то  нужно.
Если мы планировали занятия вне программы, то мне безумно нравилось смотреть
на его лицо, когда я стояла перед ним в одних  чулках.  Но  действительность
была чуть пугающей и разочаровывала.
   Я категорически отказалась от принесенных им замшевых туфель  на  высоких
каблуках, и влезла в свои любимые черные лодочки. Не так шикарно.  Возможно,
и не так удобно, но, по крайней мере, каблуки  были  достаточно  невысокими,
чтобы на них можно было бегать, или,  если  возникнет  такая  необходимость,
носить обморочных верлеопардов.
   - Ma petite, ты - само совершенство. Хотя, эти туфли? - Даже не думай,  -
перебила его я, - ты должен быть счастлив, что я в чулках. Меня убивает одна
мысль о том, что участники вечеринки могут увидеть мое белье.
   - Ты сама говорила со  Странником  о  цене  и  ответственности.  Так  вот
сегодня мы заплатим за твоих верлеопардов. Ты уже жалеешь об этом?
   Грегори до сих пор лежал у меня в спальне на растяжках, такой  бледный  и
хрупкий на вид. Вивиан заперлась в гостиной и отвечала только односложно.
   - Нет, я нисколько не жалею.
   - Тогда давай соберем компанию и отправимся на нашу "вечеринку", - сказал
он, но не пошевелился.
   Он лежал на животе на белом диване, положив голову на скрещенные руки.  О
любом другом я бы сказала, что  он  раскорячился.  Но  не  о  Жан-Клоде.  Он
позировал, рисовался, развалился, но никак  не  раскорячился.  Он  лежал  на
диване целиком, вытянув  свое  стройное  тело,  только  носки  черных  сапог
выходили за край дивана.
   На нем был наряд, который я уже видела, но он  не  стал  от  этого  менее
привлекательным. Мне нравилась его манера одеваться, нравилось смотреть, как
он одевается? и как раздевается.
   - О чем думаешь? - спросила я.
   - Хотелось  бы  сегодня  остаться  дома.  Хочу  раздевать  тебя  -  очень
медленно, и наслаждаться твоим телом после каждой снятой части одежды.
   От одного предложения по мне пробежало напряжение.
   - Я тоже, - сказала я, и опустилась рядом с ним на пол на колени.
   Руками я подвернула короткую  юбку  так,  чтобы  она  не  помялась  и  не
задралась. Этому меня научил не он, а Бабуля Блейк,  во  времена,  когда  на
воскресных службах в церкви, казалось, важнее было,  как  я  выгляжу,  а  не
проповедь.
   Я оперлась подбородком на диван рядом  с  его  лицом.  Волосы  скользнули
вперед, касаясь его рук и лица.
   - У тебя такое же приятное на ощупь белье, как у меня? - спросила я.
   - Чистый шелк, - ответил он тихо.
   На  меня  нахлынуло  такое  сильное  осязательное  воспоминание,  что   я
задрожала. Ощущение его сквозь тонкий шелк,  почти  живое  строение  гладкой
ткани, обтягивающей его упругое тело. Мне пришлось зажмуриться, чтобы он  не
прочитал это на моем лице. Видение было таким ярким, что я сжала руки.
   Я почувствовала его прикосновение за секунду до того,  как  он  поцеловал
меня в лоб. Все еще касаясь губами моей кожи, он прошептал:
   - Твои мысли выдают тебя с головой, ma petite.
   Я медленно подняла лицо, позволив его губам  скользить  по  нему.  Он  не
двигался,  пока  наши  губы  не  встретились.  И  в  этот  момент  он  начал
действовать, прижавшись ко мне губами; я почувствовала его вкус,  его  язык.
Ни он, ни я не пользовались руками, мы касались только в поцелуе.
   - Позвольте вас прервать?
   Знакомый голос был полон такой ярости, что я отшатнулась от Жан-Клода.
   С противоположной стороны дивана стоял и смотрел  на  нас  Ричард.  Я  не
слышала, как он подошел.
   Слышал ли Жан-Клод? Держу пари, что да. Так или иначе, я не  думала,  что
даже в судорогах страсти Жан-Клод никогда не  позволит  подкрасться  к  нему
незаметно. Или, может быть, я просто не думала, что меня так просто отвлечь.
Низкая самооценка? У меня?
   Я села на пятки,  и  посмотрела  снизу  вверх  на  Ричарда.  На  нем  был
настоящий фрак, с фалдами.
   Длинные волосы забраны назад в хвост так гладко, что  казалось,  будто  у
него короткая стрижка.
   Ричард всегда был красив, но только  убрав  с  лица  волосы,  можно  было
понять, как он совершенен.
   Высокие  скулы,  чувственный  рот,  ямочка.  Он   смотрел   на   меня   -
соответственно  сверху  вниз  -  такой  красивый,  такой  знакомый  и  такой
высокомерный. Он знал, какой производит на меня эффект, и хотел еще немножко
повернуть в ране нож.
   Жан-Клод сел на диване, губы были в моей помаде. Красный почти  кричал  в
контрасте с его бледной кожей, и  казался  удивительным,  ярко-кровавым.  Он
облизнулся, потом медленно провел пальцем по  верхней  губе,  перемазав  его
красным. Потом положил палец в рот, и облизал его, крайне  медленно,  крайне
намеренно. Смотрел он при этом на меня, но шоу предназначалось для Ричарда.
   Я была и благодарна, и зла на него за это. Он знал, что  Ричард  пытается
причинить мне боль, поэтому причинял боль Ричарду. Но так же он его  травил,
сыпал соль на рану.
   В глазах Ричарда отразилось столько боли, что мне пришлось отвернуться.
   - Хватит, Жан-Клод, - сказала я, - перестань!
   Жан-Клод довольно улыбнулся:
   - Как пожелаешь, ma petite.
   Ричард снова посмотрел на меня. Я встретилась с ним взглядом. Возможно, у
меня в глазах тоже была боль. Во всяком случае, он резко повернулся и  вышел
из комнаты.
   - Иди обнови свою вкусную помаду, и пойдем.
   В голосе Жан-Клода звучало сожаление, так же, как порой там была радость,
или секс.
   Я взяла его за руку и поднесла ее к губам.
   - Все еще боишься их? Даже после такого хорошего  совместного  паблисити?
Наверняка, если бы они хотели нас убить, то не стали бы появляться  с  тобой
вместе перед объективами камер.
   Я дотронулась до его ноги, пробежала пальцами по бедру.
   - Ради всего святого! Странник даже пожал руку мэру Сент-Луиса!
   Коснувшись моего лица, Жан-Клод погладил мою щеку кончиками пальцев.
   - Совет никогда не  пытался  быть,  как  ты  бы  это  назвала,  мейнстрим
(Соответствовать обществу  -  прим.  переводчика).  Это  их  первый  шаг  на
совершенно незнакомую для них  почву.  Но  они  тысячи  лет  были  предметом
кошмаров,  ma  petite.  Один  день  человеческой  политики  не  может  этого
изменить.
   - Но? Он дотронулся пальцами до моих губ.
   - Это хороший знак, ma petite. С этим я не могу не согласиться, но ты  не
знаешь их так, как я. Ты еще не видела самого плохого.
   У меня перед глазами  вспыхнула  картина  освежеванного,  кровавого  тела
Рафаэля, повисшей на цепях Сильви, ее слабый сорванный голос;  картина,  как
Фернандо пользуется Вивиан.
   - Я видела, как они совершают не лучшие поступки,  -  заметила  я.  -  Ты
установил правила, Жан-Клод.
   Они не могут нас покалечить, изнасиловать, убить. Что остается?
   Он нежно поцеловал меня в губы и встал, протягивая руку. Я взялась за нее
и позволила ему поднять меня на ноги. На нем была  его  удивительная  маска,
которую я когда-то приняла за его обычное лицо.
   Теперь я знала, что он что-то скрывает. Он выглядел так в основном тогда,
когда был испуган и не хотел, чтобы окружающие это заметили.
   - Ты меня пугаешь, - тихо сказала я.
   Он улыбнулся.
   - Не я, ma petite, об этом позаботятся они - для меня, и для всех нас.
   И успокоив меня таким образом, он ушел собирать  остальных.  Я  пошла  за
сумочкой и за своей "вкусной" помадой. Совет выдвинул ряд своих  собственных
условий. Никакого оружия. По этой причине я была одета  именно  так:  одного
взгляда было достаточно, чтобы определить, что на мне нет  ничего  тяжелого.
Жан-Клод думал, что это не даст им повода меня обыскивать. Когда я спросила,
что в этом такого, он заметил только: "Ты не захочешь давать им  повод  тебя
трогать, ma petite. Можешь мне поверить". И я поверила. Я  действительно  не
хотела, чтобы кто-то из совета ко мне  прикасался,  никогда.  А  ночь  будет
долгой.
 
Глава 49 
 
   В бывшей гостиной Жан-Клода, а до этого - тронном зале Николаос, устроили
банкетный зал. Они даже раздобыли где-то стол больше  десяти  футов  длиной.
Единственной частью стола, которая осталась на виду, были  массивные  резные
ножки с рельефными львиными головами. Тонкая  скатерть  с  золотой  вышивкой
мерцала от расставленных на ней свечей. Если предполагалось, что с нее нужно
будет есть, я бы все время волновалась, как бы ее не испортить,  но  еды  на
столе не было. Не было и стульев. Не было тарелок. Были только белые льняные
салфетки в золотых кольцах,  хрустальные  бокалы,  и  одна  из  тех  больших
настольных жаровен с голубыми языками газового пламени,  которые  лизали  ее
блестящие бока. Беспомощно покачивая ногами над сияющим  столом  привязанный
за запястья, висел человек. Он был точно над пока пустой жаровней. Звали его
Эрни. Мускулистый торс был обнажен. Захватывая сзади часть собранных в хвост
волос, его рот затыкал кляп. С обеих сторон  головы  волосы  были  тщательно
выбриты. Это не была пытка совета. Он  сделал  это  сам.  Он  был  одним  из
последних приобретений Жан-Клода, человек, который хотел  стать  вампиром  и
служил извращенной версией ученика, выступая в роли прислуги и  мальчика  на
побегушках. В данном случае, судя по всему, он выступал в роли аперитива.
   Вместе со мной стояли Ричард и  Жан-Клод,  за  нами  -  Джамиль,  Дамиан,
Джейсон и, что удивительно, Рафаель. Крысиный Король  настоял  на  том,  что
пойдет с нами. Сильно возражать я не стала. Нам разрешили  взять  по  одному
человеку  на  каждого,  плюс  Джейсона  -  в  обязательном  порядке.   Иветт
специально это подчеркнула. Взяв его с собой, мы имели в резерве  вервольфа,
но его голубые глаза были чуть слишком широко открыты, а дыхание  -  слишком
быстрым. Иветт воплощала для Джейсона ад, и этот ад прислал ему приглашение.
   Эрни забился, глядя на нас и пытаясь что-то сказать через кляп. Думаю, он
пытался сказать: "Снимите меня", но поклясться не могу.
   - Что все это значит? - нарушил тишину Жан-Клод.
   Его голос наполнил огромную комнату, свистя и перекатываясь, отталкиваясь
от теней, и возвращаясь резким звуком эха.
   Из прохода вышел Падма. На  нем  был  его  традиционный  костюм,  который
мерцал золотом, как скатерть на столе. На этот раз на нем был  даже  золотой
тюрбан с павлиньими перьями и сапфиром, больше, чем мой большой палец.
   - Ты не проявил гостеприимства по отношению к нам, Жан-Клод. Малкольм,  и
его люди предложили нам пищу. А ты, Мастер Города, не предложил нам  ничего,
- он показал рукой на Эрни. - Вот  этот  пришел  к  нам  без  разрешения.  И
сказал, что принадлежит тебе.
   Жан-Клод подошел к столу так, чтобы видеть лицо Эрни.
   - Ты вернулся из дома на два дня раньше.  В  следующий  раз,  если  будет
следующий раз, сначала позвони.
   Эрни смотрел на него дикими глазами,  пытаясь  что-то  ответить.  Он  бил
ногами, и начал раскачиваться.
   - Вырываясь, ты только делаешь себе больнее, - спокойно сказал  Жан-Клод,
- успокойся.
   Услышав последнее слово, Эрни постепенно  обмяк.  Жан-Клод  захватил  его
глазами и если не усыпил его, то заставил успокоиться. Напряжение ушло, и он
в ожидании смотрел на Жан-Клода пустыми глазами. По крайней мере, он  больше
не был напуган.
   К Падме подошли Гидеон с Томасом, и встали у него по бокам. Томас был при
параде, сапоги отполированы так, словно служили ему черным зеркалом. На  нем
был белый шлем с большим плюмажем, скорее всего, из конского волоса. Красный
китель, медные пуговицы, белые перчатки и даже шпага.
   Гидеон - наоборот - был почти обнажен. Все,  что  на  нем  было  -  белые
ремни. Они покрывали его тело.
   Почти всю шею скрывал  тяжелый  золотой  ошейник,  украшенный  крошечными
бриллиантами и огромными изумрудами. Аккуратно расчесанные золотистые волосы
рассыпались сверху. От ошейника к руке Томаса вела цепь.
   Падма протянул руку, и Томас отдал цепь  ему.  Ни  Томас,  ни  Гидеон  не
уделили этому даже взгляда.
   Они явно уже не раз участвовали в этом шоу.
   Единственное, что удержало меня от замечания по этому поводу, было данное
мной Жан-Клоду слово, что этой ночью за нас будет говорить  он.  Он  считал,
что я могу ляпнуть что-нибудь такое, что выведет кого-нибудь из себя. Кто  -
я?
   Жан-Клод обошел стол. Мы с Ричардом следовали за ним, копируя Падму с его
зверюшками.
   Символизм ситуации ни от кого не ускользнул. Но дело было в том, что мы с
Ричардом притворялись.
   А они - вряд ли.
   - Полагаю, ты собираешься перерезать ему горло, слить кровь в  жаровню  и
подать к столу? - спросил Жан-Клод.
   Падма улыбнулся и отвесил изящный полупоклон.
   Жан-Клод рассмеялся своим дивным осязаемым смехом.
   - Если ты действительно собираешься это сделать, Мастер Зверей, то должен
был подвесить его за лодыжки.
   Мы с Ричардом переглянулись у него за спиной. Я повернулась и  посмотрела
на спокойно висевшее тело Эрни. Откуда Жан-Клод знал,  что  его  нужно  было
повесить за щиколотки? Не будем задавать глупых вопросов.
   - Хочешь сказать, мы блефуем? - спросил Падма.
   - Нет, - ответил Жан-Клод, - но ваша позиция ясна.
   Падма улыбнулся, и улыбка почти коснулась его глаз.
   - Тебе всегда удавалась эта игра.
   Жан-Клод слегка  поклонился,  не  отводя  глаз  от  стоявшего  перед  ним
вампира.
   - Для меня честь, что ты так думаешь обо мне, Мастер Зверей.
   Падма резко рассмеялся.
   - Сладкие речи, Мастер Города.
   Внезапно все веселье умерло, ушло, от него не осталось и следа. Его  лицо
посуровело, стало пустым, остался только стремительно проступавший гнев.
   - Но смысл не меняется - ты был плохим хозяином.  Мне  пришлось  питаться
через слуг.
   Он скользнул рукой по обнаженному плечу Гидеона. Тигр-оборотень никак  не
отреагировал. Словно Падмы здесь не было. Или, может быть, словно  здесь  не
было его, Гидеона.
   - Но есть и  другие,  кто  благословлен  не  так,  как  я.  Они  голодны,
Жан-Клод. Они ступили на твою землю, как твои гости, и познали голод.
   - Их питает Странник, - сказал Жан-Клод. - Я думал, что он питает и тебя.
   - Мне не нужны остатки его энергии, -  сказал  Падма.  -  Он  поддерживал
остальных, пока она, - он указал на меня свободной рукой, -  не  велела  ему
перестать.
   Я начала что-то говорить, почти спросив на это  разрешение,  и  подумала,
что все испортила.
   - Попросила  его  перестать,  -  сказала  я,  -  никто  не  может  велеть
Страннику.
   Это было так дипломатично, что у меня зубы заломило.
   Его смех ворвался в комнату раньше, чем он сам. Новое тело Странника было
молодо, мужественно, красиво и умерло так недавно, что у  него  до  сих  пор
сохранился отличный загар. За ним шел Бальтазар, собственнически  поглаживая
их новое приобретение. Новая игрушка. Мне  говорили,  что  Малкольм  одолжил
Страннику одного  из  своих  прихожан.  Интересно,  знал  ли  Малкольм,  что
Странник и Бальтазар будут делать с этим телом.
   Я бы сказала, что на них обоих были тоги, но это было не совсем  так.  На
Страннике   была   темно-пурпурная   ткань,   заколотая   на   одном   плече
рубиново-золотой брошью. Левое плечо было обнажено, в самом  выгодном  свете
демонстрируя загар. На талии одеяние  было  стянуто  двумя  переплетающимися
шнурами, и доходило почти до щиколоток, открывая взглядам изящные  сандалии,
завязанные на лодыжках.
   На Бальтазаре была такой же, но красный наряд, с  аметистовой  серебряной
брошью. Он обнажил плечо и достаточную часть груди, чтобы зрители  убедились
в том, что он мускулист, словно у кого-то  могла  возникнуть  хотя  бы  тень
сомнения. Шнуры на талии были пурпурные.
   - Ну, ребята, вы - прямо Двое-Из-Ларца, - заметила я.
   Жан-Клод кашлянул.
   Я заткнулась, но если и  дальше  все  будут  так  стильно  одеваться,  не
уверена, что мне удастся удержаться от комментариев. Я имею в виду, это было
слишком просто.
   Странник откинул голову и  рассмеялся.  Это  был  радостный  смех,  но  с
призвуком шипения пары дюжин ядовитых змей. Он обратил на меня свои на  этот
раз карие очи, и за ними в глубине был он сам. Я бы узнала его, из каких  бы
глаз он ни выглядывал.
   Бальтазар был ниже нового тела на один-два  дюйма.  Он  стоял  достаточно
близко к Страннику,  чтобы  взять  его  под  руку,  словно  высокий  мужчина
прогуливается с женщиной, прижимая ее к себе, защищая.
   - Сегодня я спас твоих людей, Анита. И спас  много  вампиров.  Этого  для
тебя недостаточно?
   - Жан-Клод? - позвала я вопросительно.
   Он глубоко вздохнул.
   - Не имело смысла заставлять тебя давать слово. Будь собой, ma petite, но
постарайся не очень сильно оскорблять собеседников.
   Он шагнул назад, словно все мы были просто вместе. Похоже,  ему  тоже  не
понравился символизм.
   - Я в восторге, что ты сегодня спас моих друзей,  -  сказала  я.  -  И  я
просто в экстазе, что ты спас всех вампиров. Но в то же время, без малейшего
риска для себя, ты получил потрясающие отзывы в прессе.
   Я думала, ты согласился, что вам, ребята, нужно слегка модернизироваться,
вспомнить, что на дворе двадцатый век.
   - Но я согласен, Анита, правда, согласен.
   Странник потерся  щекой  о  лицо  Бальтазара  и  посмотрел  на  меня  так
пристально, что я порадовалась его негетеросексуальности.
   - Тогда что это за средневековая мерзость? - Я ткнула большим пальцем  за
спину в сторону Эрни.
   Он взглянул на висящего, потом опять на меня.
   - Я бы не обратил внимания, но остальные проголосовали, и действительно -
Жан-Клод был небрежным хозяином.
   Жан-Клод коснулся моей руки.
   - Если бы вы прибыли по моему приглашению или просто запросили разрешение
на въезд на мою территорию, то я был бы более, чем  счастлив,  даровать  вам
права на охоту. Однако вы откроете для себя другое преимущество  легализации
- в поразительном количестве добровольных жертв. Люди готовы платить за  то,
чтобы бы вы утолили жажду на их телах.
   - Это наш старейший закон, - сказал Странник, - нельзя утолить  жажду  на
чужих землях без разрешения владельца.  Я  поддерживаю  остальных,  но  твои
слуги показали, что моя сила оказывает серьезный побочный эффект на  местное
население.
   Он отступил от Бальтазара, приблизясь к Жан-Клоду на расстояние вытянутой
руки.
   - Но никто из твоих вампиров не пострадал. Я не могу ни  забирать  у  них
энергию, ни давать им силу.
   Ты ограждаешь их от этого. Это удивило меня больше, чем все остальное  из
того, что ты делаешь, Жан-Клод. Я бы никогда не подумал, что у тебя появится
этот вид силы, ни сейчас, ни через тысячу лет.
   Он скользнул и встал перед Ричардом. Это новое тело опять оказалось выше,
по крайней мере, шесть футов, четыре дюйма.
   Он подошел так близко, что пурпурная ткань коснулась  Ричарда.  Он  начал
обходить его, так близко, что контакт ткани не терялся, ее край скользил  по
фраку мягкой ладонью.
   - Падма не смог обрести такую силу от своего объединения.
   Он остановился между Жан-Клодом и Ричардом. Он поднял руку, чтобы ударить
Ричарда по лицу, но Ричард поймал его за запястье.
   - Хватит, - сказал Ричард.
   Странник медленно вытянул запястье из захвата Ричарда, так, что его  рука
скользнула по руке Ричарда. Он с улыбкой повернулся к Бальтазару.
   - Ну, как ты думаешь?
   - Думаю, Жан-Клод счастливчик, - отозвался Бальтазар.
   По лицу Ричарда разлилась краска, руки вжались в кулаки. Он был поставлен
в  положение,  которое  обычно  оставляют  для  женщин.  Если  вы  начинаете
отрицать, что с кем-то спите, вам не верят. И чем  яростнее  отрицаете,  тем
более уверен тот, кто думает иначе.
   Но Ричард был умнее меня. Он  не  стал  пытаться  что-либо  отрицать.  Он
просто повернулся и посмотрел на Странника. Он уставился ему прямо в глаза и
медленно сказал:
   - Отвали от меня.
   Плохие парни рассмеялись. Но никто из нас. Нас, включая Гидеона и Томаса,
что удивительно. Что общего у них было с  Падмой?  Какая  цепь  случайностей
связала их с ним? Если все мы останемся в живых, возможно, у меня будет шанс
спросить, но сомневаюсь. Если  мы  убьем  Падму,  они,  скорее  всего,  тоже
погибнут. Если Падма убьет нас? ну,