али свои мессы. Бог Света
почитался сотней различных способов. Склонились перед своими алтарями
буддисты. Город казался затихшим, отдыхающим, планета безмятежно вращалась,
пронося сквозь упорядоченную вселенную.
     Со своей террасы Митч Гидеон наблюдал за стаей птиц, словно в
замедленном фильме пересекавшей небо. Он стоял, погруженный в теплый
всплеск солнечного света, покуривая сигару, вспоминая сон о гробах,
конвейерной ленте. Этот сон снова приснился ему, и он вскочил в постели так
неожиданно, что с Эстелл едва не случился сердечный припадок. Сначала сон
казался забавным, над ним можно было посмеяться. Теперь он приводил в ужас.
Детали становились все четче и ярче. Вчера он мог уже рассмотреть лица
некоторых своих товарищей по конвейеру. Они напоминали усмехающихся
мертвецов, и холодная белизна их мертвой плоти была такой реальной, такой
близкой, что Гидеону пришлось в ужасе выбираться со дна этого сновидения,
словно со дна глубокого, заросшего тиной, душащего омута. Сегодня после
обеда нужно было играть в гольф в "Уисти-кантри клаб", и он надеялся, что
это поможет ему отвлечься от сна, который превращался в психическую
проблему.

     Энди и Джо Палатазин сидели на своих обычных местах в реформированной
венгерской церкви на Мелров-авеню - всего в нескольких кварталах от дома.
Она сжимала его ладонь, чувствуя, что мысли мужа где-то далеко. Он,
улыбаясь, делал вид, что слушает священника, но мысли его разделялись между
двумя черными заботами - Тараканом, присутствие которого в городе было
теперь так же трудно доказать или опровергнуть, как и присутствие призрака
в доме, и последними событиями на Голливудском Мемориальном кладбище.
Фоторобот человека, который пытался заманить в машину Ами Халсетт, был
напечатан, размножен и роздан детективам и агентам в штатском, чтобы они
могли использовать его в разговорах с людьми на улицах. Конечно, этот
человек мог и не быть Тараканом, просто парнем, которому хотелось
поразвлечься за свои денежки, но это была зацепка, которую нельзя было
просто так взять и отбросить. Все труды Брашер привели к тому, что был
обнаружен владелец темного-голубого "фольксвагена", но он оказался
совершенно противоположным по внешности тому человеку, которого описала
проститутка. Палатазин поставил к нему агента, чтобы следить за действиями
мужчины, на всякий случай.
     Вторая проблема вызывала у него больше беспокойства. На пути в церковь
он проехал мимо кладбища и увидел, как сторож Кельсон отпирает ворота
утренним воскресным посетителям. "Значит, это был всего лишь акт
бессмысленного вандализма, и ничего больше". Палатазин очень надеялся, что
так оно и было. Другие ответы - один ответ, который затаился в глубине его
памяти - были способны свести с ума.

     В своей огромной круглой кровати в своем Бель-Зарском особняке
зашевелился, проснувшись, Вес Ричер. Он протянул руку, чтобы коснуться
прохладной коричневой плоти Соланж. Его пальцы сомкнулись, чувствую лишь
ткань простыни в том месте, где Соланж должна была быть. Он открыл глаза и
повел плечами, вздрогнув - свет просачивался в спальню сквозь плотные
бежевые шторы, но был достаточно ярок, чтобы шокировать его оптические
нервы. Он рухнул на спину, прижав к глазам ладони, ожидая, пока минует
первая волна жуткой головной боли.
     - Соланж! - позвал он, и звук собственного голоса болезненно
запульсировал в барабанный перепонках. Ответа не было, и наконец Вес уселся
на краю постели.
     - Соланж - снова, уже с раздражением позвал он. - "Черт побери! Где
она может быть?" - подумал он. Сознание и восприятие были затуманены
смешанным ароматом марихуаны и жасминовой эссенции, с хорошей ледяной
струей кокаина вдобавок. "Как прошло шоу? - подумал он вдруг. - Как я
смотрелся?" Вес встал и с трудом натянул халат.
     Когда он вошел в гостиную и огляделся по сторонам, он громко
выругался. Он увидел окончательно испорченный ковер, испещренный
безобразными шрамами, кофейный столик красного дерева, пустые чаши, которые
за вчерашнюю ночь наполнялись до краев раз пять по крайней мере, серебряные
кокаиновые подносы, очищенные до блеска, блестящие на ковре осколки стекла,
а между ними прожженые дыры, окурки, пятна-следы острых дамских каблуков -
и эти же следы - Бог мой! - на крышке рояля, - и... "А, к чертям"! -
подумал он. Разгром был полный и окончательный.
     И посреди всего этого разгрома сидела Соланж в своем длинном белом
халате с низким вырезом, чтобы хорошо были видны плавные мягкие выпуклости
смуглых грудей. Она сидела на софе, скрестив плотно на груди руки, словно
ей было холодно. Она смотрела на планшет для Оуйи.
     - Привет, доброе утро, - сказал Вес и усадил свое непослушное тело на
стул. Секунду спустя он поднялся, чтобы убрать с сиденья набитую доверху
пепельницу. На сиденье остался пепельный след.
     - Боже! - тихо пробормотал он, оглядевшись по сторонам. - Если бы меня
только видели сейчас парни из Димино-клуба! Как они говорят... - Он увидел,
что Соланж не обращает на него внимания - глаза ее были сосредоточены на
точке в центре планшета. - Я не слышал, как ты поднялась. Сколько сейчас
времени?
     Соланж мигнула, поняла голову, посмотрела на него, словно только
сейчас заметила, что он вошел в комнату.
     - Вес, - сказала она. - Я... я... Уже давно не сплю. Я не могла спать
с самого восхода. - Она посмотрела на него, потом сочувственно улыбнулась.
- У тебя такой вид, словно кто-то наложил злобное проклятие.
     - Что такое?
     - Злобное проклятье. Очень сильное.
     Соланж слегка нахмурилась, снова повернулась к доске. Потом подняла
пластиковую пластинку и провела по ее нижней плоскости пальцем.
     - Лучше не трогай эту дрянь, - сказал Вес. - Вдруг укусит. А Мартину я
набью задницу, как только поймаю. Эта дрянь чуть мне глаз не выколола!
     Она положила планшетку на место.
     - О чем ты, Вес? Ты думаешь, что это Мартин управлял всем, что
произошло здесь прошлым вечером?
     - Конечно! Я видел, я следил за его руками! Это он столкнул эту штуку
с доски!
     Когда Соланж ничего не ответила, он подошел к окну и посмотрел вниз, в
бассейн. Там плавал полотняный шезлонг в желтую и зеленую полоску. У
дальнего края прибилась к борту стайка пустых жестянок.
     - Ну, ладно, - сказал он наконец. - Тишина эта мне знакома. О чем ты
думаешь?
     - Это сделал не Мартин, - сказала она. - Он не имел власти над
происходящим так же, как и я. Нами руководило что-то очень сильное и
дикое...
     - Ах, перестань! Послушай, я могу слушать эту магическую ересь, когда
вокруг гости, но сейчас мы ведь одни, и я хочу, чтобы ты позабыла о
существовании мира духов.
     - Ты мне не веришь? - холодно спросила Соланж.
     - Не-а.
     - А Богу ты молишься?
     Он повернулся, глядя на нее:
     - Да. Но это ведь совсем другое дело.
     - Разве? Подумай еще раз. Вспомни, ты играл в покер, ставки были
высоки, это было в Лас-Вегасе, в "Хилтоне", девять месяцев тому назад. Ты
играл против некоторых весьма богатых и влиятельных людей.
     - Я помню.
     - Ты помнишь последнюю сдачу? Ты закрыл на секунду глаза и только
потом взял последнюю карту. Какому духу молился ты тогда?
     - Я... я попросил удачу у Леди Лак, чтобы она послала мне туза. Это
совсем не дух.
     Соланж слегка усмехнулась, ноздри ее трепетали:
     - А я говорю, что это одно и то же. Все божки - это духи, а все
суеверия переходят в поклонение божкам. Да-да, Вес, поверь мне. - Она снова
посмотрела на доску. - Ты ведь видел. Ты читал слова.
     - Какие слова? Это была чушь.
     - Это было послание, - тихо сказала Соланж. Она вздрогнула и
посмотрела на Веса. - Духи взволнованы, Вес. Вокруг нас повисла в воздухе
жуткая, страшная тайна. Если бы у тебя в жилах текла кровь банту, ты бы
почувствовал ее судорожные вибрации, почувствовал бы запах, словно вонь
уксуса. Духам известны все загадки, они прозревают будущее и пытаются
предохранить нас от ошибок, если только мы в состоянии слушать, что говорят
нам они. - Вес усмехнулся, и в глазах Соланж загорелись сердитые искры
гнева. - Я никогда не ощущала такой энергии, как та, что ворвалась в эту
комнату вчерашней ночью! Все доброжелательные голоса духов были просто
заглушены. Эта энергия отмела в сторону дружественных духов, словно мух!
Именно эта сила вывела последнее сообщение, и именно она управляла
планшеткой, когда та прыгнула.
     - Прекрати! - потребовал вдруг Вес.
     Лицо Соланж окаменело. Несколько секунд она смотрела на него своими,
как иногда называл их Вес, "расплавленного эбена" глазами, потом грациозно
поднялась.
     - Я не хотела тебя расстроить.
     - Я и не расстроился.
     -... Но я хотела, чтобы ты знал правду!
     - Ради Бога, перестань же!
     - ... о том, что произошло прошлой ночью. Я с о о б щ и л а тебе эту
правду, я сделала то, что должна была сделать.
     - И правда сделает нас свободными. - Вес широко улыбнулся. - Что-то
подобное я слышал и раньше.
     - Вес! - Теперь в ее голосе слышалось предельное напряжение. - Ты
можешь шутить на сцене, с другими людьми, можешь корчить рожи, менять
голос, и пусть они думают, что ты живешь, чтобы дать им минуту смеха. Но не
надевай на себя маску передо мной! Иногда наступает конец всем шуткам. Смех
умирает. И тебе приходится смотреть на мир без фальшивых очков, смотреть на
мир в таком виде, в каком он существует на самом деле.
     - О каком мире ты говоришь, милая моя? О пристанище астральных духов,
я так понимаю?
     Соланж уже отвернулась. Она пересекла жилую комнату, полы халата то
обвивали ее ноги, то разлетались в стороны, и исчезла в дальнем коридоре.
Он услышал слабый звук затворившейся двери. "Вот в чем ее проблема! Не
понимает шуток", - подумал он. Вес встал, пересек гостиную и через короткий
коридор вышел на кухню, где с полок сверкали медные кухонные
принадлежности, а стены украшали африканские маски и резьба по дереву. Он
нашел картонку с апельсиновым соком в холодильнике и снял несколько
пластиковых капсул с витаминной полки в шкафу. Проглатывая завтрак, он
почувствовал, что сердце его бьется слишком сильно. Он вспомнил, как
метнулась к его лицу белая пластиковая планшетка, и он понимал, что Мартин
Блю ни коим образом не мог быть тому причиной. Он просто не мог заставить
эту планшетку лететь так далеко и с такой силой - щелчком пальца этого не
сделаешь. "Он сам, поганец, был перепуган до смерти. Что же это было тогда?
Духи, как говорит Соланж? Нет, это все чушь! Стоит только Соланж войти во
вкус, она в самом деле может кому угодно забить баки, и слова еще какие
знает - сантерия, бруйерия, нкиси, мауто". Однажды он заглянул в резной
ящик, который она держала под кроватью. Там находилась забавная коллекция
из петушиных перьев, морских раковин, черных и красных свечек, белых кусков
коралла и нескольких непонятных железных гвоздей, обмотанных проволокой.
Вес равнодушно относился к верованиям Соланж, но провел пограничную черту
два месяца назад, когда Соланж хотела повесить веточки, перевязанные
красной лентой, за каждую дверь в доме.
     Он не знал ее фамилии, потому что человек, который проиграл ему в
покер Соланж в Лас-Вегасе, тоже ее не знал. Она сказала Весу, что родилась
в Чикаго, мать ее была классической японской актрисой, отец - африканцем,
практиковавшим "сантеро" - добрую магию. Она родилась, как рассказала она
сама, на седьмой день седьмого месяца года, ровно в семь часов вечера. За
день до рождения отцу приснилось, что она сидит на троне из слоновой кости,
и несколько звезд сверкают над головой, как тиара. Это было добрым
предзнаменованием, как объясняла Соланж. Это должно было означать, что она
унаследует способности и возможности отца в области белой магии, и что ее
следует считать теперь живым талисманом. Соланж никогда не рассказывала о
том, что выучила от своего отца за годы детства, но Вес понимал, что это
должно было быть что-то очень важное. Сколько помнила себя Соланж, люди
всегда приходили домой к ее родителям, чтобы коснуться ее, Соланж, кожи или
попросить совета, если у них возникали какие-то проблемы с делами или
любовью.
     Когда ей было десять лет и она возвращалась домой из школы - мягко
падал снег - к обочине подъехала машина, два негра схватили ее, заткнули
рот кляпом и бросили на заднее сиденье. Машина мчалась куда-то всю ночь.
Когда с глаз сняли повязку, она увидела, что находится в каком-то большом
особняке, стоящем посреди покрытого снегом леса. Несколько дней она провела
под замком в очаровательно мебилированной комнате, еду приносил темнокожий
слуга в белой ливрее. На третий день ее повели в комнату со стенами из
стекла, полную красных цветов и вьющихся лиан, где ее ждал чернокожий
человек в сером полосатом костюме, куривший сигару. Он был с ней очень
ласков, дал ей шелковый платок, чтобы она вытерла слезы - она начала
плакать, когда этот человек сказал, что домой она больше не вернется, и что
теперь это будет ее д о м. Его звали Фонтейн, и он сказал, что Соланж
должна ему помочь. Она должна приносить ему удачу и защищать от злых
заклинаний. Или в противном случае что-то нехорошее случится с ее папой и
мамой.
     Только постепенно, рассказывала Весу Соланж, она поняла, что это был
очень плохой человек, гангстер, контролировавший большую часть гарлемского
рэкета. Он в последнее время начал терять свое положение, и услышал от
своих людей в Чикаго о существовании Соланж, которая несколько раз
приносила этим людям удачу. Соланж стала живым талисманом. Четыре года она
почти ничего не делала, только читала линии на его ладони и прикасалась к
фотографиям некоторых людей, чтобы определить их слабые места. Фонтейн
никогда не пытался лечь с ней в постель, ни разу не притронулся даже пальцем.
Он оставил ее в покое, потому что сам начал бояться слишком точных
предсказаний будущего и заклинаний, которые вдруг вызывали у его недругов
необъяснимые расстройства до того очень крепкого здоровья. Кроме того,
сифилис неутомимо пожирал его мозг изнутри. Очень часто по ночам она
слышала, как Фонтейн бродит по коридорам огромного особняка, воя, как дикий
зверь. В конце концов, прикончили его не враги, а тот же сифилис - и ни
одно из заклинаний Соланж не в силах было остановить прогрессирование
болезни. Фонтейн был заперт за массивными дубовыми дверями, а очень скоро
пара хорошо одетых белых мужчин приехала к домоуправителю особняка,
заплатила ему огромную сумму денег и покинула дом вместе с Соланж. Они
поехали на Запад.
     Новым владельцем Соланж был престарелый мафиози - "капо", которому
срочно требовалась добрая удача. Он прослышал о том, что делала она для
Фонтейна, и знал также, что дела Фонтейна пошли почти в два раза лучше с
тех пор, как у него появилась Соланж. Он тоже ни разу пальцем не тронул
Соланж, но двое телохранителей однажды пришли к ней ночью и сказали, что
если она кому-то проговорится о том, что они с ней сделают, то они
перережут ей глотку. Так продолжалось еще долго, потом Соланж сделала из
початка кукурузы кукол этих людей и сожгла. Оба телохранителя вскоре
погибли в огне, когда их "линкольн" врезался в автоцистерну с бензином на
шоссе Сан-Диего.
     И так продолжалось год за годом. Целая цепь влиятельных и жадных
людей. Еще один офицер мафии, потом директор киностудии, потом глава
грамзаписывающей фирмы, который грабил своих партнеров. Именно с ним и была
Соланж в Лас-Вегасе, когда встретила Веса. Денег у него немного, но их
должно было хватить, чтобы пережить черную полосу, начавшуюся после отмены
второй серии его шоу. Он искал какого-то развлечения, и поэтому согласился
на партию в покер в "Хилтоне". Среди игроков был и хозяин Соланж. Во время
игры она сидела за его спиной. Вес помнил, что на щеке у нее был синяк. Во
всяком случае, удача этому парню начала изменять. Потеряв первые тридцать
пять тысяч долларов, он отвел Соланж в соседнюю комнату и устроил там
скандал. Когда они вернулись, глаза ее распухли и покраснели. Глава
записывающей фирмы начал по-настоящему потеть. Спустя три часа игра велась
уже лишь между Весом и им. Перед Весом возвышалась гора красных фишек, в
глазах пластинщика читался животный страх. Но он желал продолжать игру, и
она продолжалась, пока у него не осталось ни фишек, ни денег, ни ключей от
его голубого "кадилака". Вес хотел на этом прекратить игру.
     - Сидите! - завопил партнер. - Я скажу, когда игра будет кончена!
     - Но ты ведь пустой, Морри, - сказал один из зрителей устало. -
Бросай...
     - Заткнись! Сдавайте карты... Сдавайте!
     - Но у вас ничего нет, - сказал Вес. - Игра кончена.
     - Нет, не кончена! - его партнер повернулся и схватил Соланж за плечо,
сдавив его до боли. - Я ставлю ее в залог!
     - Что? Не глупите!
     - Думаете, я глуплю, Пичер? Слушай, сопляк, эта сука стоит на вес
золота. Она знает такие штуки, о которых ты даже не слышал! Она может тебе
такое сделать...
     - Слушайте, мне кажется...
     - Брось увиливать, сопляк! Что ты теряешь? Ты ведь уже плаваешь в моих
деньгах!
     Вес на миг задумался, взглянул на прекрасное, обезображенное синяком
лицо сидевшей перед ним женщины. Он подумал о том, сколько раз ей
приходилось выдерживать скотство этого человека. Потом он сказал:
     - Я принимаю эту гарантию под сумму в пятьсот долларов.
     Соланж едва заметно согласно кивнула ему. И десять минут спустя все
было кончено. Вес сидел, глядя на великолепный королевский флеш. Глава
записывающей фирмы вскочил со стула схватил Соланж за лицо, так сжав
подбородок, что она застонала.
     - Убери лапы, сукин сын, - спокойно сказал Вес. - Ты портишь мой
выигрыш!
     Тут парень совсем потерял самообладание и принялся жутко угрожать
Весу, что он использует все связи, что у Веса теперь никогда не будет
нового контракта ни с одной из фирм грамзаписи. Кто-то дал бедняге выпить и
выставил из комнаты. Вес долго сидел, глядя через стол для покера на лицо
Соланж, не зная, что ему теперь делать или говорить. Она прервала тишину
первой:
     - Кажется, он отколол мне кусочек зуба.
     - Хотите найти хорошего дантиста?
     - Нет, все в порядке. Я вас видела раньше по телевизору. Вы комедиант,
- продолжала она. - Я вспомнила, я видела вашу фотографию на обложке
"Телезвезд".
     Он кивнул:
     - Да, и не только на этой обложке успел я побывать. Обо мне была
статья в "Роллинг стоунз". Я выпустил пару альбомов. - Он замолчал,
почувствовав, как неуместно распушать перья перед женщиной, у которой опух
правый глаз, на щеке цвел кровоподтек. И все же она была красива, это была
экзотическая, холодная красота, которая заставила пульс Веса нестись
галопом с того самого момента, когда она вошла в комнату.
     - Теперь вы не работаете?
     - Верно. Но мой агент вот-вот должен подписать контракт на новый
сериал в следующем сезоне, и я, может буду в следующей картине Мела Брукса.
- Он нервно откашлялся. - А вы давно уже его... любовница?
     - Почти год. Он очень неблагодарный и недобрый человек.
     - Да, гм, кажется я его обчистил, как вы думаете? - Он посмотрел на
пачки банкнот и долговых расписок, лежавшие перед ним. - Боже, ну и куча,
однако!
     - Уже поздно, - сказала Соланж. - Почему бы нам не подняться в ваш
номер?
     - Что? Гм, послушайте, вы вовсе не обязаны...
     - Нет, теперь мною владеете вы.
     - Вами? Линкольн освободил всех рабов еще... если вы не слышали об
этом, то...
     - Я всегда кому-нибудь принадлежала, - сказала она, и Весу почудилось,
что в голосе ее слышится испуг. - Это я заставила удачу отвернуться от
него. Я могу принести удачу вам.
     - В смысле? Как это понимать?
     Она поднялась и протянула к нему руку. Он взял ее ладонь в свою.
     - Твой номер, - сказала она.

     Это произошло почти год тому назад. Вес поставил сок обратно в
холодильник. Он знал, что пора одеваться - мог приехать Джимми, чтобы
обсудить кое-какие цифры насчет фильма Брукса. Когда он вошел в гостиную,
то остановился у доски для Оуйи, размышляя,