  гареме  и  была  возвращена  на  родину,  к  отцу.  Были
бесчисленные наложницы - женщины, которые  выбирались  на  ночь  или  на
неделю, на месяц или, реже, на год. Но ни одна из них  не  принесла  мне
столько унижений, ни одна не демонстрировала столь явно, что я  стара  и
уродлива, как это делала Мария. В гареме неизбежны зависть,  жадность  и
ревность. Но бывает и дружба, и взаимопомощь, и поддержка,  и  утешение.
Это естественно, потому что все женщины зависят от прихоти одного и того
же мужчины. Но я слишком разговорилась. У вас еще будет время узнать все
это.
   Появилась  служанка  с  маленькими   чашечками   крепкого,   сладкого
турецкого кофе, блюдом инжира, миндальными пирожными и новой блузкой для
Джулии взамен разорванной. Кофе мало отличался от того, к какому  Джулия
привыкла. Она с  наслаждением  пила,  пока  служанка  хлопотала  над  ее
царапинами, замывая и смазывая бальзамом наиболее глубокие из них. Потом
она помогла Джулии надеть блузку из голубовато-зеленого шелка.
   - Ешьте, дитя мое, - говорила госпожа  Фатима.  -  Вы  слишком  худы,
чтобы  соблазнить  мусульманина.   Они   любят   покоиться   на   мягких
округлостях. Хотя, - задумчиво добавила она, - тех, кто постарше,  может
искушать вид горных вершин.
   Старик  семидесяти  четырех   лет,   наверняка   беззуб,   горбат   и
спотыкается... Джулия  с  трудом  превозмогла  тошноту,  подступившую  к
горлу.
   -  Не  расстраивайтесь,  -  сказала  госпожа   Фатима,   заметив   ее
отвращение. - Если дей в состоянии залезть хотя бы на лошадь, тогда моим
шпионам следует оторвать языки. Он любит  общество  женщин  и  ценит  их
нежность и ум не меньше, чем красоту. Глупых и мелочных он  не  выносит,
отсюда и изгнание Марии после того, как он потерял  мужскую  силу  и  не
смог овладеть ею. Иногда дей посылает за мной и мы подолгу беседуем. Но,
хотя он и дорожит моей мудростью, мы так давно знаем друг друга,  что  я
уже не в силах поразить его оригинальной мыслью.
   Джулия ничего не ответила, стараясь найти в сказанном скрытый  смысл.
Пыталась ли женщина объяснить, что ей нечего бояться, или хотела внушить
ей, что следует развлекать дея остроумием? Джулия не могла сейчас  этого
понять.
   Госпожа Фатима очистила инжир, положила  его  в  рот,  затем  окунула
пальцы в сосуд с водой и вытерла их. Неожиданно она сказала:
   - Вы не были избраны деем.
   Джулия метнула на нее быстрый взгляд. Память  услужливо  воспроизвела
два голоса за ширмой. Один из них принадлежал Измаилу, врачу, другой был
голосом далеко не старого человека.
   - Понятно, - сказала она, приподняв подбородок. - Кто же тогда послал
меня сюда?
   -  Чтобы  понять,  вам  необходимо  хоть  немного   познакомиться   с
существующим положением дел. Алжир - вассальное государство  Оттоманской
турецкой империи. Дей избирается на  свой  высокий  пост  при  помощи  и
поддержке турецких офицеров-янычар, и он должен лавировать между ними  и
константинопольским султаном. Трон принадлежит  ему  пожизненно.  Однако
если он  глуп  и  вызывает  недовольство  одной  из  сторон,  жизнь  его
скоротечна.  Теперь  вы  можете  судил  о  мудрости  и   дипломатичности
нынешнего дея, который удерживается  на  троне  уже  четверть  столетия.
Мохаммеда дея любят и уважают, но он ошибся в выборе наследника. Как все
люди, достигшие высокого положения, он хочет передать его человеку своей
крови - в данном случае, Кемалю, своему внуку. Сейчас он бросил  на  это
все силы. Он не задумывается, что этот молодой человек недостоин  такого
высокого сана - он слаб, непринципиален  и  подвержен  эмоциям.  Дей  не
хочет видеть, что есть более достойные люди, например его племянник, Али
паша.
   - Простите меня, - сказала Джулия, когда женщина остановилась, -  как
я понимаю, его внук, Кемаль, также и ваш внук?
   - Вовсе нет. Кемаль - внук второй  жены  дея,  женщины,  умершей  при
родах. Ее сын стал таким же обжорой и скрягой, как и его мать.  Если  бы
женщина не раскормила  себя  до  размеров  бочонка,  она  бы,  возможно,
осталась жива. Ее  сын  тоже  был  необычайно  прожорлив.  На  одном  из
праздников Рамадана он один съел половину овцы. У него лопнули кишки,  и
он умер, успев оставить внебрачного сына от рабыни. Нет, не надо думать,
что этот недостойный человек приходится  мне  родственником.  Мои  дети,
великолепный сын и дочь, которая была прекраснее луны, умерли в эпидемию
холеры вместе со многими в гареме. Я поддерживаю Али пашу не потому, что
он мой родственник. Он мне не родня. Это старший сын единственного брата
дея, павшего от ножа убийцы.  Я  поддерживаю  его  отчасти  из  любви  к
интригам,  расширяющим  мою  ограниченную  власть,  но  главным  образом
потому, что он обладает качествами, нужными правителю: силой  характера,
способностью   вдохновить   и   повести   за   собой   людей)   чувством
справедливости. Если бы  вы  узнали  его,  что  невозможно  в  заточении
гарема, вы бы тоже восхищались им.
   - Может быть, - согласилась Джулия.  -  Но  если  он  такой,  как  вы
говорите, он должен привлечь на свою сторону янычар.
   - Конечно, но будет ли этого достаточно? Воля дея держится не  только
властью, но и любовью людей, военных в том числе. После его  смерти  они
из уважения к нему выполнят его волю и провозгласят Кемаля новым деем.
   - А этого можно избежать?
   - Есть несколько путей.  Один  из  них  -  выставлять  Кемаля  жадным
дураком, каким он и является, и возносить Али пашу. Для этой цели вас  и
выбрали.
   - Вы переоцениваете меня, - сказала Джулия. - Вряд  ли  Мохаммед  дей
заинтересуется мною и уж тем более станет прислушиваться к моим  мнениям
и советам.
   - Думаю, что скорее вы недооцениваете себя. Мы получили благоприятный
отзыв о вас от Измаила, врача.
   - Понимаю... - произнесла Джулия, не придумав ничего лучше.
   - Понимаете ли? Мне бы хотелось так думать, ибо  это  подтвердило  бы
правоту  Измаила.  Арабский  врач  -  друг  и  наперсник  Али  паши,  он
воспользовался судном Баязеда Рейса для поездки  на  Канарские  острова.
Тем самым, которое взяло на борт вас и двух ваших  спутников-мужчин.  Он
был поражен вашей красотой и умом, несмотря на болезнь и  все  невзгоды,
которые вам пришлось пережить. Он знал, что Али паша вынашивает мысль  о
помещении в гарем дяди новой  фаворитки  и  даже  отдал  распоряжение  о
поиске  необычных  женщин  от  имени  дея,  но  одна   лишь   физическая
привлекательность уже не в  силах  вызвать  интерес  Мохаммеда.  Измаила
заинтересовало то, что вы лично знали и разговаривали с Наполеоном,  так
как ему было известно, что  Мохаммед  дей  чтит  Наполеона.  Поэтому  он
сделал все что мог, чтобы вылечить вас, и добился вашего просмотра.  Али
паша видел вас в ванной и во время одевания. За  исключением  чрезмерной
скромности и гордости, он не нашел в вас никаких изъянов.
   - И поэтому меня отправили в гарем?
   Госпожа Фатима наклонила голову.
   - В должное время, когда вы будете  подготовлены,  дей  удостоит  вас
своим вниманием, и вы станете утехой для его ума и всего, чего только он
сможет пожелать.
   Джулия вспомнила Марию, корчившуюся под ударами  курбаша,  и  поняла,
что возможен только один ответ.
   - Я сделаю все, чтобы стать достойной вашего доверия и доброты.

***

   Подготовка, о которой  упомянула  госпожа  Фатима,  включала,  помимо
всего  прочего,  изучение  двух  языков:  мавританского   и   турецкого.
Мавританский был распространенным языком в Алжире - им  пользовались  на
рынке и для общения  со  слугами.  Однако  Константинополь  был  сердцем
Ислама, и все мавры с претензиями  на  образование  и  воспитание  бегло
говорили по-турецки. Турецкий обычно  использовался  при  дворе,  и  дей
отдавал предпочтение именно ему. Чтобы убедиться, что оба языка  усвоены
Джулией, ей дали  в  компаньонки  старшую  представительницу  гарема,  -
женщину около тридцати, полную, приветливую, не замолкающую ни на минуту
турчанку  по  имени  Джохара.  Она   служила   неиссякаемым   источником
информации о гареме, дворе, городе и людях, которые там обитали. Так как
она повествовала об этом на двух основных  языках,  принятых  в  Алжире,
Джулия,  наделенная  языковым  чутьем,  вскоре   стала   понимать,   что
происходит вокруг, и смогла объясняться с остальными.
   Ее не слишком удивляло, что Мария стала ее  злейшим  врагом.  Вопреки
всякой логике она обвиняла Джулию в том, что ее наказали,  и  на  каждом
шагу заявляла, что Джулия самая  настоящая  шпионка  Абдуллы.  Среди  ее
сторонниц оказались наиболее недовольные из женщин. Хотя теперь  они  не
осмеливались открыто  нападать  на  Джулию,  но  постоянно  донимали  ее
всевозможными пакостями и злыми шутками. То у нее в тапочка